Солнце в зените

Сесиль тихо прикрыла дверь спальни Анны, в нерешительности остановившись на время, необходимое для нескольких глубоких вздохов. Внутри старшая сестра Анны, Изабелла, спала, свернувшись в клубке покрывал, лежавших в ногах кровати. Мерцающая свеча Сесиль проследила дорожку из слез на лице девочки, осветила вспухшие и обветренные веки, перешла на большой палец, давно освобожденный от ночных оков, созданных говорящим что попало ртом Изабеллы, сейчас сжавшийся в прежней скованности. Герцогиня украдкой попятилась, борясь с собой, чтобы унять гнев, направленный на Нэн Невилл, собственную племянницу.

Жена Уорвика никогда не числилась в ряду ее любимиц. Когда Лондона достигли вести о разгроме Уорвика при Сент-Олбансе, Сесиль сделала все от себя зависящее, чтобы утешить его пораженную жену, настояв, чтобы Нэн и ее дочери покинули Гербер и устроились в замке Байнард. Но ее сочувствие скоро стало сдерживаться тонко завуалированным ответным пренебрежением. У Нэн не было причин считать мужа погибшим. Тем не менее, на протяжение трех дней она едва выбиралась из кровати, а когда Сесиль проводила ее напуганных маленьких девочек в комнату матери, она оскорбила тетку, в слезах прижав дочерей к себе и рыдая так бессвязно, что обе - Анна и Изабелла тут же стали надрывно ей вторить.

Сесиль думала о Нэн, изолировавшейся в спальне, в то время как Изабелла рыдала, прежде чем заснуть, а Анна была вынуждена искать утешения у своего восьмилетнего кузена, и чувствовала пробуждающийся сильный гнев. Нэн очень сильно любила Уорвика, ее тетка знала это. И она очень сильно любила Ричарда Плантагенета, человека, игравшего с ней мальчиком, являвшегося потом ее другом, возлюбленным, соратником и мужем в протяжении прочного и богатого событиями союза. Но Сесиль не позволяла своим детям видеть ее оплакивающей их отца.

Герцогиню переполняло настойчивое в своей напряженности желание предстать перед племянницей, спокойно лежащей в промокшей от слез кровати, обвинить ту в непростительном безразличии по отношению к дочерям. Они нуждались в матери больше, чем Ричард Невилл, граф Уорвик, когда-либо будет испытывать в ней нужду. Сесиль хотела излить на Нэн все страдание, гнев и крушение надежд последних семи недель. Тем не менее, она не являлась женщиной, сдающейся своим порывам. С Нэн придется побеседовать по душам, но завтра... завтра, когда ярость охладится до состояния льда.

Она нашла свою дочь Маргарет, освещаемую солнечными лучами, закутавшуюся в меховую накидку перед огнем, склонившую светловолосую голову над книгой. Сесиль незаметно застыла в дверях, наблюдая за девушкой. Маргарет было почти пятнадцать. Слишком хорошенькая, даже больше. Эта мысль казалась чуждой в мире, известном ее матери до замка Сандл, как и страх, который она никогда не ожидала испытывать за свою девочку.

'Матушка?' Маргарет, в конце концов, подняла взгляд. 'Ты видела как Джордж и Дикон в целости и сохранности взошли на корабль?'

Сесиль кивнула. Глаза дочери были подозрительно окружены тенями, веки покраснели. Маргарет поступала как вторая мать по отношению к младшим братьям во время частых отлучек герцогини.

'Мег, ты плакала?' спросила еле слышно Сесиль, в ответ на что Маргарет посмотрела на нее пораженным взглядом. Герцогиня - единственная из всей семьи - предпочитала обращаться к своим детям по данным им христианским именам. Она опустила книгу к очагу и подошла к матери. По темпераменту и воспитанию они происходили из сдержанной и не проявляющей своих чувств семьи. Только Маргарет и ее брат, Эдвард по природе своей, давали физический выход выражениям любви. Сейчас она колебалась, потом протянула руки, чтобы обвить их вокруг Сесиль в нерешительном объятии.

'Матушка, что с нами случилось?'

Сесиль была слишком измотана, чтобы лгать, слишком удручена, чтобы говорить правду, такую, какой боялась ее увидеть. 'Не знаю', ответила она и устало села на ближайшее доступное место, на не слишком удобный сундук. 'Хочу верить, что это самый тяжелый поступок, который я совершала когда-либо в жизни, - посадить именно этих детей именно на этот корабль. Они выглядели такими юными... такими напуганными... и так сильно старались скрыть это...'

Она поразилась собственному поведению также, как и Маргарет. Сесиль никогда не относилась к числу людей, делящихся своими печалями. Менее всего к тем, кто доверяется детям... испуганной четырнадцатилетней девочке, так отчаянно желающей успокоить и не знающей, как это сделать. Степень презрения, испытываемая ею к Нэн Невилл, теперь распределялась и на себя.

'Я устала, дитя мое. Слишком устала. Тебе не следует обращать внимание на то, что я сказала вечером. Уже поздно, нам лучше пойти спать'.

Маргарет стояла на коленях у сундука. Она еще намеревалась броситься к матери в жеребячьем самозабвении, раскрыв руки, и, по мнению Сесиль, смотрясь не соответственно своему возрасту.

'Матушка... неправильно молить Господа покарать француженку?'

Маргарет говорила слишком серьезно, и Сесиль, даже больше утомившись, чем представляла, была готова улыбнуться, но вовремя сдержалась.

'Неправильно... нет... самонадеянно, может статься'.

'Матушка, я - серьезно!' Лицо Маргарет застыло, мягкие губы внезапно строго сжались, и в серых глазах, смотрящих на Сесиль, мать мельком увидела женщину, в которую ее дочь однажды превратится. Затем зеркало помутнело, помутнело из-за слез, навернувшихся на глаза девушки и скатывающихся по ее лицу.

'Матушка, я слишком сильно ее ненавижу', прошептала она. 'Когда я думаю об отце и Эдмунде - '

'Не смей!' - резко перебила ее Сесиль. Она сдержала короткую горькую борьбу с самой собой, в которой победила, потом повторила: 'Не смей, Мег'.

В последовавшей затем тишине раздался знакомый успокаивающий звук. Колокол Габриэль собора Святого Павла пробил ежевечернее приветствие Благословенной Матери Божьей. Отголоски еще не успели отлететь с порывами ветра от реки, когда их настигла на последних солнечных лучах весть о корабле, едва причалившем к причалу, пропускающему течение дальше к замку. Приема герцогини ожидал человек со срочным посланием. Посланием от ее сына.

Сесиль смотрела на мужчину, преклонившего перед ней колени. Она гордилась своей памятью, которая и сейчас не подвела. Уильям Гастингс из Лейстершира. Старший сын сэра Леонарда Гастингса, верный друг ее мужа. В прошлом году был с ними в Ладлоу. Прощенный Ланкастерами вскоре после произошедшего, он тут же предложил свои услуги Эдварду в Глостере. Это случилось по горячим следам расправы в замке Сандл, когда дело Йорков могло иметь слишком мало притягательности для честолюбивых людей. Сесиль сложно было впечатлить, однако, она обнаружила, что ее сердце потеплело по отношению к человеку, охотно вставшему на сторону Эдварда, в момент наибольшей нужды того в подобной поддержке. Она оказалась также немного удивлена его присутствием здесь. Такое было почти беспрецедентно для человека его ранга, - исполнять полномочия простого посыльного. Значит, письмо Эдварда в самом деле является срочным.

'Мы слышали о сражении, состоявшемся на юге от Ладлоу, в котором мой сын одержал верх. Но никаких других вестей, до настоящего времени, до нас не доходило. Новости верны?'

'Более, чем верны, госпожа. Ваш сын совершил нечто большее, нежели одержал верх. Он получил сокрушительную победу'. Он ухмыльнулся. 'Я едва могу поверить тому, что он еще два месяца назад робко отметил девятнадцатилетие, потому что лучшего боевого командира не видел. Вполне возможно, ему нет равных на поле битвы во всей Англии'.

Сесиль услышала, как Маргарет издала тихий звук, нечто среднее между смехом и рыданием. 'Расскажите нам', попросила герцогиня, и они услышали в восхищенной тишине, как Уильям Гастингс воскрешал для них битву, произошедшую на Сретенье, 2 февраля, при Мортимер-Кросс, в четырех милях к югу от Вигмора. Когда-то Эдвард думал найти там убежище своей матери и маленьким братьям.

'Он намеревался двинуться на восток, чтобы присоединиться к лорду Уорвику. До нас донеслись слухи, однако, что Джаспер Тюдор, королевский уэльский сводный брат, и граф Уилтшир собирают значительные силы в Уэльсе. Ваш сын решил, что будет лучше отступить туда для предотвращения их продвижения. Мы захватили их врасплох, госпожа. Они не ожидали Его Милость Йорка с наступлением или двигающегося с такой скоростью. Мы поставили наши ряды недалеко от Ладлоу и стали готовиться к их прибытию. Когда битва подошла к концу, поле принадлежало нам'. Он умолк и затем прибавил с загадочной улыбкой: 'Это была такая победа, которой не смог достичь лорд Уорвик при Сент-Олбансе'.

'То есть, вы знаете о Сент-Олбансе! У Эдуарда есть новости от Уорвика?'

'Да, госпожа. Он отправил посыльного к вашему сыну с известием о его менее, чем потрясающем проявлении у Сент-Олбанса'. Сейчас злой умысел был уже очевиден. Как-бы в раздумье, он произнес: 'Мы намереваемся встретиться с графом у Котсволдса днем'.

'Не стоит ли сообщить кузине Нэн, матушка?', вмешалась Маргарет, затаив дыхание, и Сесиль в ответ покачала головой.

'Позже', произнесла она холодно, не спуская глаз с Гастингса. Он снова улыбнулся, сказав: 'Ваш сын просил меня, чтобы вы приняли во внимание, - под его руководством сейчас десять тысяч человек, и сейчас они почти в недельном переходе от Лондона. Он просил передать вам, что к следующему четвергу, надеется уже войти в городские ворота'.

'Благодарение Господу', прошептала Сесиль. Она закрыла глаза, губы неслышно произносили молитву. Маргарет засмеялась, казалось, будучи на грани того, чтобы броситься обнимать Гастингса, но затем, лучше поразмыслив, вместо этого обвила руки вокруг матери.

'Нед всегда был удачливым, матушка! Нам следовало запомнить!'

Гастингс также рассмеялся и покачал головой. 'Люди создают свою удачу, леди Маргарет, и мне никогда не доводилось видеть доказательства этому ярче, чем при Мортимер-Кросс. Перед битвой на небе появилось пугающее и странное явление'. Он помолчал. 'Три солнца наблюдали мы над собой, - светящиеся в полную силу'. (Феномен известный как паргелий, в общем вызванный образованием ледяных кристаллов в верхних слоях атмосферы.)

Маргарет задохнулась и перекрестилась. Глаза Сесиль заметно расширились, она тоже перекрестилась и медленно сказала: 'Мне доводилось слышать о подобном происшествии раньше, в девичестве, - в замке Рэби. Говорили, люди плакали на улицах, уверенные, что это предсказывает конец мира. Не были ли напуганы люди Эдварда?'

Гастингс кивнул. 'В самом деле! Я не знаю, что случилось бы, так как многие были готовы покинуть поле, если бы у вашего сына не хватило находчивости выкрикнуть, - это знак Божьего Промысла! Святая Троица прибегла к демонстрации трех солнечных дисков в ознаменование победы, которую одержат Йорки'.

Сесиль вздохнула и затем рассмеялась, впервые за много недель, хотя думала, что больше не будет способна улыбаться.

'Как это похоже на Эдварда!' Она одарила Гастингса улыбкой, и он поразился внезапной красотой, осветившей ее лицо. 'Он никогда не думает столь быстро, как в моменты, когда многое на кону!'

'Вам нельзя верить историям, которые он может накрутить на свои шпоры для объяснения обнаруженных проступков отцу!' - выпалила Маргарет с головокружительным легкомыслием надежды, пришедшим так неожиданно по пятам резкой отчаянности. Сесиль, все также улыбаясь, пропустила мимо ушей несдержанность, что в иных обстоятельствах стоила бы ее дочери сдерживающего замечания.

'Моя дочь преувеличивает. Но Эдвард всегда выходил из положения с помощью игры слов. Его брат Эдмунд клялся, что он думает языком, настолько убедительным он мог...'

Внезапно, услышав свои собственные слова, она остановилась, пораженная на середине фразы. В первый раз за семь недель имя Эдмунда прозвучало так естественно и легко в ее речи, - первый шаг в процессе исцеления, - но шаг, обжигающий сердце непереносимой болью. Сесиль резко отвернулась, слепо проследовав к камину.

'Что с Джаспером Тюдором?' - Маргарет неумело подыскивала слова, какие только могли быть, лишь бы разорвать удушающую тишину, которая заполнила помещение. 'Он взят в плен?'

'Боюсь, что нет. Оба, он и Уилтшир успели покинуть поле. Тем не менее, мы захватили достаточно людей, включая и отца Тюдора, Оуэна Тюдора. Уэльсца, тайно женившегося на матери короля Гарри, после того как она овдовела. Не то чтобы мы задержали его надолго'. Мрачная усмешка омрачила его губы. Гастинг сообщил с оживленным памятью удовлетворением: 'Мы привезли его в Херефорт, и там Его Милость приказал обезглавить Тюдора на рыночной площади с девятью другими, осужденными на предание смерти...'

Внезапно его голос понизился, последние слова прозвучали, словно наталкивались на словесный утес в смутном забытьи. Будучи восприимчивым человеком, Гастингс отметил резкую перемену в общем настроении и увидел, что обе дамы неотрывно смотрят на него.

'Эдвард сделал это?' - удивленно спросила Сесиль.

Гастингс кивнул. 'Да, госпожа, сделал', ответил он голосом, лишенным всяческого выражения, аккуратно ставшим безразличным.

'Я рада', внезапно вмешалась Маргарет. Серые глаза, схожие с глазами матери горели вызовом, блестящие от слез.

'Я не виню Неда... вовсе не виню!' Он имел право, матушка. Имел право!

'Тебе нет нужды защищать брата передо мной, дитя', в конце концов, отреагировала Сесиль. Отреагировала с усилием. 'Я была поражена, признаю. Но мне не следовало удивляться. Наоборот, стоило ожидать подобного развития событий'.

Герцогиня смотрела поверх их голов на огонь. 'Ты знаешь', произнесла она, и голос был чуть громче шепота, низкий и подрагивающий, но, несмотря на это, очень отчетливый 'он сильно любил своего брата'.

Когда повсюду в Лондоне разошлась молва об Эдварде Йорке, находящемся на расстоянии менее чем 50 миль и спешащим на выручку осажденному городу, жители отвергли свой испугавшийся Совет, вышли на улицы - поднимать бунт, сожгли телеги с провизией, загруженной для отправки в королевский лагерь в Барнете, что всего на 10 миль севернее столицы. Уже стало известно все то, что сотворили войска Маргариты в городке Сент Олбанса, сразу же как разгромили Уорвика. Это вынудило господина мэра Лондона сдаться перед упрямым неповиновением народа, отправив сообщение королеве, - городские ворота для нее будут закрыты.