Омытые кровью

Глава 15

Все же один конвойный выжил. Отстреливаясь как бешеный, истратив все патроны, он, израненный, вырвался и добрел до ближайшего населенного пункта. И теперь лежал в нашей больнице. Главврач лично провел ему сложную операцию и вернул с того света.

Естественно, в таких случаях первое подозрение тому, кто остался живым. «А не ты ли, мил человек, завел своих товарищей в засаду и для отмазки пулю себе пустил?» Но главврач железно заверил, что человеку крупно повезло. Жизнь его висела на ниточке. И выжить он, в общем-то, не должен был.

На второй день после операции нам разрешили переговорить с раненым, но не более пяти минут. Он и рассказал, как было. Классическая разбойничья западня. Перегородившая дорогу поваленная сосна. Дорога единственная, черта с два объедешь, поэтому решено было сосну с дороги столкнуть. Тут все и началось.

Конвойники действовали грамотно. Секли обстановку. После первого выстрела в их сторону организовали огневой отпор. Но все их усилия перебил один козырь. Пулемет с оборудованной позицией. Бандиты подготовились к встрече умело.

– Ничего себе, – покачал я головой, прикидывая, что «максим» не только вещь дефицитная, таковой даже в Гражданскую была, но еще и тяжелая. Просто так не перетащишь.

В итоге Папуас был отбит. Живой или мертвый? Выживший боец утверждал, что подопечный, скорее всего, жив. Напоследок конвойник выстрелил пару раз в кузов автомобиля, надеясь ликвидировать арестованного. Но, похоже, не попал. Слышал его призывные крики, уже когда отходил.

Ажиотаж после столь дерзкого преступления поднялся сильный. Из области на мотодрезине прибыл сам полномочный представитель ОГПУ Альберт Апинис. Я его уже видел и даже говорил с ним – перед моим отъездом в Углеградск он лично меня инструктировал и вводил в курс дел.

Присев на подоконник в коридоре, я глядел в окошко на двор. Там Апинис, уперев руки в боки, что-то внушал виновато понурившемуся Раскатову.

Очень высокий, худощавый, с длинным изможденным лицом, облаченный в безукоризненно выглаженную военную форму с четырьмя ромбами в петлицах, полпред выглядел величественно. Он не шел, а шествовал. Не говорил, а ронял слова. И походил не на живого человека, а на воплощенную в человеческом облике служебную функцию. Такой идеальный начальник тайной стражи, которого создала сама матушка Природа или бог, коему мои товарищи по партии отказали в праве на существование. Во время стажировки в «летучем отряде» мне много пришлось поездить по СССР, видел разных полпредов. Но до Апиниса всем было далеко, как до планеты Марс – простовато они как-то смотрелись. А от него сразу мороз по коже полз.

В стороне стояла свита полпреда – все в военной форме, деловые и смурные. И чрезвычайно гордые тем, что они хоть маленькие, но все же начальники.

Мне до зуда было интересно узнать, что внушает полпред нашему начальнику. Но, понятно, услышать я ничего не мог. Тут в дверях своей каморки неожиданно возникла наша секретчица Фрося Голубкина и поманила пальцем:

– Большаков! Бегом сюда!

Ну бегом так бегом.

Голубкина отступила назад. И я зашел в помещение секретной части – стандартное такое, перегороженное широким деревянным барьером, на котором мы расписывались в амбарной книге, получая секретные и несекретные бумаги. А за барьером шли шкафы и сейфы с различной документацией из разряда «мечта шпиона».

Секретчица тут же закрыла дверь и заговорщически провернула ключ. В этот момент у меня даже возникли некоторые неуместно-фривольные фантазии. Глядя на мое удивленное лицо и будто прочитав мои мысли, она махнула рукой:

– Да не бойся, гимназист. Насиловать тебя не буду. Для этого у тебя медсестры есть.

Тут мое лицо вытянулось еще сильнее. И Фрося ехидно засмеялась. Вообще, мы с ней общий язык нашли с первого дня. И она сразу прилепила мне прозвище «гимназист». Почему «гимназист», а не «красный командир» – одной ей известно. А еще выясняется, что ей известно о Варе. И откуда, спрашивается?

Тут Голубкина посерьезнела и с горечью произнесла:

– Эх, если Данилыча сейчас погонят, нам тут всем небо с овчинку покажется. На нем не только отдел, на нем весь город держится.

– Это да. Только Атаман в руки не дается, – вставил я свою монетку.

– Ну так и никому другому бы не дался. Он как заколдованный… Интересно, полпред понимает, что Данилычу замены нет?

– Да как узнаешь.

– Если приложить физическую силу, то очень просто. – Голубкина подошла к стене, часть которой закрывал большой дощатый щит. К нему были пришпилены кнопками копии каких-то важных приказов и распоряжений. Она взялась за щит. Крякнула. И раздраженно прикрикнула: – Ну что стоишь? Весь амбал такой портовый, а женщина слабая надрываться должна!

Я с трудом отставил в сторону тяжелый щит. За ним была обычная дверь, которую, похоже, не открывали лет сто. Вела она в кабинет начальника отдела.

– Ну вот сейчас и послушаем, о чем они говорить будут. Ну чего уставился на меня, как солдат на вошь?

– Да все нормально, Фрося. Плох тот солдат, который не мечтает подслушать генерала.

– О, ход рассуждений верный. – И она засунула в рот свою неизменную цигарку, которую принялась жевать. Я ни разу не видел, чтобы она ее курила.

Вскоре послышался шум. В соседнем кабинете обустроились полпред и наш начальник. Действительно, слышно было все отлично. У нас тут прям театральная ложа.

– Распустил ты бандитов, Максимильян Данилович! Не только на область, но и на всю Россию прославился. Из Москвы контроль за этим делом.

– Боремся, – уныло отзывался мой руководитель.

– Если так и дальше бороться будешь, бандиты скоро и твой отдел взорвут. – Повисла тяжелая тишина. – Ладно. Пока работай. Исправляйся. Коней на переправе мы не меняем. Только кони на переправе, бывает, тонут. Ты помни об этом.

Мы с Фросей облегченно перевели дух. …

Потом пригнали эшелон с войсками ОГПУ. Но вся эта суета пользы не принесла. Соваться в болота и леса военные не решились – без конкретной информации о местоположении банды это мероприятие было совершенно бесполезным. Так, прошлись для порядка и отчета вокруг города. А потом отбыли восвояси. Хорошо еще, в болотах никто не утоп. Правда, полпред пообещал подумать о передислокации в Углеградск роты, а то и батальона подчиненных ему войск. Но тут и так уже имелось подразделение по охране шахтных объектов. И не сильно оно нам помогло в войне против атамана Шустова.

Когда, наконец, суета схлынула и жизнь вошла в свою обычную, хотя и звенящую избыточным напряжением колею, вечером Раскатов пригласил к себе в кабинет меня и своего заместителя. Больше никого в отделе не было.

Он вытащил уже знакомые мне рюмки и бутыль с самогоном. Разлил. И мы выпили за погибших товарищей. А потом за то, чтобы их убийц найти и покарать жестоко и справедливо.

– С себя вины не снимаю, – произнес четко, как на отчетном собрании, Раскатов. – Надо было настоять и дать им хотя бы человека в сопровождение.

– Тогда бы еще и нашего человека из «максима» положили, – резонно возразил Первак.

– И все равно…

– И они бы тебя, Данилыч, не послушали. У них полномочия и бумага от полпреда. Все важные такие, – хмыкнул заместитель.

– Пустобрех этот старший агент. Сам погиб и людей за собой поволок… Сашок, – обратился ко мне начальник, – это тебе наглядный пример, что дурной русский авось творит. За ним следом смерть с косой идет.

– Кто же все-таки этого Папуаса чертова отбил? – задумчиво произнес я. – Уже не Шустова ли работа?

– Сомневаюсь, – возразил Первак. – У Атамана пулемета сроду не было. Может, залетные своего отбили? Люди этого Саввы Вертопраха.

– Что-то тут не так, – сказал я. – Мне кажется, тут поработать надо. Может, к Шустову тоненькая такая ниточка потянется. Хуже, если еще одна банда объявилась.

– В корень зришь, Сашок, – произнес Раскатов. – Это бандитизм. На нас дело висит. Так что давай план агентурных мероприятий. Поработай. Может, что и вытащишь.

– Рукам работа – это душе праздник, – хмыкнул я.

Знать бы еще заранее, куда заведет меня эта работа…

Глава 16

Прошло пять дней. Мне их хватило, чтобы понять – дело по нападению на конвой не движется с мертвой точки, и каким рычагом его поднять, я не представляю. Сочиненный мной план оперативных мероприятий начальству понравился. Я его добросовестно выполнял по пунктам, слал запросы, встречался с людьми. Но дело застыло. Так что пока я только изобретаю новые версии – интересное занятие, надо отметить. Творческое. Сравнимо с журналистикой и публицистикой. И такое же бесполезное в быту.

– Куда вы спешите с таким пламенным порывом? – иронично уел меня заместитель начальника, с которым я столкнулся у лестницы, не дойдя считаных метров до вожделенного выхода из отдела.

– На встречу, товарищ Первак, – бодро отрапортовал я, вытянувшись по струнке.

В отличие от начальника отдела, его заместителю мои армейские привычки, особенно касательно чинопочитания, переходящего в чинодральство, грели душу.

– Встреча – это да. Это необходимо, – слегка скривился заместитель. – Не забудьте отписаться по ее итогу. В этом полугодии мы отстаем по количеству агентурных сообщений.

Вот ведь скрепка канцелярская. Отстаем мы. Учет и контроль, как говорил Ленин. В нашей организации это звучит особенно актуально, поскольку стараются учитывать и контролировать все. И тут Первак очень даже уместен. А вот оперативная работа… Он отвечал за линию информации, в числе прочего в его обязанности входили организация агентурно-оперативной работы, руководство резидентурами, а также вербовка информаторов. Однако дока он в этих делах был невеликий. Зато, как бывший партработник, умел виртуозно жонглировать словами и являлся просто асом документов, отписок, ответов. Бумаг в нашем ведомстве с каждым годом становится все больше, поэтому в этом отношении он был просто незаменим. На нем лежала львиная доля бумагооборота.

– И не забудьте, с вас справка по положению на предприятиях советской торговли, – добавил он напоследок в качестве приправы.

Я ему что-то пообещал, но он меня уже не слушал. Он иногда вот так вываливается из разговора, лицо его становится мечтательным. О чем именно он думает в такие мгновения? Готов поклясться, все его мысли схожи с мыслями героя старого армейского анекдота. «Красноармеец Иванов! О чем вы думаете в строю?!» – «О бабах, товарищ командир!» – «А почему о бабах?!» – «А я всегда о них думаю». Понятно, на сегодняшний вечер заместитель спланировал что-то волнительное и будоражащее молодецкую кровь.

От встречи с информатором Землемером я много не ждал. Обычно он таскал мне какие-то сплетни, в которых приходилось с огромным трудом выуживать крупицы информации. А вот от другой встречи лично для себя я ожидал куда больше. Хотя бы хорошего настроения.

Так и получилось. Землемер наговорил много чего, типа, все воры. Но конкретно кто что украл, он не знает, но подозревает. Кто украл? Так все! Почему все? Потому что все воры.

Таких информаторов приходится содержать толпы для широкого охвата разных слоев населения и в надежде, что хоть раз, но они выстрелят. Обычно так и происходит. Такой вот бестолковый сплетник однажды притащит информацию, и сдвинется с места большое дело. Но только как долго этого ждать? Явно не сегодня. Эх, ну почему бы ему не поведать мне загадочным шепотом про нападение на конвой и где искать беглого Папуаса?

Второй пункт программы на сегодня у меня был куда интереснее. Я отправился к Варе. Теперь я каждый день был просто обязан хоть мельком глянуть на нее. Без этого и солнце как-то не так, как надо, светило, и ветер не туда дул. А несколько минут общения – это как бальзам на мои ноющие в связи с превратностями службы душевные раны.

Так я очутился в ставшем мне уже родным закутке, наполненном склянками и шприцами. В ее мире лекарств, уколов, диагнозов и помощи страждущим.

Церемонно поклонился хозяйке. Вежливо поздоровался. Выдал опять какое-то наивное объяснение – мол, мимо проходил, решил заглянуть на огонек, поговорить о проблемах Вселенной в общем и медицины в частности. И удосужился приглашения отведать морса, который ей откуда-то притащил юродивый Гордей.

Мне хотелось взять ее за руки и поцеловать – не больше. И просто любоваться ею, ловить грацию движений, изменение выражений лица. Но, понятное дело, мы в лучших патриархальных традициях держались на дистанции. И изъяснялись исключительно на «вы». И еще – она постоянно краснела. Возможно, я тоже, поскольку из-за одного ее движения или слова, ненароком брошенного и вошедшего со мной в резонанс, щеки мои начинали гореть и, может, даже дымиться. Это чего, я влюбился, получается? Иначе не объяснишь мое поведение, которое больше приличествует подростку, а не солидному двадцатидвухлетнему мужчине. Но пока так и получается. А дальше посмотрим.

Побыть наедине нам все время кто-то мешал. То больной придет за лекарствами. То возникнет завхоз со своими делами.

– Варвара Игнатьевна, а как вы относитесь к синематографу? – осторожно забросил я удочку.

– К сожалению… – начала она.

Но и тут нам помешали. В кабинет влетела и ветерком зашуршала дама лет двадцати пяти – тридцати – красивая, ухоженная, но с какой-то бесовщинкой и вульгарностью в каждом жесте и интонации голоса.

– Варюша, ты собираешься платить профсоюзные взносы? – томно осведомилась быстрая дама, стреляя глазками в мою сторону.

– Так Поспелова же собирает взносы, – возразила Варя.

– Собирала, да не собрала. Тут напор нужен, настойчивость и индивидуальный подход. – Дама засмеялась и пристально уставилась на меня глазами, в которых метались бесенята. Мне даже захотелось вжаться в спинку стула, на котором я сидел.

Варя недовольно скривилась, а потом сказала:

– У меня сейчас нет. Завтра.

– Не затягивай.

Когда этот ураган вылетел из комнаты, я спросил:

– Кто это?

– Наша делопроизводитель Анастасия Дятлова.

С некоторым восхищением я произнес:

– Та еще штучка.

– Ну это вы у вашего Первака спрашивайте, – недовольно отозвалась Варя – похоже, ее задело мое любопытство в отношении другой женщины, что обнадеживало. – Ему лучше знать.

– Что, вот так вот прямо… – не договорив, с интересом посмотрел я на Варю.

– Так и есть.

Да, теперь, кажется, я знаю, чем и кем будет занят сегодня Первак.

Варя покраснела больше обычного и смутилась. Так что я поспешил перевести разговор на другую тему. Тем более повод нашелся. Глянув в окно, я увидел целеустремленно двигающегося к запасному входу в корпус Гордея.

– Вон ваш паладин, Варя. Мне кажется, вы для него – существо божественное. Как Панацея, она же дочь бога медицины Асклепия.

– А Асклепий кто?

– Ваш главврач Иван Афанасьевич.

Варя было прыснула, но тут же вернула себе холодную строгость:

– Не преувеличивайте, Александр. Просто я спасла Гордея, когда у него был приступ с остановкой дыхания. После этого он всячески пытается мне отплатить за спасенную жизнь.

– Да уж. Как с дрыном кинулся – загляденье, – улыбнулся я.

– А, не в первый раз. Я тут чужая, одинокая. Любителей потные лапы протянуть немало. Притом иногда переходят за рамки, народ здесь, сами видите, не испорчен высокими манерами и воспитанием. Гордей пару раз таких гонял.

– Мне кажется, скажите вы ему – сожги город, он и сожжет.

– Мне не нужно сжигать город, – холодно возразила Варя. – А Гордей совершенно безобиден. И несчастен.

Я вздохнул. Помнил отлично, что несчастье у нас схожее.

Как и ожидалось, вскоре в дверь опасливо, даже робко, постучали.

– Войдите! – воскликнула Варя.

И на пороге так же осторожно и деликатно возник юродивый.

– Здравия вам, – протянул он.

Я обратил внимание, что он как-то сильно сдал за последние дни. Обычно аккуратный, сегодня был какой-то мятый, исхудавший. И взгляд прячет в пол.

– В-вам ничего не нужно? – протянул он. – Принести? Дрова наколоть?

Варя озадаченно посмотрела на него и спросила: