Под грозой и солнцем

— Вы почаще бы проверяли винтовки у своих бойцов, — сказал Матвеев. — На двух винтовках я видел ржавчину.

Бондарев вытянулся перед младшим лейтенантом, и лицо его мгновенно покрылось красными пятнами.

Вечером, проходя мимо землянок, Матвеев услышал, как Бондарев резко отчитывал своих бойцов.

Матвеев остановился, прислушался.

«Круто берет, — подумал он. — Ну, значит, и с него можно будет спросить побольше».

Вернувшись в свою землянку, Матвеев задумался над планом захвата плацдарма и совсем забыл о нерадивых бойцах Бондарева. Но тут Бондарев, не постучавшись, вошел в землянку и, стукнув каблуками, вытянулся перед младшим лейтенантом.

— Разрешите доложить, — проговорил он четко, — оружие бойцов моего отделения приведено в порядок и мною лично проверено!

Сказав это, он резко повернулся кругом и направился к выходу.

— Постойте, товарищ младший сержант! — остановил его Матвеев. — Я слышал, как вы сегодня пробирали своих бойцов. Ну, что ж, требовательность необходима. Но сначала давайте будем требовательны к себе. Вот прежде чем войти ко мне, вам следовало бы постучать. А на уход надо было попросить разрешения. Запомните это. А теперь можете идти.

Снова красные пятна выступили на лице Бондарева. Он молча вышел.

Карху, сидевший в землянке возле Матвеева, заметил:

— Вспыльчивый солдат.

— Если он такой с противником, то это неплохо, — добавил Матвеев. — А ну, товарищ Карху, давай подумаем, что получится, если мы захватим плацдарм за рекой. Ведь перед нашим командованием встанет вопрос о захвате этого плацдарма.

— Так точно, встанет, — подтвердил Карху. — Плацдарм непременно захватим и тогда начнем мост строить.

— Ну, мост-то построим. А вот меня интересует, что дальше будет. Допустим, захватим еще эти траншеи. И тогда наше командование пустит танки отсюда…

Сержант Карху и младший лейтенант Матвеев склонились над картой, строя планы о том, что будет после захвата плацдарма.

Спустя несколько дней саперный батальон получил боевой приказ — построить мост. Вернее — подготовить части моста для того, чтобы в нужный момент навести мост через реку.

Капитан Зайков вызвал Матвеева, чтобы обсудить операцию. Кроме капитана, в землянке находился еще майор, прибывший из штаба дивизии.

Матвеев подробно и взволнованно изложил свой план захвата плацдарма. Он с жаром нарисовал картину наступления и возможной контратаки. Капитан и майор внимательно слушали его. Но когда Матвеев с той же пылкостью заговорил о движении танков и самолетов, капитан с улыбкой перебил его:

— Позвольте, позвольте… Это уже дело высшего командования.

Смущенный Матвеев потупил глаза и с досадой подумал: «А, черт, опять я, кажется, замахнулся на большее, чем следует».

Но майор тут же заметил:

— А план ваш интересен. Я доложу о нем начальнику штаба.

— В общем, идите и готовьте мост, — сказал капитан Зайков, отпуская Матвеева.

Чувство досады не покидало Матвеева, когда он направился к себе в землянку.

Был час обеда. В землянку вошел Карху и, широко улыбаясь, сказал:

— Там наш с вами земляк с пополнением прибыл.

— Земляк? Какой земляк?

— Он из Петрозаводска. Говорит, с вами в одном взводе был.

— Да кто такой? Пусть войдет!

— Позову сейчас. Он очень обрадовался, когда узнал, что вы здесь взводом командуете.

Карху вышел и тотчас вернулся в землянку вместе с длинным нескладным солдатом.

— Монастырев! — закричал Матвеев, всматриваясь в солдата.

— Он самый, — ответил Андрей Монастырев.

Матвеев вскочил из-за стола и обнял своего боевого товарища.

— Он мне больше чем земляк, — сказал Матвеев сержанту Карху. — Мы вместе сражались в Карелии. Даже в один день ранены были.

Не зная, куда девать свои длинные руки, Монастырев взволнованно заговорил:

— Я очень обрадовался, когда узнал, что вы здесь. Прямо не поверил сначала. Тем более, говорят, — младший лейтенант. А ведь вы были тогда в Карелии…

— После ранения я курсы окончил. И вот недавно произвели… Ну, да что обо мне говорить. Рассказывай о себе. Что ты, как?

— А я после того ранения второй раз под пулю попал, — сказал Монастырев, улыбаясь. — Только вылечился — и после боя опять в госпиталь. И откуда это на меня такое? Пули так и входят в меня, будто я намагниченный.

Оба рассмеялись. Засмеялся и Карху, выходя из землянки.

— Ну, а встречал ты кого-нибудь из наших товарищей? — спросил Матвеев.

— Нет, никого не встречал, — ответил Монастырев. — Ведь после ранения я в другую часть попал. Ничего не знаю, что с ними и где они — наш Вейкко, Куколкин, Торвинен.

— Торвинен убит, — тихо сказал Матвеев. — Вейкко Ларинен учится на курсах политработников. А Куколкин по-прежнему командует взводом разведки.

— А вы кого из них встретили?

— Да нет, никого не встречал. Только открытку получил от Ларинена. И то месяца три назад, когда я еще был на курсах.

Матвеев задумчиво добавил:

— Впрочем, совершенно случайно повстречал я знакомую Вейкко…

— Уж не Тамару ли Николаевну?

— Да. А ты разве ее знаешь?

— Так ведь я их по Петрозаводску хорошо знаю. Я на заводе работал, где ее муж. Иногда бывал и у них дома…

— Вот как?

Монастырев мягко и сконфуженно улыбнулся.

— Ведь я из ремесленного училища. И у меня кругом никого нет. Ни близких, ни родных. А Валентин Петрович Торопов, ее муж, однажды сказал мне на заводе: «Приходи-ка ты, Андрей, к нам по воскресеньям». Вот я и стал бывать у них…

— И Вейкко Ларинена там видел?

— Да нет. Только слышал о нем. Я тогда все больше в фантики играл с их дочкой Лидой. Смешная девочка. Плакала, когда проигрывала.

Матвеев сказал, грустно покачав головой:

— А ведь встретил я их, Монастырев, при очень печальных обстоятельствах. Город бомбят, кругом горит, войска противника в нескольких километрах. Она одна с девочкой. Муж с заводом уехал, а они задержались, отстали.

— И что же с ними? — с тревогой спросил Монастырев.

— Не знаю. До сих пор сердце сжимается, когда о них думаю. Вероятно, остались у немцев.

Матвеев грустно вздохнул.

Они помолчали. Потом Матвеев сказал:

— Вот что, Монастырев, пойдем во второе отделение. Там я тебя познакомлю с новым твоим командиром сержантом Бондаревым. С ним не пропадешь…

Матвеев и Монастырев вышли из землянки.

Зайков и Матвеев стояли на наблюдательном пункте и внимательно разглядывали противоположный берег. Вокруг было тихо, ни одного выстрела.

— Ну, теперь мне все ясно, — сказал капитан. — Наступать будем по твоему плану.

Матвеев улыбнулся, но промолчал.

— Сегодня же и начнем, — добавил капитан. — Для этого дела нам специально дали артиллерийский полк. Что касается танков и самолетов, то они здесь ни к чему… В общем, действуй, Матвеев. Занимай плацдарм, чтоб навести мост через реку. Мы вполне уверены в отличном исходе.

— А кто же будет командовать штурмовой группой? — спросил Матвеев.

— Ты будешь командовать.

— Я? Но ведь я сапер. Обычно саперов придают штурмовому отряду.

— А на этот раз мы саперам придадим пехоту. И ты будешь руководить всей операцией.

— Ну что ж, постараемся справиться с задачей, — ответил Матвеев, снова оглядывая берег реки.

— Главное, действуй спокойно, уверенно. Не суетись. И людей береги.

Вскоре выстрелы наших тяжелых орудий заглушили все голоса. Клубы дыма и пламени, перемешанные с землей, поднялись на противоположном берегу.

Но вот с обоих флангов застучали станковые пулеметы. Над рекой взвилась ракета, и бойцы, подняв высоко над головой винтовки и автоматы, ринулись в воду.

Противник молчал.

Пулеметчики погнали через реку плоты со станковыми пулеметами. За пулеметчиками двинулись саперы с пакетами взрывчатки на плечах. Сержант Карху отечески покрикивал на отстающих. Все шло как по маслу, без единого выстрела со стороны противника.

Один низкорослый сапер, цепляясь в воде за сержанта, со страхом бормотал:

— Так ведь тут глубоко, товарищ сержант. Пожалуй, ноги не достанут до дна…

— Ноги-то достанут дно, а вот головы твоей, чего доброго, не видно будет, — шутливо говорил Карху. — Да ты держись за меня. Никакая вода меня не покроет.

Матвеев и младший сержант Бондарев шли рядом и улыбнулись друг другу, понимая, что все идет хорошо. Действительно, артиллерийский огонь прижимал противника к земле, не давая ему возможности приподняться.

Первые ряды бойцов выходили уже на вражеский берег, когда вдруг ударил пулемет, притаившийся на высоте. Сапер, шедший рядом с Карху, покачнулся, но сержант схватил его за плечи и вытащил на берег.

— Правильно, Карху, только вперед, только вперед! — крикнул Матвеев, выбираясь из воды.

Пехота по крутому склону устремилась к окопам, туда же потащили пулеметчики свои «дегтяри». На гору полетели ручные гранаты. Пулемет противника внезапно заглох. Все теперь стремительно двигалось вперед под прикрытием артиллерийского шквала, который постепенно уходил в глубь вражеской обороны. Это была музыка огня. И кто-то невидимый дирижировал ею издали.

Несколько немецких солдат, выскочив из разбитых окопов, побежали в тыл, пригибаясь к земле. Но кое-где противник еще держался в траншеях, яростно отстреливаясь из автоматов.

Матвеев, не останавливаясь, бежал вперед. Карху, передав раненого санитару, едва поспевал за ним.

«Совсем не бережется наш командир», — подумал Карху и вдруг в трех шагах от себя увидел немца, который, выбравшись из разбитого окопа и притаившись за камнем, целился в Матвеева. Однако выстрелить он не успел. Ударом ноги Карху выбил автомат из его рук. Немец вскочил, но сержант, размахнувшись, ударил его прикладом своего автомата.

Бойцы занимали окопы противника.

Матвеев приказал отойти и окопаться ниже по склону, в нескольких метрах от берега.

Бойцы поспешно стали окапываться. Матвеев громко крикнул:

— Глубже копать! Отсюда ни на шаг не уйдем…

Земля была мягкая, черная. Это не Карелия, где лишь камни и скалы. Из своего окопчика Матвеев увидел на левом фланге Бондарева, бойцы которого окопались и уже постреливали по немецким траншеям.

Матвеев крикнул Бондареву:

— Здесь держаться, пока мост наведут!

— Есть держаться! — четко ответил Бондарев и тотчас крикнул: — Эй, Монастырев, копай глубже! Гляди — колени из окопа торчат!

Матвееву не было видно Монастырева, но он не смог не улыбнуться при мысли о своем долговязом друге, которому не легко, видимо, укрыться в обычном окопе.