Укрощенный тигр

– Это что такое? Что за танки? Откуда они взялись?

И вдруг раздался крик наблюдающего, что сидел на броне БТР с биноклем, контролируя правый фланг:

– Товарищ майор, это немцы! На высоте пушку устанавливают! И, кажется, еще пулеметы! Один точно есть!

Ротный командир отреагировал мгновенно. Приказ: «В укрытие! За дорогу, в кювет! Обстрел!» полетел вдоль колонны, передаваясь от взводного к взводному. И толпа ожила, зашумела; рядовые и офицеры бросились прочь с открытой дороги, выискивая на обочине углубления. Любая ямка сейчас могла спасти жизнь, закрыть от пуль или снаряда. Из машин выскакивали связисты, чтобы унести хрупкую технику подальше. Пулеметчики устанавливали огневые точки, выискивая лучший угол прицела. Но позиция батальона была крайне невыигрышной. С высоты артиллерия и стрелки вермахта видели как на ладони дорогу и всех, кто пытался скрыться в складках местности. Для советских пулеметчиков и снайперов высота холма с артплощадкой и ряд из редких деревьев делали позицию неуязвимой. Любая попытка забраться наверх сразу будет видна и пресечена шквальным огнем. Да и против танков не выйти с автоматом или винтовкой. Грозные машины были все ближе, но по-прежнему не стреляли, лишь сбавили скорость, почти достигнув каймы из деревьев.

По-прежнему молчало оружие, никто так и не нажал на гашетку, не понимая, кто же управляет танками – свои или немцы? Напряжение сгустилось в воздухе, тишина, грозная и опасная, ощущалась кожей. Каждый воин ждал, что же дальше, в кого стрелять, кто начнет атаковать первым?

Политрук вцепился в рукав шинели Бочкина, потащил его к пыхтящему посередине дороги грузовичку:

– Я тебя сейчас под трибунал! Без суда и следствия! Вот они, твои танкисты! На Гитлера работают!

– Нет, нет, этого не может быть! – Бочкин не в силах был поверить, что это его боевые товарищи сейчас атакуют советских бойцов, идут, грозно выставив дула, прямо на него.

Вдруг крайний танк ювелирно прошелся по краю вдоль деревьев, гася разгон, так что из-под траков полетели куски земли. Машина выписала петлю крутого поворота и, оказавшись кормой к советской пехоте, замерла с пушкой, нацеленной теперь на вершину холма.

Изумленные ловким маневром солдаты заахали:

– Вот чертяка, что творит!

– Смотри, во фрицев целится!

Политрук замер в замешательстве, не понимая, что происходит. И Бочкин этим воспользовался. Он вывернулся из цепких пальцев подполковника, в два прыжка перебежал через дорогу, сиганул в кювет и запетлял между деревьями. Он сразу понял – это его экипаж! Это они! Только Бабенко может вытворять такие тонкие маневры на тяжеленной машине, управляя ею, словно сросся всем телом с подвеской и фрикционами. Надо срочно бежать туда, к основанию горы, к своим на помощь!

На площадке для артударов обер-лейтенант рвал и метал, его железный крест уходил из-под носа. Танкисты-смертники повели себя совсем не по плану, не ворвались в толпу русских солдат и не подняли на воздух стрелковый батальон. Бронированные панцеры лихо скатились вниз, как и было задумано. Но потом почему-то начали замедлять скорость, выкруживать изгибы, внезапно оказавшись носовой частью с грозным орудием прямо напротив артустановки на первой линии позиции.

Он, конечно, продумывал такой вариант по дороге, вглядываясь в качающуюся корму многотонной машины. Что, если танкисты передумают? Взглянут в глаза смерти и решат, что лучше застенки гестапо, чем героическая судьба и повышенная пенсия для вдовы с детишками. Для такого случая и катилась на прицепе за бронетранспортером на обрезиненных колесах пушка РАК. Один выстрел – и начиненная взрывчаткой машина разлетится на тысячи огненных кусков. Поэтому он бросился подгонять наводчика, что крутил рукоятки:

– Давай, ну же, огонь! Стреляй по центральному танку!

Немецкий артиллерист даже не успел толком навести прицел. С грохотом осколочно-фугасный снаряд Т-34 вошел в борт крайнего бронетранспортера. От страшного удара тот подпрыгнул и завалился, высыпав из внутренностей стрелков. Следующий выстрел разворотил днище перевернувшейся машины, изрешетив осколками тех, кто еще был жив. Логунов и Омаев остановили свои машины как можно дальше от дороги, в середине пустого участка под склоном. Из этого положения им почти не было видно ориентиров, но каждый был уверен в своих выстрелах, прикинув периметр для прицела. На небольшой площадке сгрудились машины, на передней линии их прикрывает РАК, поэтому те два снаряда, что каждый танкист успеет выпустить, найдут свою мишень.

Рычаг на нейтралку, снаряд в казенник, и спуск! Попадание! На высоте взметнулись вверх клубы огня и дыма. И сразу второй снаряд в орудие, не теряя времени на прицеливание. Огонь!

Первый выстрел Руслана ушел в пустоту, но на втором он успел выставить прицел чуть правее, и его фугас по касательной ударил о длинный нос немецкой батареи. С высоты сыпанул сноп искр и раздались крики ошарашенных артиллеристов, что бросились на землю искать укрытие. Обер-лейтенант криками и пинками выгонял расчет обратно.

– Назад! Вы должны попасть в эти танки! Они начинены тротилом. Один выстрел, и от них будет яма! Ну же, вы станете героями! Пулеметчик, сюда, открывай огонь! Хоть одно попадание!

Он отчаяния он выхватил свой табельный пистолет и принялся стрелять в бронированные машины, надеясь высечь нужную искру, которая запалит всю взрывчатку.

Два танка безмолвно замерли в середине площадки, из них никто не стрелял. Логунов и Омаев уже покинули свои машины через эвакуационные люки, чтобы ползком уйти к деревьям. Но 300 метров, что им предстояло преодолеть до спасительных кустов, начал поливать длинными очередями пулеметчик на высоте. В отчаянии Омаев метнул сверкающий взгляд наверх, откуда летели пули, не давая проползти и метра к укрытию. Соколов в перископ тоже высматривал немецкого стрелка.

– К левому флангу надо, Бабенко, еще 100 метров, ориентир старая береза. Быстрее! Надо наших прикрыть, они уже снаряды израсходовали, теперь должны эвакуироваться из заминированных «тридцатьчетверок».

Семен Михайлович сосредоточенно двигал рычагами, аккуратно выводя машину на заблокированном фрикционе к краю оврага. Башнер проворно отправил снаряд и навел прицел. Выстрел! Пулемет замолчал, захлебнувшись от облака осколков и земли. Снаряд проделал воронку рядом со стрелком.

– Еще 10 градусов, Бабенко! Еще, – выкрикнул Соколов в ТПУ, вжавшись в визир прицела. Ему совсем чуть-чуть не хватало вертикального разворота дула, чтобы поймать в прицельную сетку дымок от работающего пулемета над острым краем площадки.

Танк сдал назад, потом боком выкатился дальше от холма, так что теперь наводчик мог нанести удар по нужной цели. Выстрел, еще один, еще! Пальцы саднило от металлических краев, глаза уже ничего не видели из-за порохового газа, но Соколов без остановки отправил в намеченную цель три осколочно-фугасных, прикрывая отход товарищей. Мощный обстрел помог, и фигуры танкистов уже были в нескольких метрах от мелколесья из коротких поростов.

– Герр офицер, смотрите, танкисты сбежали! – обер-канонир указал на две фигурки, нырнувшие в просвет между жидкими кустами.

Но командир лишь взревел в бешенстве в ответ:

– Плевать, подбей танк! Немедленно! Выполнять приказ!

Обер-канонир послушно выжал спуск, и пушка выплюнула снаряд в неподвижную цель. Через несколько секунд после ее ухающего рыка земля посередине снежно-грязного пятачка вспучилась, с ревом и грохотом вытянулась в огромный черный фонтан из земли и кусков металла. Багровый круг от взрыва, не успев осесть, снова вспыхнул с оглушительным ударом, пламя вытянулось гигантской свечой и с воем начало опадать, сжимаясь, темнея, пока не свернулось и не ушло в землю, оставив огромную черную воронку вместо двух Т-34.

От взрывной волны у Николая, который почти добрался до поля, почва выпрыгнула из-под ног, небо вдруг кувыркнулось колесом, голова наполнилась тягучим колокольным звоном. Он с трудом встал на колени и пополз, шатаясь, трясущимися руками упираясь в стволы деревьев в поисках опоры. Мутная картинка становилась четче с каждой секундой, и он с криком бросился к двум телам в кустах:

– Дядь Вася! Руслан!

Лежащий Василий повернул голову, перед глазами было лицо родного Кольки. Губы двигались, но слов он не слышал, весь мир вокруг был словно обернут в вату, что глушила любой звук. «Мерещится, что ли, неужели я помер, – мелькнуло в голове старшины и тут же пришло облегчение. – Жив! Контужен! Обожжен! Но жив!»

От ожогов и мелких порезов саднило все тело, в некоторых местах одежда опалилась до дыр, но руки и ноги его слушались. Рядом приподнялся Омаев, с удивлением уставился на Бочкина:

– Коля! Наши! Добрались!

Бочкин суетился, помогая им подняться:

– Тут рядом, вон там наши, на дороге! Я верил, я знал, – и внезапно замер, обеспокоенный: – А где Соколов, Бабенко? Что с ними?!

Со стоном Руслан упал на живот и пополз обратно к выжженному пятачку, сцепив зубы от боли при каждом движении. Вытянул голову, и аж горло перехватило от крика. На куске земли не осталось ни одной машины, лишь обугленная смердящая черным чадом воронка от взрыва. Он завыл от разрывающей изнутри боли и кинулся на неуверенных ногах сквозь деревья к дороге:

– Убью его, я убью этого фрица! Всех их! Дайте пулемет, я поднимусь туда!

– Стой, Руслан, стой! – Колька бросился ему наперерез, обхватил обессиленного друга. – Так нельзя, не получится. Мы не сможем подняться, они сверху нас подстрелят!

– Я должен отомстить, Коля! Кровь за кровь! За наших товарищей, за друзей, за Семена, за Алексея! Пусти! – Он отпихивал Бочкина, сам еле держась на ногах после удара взрывной волны.

– Руслан! – Николай схватил друга за плечи и заглянул в лицо, где слезы текли светлыми дорожками на закопченном лице. – Я с тобой пойду. Возьмем оружие и обойдем склон с фланга, по правой стороне глубокий овраг, поднимемся по нему и отомстим! За них! За наших!

Молча рядом с ними поднялся Логунов, он с трудом различал слова, они доносились будто издалека, пробивались через толщу воды. Но по слезам чеченца командир отделения понял, что Бабенко и Соколов погибли.

* * *

Взрыв тротила ударил по танку Соколова со страшной силой. Машина качнулась так, что дернулась всем весом назад. Под гусеницами обвалился пласт мягкого грунта, и машина тяжело поползла вниз по крутой стене оврага. От взрывной волны Бабенко с размаху налетел грудью на рычаги управления, беспомощно взмахнул руками и скрючился, задохнулся от боли в груди. Соколов удержался на ногах. Вцепившись руками в нарамник, он с размаху врезался головой в экран перископа до звона в ушах. Рот наполнился соленым привкусом крови, на глаза словно наложили черную вуаль.

– Бабенко! – позвал он и, оставшись без ответа, снова выкрикнул: – Бабенко, жив?

Семен Михайлович тряс головой, сжимая ее, пытаясь избавиться от жуткого звона в ушах. Из носа и ушей потекли алые ручейки – контузия. Соколов наклонился, потряс согнувшегося в своем кресле водителя. Тот беспомощно всматривался в беззвучное шевеление губ. Командир хлопнул его по плечу, покачал головой:

– Оглушило, скоро пройдет.

Соколов прижался к визиру прицела и вдруг азартно шлепнул ладонью по железному борту. Машина от удара съехала по рыхлому грунту вниз так, что из оврага торчало лишь дуло. Гусеницы зацепились за выступающие из земли молодые деревца и толстые корни старых деревьев. Получилось, что танк повис на почти отвесной стене оврага, задрав пушку в ту точку, куда никак не мог попасть Соколов. А сейчас визир с сеткой смотрел ровно на выступ, где притаилась немецкая артиллерия. Перед глазами защитный щит и ствол, вокруг которого суетятся канониры с новым снарядом в руках, пока наводчик рассчитывает градусы. Пришедший в себя водитель со стоном протиснулся к креслу радиста, где находился эвакуационный люк в днище, дернул запор, но пальцы не слушались.

– Алексей Михайлович, надо уходить. Танк может обрушиться вниз.

Соколов обернулся на него, покачал головой и выкрикнул:

– Нет, не пройдем между днищем и корнями. Придавит только при падении еще сильнее. Лучше за скобы держитесь сильнее. Я сейчас выстрелю, РАК на прицеле. Рухнем, так с собой заберем хоть парочку фрицев!

Бабенко кивнул согласно. Охнул, перебрался чуть выше, с трудом ухватился за снаряд и послал его в казенник. И тут же вцепился в пустые крепежи на стенах, чтобы смягчить грядущее падение.

Соколов не отрывался от прицела, внимательно следя за движениями длинного дула. Ствол пушки медленно совершал плавный полукруг справа налево, выбирая цель. Лейтенант вслед за ним крутил маховик вертикального наведения, не отрывая лицо от налобника прицела. Поймал дымок из ствола в перекрестие линий, на несколько градусов сдвинул прицел, проведя стволом мысленную линию вдоль пушечного «хобота». Выстрел! Бронебойный снаряд попал прямиком в пушку. От удара длинный нос сорокапятки разорвался на закрученные полосы металла, задрался вверх и дернул к краю всю установку. От площадки откололся огромный кусок породы, потом еще и еще, камни и земля потоком покатились вниз. Осыпающиеся куски породы потащили по склону тяжелое орудие. Покачиваясь, РАК обрушилась вниз, и одновременно с ней от импульса выстрела качнулась огромная бронированная махина Т-34. Со скрипом лопнули влажные корни, и машина, крутанувшись вокруг своей оси, обрушилась вниз. Гусеницы распороли мягкую земляную стену, но лишь немного замедлили падение. Танк ударился кормой о дно, а затем с жутким грохотом выстелился на бок.

Из-за жесткого удара Соколова подкинуло, ногу придавило баллонами со сжатым воздухом, лицо впечаталось в борт, так что хрустнула переносица. Танкиста прокатило в падающей машине с места башнера вперед к сиденью водителя. Наконец падение прекратилось. С силой Алексей вцепился в спинку кресла, подтянулся и в темноте нащупал скрюченного водителя. Бабенко стонал от боли, не в силах шевельнуться. Соколов подхватил его аккуратно под мышки, притянул ремнем к себе обвисшее тело и осторожно принялся пробираться к просвету люка.

При звуке выстрела танка все головы повернулись к площадке, где засела немецкая артиллерия. Там в клубке обломков и пламени катилась по крутому склону вниз немецкая сорокапятка, сминая под собой артиллерийский расчет.

– Живы! Стреляют! – выкрикнул с ликованием Николай, столкнулся взглядом с вытянувшимся лицом Любицкого. – Живы! Вернулись! Стреляют, наши!

Очнувшийся от шока командир батальона уже раздавал приказы, отправляя стрелков и машины в обход склона с двух сторон. Пехотинцы с ППШ и винтовками бежали по полю, а с правого фланга по холму взбирался БТР с пулеметом. Немцы поспешно сдавали позиции, даже не пытаясь организовать оборону от такого стремительного натиска.

Семен Михайлович пришел в себя, с трудом втянул свежий воздух и тут же вскрикнул от боли в ребрах. Рядом закричал в ухо Соколов:

– Тише, Бабенко, не шевелитесь. У вас контузия, наверное, перелом. До свадьбы заживет. Потерпите, пока придут санитары. Они скоро за нами придут. Слышите? Слышите? Это наши, наши! Мы добрались!

Соколов кричал во все горло, теперь не боясь нарваться на засаду или всполошить немецкий патруль. Он на своей земле, и можно кричать от радости, что они выжили, выстояли!

Семен Михайлович сквозь боль расплылся в улыбке. Через глухую вату контузии пробивались первые звуки – над оврагом разлетался по воздуху победный могучий крик из сотен голосов: «Вперед! Ура! Ура!»