Помоги проекту - поделись книгой:
Самолет легиона «Кондор» в Испании. 1939 год. Кобленц, Федеральный архив Германии
Мильх был скептически настроен по отношению к этим амбициозным замыслам. В период с 1 апреля 1937 года по 1 апреля 1938 года планировалось выпустить 9 тыс. самолетов всех типов. Но из-за острой нехватки стали и алюминия с конвейеров сошло лишь 4800 машин. За весь же 1938 год производство едва превысило 5 тыс. машин. Однако начальник Генштаба люфтваффе генерал Ганс Ешоннек, назначенный на этот пост 1 февраля 1939 года (при том что звание генерал-майора было присвоено ему только 14 августа 1939 года), настаивал, что требование фюрера должно быть выполнено. Геринг тоже заявил, что план Гитлера можно претворить в жизнь и приказал всем начальникам управлений и отделов люфтваффе и министерства авиации «сделать все возможное» для его выполнения. Однако производство самолетов удалось нарастить в требуемых масштабах уже только после начала войны и мобилизации промышленности. В 1939 году было произвести 8,3 тыс. машин, в 1940 году – 10,2 тыс. самолетов всех типов, в 1941 – 12,4 тыс. в 1942 – 15,4 тыс., в 1943 году – 24,8 тыс., и только в 1944 году производство достигло максимума – 40,6 тыс. машин.
Среди генералов и фельдмаршалов люфтваффе была особенно велика доля баварцев и других выходцев из Южной Германии – представителей баварской военной школы, тогда как в сухопутной армии преобладали представители прусской военной школы. Достаточно сказать, что из пяти фельдмаршалов люфтваффе двое (Альберт Кессельринг и Роберт Риттер фон Грейм) были баварцами, а один (Гуго Шперле) – вюртембержцем. Пруссаком был только барон Вольфрам фон Рихтгофен. Тут, несомненно, сыграло не последнюю роль то, что он приходился племянником знаменитому асу Первой мировой войны – «красному барону» Манфреду фон Рихтгофену, получившему свое прозвище из-за того, что покрасил свой самолет в ярко-красный цвет. Эрхард Мильх же был вообще наполовину евреем и уроженцем Ганновера.
Вот в руководстве сухопутными силами выходцев из Южной Германии было гораздо меньше – на фоне бесспорного прусского преобладания. Можно вспомнить только двух вюртембержцев – фельдмаршалов Зигмунда Вильгельма Листа и Эрвина Роммеля и четверых баварцев – начальника штаба оперативного руководства ОКВ генерал-полковника Альфреда Йодля, начальника Генерального штаба сухопутных сил генерал-полковника Франца Гальдера и фельдмаршалов риттера Вильгельма фон Лееба и Фердинанда Шёрнера. Кроме того, к баварской школе может быть отнесен еще один фельдмаршал, барон Максимилиан фон Вейхс. Этот уроженец герцогства Ангальт, анклава в прусской Саксонии, будучи католиком, предпочел служить в баварской, а не в прусской армии. Больше представителей Южной Германии среди 19 фельдмаршалов германских сухопутных сил не было, зато 10 из них были коренными пруссаками (Вернер фон Бломберг, Вальтер фон Браухич, Эвальд фон Клейст, Вальтер фон Рейхенау, Фёдор фон Бок, Эрих фон Манштейн, Георг фон Кюхлер, Гюнтер фон Клюге, Вальтер Модель и Эрвин фон Вицлебен). Пруссаками также были начальники Генштаба сухопутной армии генерал-полковники Курт Цейтцлер и Гейнц Гудериан. Однако трудно говорить об относительно большей лояльности полководцев из Южной Германии нацистам. Тот же Лееб с начала 1942 года пребывал в отставке, Гальдер под конец войны угодил в концлагерь, а Роммель вообще участвовал в заговоре 20 июля. Самым лояльным Гитлеру фельдмаршалом сухопутных сил оставался ганноверец Кейтель. Скорее дело здесь в большей лояльности Гитлеру люфтваффе, как созданного лично Герингом вида вооруженных сил.
Если же смотреть с чисто военной точки зрения, то бросается в глаза преобладание южногерманцев в руководстве южными театрами военных действий (Роммель и Кессельринг в Северной Африке и Италии, Вейхс и Лист на Балканах). Вероятно, Гитлер полагал, что уроженцы горных местностей будут себя лучше чувствовать на театрах с преимущественно гористой местностью, которая преобладала на южных театрах военных действий. Также были лояльны Гитлеру австрийские генералы, хотя ни один из них так и не удостоился звания фельдмаршала. Из австрийцев группами армий командовали только генерал-полковник люфтваффе Александер Лёр (но на вспомогательном направлении – на Балканах, и 1947 году был расстрелян властями Югославии за военные преступления) и Лотар Рендулич. Последний имел репутацию полководца и окончил войну на посту командующего группой армий «Австрия».
Судьба германских фельдмаршалов была следующей. В 1942 году умер от инсульта Рейхенау. В связи с покушением на Гитлера был повешен Вицлебен и вынуждены покончить с собой Клюге и Роммель. В самом конце войны, в апреле 1945 года, застрелился Модель, а вскоре после капитуляции Германии, в мае 1945 года, покончил с собой с помощью яда Грейм. Вскоре после конца войны, в 1945 году, умерли в плену Рихтгофен и Буш. В 1946 году по приговору Нюрнбергского трибунала был повешен Кейтель, а Геринг покончил с собой с помощью яда. В 1946 году умер в заключении Бломберг, а в 1954 году – Клейст. Остальные фельдмаршалы, а также оба гросс-адмирала, Эрих Редер и Карл Дёниц, отбыв различные сроки заключения, были освобождены и умерли своей смертью. Не были осуждены только Паулюс и Вейхс. Их просто отпустили из плена, Паулюса – в 1953 году, Вейхса – в 1947 году.
Адольф Гитлер с фельдмаршалами Кейтелем, Паулюсом и Браухичем изучают военную карту. Октябрь 1941. Федеральный архив Германии
В сентябре 1936 года в дополнение ко всем прочим должностям Гитлер назначил Геринга главным уполномоченным по осуществлению четырехлетнего плана развития экономики страны и главой Бюро сырья, ответственным за снабжение сырьем и топливом. Фактически четырехлетний план был планом милитаризации экономики. Был взят курс на автаркию, что предполагало разработку, в том числе, нерентабельных месторождений полезных ископаемых, в частности железной руды, и производство очень дорогого синтетического горючего.
Летом 1937 года по инициативе Геринга был основан финансово-промышленный концерн Рейхсверке А. Г. «Герман Геринг» по добыче угля и железной руды. Фактически он не принадлежал Герингу, а был государственной собственностью. Просто имя Геринга было все еще популярно в народе и внушало определенное доверие бизнесу. Поэтому его решили использовать в названии нового гиганта, призванного, в конечном счете, подчинить себе всю черную металлургию.
Лозунг «Пушки вместо масла» практиковался в гитлеровской Германии с весны 1935 года. Тогда Геринг, перед активом НСДАП в Гамбурге, заявил: «Вооружение сделает нас сильными… а от масла люди только толстеют!» Это совпало с официальным объявлением Гитлера об отказе от военных ограничений, наложенных на Германию Версальским мирным договором. Теперь строительство люфтваффе проходило открыто.[141]
Также началось строительство подводного флота и крупных надводных боевых кораблей для германского флота (кригсмарине). Ранее Германия строила только так называемые карманные линкоры. Их было всего три – «Дойчланд», «Адмирал Шеер» и «Адмирал граф Шпее» с полным возмещением от 10 600 до 12 100 т, чтобы не слишком выходить за пределы разрешенного Версальским договором водоизмещения не более 10 000 т. Карманные линкоры официально числились броненосцами, предназначенными для Балтийского моря. Но они были вооружены 283-мм орудиями главного калибра и имели дальность плавания 16 300 морских миль (30 188 км), т. е. предназначались для введения боевых действий в океанах. После снятия ограничений в Германии стали строить уже настоящие линкоры «Шарнхорст» и «Гнейзенау» водоизмещением 31 552 т и 33 632 т, а в дальнейшем и суперлинкоры «Бисмарк» и «Тирпиц» водоизмещением 41 700 и 42 900 т, орудиями калибра 380 мм и дальностью плаванья в 8525–8870 миль, что позволяло вести боевые действия в океане. «Бисмарк» и «Тирпиц», вступившие в строй в 1940–1941 годах, считались одними из самых современных и сильных линкоров в мире.
Линкор «Бисмарк». 1940 год. Федеральный архив Германии
16 марта 1935 года в Германии была введена всеобщая воинская повинность. Численность сухопутной армии вермахта (так теперь назывался рейхсвер) уже в 1936 году возросла до 500 тыс. человек и 36 дивизий. На вооружение сухопутных сил поступали прежде запрещенные танки и тяжелая артиллерия. Все эти новые вооружения, включая также боевые самолеты и надводные и подводные боевые корабли, надо было производить, что потребовало основательной милитаризации экономики.
Милитаризация промышленности привела к введению режима принудительной экономии, ограничению частного жилищного строительства. Доля потребления в национальном доходе с 1932 по 1938 год упала с 83 до 59 процентов. Последний показатель практически уже был нормой военного времени. Геринг сознательно шел на это, чтобы лучше подготовиться к войне. Он надеялся, что германский народ насладится благами сытой и комфортной жизни после победоносного мира. Но, по замыслу Геринга, мировая война не должна была начаться раньше 1944 года, и к этому времени германская экономика была бы к ней в основном готова. Гитлер же ждать так долго не собирался, хотя и назвал именно 1944 год в качестве возможного срока начала войны на одном из совещаний в ноябре 1937 года. Однако фюрер вряд ли верил, что западные державы позволят ему вооружаться так долго. Он рассчитывал напасть в тот момент, когда закончится западная политика «умиротворения», и напасть внезапно, с тех рубежей, которые к тому моменту будут достигнуты, чтобы противники не успели подготовиться к войне. Внезапность и неготовность потенциальных жертв германского нападения к отпору должны были компенсировать относительную неготовность Германии к войне в части обеспечения современными тяжелыми вооружениями и мощностями по их производству, а также нехватку сырья и топлива для затяжной войны и слабость кригсмарине. Однако до поры до времени Гитлер не открывал все свои планы даже ближайшим соратникам, чтобы не допустить утечки информации и не насторожить преждевременно лидеров Англии и Франции – архитекторов политики «умиротворения».
К 1944 году в основном предполагалось закончить и строительство германского океанского флота из 10 новейших линкоров, 248 подводных лодок и 4 авианосцев. Также к середине 1940-х годов предполагалось наладить массовое производство тяжелых бомбардировщиков He-177. Расходы на эту программу оценивались в полмиллиарда марок, что превышало все расходы по министерству авиации за 1937–1938 годы. Неслучайно именно в 1944 году германская военная промышленность достигла своего максимума, сделав огромный скачок вперед. Однако война разразилась на пять лет раньше, и к 1944 году Германия ее уже проиграла, несмотря на впечатляющие, но сильно запоздавшие успехи в производстве вооружений.
Гитлер уже 3 февраля 1933 года, выступая перед руководством рейхсвера, заявил:
«Строительство вермахта – важнейшая предпосылка для достижения цели – завоевания политического могущества. Должна быть снова введена всеобщая воинская повинность. Но предварительно государственное руководство должно позаботиться о том, чтобы военнообязанные перед призывом не были уже заражены пацифизмом, марксизмом, большевизмом или по окончании службы не были отравлены этим ядом.
Как следует использовать политическое могущество, когда мы приобретем его? Сейчас еще нельзя сказать. Возможно, отвоевание новых рынков сбыта, возможно – и, пожалуй, это лучше, – захват нового жизненного пространства на Востоке и его беспощадная германизация. Очевидно, что нынешнее экономическое положение может быть изменено только с помощью политического могущества и борьбы.
Все, что сейчас можно предпринять (организация поселений), – это паллиатив. Вооруженные силы – важнейшая и самая социалистская организация государства. Они должны быть вне политики и партии. Борьба внутри страны не их дело, а национал-социалистских организаций. В отличие от Италии нет намерений соединять армию и СА. Самое опасное время – в период строительства вооруженных сил. Здесь-то и выявится, имеет ли Франция государственных деятелей. Если да, она не даст нам времени, а нападет на нас (вероятно, с восточными сателлитами)». [142]
Для восстановления мощной армии и была введена всеобщая воинская повинность в 1935 году.
Чтобы быстрее пройти угрожаемый период, нацисты форсированными темпами увеличивали военные расходы и, соответственно – дефицит бюджета. К середине 1939 года германская промышленность по сравнению с 1928 годом выросла почти на 37 процентов. К этому времени германские военные расходы вдвое превышали военные расходы Франции и более чем на треть – военные расходы Великобритании. В 1932/33 хозяйственном году доходы бюджета составили 6,4 млрд марок, а расходы – 7,3 млрд. В следующем финансовом году военные расходы составили 1,9 млрд из общих расходов в 8, 1 млрд марок. А в 1938/39 хозяйственном году военные расходы достигли 18,4 млрд марок, или 58 процентов из общих расходов в 31,8 млрд марок. Соответственно и общий дефицит государственного бюджета в этом году возрос до 14,5 млрд марок. Также и общий объем государственной задолженности с конца 1932 года до конца 1939 года вырос с 8,5 млрд до 47,3 млрд марок, а в конце войны, весной 1945 года, государственный долг рейха достиг астрономической величины в 387 млрд марок. Гитлер и его соратники рассчитывали, что долги будут покрыты за счет контрибуций и репараций побежденных противников.
Накануне Второй мировой войны, в 1937 году, согласно оценке американского исследователя К. Райта, по величине национального дохода основные державы мира располагались в следующем порядке (в скобках – доля военных расходов в национальном доходе): США – 68 миллиардов долларов (1,5 %), Британская империя (без доминионов) – 22 млрд (5,7 %), СССР – 19 млрд (26,4 %), Германия – 17 млрд (23,5 %), Франция – 10 млрд (9,1 %), Италия – 6 млрд (14,5 %), Япония – 4 млрд (28,2 %). Как представляется, здесь явно завышен советский национальный доход. По моей оценке, в 1984 году национальный доход США был больше советского в 6 раз, тогда как в 1914 году национальный доход США был больше национального дохода Российской империи в 5,3 раза. В 1937 году, если брать СССР в границах на начало 1941 года, разрыв между национальными доходами двух стран мог увеличиться до 5,5 раза. Тогда реальный объем советского национального дохода в 1937 году (в границах 1941 года) можно оценить в 12,4 млрд долларов. В 1914 году американский национальный доход превосходил японский в 18,5 раза. По оценке Райта, в 1937 году разрыв уменьшился до 17 раз, что, однако, по-прежнему составляло весьма значительную величину. С включением Австрии, Чехии и Судетской области и Эльзаса и Лотарингии население Германии увеличилось примерно на 20 %. Если предположить, что примерно в той же пропорции увеличился национальный доход, его величина в границах 1940 года должна была составлять около 20,4 млрд долларов. Германия в границах 1940 года превосходила Советский Союз (в границах 1941 года) по национальному доходу в 1,6 раза. По душевому же показателю разрыв составлял 3,7 раза, сократившись по сравнению с 4,5 раза в 1914 году.[143][144]
В такой экономической ситуации, когда союзниками Германии были такие относительно экономически слабые государства, как Италия и Япония, у нее, казалось бы, не было шансов на победу, и Гитлер должен был это понимать. Ведь Германии пришлось противостоять Антигитлеровской коалиции СССР, США, Англии и Франции. В совокупности их национальный доход, даже без британских доминионов, можно было оценить перед Второй мировой войной в 112,4 млрд долларов против 27 млрд долларов у держав Оси, т. е. в 4,2 раза больше. Но Гитлер рассчитывал бить своих противников по частям. Он не без оснований полагал, что самая могущественная в экономическом отношении держава мира, США, на первом этапе в войну не вступит из-за сильных изоляционистских настроений. В период фактического союза с СССР Гитлеру удалось победить Польшу и Францию, а затем, оккупировав также Балканы, Данию и Норвегию, обрушиться на Советский Союз в тот момент, когда Англия, ослабленная предыдущей борьбой и изгнанная с Европейского континента, мало чем могла помочь Москве.
Гитлер рассчитывал на то, что германская сухопутная армия в тот момент была сильнейшей на Европейском континенте. По уровню боеспособности с ней тогда могла сравниться только британская сухопутная армия, но она была немногочисленной и разбросанной по колониям. Люфтваффе, которые начали возрождаться только в 1935 году, к началу Второй мировой войны, как минимум, не уступали ВВС Англии и Франции и превосходили советские ВВС. Люфтваффе и сухопутная армия являлись орудиями блицкрига, на который и делал ставку Гитлер. Подавляющее же превосходство противников Германии в надводных боевых кораблях он рассчитывал нейтрализовать с помощью массового применения подводных лодок.
Наращивание численности армии и производства вооружений, а также строительство стратегических автострад помогло Гитлеру практически ликвидировать безработицу и добиться устойчивого роста экономики. Вот как оценивал деятельность фюрера в этой сфере генерал Фридо фон Зенгер-Эттерлин: «Успехи Гитлера, казалось, свидетельствовали в его пользу. Он действительно решил самую сложную для Европы проблему – ликвидировал безработицу. Он построил замечательные дороги и оживил экономику, начав производство вооружения, строительство казарм и объявив призыв на воинскую службу. Никто не объяснил народу, что большая часть его программы включала непродуктивный труд, результаты которого не могли увеличить благосостояние страны, поскольку продукт этого труда нельзя было экспортировать… Росла якобы покупательная способность государства, потому что оно печатало деньги, которые можно было тратить. Это привело к появлению нового класса потребителей и обеспечило подъем внутреннего рынка. Но что должно было случиться, когда все дороги построены и армия вооружена новейшим оружием?» Ответ напрашивается сам собой: тогда непременно должна была разразиться Вторая мировая война. Но еще до ее начала германский народ платил за ускоренную программу вооружений инфляцией и стагнацией реальных доходов. Главное же, тем самым его благополучие всецело ставилось в зависимость от мировой войны, победа в которой была основной целью Гитлера.[145]
Угроза применения силы со стороны Англии и Франции, которых могли поддержать Польша и Чехословакия, не говоря уже о конкретных действиях, могла предотвратить ремилитаризацию Германии. Однако страны Антанты, с трудом оправлявшиеся от мирового экономического кризиса, не хотели оказывать военное или экономическое давление на Гитлера, чтобы заставить его соблюдать статьи Версальского договора. Они более или менее спокойно проглотили, в рамках безумной политики «умиротворения», открытые акты агрессии – аншлюс Австрии и оккупацию Судетской области, которую Англия и Франция без боя отдали Гитлеру в результате Мюнхенского соглашения. Западные политики закрывали глаза на грубейшие нарушения норм международного права, пока дело касалось присоединения к рейху территорий с резко преобладающим немецким населением. Быть может, Лондон и Париж побудили бы и Польшу пойти на уступки в вопросе о Данциге и «коридоре», если бы этому требованию Гитлера не предшествовала германская оккупация Чехословакии в марте 1939 года, явно нарушавшая Мюнхенское соглашение. Премьер-министр Англии Невилл Чемберлен и премьер-министр Франции Эдуард Даладье слишком поздно поняли, что программа достижения мирового господства, заявленная в «Моей борьбе», – это не пропагандистский продукт для внутреннего потребления, а реальная программа действий Гитлера и НСДАП. Поэтому после оккупации Чехословакии Польше были даны гарантии территориальной целостности, что очень скоро вовлекло Англию и Францию в войну с Германией. Но никакой реальной помощи Польше западные армии так и не оказали. Во Франции был популярен лозунг: «Не будем умирать за Данциг!», а Англия не имела большой сухопутной армии.
Перед аншлюсом Австрии, в феврале 1938 года, произошла драматическая отставка Вернера фон Бломберга после того как выяснилось, что его молодая жена Эрна Грун в прошлом занималась проституцией. Бломберг отказался разводиться с ней и, несмотря на неоднократные просьбы после начала Второй мировой войны, так и не был возвращен на службу. После отставки Бломберга Гитлер упразднил военное министерство и создал вместо него Верховное Главнокомандование вермахта (
Подписание Мюнхенского соглашения. Слева направо: Невилл Чемберлен, Эдуар Даладье, Адольф Гитлер, Бенито Муссолини, Галеаццо Чиано. 29 сентября 1938 года. Федеральный архив Германии
Поскольку военную промышленность Германии в середине 30-х годов пришлось возрождать почти с нуля, степень милитаризации экономики к началу Второй мировой войны в Германии была не слишком высокой. Даже в мае 1940 года, накануне большого наступления на Западе, доля оборонной продукции была менее 15 % всего промышленного производства. В 1941 году она возросла до 19 %, в 1942 году – 26 %, в 1943 году – 38 %, а в 1944 году достигла максимального показателя в 50 %. Для сравнения, в СССР уже к концу 30-х годов продукция оборонной промышленности составляла не менее половины всей промышленной продукции.
20 апреля 1938 года Гитлер поручил Кейтелю начать проработку сценария конфликта с Чехословакией с возможностью нанесения Германией «молниеносного удара», хотя и успокаивал военных, что у него нет намерения развязать войну против чехов. Военные Гитлеру не верили и очень тревожились. Они считали вооруженный конфликт с Чехословакией опасной авантюрой, так как в случае вмешательства Англии и Франции не готовый к большой войне вермахт был бы раздавлен. Начальник Генштаба сухопутных сил Людвиг Бек в мае 1938 года направил меморандум на имя главнокомандующего сухопутными войсками генерал-полковника Вальтера фон Браухича, в котором призвал к уходу высшего военного руководства страны в отставку, чтобы не допустить начала войны. Бек утверждал:
«На карту поставлен вопрос о существовании нации. История заклеймит руководство вооруженных сил кровавой виной, если они не будут действовать в соответствии со своими профессиональными и государственно-политическими качествами и совестью. Их послушание солдата имеет границы там, где их знания, их совесть и их чувство ответственности повелевают им отказаться от выполнения приказа. Если к их советам и предупреждениям в такой обстановке не прислушиваются, тогда они имеют право и обязаны перед народом и историей уйти со своих постов. Если все они будут действовать сплоченно в своей решимости, проведение военной операции станет невозможным. Тем самым они уберегли бы Отечество от самого худшего – гибели». [146]
Но Браухич и другие генералы не последовали призыву Бека, который сам в августе 1938 года ушел в отставку.
В первые годы пребывания у власти Гитлер достаточно обтекаемо говорил об экспансии, маскируя свои внешнеполитические замыслы. А вот в разгар германских успехов, 4 мая 1942 года, он сказал своим сотрудникам в ставке:
«выплата накопившихся за время войны долгов не представляет проблем. Прежде всего, завоеванные силой оружия территории дают прирост в национальном богатстве, далеко превосходящий затраты на войну (награбленное в ходе войны фюрер счел национальным богатством Рейха.
При оценке национального богатства мне пришлось объяснять даже Функу, который прежде всего – министр экономики рейха, как уровень жизни немецкого народа значительно поднялся благодаря введенной нами системе использования иностранной рабочей силы. Только сравните стоимость местной рабочей силы с тем, что стоит германская рабочая сила за рубежом, и убедитесь, что именно так и должно быть.
История показывает, что еще ни одна страна не была разорена своими долгами. Положитесь на меня, а наши экономисты могут спать спокойно и изучать проблемы военных расходов и долгов с исключительным оптимизмом».[147]
После Мюнхенского соглашения от показного миролюбия Гитлера не осталось и следа. Уже 10 ноября 1938 года на встрече с главными редакторами германских газет и журналов фюрер признался:
Солдаты рейхсвера приносят присягу Гитлеру при приеме в вермахт. 1934 год. Федеральный архив Германии
«Обстоятельства заставляли меня в течение десяти лет говорить практически только о мире. Лишь постоянно подчеркивая стремление Германии к миру, я мог шаг за шагом завоевывать свободу для немецкого народа и давать ему в руки оружие, которое служило необходимой предпосылкой для следующего шага. Разумеется, такая пропаганда мира имеет и свои негативные стороны, так как она легко может привести к тому, что в умах многих людей закрепится представление, будто сегодняшний режим… полон решимости сохранить мир при любых обстоятельствах… То, что я в течение многих лет говорил о мире, носило вынужденный характер».[148]
В рамках преобразования 115-тысячного рейхсвера (100 тыс. человек в сухопутной армии и еще 15 тыс. – в военно-морском флоте) в массовый вермахт кадры рейхсвера были использованы в качестве унтер-офицеров и инструкторов. Из одной стрелковой роты рейхсвера создавалось пять стрелковых рот вермахта. А из 21 прежнего пехотного полка было развернуто 105 полков. Уже в 1935 году германская сухопутная армия насчитывала 300 тыс. человек.
В Германии благодаря рейхсверу сохранились опытные высокопрофессиональные кадры, вокруг которых после восстановления воинской повинности в 1935 году удалось к 1939 году создать боеспособную массовую армию. Во многом благодаря Гитлеру вермахт прекрасно наладил взаимодействие всех родов войск и придерживался теории использования для достижения быстрой победы взаимодействия танков и авиации, непосредственно поддерживавшей войска на поле боя.
Бежавший из Германии антифашист – офицер Генерального штаба С. Эркнер уже в 1934 году утверждал: «Образ жизни армии выступает в качестве всеобщей формы существования общества, силы которого полностью мобилизованы для подготовки войны. Все безраздельно подчинятся армии… Государство перестало заниматься обычными проблемами мирной жизни. На глазах у всех оно превратилось в военное государство… Военные критерии и военная иерархия стали неотделимы от всей жизни общества. В гитлеровской Германии все, абсолютно все – люди и вещи – существует отныне, лишь находясь в зависимости от войны, т. е. применительно к условиям военного времени».[149]
Геббельс же 5 апреля 1940 года с гордостью говорил:
«До сих пор нам удавалось держать противника в неведении о подлинных планах Германии, точно так же как наши внутриполитические противники до 1932 года не замечали, куда мы двинемся, и не понимали, что обещание действовать законными способами было всего лишь уловкой. Мы хотели прийти к власти законным путем, но мы не собирались пользоваться властью в соответствии с существовавшими в тот момент законами… В 1933 году французский премьер должен был бы сказать (я на его месте сказал бы это): “Рейхсканцлером стал человек, написавший книгу “Моя борьба”. Мы не можем терпеть по соседству такого человека. Или он уйдет, или мы пустим в ход армию”. Это было бы совершенно логично. Нам дали время, чтобы пройти через эту рискованную зону, и мы смогли обойти все опасные рифы».[150]
Гитлер считал, что генеральный штаб является лишь органом планирования операций, но не должен иметь касательства к определению стратегических установок и целей войны, которые являются всецело прерогативой фюрера. Штаб оперативного руководства при Верховном Главнокомандовании вооруженными силами (ОКВ), начальником которого был генерал Альфред Йодль, фактически являлся рабочим органом при Гитлере – Верховном Главнокомандующем. Генштаб сухопутных сил – наиболее многочисленного вида вооруженных сил, на который легла основная тяжесть борьбы, подчинялся ОКВ в очень незначительной степени, а после того, как в конце 1941 года Гитлер сместил фельдмаршала Браухича и сам стал главнокомандующим сухопутными силами, Генштаб при Верховном командующем сухопутными силами (ОКХ) стал и формально подчиняться непосредственно Гитлеру.
На совещании с высшим руководством вермахта 5 ноября 1937 года Гитлер открыто заявил:
«Цель германской политики – обеспечение и сохранение народной массы и ее увеличение. Таким образом, речь идет о проблеме жизненного пространства.
Германская народная масса составляет более 85 миллионов человек; по своей численности и компактности района проживания в Европе она представляет собой настолько сплоченное расовое ядро, какого нет ни в одной другой стране, и это дает ей право претендовать на гораздо большее, чем у других народов, жизненное пространство. И если в области жизненного пространства не происходит никакого соответствующего германскому расовому ядру политического изменения, то это результат многовекового исторического развития; если таковое политическое состояние будет продолжаться и впредь, это означает величайшую опасность для германства, достигшего нынешней высоты. Сдерживать сокращение численности немцев в Австрии и Чехословакии возможно в столь же малой мере, как и сохранять нынешний уровень ее в самой Германии. Вместо увеличения численности населения наступает стерилизация, которая через ряд лет должна привести к напряженности социального характера, ибо политические и мировоззренческие идеи остаются прочными только тогда, когда они в состоянии служить основой для осуществления реальных жизненных притязаний народа. Поэтому германское будущее обусловливается исключительно решением вопроса о недостаточности нынешнего жизненного пространства, а такое решение по своему характеру могло бы быть найдено только в обозримый, охватывающий примерно одно-три поколения, период.
Прежде чем перейти к вопросу о преодолении нехватки пространства, надо обдумать, на каком пути сулящее счастливое будущее решение этого вопроса является достижимым – автаркии или же растущего участия в мировом хозяйстве…
Для Германии вопрос стоит так: где наибольший выигрыш при минимальной затрате сил?
Германской политике в своих расчетах приходится иметь дело с двумя ненавистными противниками: Англией и Францией, ибо могучий германский колосс в центре Европы для них бельмо на глазу. При этом оба государства отвергают дальнейшее усиление Германии как в Европе, так и в заморских областях, и, поступая так, они могут опереться на согласие всех партий. В создании германских заморских военных баз оба государства видят угрозу своим морским коммуникациям, опасность обеспечения германской торговли и как следствие усиление позиций Германии в Европе…
Для улучшения нашего военно-политического положения в любом случае военных действий целью № 1 для нас является одновременный разгром Чехии и Австрии, чтобы исключить угрозу с флангов при вероятном наступлении на запад. При конфликте с Францией не следует рассчитывать, что Чехия объявит нам войну в тот же самый день, что и та. Если же мы проявим слабость, желание Чехии участвовать в войне возрастет, причем ее вступление ознаменуется нападением на Силезию, на север или на запад.
Если Чехия будет разгромлена и мы получим общую границу с Венгрией, можно скорее рассчитывать на нейтральную позицию Польши в германо-французском конфликте. Наши соглашения с Польшей действуют только до тех пор, пока сила Германии непоколебима. При наших неудачах следует считаться с возможностью наступления Польши на Восточную Пруссию, а, вероятно, также на Померанию и Силезию.
Предполагая такое развитие ситуации, которое привело бы с нашей стороны к планомерному продвижению в 1943–1945 гг., надлежит следующим образом предположительно оценить поведение Франции, Англии, Италии, Польши и России.
Фюрер полагает, что с большой вероятностью можно утверждать: Англия, а предположительно также и Франция уже потихоньку списали Чехию со счетов и удовольствуются тем, что этот вопрос однажды будет решен Германией. Трудности [Британской] империи и перспектива снова впутаться в затяжную европейскую войну являются определяющими для неучастия Англии в войне против Германии. Английская позиция, конечно, не может не оказать влияния на Францию. Выступление Франции без английской поддержки в предвидении того, что ее наступление остановится перед нашими укреплениями на Западе, маловероятно. Без поддержки Англии нечего бояться и прохода французских войск через Бельгию и Голландию, который и при конфликте с Францией не должен рассматриваться нами, так как он в любом случае вызвал бы враждебность со стороны Англии. Естественно, что отсечение войск противника на Западе во время нашего наступления на Чехию и Австрию в любом случае необходимо. Здесь следует учесть, что оборонительные меры Чехии с каждым годом усиливаются и что в австрийской армии происходит консолидация внутренних ценностей».[151]
Неслучайно библию национал-социализма «Моя борьба» Гитлер начал с призыва к аншлюсу Австрии – с нее собирались начать расширение жизненного пространства:
«Объединение двух немецких государств… кажется той заветной целью, которой нужно добиваться всеми средствами. Немецкая Австрия во что бы то ни стало должна вернуться в лоно великой германской метрополии и при том вовсе не по соображениям хозяйственным. Нет, нет. Даже если бы это объединение с точки зрения хозяйственной было безразличным, более того, даже вредным, тем не менее объединение необходимо. Одна кровь – одно государство. До тех пор пока немецкий народ не объединит всех своих сынов в рамках одного государства, он не имеет права стремиться к колониальным расширениям. Лишь после того как немецкое государство включит в рамки своих границ последнего немца, лишь после того как окажется, что такая Германия не в состоянии прокормить в достаточной мере все свое население, – возникающая нужда дает народу моральное право на приобретение чужих земель. Тогда меч начинает играть роль плуга, тогда кровавые слезы войны орошают землю, которая должна обеспечить хлеб насущный будущим поколениям».[152]
Захват «жизненного пространства» стал краеугольным камнем программы национал-социалистов. Гитлер видел его прежде всего на Востоке – в Польше, Чехии, странах Балтии, Украине. В «Моей борьбе» Гитлер писал:
«Мы, национал-социалисты, совершенно сознательно ставим крест на всей немецкой иностранной политике довоенного времени. Мы хотим вернуться к тому пункту, на котором прервалось наше старое развитие 600 лет назад. Мы хотим приостановить вечное германское стремление на юг и на запад Европы и определенно указываем пальцем в сторону территорий, расположенных на востоке. Мы окончательно рвем с колониальной и торговой политикой довоенного времени и сознательно переходим к политике завоевания новых земель в Европе.
Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены.
Сама судьба указует нам перстом. Выдав Россию в руки большевизма, судьба лишила русский народ той интеллигенции, на которой до сих пор держалось ее государственное существование и которая одна только служила залогом известной прочности государства. Не государственные дарования славянства дали силу и крепость русскому государству. Всем этим Россия обязана была германским элементам – превосходнейший пример той громадной государственной роли, которую способны играть германские элементы, действуя внутри более низкой расы. Именно так были созданы многие могущественные государства на земле. Не раз в истории мы видели, как народы более низкой культуры, во главе которых в качестве организаторов стояли германцы, превращались в могущественные государства и затем держались прочно на ногах, пока сохранялось расовое ядро германцев. В течение столетий Россия жила за счет именно германского ядра в ее высших слоях населения. Теперь это ядро истреблено полностью и до конца. Место германцев заняли евреи. Но как русские не могут своими собственными силами скинуть ярмо евреев, так и одни евреи не в силах надолго держать в своем подчинении это громадное государство. Сами евреи отнюдь не являются элементом организации, а скорее ферментом дезорганизации. Это гигантское восточное государство неизбежно обречено на гибель. К этому созрели уже все предпосылки. Конец еврейского господства в России будет также концом России как государства. Судьба предназначила нам быть свидетелем такой катастрофы, которая лучше, чем что бы то ни было, подтвердит безусловно правильность нашей расовой теории.
Наша задача, наша миссия должна заключаться прежде всего в том, чтобы убедить наш народ: наши будущие цели состоят не в повторении какого-либо эффективного похода Александра, а в том, чтобы открыть себе возможности прилежного труда на новых землях, которые завоюет нам немецкий меч».[153]
Фюрер грезил о мировом господстве. Следующей целью после Австрии стала Чехословакия, а затем – Польша, территориальные претензии к которой и привели к началу Второй мировой войны. Гитлер создал новый тип государства, являвшегося инструментом достижения мирового господства. Завершая «Мою борьбу», фюрер утверждал примат «чистой расы» как основы развития: «То государство, которое в эпоху отравления рас посвятит себя делу совершенствования лучших расовых элементов на земле, раньше или позже неизбежно овладеет всем миром».[154]
Об этом пелось и в популярной нацистской песне, написанной в начале 30-х годов поэтом Гансом Баумом:
Программа национал-социалистической партии, ставшая после 1933 года законом государства, гласила: «Мы требуем земли и заморские территории для поддержания нашего народа и колонизации нашим избыточным населением».[155]
Гитлер обращается к жителям Вены с балкона Хофбурга. 15 марта 1939 года. Федеральный архив Германии
При попустительстве Англии и Франции, очень не хотевших воевать и надеявшихся умиротворить Гитлера путем уступок ему территорий с преимущественно немецким населением – Австрии и Судет, в марте 1938 года произошел мирный аншлюс Австрийской Республики. 10 апреля 1938 года на плебисците 99,08 % проголосовавших избирателей в Германии и 99,75 % в Австрии высказались за аншлюс. Какая-либо агитация против аншлюса была фактически запрещена, но и без этого ограничения, можно не сомневаться, более 90 % населения в каждой из стран высказалась бы за аншлюс, так как он отвечал чаянием подавляющего большинства немцев и австрийцев в тот момент. В Австрии категорическими противниками аншлюса были, естественно, евреи, а также некоторые другие национальные меньшинства и уже немногочисленные к тому времени сторонники левых партий. В Германии же коммунистические и социал-демократические функционеры сидели в концлагерях, немногие уцелевшие эмигрировали, ушли в глубокое подполье или переориентировались на партию Гитлера, и точно так же стали сторонниками НСДАП миллионы избирателей, совсем недавно голосовавших за левые партии.
В день отъезда с государственным визитом в Италию 3 мая 1938 года, Гитлер написал завещание, в котором объявил Геринга своим преемником на случай смерти. Завещание было вызвано слухами о будто бы готовившемся во время поездки в Австрию покушении на фюрера. Также Геринг должен был осуществлять всю полноту власти в рейхе на время отсутствия Гитлера.
Празднование в честь присоединения к Германии Судетской области. Немецкая пропагандистская фотография. 1938 год. Федеральный архив Германии
Аннексия Судетской области Чехословакии стала результатом капитуляции западных держав перед требованиями Гитлера в конце сентября 1938 года. Оккупация вермахтом Судетской области прошла без какого-либо сопротивления, так как чехословацкой армии было приказано не стрелять. В Германии окрестили это событие «цветочной войной», так как немецкое население Судет забрасывало немецких солдат цветами. И только когда в марте 1939 года Гитлер оккупировал всю территорию Чехии, превратив ее в имперский протекторат Богемия и Моравия, а из Словакии сделал марионеточное государство, полностью зависевшее от рейха, западные державы, наконец, осознали крах политики умиротворения агрессора и предоставили гарантии территориальной целостности Польше – следующей потенциальной жертве германской агрессии. После этого Гитлер понял, что попытка захватить какие-то польские территории, скорее всего, приведет к большой войне.
Германо-польский конфликт начался весной 1939 года, когда Германия потребовала передать ей Данцигский коридор, отрезавший Восточную Пруссию от остальной территории рейха. Польша, памятуя судьбу Чехословакии, от уступок отказалась.
Гитлер выдвинул к Польше четыре основных требования:
1) возвращение Данцига;
2) создание экстерриториальных железной и автомобильной дороги через коридор, обеспечивающих связь основной территории Германии с Восточной Пруссией;
3) передача Германии тех польских территорий, главным образом в Верхней Силезии и Восточной Пруссии, где этнические немцы составляют не менее 75 % населения;
4) референдум, под международным контролем, на территории польского коридора о его возвращении в состав рейха.
Все эти требования были для поляков абсолютно неприемлемы, тем более что плебисцит в коридоре, скорее всего, закончился бы в пользу Германии. В случае принятия этих требований Польша фактически перестала бы существовать как независимое государство, лишалась выхода к морю и ряда промышленных территорий и оказывалась в полной зависимости от Германии.
Если бы Гитлер остановился после Мюнхенского соглашения и ограничился бы аннексией Судет, Великогерманский рейх в этих границах мог бы существовать достаточно долго даже после смерти Гитлера. В случае, если бы не началась Вторая мировая война, никакая экономическая блокада Германии не грозила. Однако Гитлеру было мало Австрии и Судет. Он хотел еще, как минимум, завоевать и в той или иной форме поставить под контроль рейха Чехию, Словакию, страны Балтии, Польшу, Украину и Крым на Востоке. На Западе же речь должна была идти о возвращении Эльзаса и Лотарингии с возможной аннексией других приграничных французских территорий, а также Бельгии, Люксембурга и Нидерландов. Без мировой войны подобные завоевания осуществить было невозможно.
На совещании с руководством вермахта 23 мая 1939 года Гитлер прямо заявил:
«Национальное объединение немцев, за немногими исключениями, осуществлено. Дальнейшие успехи без кровопролития достигнуты быть не могут…
Польша всегда будет стоять на стороне наших врагов. Несмотря на соглашение о дружбе, в Польше всегда существовало намерение использовать против нас любую возможность.
Данциг – не тот объект, из-за которого все затеяно. Речь для нас идет о расширении жизненного пространства на Востоке и о продовольственном обеспечении, а также о решении проблемы Прибалтики. Обеспечение продовольствием возможно только оттуда, где плотность населения мала. Наряду с повышением плодородия почв это обеспечение значительно усилится и за счет немецкого основательного хозяйствования. В Европе других возможностей не видно.
Колонии не стоит принимать в дар. Это – не решение продовольственной проблемы. Их легко отрезать от рейха посредством блокады.
Если судьба толкает нас на столкновение с Западом, хорошо было бы обладать большим жизненным пространством на Востоке. Во время войны мы можем рассчитывать на рекордные урожаи еще меньше, чем в мирное время…»[156]
Чтобы разгромить Польшу, а в случае, если из-за нее вступят в войну Англия и Франция, то нанести поражение и им тоже, Гитлер заключил временный союз со Сталиным.
11 августа 1939 года Гитлер заявил комиссару Лиги Наций по Данцигу швейцарцу Карлу Якобу Буркхардту, пытаясь убедить западные державы выдать Германии Польшу:
«Все, что я предпринимаю, направлено против России; если Запад слишком глуп и слеп, чтобы понять это, то я буду вынужден договориться с русскими для удара по Западу, а затем после его разгрома я направлю все свои объединенные силы против Советского Союза. Мне нужна Украина, чтобы нас снова не уморили голодом, как в последней войне».[157]
А 22 августа 1939 года, выступая перед высшим командным составом вермахта, фюрер продекларировал цели будущей войны:
«На первом плане – уничтожение Польши. Цель – устранение живой силы, а не достижение определенной линии. Если разразится война на Западе, уничтожение Польши останется на первом плане. С учетом времени года – быстрое решение.
Я дам пропагандистский повод для развязывания войны, все равно, достоверен он или нет. У победителя потом не спрашивают, сказал он правду или нет. В начале и в ходе войны важно не право, а победа.
Закрыть сердце для жалости. Жестокость. 80 миллионов человек должны получить свое право. Их существование должно быть обеспечено. Прав тот, кто сильнее».[158]
22 августа 1939 года, когда вопрос о подписании советско-германского пакта о ненападении был уже решен, Гитлер еще раз выступил перед своими генералами:
«Англия и Франция приняли на себя обязательство, но ни та, ни другая выполнить его не в состоянии. В Англии никакого фактического вооружения нет, одна пропаганда… Существенного усиления английского флота раньше 1941 или 1942 г. ожидать не приходится…
Во Франции – нехватка людей из-за падения рождаемости. В области вооружения сделано мало. Артиллерия устарела. Франция не хочет влезать в эту авантюру…
Я был убежден, что Россия никогда не пойдет на английское предложение. Россия не заинтересована в сохранении Польши, а потом Сталин знает, что режиму его в случае войны настанет конец, независимо от того, выйдут его солдаты из войны победителями или побежденными. Решающее значение имела замена Литвинова. Поворот в отношении России я провел постепенно. В связи с торговым договором мы вступили в политический разговор. Предложение пакта о ненападении. Затем от России поступило универсальное предложение (пакт плюс секретные протоколы.
Вячеслав Молотов подписывает германо-советский пакт о ненападении. Позади него – Иоахим фон Риббентроп и Иосиф Сталин. Москва, 23 августа 1939 года
23 августа 1939 года был заключен советско-германский пакт о ненападении, развязавший Гитлеру руки для агрессии против Польши. В секретном протоколе к этому пакту стороны разделили Польшу по линии рек Висла, Нарев и Сан. Кроме того, в сферу советского влияния отошли Финляндия, республики Прибалтики и румынская Бессарабия.
Чисто теоретически Вторую мировую войну можно было бы предотвратить, если бы Советский Союз пошел на заключение военного союза с Англией и Францией, согласившись на роль младшего партнера в антигерманском блоке. Однако такой вариант событий ни Сталин, ни, что характерно, Гитлер никогда всерьез не рассматривали. Сталин, как минимум, хотел получить Польшу, Прибалтику, Финляндию и Бессарабию, и почти все из требуемого Гитлер ему отдал, рассчитывая затем все это отобрать после победы над СССР. Англия и Франция никаких территориальных приобретений Советскому Союзу не предлагали. Они лишь предлагали Сталину союз против Гитлера, но при этом Сталин сомневался, что Париж и Лондон действительно будут воевать с Гитлером.
Гитлер достаточно противоречиво высказывался по поводу СССР и его вождя. В «Застольных разговорах» в ночь с 11 на 12 июля 1941 года фюрер неплохо отзывался о Сталине:
«Сталин – одна из самых экстраординарных личностей в мировой истории. Он начал карьеру мелким чиновником и с тех пор так никогда и не переставал им быть. Сталин ничем не обязан риторике. Он руководит из своего кабинета благодаря бюрократии, которая подчиняется любому его кивку и жесту». [160]
А так он характеризовал своего главного противника в ночь с 5 на 6 января 1942 года:
Поделиться книгой: