Тиканье часов

Хелен Уолтон была дочерью венгерского пианиста и американки колониального происхождения. От одного родителя она унаследовала музыкальный талант, достаточный для того, чтобы продвинуться по пути к артистическому величию, от другого — осторожность, почти пуританскую, которая мешала ей прямо смотреть на жизнь. Она могла бы стать великой певицей, но ненавидела тяжёлую работу и не хотела её выполнять, поэтому довольствовалась мимолётной славой на концертной сцене вместо того, чтобы стремиться к постоянной славе в оперной карьере. И всё же бывали моменты, когда кровь её отца брала верх, когда она боролась со своими привычками и яростно бралась за работу. Но такие периоды были сравнительно редки — обычно она плыла по течению жизни, редко имея чёткое представление о том, чего она хочет.

Её отец умер, когда ей было двенадцать лет. Два года спустя её мать, которая привезла её в Нью-Йорк учиться музыке, познакомилась с Уолтоном и вышла за него замуж. Её мать умерла через четыре года, так что с тех пор Хелен Уолтон в большей или меньшей степени находилась под влиянием своего отчима. Но она так и не смогла принять его образ жизни или кодекс поведения. С самого начала он вызывал у неё отвращение. Ясным детским взором она видела, что этот человек нехорош. Она ушла из его дома и обзавелась собственным, когда он начал делать ей робкие предложения о замужестве. Она редко бывала в доме Уолтона, но у неё была там своя комната, и иногда она возвращалась туда в память о своей матери. Она не хотела полностью прерывать общение с Уолтоном.

Она была очень красива. Инспектор Конрой привык к тому, что в делах об убийствах участвуют красивые женщины; ему казалось, что он никогда не слышал и не читал об убийствах, в которых так или иначе не была бы замешана одна из них. И читатели газет, конечно, знают, что каждая женщина, так или иначе связанная с преступностью — восхитительная красавица, если, конечно, они верят тому, что читают. Некоторые, возможно, верят. Но когда инспектор Конрой вошёл в палату больницы Рузвельта, где лежала Хелен Уолтон, он сразу понял, что это самая поразительная женщина, которую он когда-либо видел. Трудно было описать, как она была прекрасна, лежащая, рассыпав чёрные волосы по плечам и пронзая взглядом блестящих глаз, царивший в палате полумрак. Можно было бы записать на бумаге, что она весила 125 фунтов, что у неё была идеальная фигура, что её волосы и глаза были черны как полночь, а цвет лица — неуловимого оттенка старой слоновой кости; но было что-то ещё, то, что делает одну женщину великой актрисой, в то время как другая, при равной подготовке и технике, не обладает ею и ничего не стоит, когда её красота увядает. Иногда это называют индивидуальностью, хотя с тех пор, как появилось кино, стали использовать и другие термины.

Красота девушки сразу же заставила инспектора снять шляпу-котелок с головы и вынуть сигару изо рта. Он полностью изменил свой план действий. Он намеревался напугать её, пригрозить арестом и вынудить рассказать всё, что она знала об убийстве своего отчима. Но он сразу понял, что она не из тех женщин, на которых может произвести впечатление сам факт того, что он детектив; более того, он вообще не думал, что сможет произвести на неё впечатление. Он внезапно пожалел об этом, потому что, хотя он, вероятно, был таким же хорошим детективом, как и любой другой человек, не сошедший со страниц художественной литературы, он был таким же впечатлительным, как и любой другой человек. Он начал задаваться вопросом, действительно ли ему было необходимо носить шляпу-котелок и ботинки с широкими носами.

Мисс Уолтон подняла на него свои блестящие глаза и улыбнулась.

— Я чувствую себя намного лучше, — сказала она. — И готова рассказать вам всё, что знаю.

— Спасибо, — ответил инспектор. — Мне жаль, что приходится напоминать вам об убийстве мистера Уолтона, но я должен знать, что произошло.

— Вы уже поймали убийцу?

— Пока нет, — вздохнул инспектор, — но надеемся сделать это в ближайшее время. Мы нашли определённые улики.

Он понизил голос, как будто у него был какой-то великий секрет, который он не хотел раскрывать, и внимательно наблюдал за ней, чтобы увидеть эффект. Никакого. Она, конечно, была заинтересована; она так и сказала, но в её словах не было того виноватого содрогания, с которым, как известно всем, кто хоть немного читал соответствующую литературу, преступник встречает сообщение о том, что найдена важная улика.

— Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь вам, — сказала девушка. Она печально улыбнулась и ощупала свою голову. — Вы знаете, со мной тоже не очень хорошо обошлись.

— Но вы же не сильно пострадали?

— О, нет. Просто была оглушена, сказал врач. К счастью, у меня даже череп не повреждён.

Инспектор Конрой придвинул стул к кровати девушки и сел. Он постарался сесть так, чтобы наблюдать за игрой эмоций на её лице, но чтобы она видела его лишь смутно.

— Пожалуйста, мисс Уолтон, — попросил он, — расскажите мне, что произошло.

Девушка рассказала ему то, что он уже знал: что она приехала в Нью-Йорк из Филадельфии и что МакДоннелл встретил её у поезда.

— Я собиралась отправиться к себе домой, — сказала она, — но обнаружила, что потеряла ключи, поэтому решила посетить дом отчима.

— У вас был ключ от его дома?

— Был, — ответила она, — но я потеряла его вместе с остальными.

— Тогда как вы попали внутрь?

— Я позвонила в колокольчик и разбудила Ли Синга. Он впустил меня, и я сразу же прошла в свою комнату.

— Значит, Ли Синг в это время не спал?

— Да. Полагаю, что да. Он почти сразу же подошёл к двери.

— В котором часу это было?

— Где-то между двумя и тремя часами. Думаю, ближе к трём, потому что мой поезд опоздал.

— Понимаю. Мистер Уолтон в это время был дома?

— Нет. Я слышала, как он вошёл некоторое время спустя, вскоре после того, как мистер МакДоннелл ушёл.

— Ли Синг впустил его?

— Не знаю.

— Ли Синг был один, когда вы вошли?

— Полагаю, да, по крайней мере, он подошёл к двери один.

— У него когда-нибудь бывают гости?

— Я думаю, его навещают другие китайцы; он принимает их на кухне или в своей комнате.

— Вы слышали что-нибудь после того, как пришёл мистер Уолтон?

— Нет. Вскоре после ухода МакДоннелла я легла спать. Думаю, я почти заснула, когда он пришёл; я смутно помню, что услышала, как открылась дверь, а затем кто-то прошёл по лестнице.

— Ваша комната на втором этаже?

— Да.

— Значит, вы не видели своего отчима?

— Нет, пока я… я…

— Понятно, — перебил инспектор Конрой. — А теперь расскажите мне, что произошло утром.

Девушка на мгновение замолчала.

— Я проснулась, — сказала она, наконец, — от шума. Это было похоже на слабый взрыв, и мне показалось, что я услышала, как кто-то спускается по лестнице. Затем, мгновение спустя, я услышала стон. Я встала с постели и спустилась вниз, в столовую. На мне были домашние тапочки, и я шла тихо, чтобы не шуметь.

— Что вы увидели, когда вошли в столовую?

— Сначала ничего, — ответила она, — но когда я прошла примерно половину комнаты, то увидела две фигуры за столом в библиотеке. Я дошла до дверного проёма, того, что закрыт портьерами, и, ухватившись за одну из панелей, заглянула внутрь и увидела своего отчима, мистера Уолтона, который сидел в кресле, склонив голову вперёд, а над ним склонился другой мужчина.

— Что делал этот человек?

— Я не знаю, но мне показалось, что он обыскивал карманы мистера Уолтона. Я постояла мгновение, а потом, должно быть, ахнула или издала какой-то другой звук, потому что он внезапно повернулся и увидел меня.

— Что вы сделали?

— Я была слишком напугана, чтобы что-либо предпринять, — сказала Хелен Уолтон. — Я могла только стоять и смотреть на него, но в следующий момент он заскочил в столовую и схватил меня за горло. Я сопротивлялась ему, как могла, но он ударил меня. Следующее, что я помню, — это то, что я оказалась в больнице.

— Вы хорошо разглядели человека, который склонился над вашим отчимом?

— Нет. В комнате было темно. По-моему, на нём была маска, но я не уверена.

— Значит, вы не смогли бы его опознать?

— Не думаю. Я помню только, что он был довольно маленького роста и показался смуглокожим. Но, возможно, это было из-за тусклого освещения, и, возможно, он сутулился.

Инспектора Конроя вдруг заинтересовала правая рука девушки, лежавшая сбоку и не прикрытая покрывалом. Он наклонился вперёд и внимательно осмотрел её.

— Как вы сломали ноготь на пальце, мисс Уолтон? — спросил он.

— Ноготь на пальце? — переспросила девушка. — А я и не знала… Он и вправду сломан?

Это был ноготь на среднем пальце. Было очевидно, что он не был аккуратно срезан ножом; на нём были зазубрины, как будто его с силой тёрли о шероховатую поверхность; линия излома была неровной.

— Я не знаю, — ответила она, — если только я не сломала его, когда этот человек схватил меня за горло. Я помню, что тоже схватила его.

— Возможно, вы сломали ноготь о его руку, — сказал инспектор, — или о дубинку, которой он вас ударил.

— Да, — сказала она.

— Вы не знаете, была ли кровь на вашей руке, когда вас обнаружили?

— Не знаю, — сказала девушка, — Но, возможно, и была. Может, медсёстры, которые ухаживали за мной, знают.

— Они никогда не помнят таких вещей, — сказал инспектор. — Бесполезно спрашивать их.

Однако инспектор Конрой счёл, что сломанный ноготь на пальце даёт другое объяснение пятну крови на панели портьер. Сначала он склонялся к версии, что это были брызги крови с дубинки, которые попали на ткань, когда убийца повернулся, чтобы напасть на девушку; теперь же выяснилось, что девушка могла оцарапать его так сильно, что потекла кровь, и что во время короткой борьбы её рука могла коснуться панели; или поцарапанная часть тела убийцы могла коснуться ткани.

— Это очень интересно, — сказал инспектор. — Возможно, вы специально поцарапали убийцу, таким образом оставив на нём своего рода отличительный знак. Мы сможем поймать его, когда найдём человека с царапиной.

— Я надеюсь на это, — сказала девушка.

— Конечно же, — задал вопрос инспектор, — вы не знаете, кто убил вашего отчима?

— Нет, — ответила она, — не знаю.

— Знаете ли вы о каких-либо его врагах?

— У него их было много, — сказала она. — Иногда я задумывалась, а были ли у него друзья? Он… он был нехорошим человеком.

— Я слышал об этом, — сказал инспектор. — Вы с ним сорились, не так ли?

— Да.

— А мистер МакДоннелл? — спросил инспектор Конрой. — Ему тоже не нравился мистер Уолтон?

— Они не были друзьями, — сказала девушка. — Но, инспектор, — она приподнялась на кровати, в её глазах был испуг, — вы же не можете подозревать Гарри!

— Я никого не подозреваю, — улыбнулся инспектор. — Или, скорее, я подозреваю всех. Часть нашей работы, как вы знаете, заключается в том, чтобы подозревать каждого, чьё имя мы можем связать с делом.

— Наверное, — сказала она, — но Гарри этого не делал. Он бы не стал.

— Но у него был мотив, — сказал инспектор Конрой. — Он поссорился с вашим отчимом. Он был влюблён в вас, как и Уолтон.

Девушка ничего не ответила.

— Ваш отчим предложил вам выйти за него замуж, не так ли?

— Предложил, — сказала девушка, — но потом долгое время не упоминал об этом. Он знал, как это меня обидело.

— Мистер МакДоннелл сорился с ним из-за этого?

— Они поссорились, потому что мой отчим не хотел, чтобы я общалась с Гарри, и из-за…

— Из-за чего?

— Гарри дал ему немного денег для инвестирования, когда они только познакомились, и не смог вернуть их обратно. Он не стал возбуждать уголовное дело из-за меня.

— А МакДоннелл был там прошлой ночью?

— Да. Но он ушёл до того, как мой отчим вернулся домой.

— Вы видели, как он уходил?

— Я видела, как он вышел за дверь.

— В вестибюль?

— Да.

— Но не на улицу?

Девушка замолчала.

— Но не на улицу? — повторил инспектор.

— Нет, — сказала она, — я не видела, чтобы он выходил на улицу.

— Тогда он имел возможность проскользнуть обратно в дом после того, как вы ушли в свою комнату.

— Имел, — сказала девушка, — но он не поступил бы так. Я уверена. Гарри не стал бы делать ничего подобного.

Инспектор Конрой сидел и смотрел на руку девушки. Он хотел, чтобы она подумала, что он перебирает в уме все улики, которые он собрал против Гарри МакДоннелла; естественно, ей было интересно, какие ужасные мысли и планы насчёт её возлюбленного таятся за этим безмятежным выражением лица. Она начала беспокоиться, и это было то, чего добивался инспектор. На самом деле у него ещё не было никаких улик против МакДоннелла, которых не было бы против полудюжины других подозреваемых, и, кроме того, у него на уме не было ничего сколько-нибудь важного; он всего лишь пытался заставить её думать, что он что-то замышляет. Он верил, что Хелен Уолтон была влюблена в МакДоннелла, и знал, что если это правда и если её можно заставить думать, что он замышляет что-то нехорошее насчёт её возлюбленного, то она, скорее всего, выдаст себя, если узнает что-то важное. Он чувствовал, что она, скорее всего, выдаст себя словом или действием.

И, не сказав больше ни слова, инспектор Конрой внезапно встал и вышел из комнаты.

4. Три китайца

Когда Конрой вышел из больничной палаты, он обнаружил сообщение от детектива Уокера, который передал по телефону, что направляется в управление полиции, и просил инспектора позвонить ему в детективное бюро.

— Он сказал, что будет ждать там ответа от вас, мистер инспектор, — сказала телефонистка. — Он просил меня позвать вас к телефону, но я сказала ему, что вы заняты разговором с мисс Уолтон.