Дэйна и Эльнарион. История одной игрушки

Нет, ну это ж надо быть таким придурком? Гордость он решил показать, твёрдо смотря в глаза врагу! И только попав вновь в плен алого взгляда, Эль вспомнил, что с ним творила вампирша в тронном зале. В этот раз слова она не применяла, но молчаливый приказ и без этого неумолимо пригибал его к полу. Вот только глаз оторвать он не смог, вскоре оказавшись в очень неудобной и унизительной позе: на коленях, опираясь на полусогнутые руки, отставив задницу и прогнувшись в пояснице, да с задранной вверх головой — взгляд вампирши так и не отпускал. Когда мужчине стало казаться, что шея сейчас не выдержит и всё же сломается, его наконец «отпустили». И, к собственному ужасу, Эль испытал почти благодарность к своей мучительнице. В таком ракурсе требование не смотреть в глаза выглядит скорее спасением, нежели ущемлением прав.

Только на этом всё не закончилось. Он понял, как наивно было бы так думать, когда тело затопила такая волна ломающей и разрывающей внутренности боли, что крик почти тотчас же сорвался с губ. И как бы ни пытался эльф мысленно приструнить себя, презирая за слабость, недостойную воина, тело совершенно не хотело слушаться разума, продолжая извиваться на полу и исторгать жалобные звуки. Священный Лес! Почему, ну почему же ему так больно⁈ И как бы его ни учили терпеть боль, отстраняться от неё, но, оказывается, существуют вещи, с которыми ничего подобного не получается по определению.

Следя за корчащимся в болевой агонии телом, Дэйна думала над последними словами эльфа. Не боится он боли. Боль, она может быть такой разной… А заклинания ментальной магии часто дают весьма интересные эффекты. Например, полную беззащитность и чересчур острое восприятие любого воздействия. К тому же после наказания включится приказ не причинять себе вред действием или бездействием, клеймом закреплённый на всех слоях ауры, и парня будет колотить от одной только мысли ослушаться. Но ещё немного на поиграть его упрямства наверняка хватит. А ещё, того, кто не боится боли, всегда можно научить её любить. Вечно юная вампирша улыбнулась и деактивировала заклинания, наблюдая за свернувшимся в клубок и мелко подрагивающим эльфом.

— Продолжим? Если через минуту не примешь должное положение, я буду знать, что ты готов к новому кругу наказаний.

Должное положение? Эльнарион лихорадочно пытался сообразить, о чём говорит вампирша, пока в памяти резко не всплыли озвученные недавно правила. В её присутствии стоять на коленях. Не смотреть в глаза. Называть хозяйкой. Три нарушения, за которые его сейчас наказали. Священный Лес, дай сил всё это вынести! Вот только Лес остался в родном мире и, как бы эльф не презирал себя за слабость, стойкости, чтобы вынести ещё одно наказание, просто не было. Опираясь на подрагивающие руки, Эль перекатился на колени, устроив на них ладони, и уткнулся взглядом в пол, ожидая дальнейших приказов и… ненавидя себя за появившиеся вдруг чувства к хозяйке. Если страх был вполне логичен и уместен, то как оправдать перед собой же мелькнувшее восхищение её силой, совершенно непонятно.

Вампирша тихо рассмеялась и послала слугам мысленный приказ накрывать на стол. Потом кинула рабу приготовленные заранее тонкие штаны.

— Неплохо. Ещё раз подтверждается правило о том, что, чтобы чему-то научить, надо просто подобрать правильную методику и мотивацию. А теперь встань, оденься и иди за мной.

Элю сейчас ничего не оставалось, как выполнить приказ, да и какая-никакая одежда была очень кстати, давала, пусть иллюзорное, но чувство некоторой защищённости. Вот потом, когда вновь наберётся сил и воспоминания поулягутся… Они прошли через несколько комнат и оказались в небольшой столовой. С ума сойти, а он думал, что вампиры питаются только кровью. Но роскошно сервированный стол опровергал эту информацию — не для него же, в самом деле, так старались? Впрочем, что он знает о вампирах другого мира? Девушка между тем села во главе стола и внимательно посмотрела на эльфа. Когда её губы начали раздвигаться в улыбке, мужчина спохватился и опустился на колени рядом с креслом. В животе предательски тихо заурчало. Боги, когда же он ел в последний раз? Кажется, хозяйка нашла ещё один способ его помучить — от вкусных запахов даже голова начала кружиться.

— Подвинься ближе к креслу, ещё. Очень хорошо. Ты ешь животную пищу?

От удивления Эль вскинул взгляд на вампиршу, но тут же вновь перевёл на пол. Не похоже было, что хозяйка решила просто поиздеваться. Да и, по идее, кормить его должны будут, иначе быстро загнётся. Но вот к тому, что при этом станут учитывать его вкусовые предпочтения, Эль оказался совершенно не готов. Но вампирша ждала ответа, и эльф просто кивнул в знак согласия.

— Замечательно. Сейчас я дам тебе попробовать разных блюд, понемногу, и ты скажешь, если что-то придётся не по вкусу.

Новый шок. Ему даже такой выбор предоставят? Но потом пришла мысль — а как хозяйка собирается его кормить? Ответ возник буквально через мгновение прямо перед его глазами, вместе с приказом открыть рот: девушка держала в пальцах какой-то мясной кусочек, безумно приятно пахнущий. Как домашнюю зверушку кормят, с рук… Но что он ожидал? Для неё он и есть зверушка-игрушка. Если бы не недавнее, такое свежее в памяти, наказание и проснувшийся дикий голод… Эль прикрыл глаза и открыл рот, мучаясь от унижения.

Но все самоуничижительные мысли перекрыл взрыв вкуса на языке. Боги! Какая же вкуснятина! Эльф начал медленно и сосредоточенно пережёвывать, наслаждаясь каждым мгновением.

— Понравилось?

Ответ вырвался сам собой, помимо его воли.

— Да.

Так продолжалось ещё некоторое время: в рот попадал кусочек пищи, Эль пережёвывал, с каждым разом чувствуя, что насыщается, а вампирша осведомлялась, понравилось ли ему блюдо. Кухня здесь оказалась изумительная — эльфу ещё ни разу не попалось того, что вызвало бы вкусовое отторжение. И тут на язык попало что-то твёрдое, но с жидкостью. Соус? Эль сомкнул губы и лишь потом понял, что пальцы хозяйки всё ещё у него во рту. И эти пальцы сейчас медленно заскользили наружу, отчего мужчину тут же обдало жаркой волной. Не может быть… Бездна!

Дэйна внимательно следила за рабом и с удовольствием отмечала все его эмоции. Сейчас, после испытанного болевого шока, он был очень открыт и пока не понял этого. И так послушен. Темнейшая Мать, как же он прекрасен! Недоверие к её намерению прислушиваться к его желаниям было понятным, но Дэйна всегда придерживалась правила: в жизни рабов обязательно должно быть как можно больше приятных мелочей, что компенсирует несвободу и возможность наказаний. А уж раб вампира должен питаться разнообразно и очень хорошо. Скармливая эльфу разные блюда, вампирша и сама немного поела, но совсем чуть-чуть — сегодня её трапеза будет особой.

Не заметив, Дэйна подхватила очередной кусочек и только потом поняла, что стоило воспользоваться прибором, как с салатом или гарниром — соус потёк по коже. Впрочем… Положив мясо в рот раба, девушка не стала отпускать его и губы эльфа прикрылись. О том, что тот может прикусить пальцы, вампирша не беспокоилась: во-первых, чтоб это сделать, надо очень постараться, во-вторых, она почти сразу заметила, что мужчина всегда жуёт медленно и осторожно. Жаркое влажное тепло тут же обволокло кожу, а Дэйна медленно потянула руку, наслаждаясь ощущениями.

Не зря она не отрывала взгляда от лица эльфа. Скулы мужчины чуть покраснели, сердце зачастило, а в распахнувшихся синих глазах был такой коктейль эмоций! Неверие самому себе, смятение, наслаждение, желание. Ох, Тьма, она больше не выдержит! Такая изысканная приправа к основному блюду. Перехватив взгляд мужчины, Дэйна поймала в плен его разум, приказывая не сопротивляться, и медленно склонилась к длинной шее с бешено бьющейся жилкой. В воздухе появился привкус страха, а эльф часто задышал. Глупый, тебе понравится. Острые как иглы, клыки пронзили тонкую кожу без малейшего усилия, а рот наполнился безумно вкусным нектаром.

* * *

За прошедшую неделю Эльнарион, казалось, испытал все виды унижений, к сожалению, тесно связанных с удовольствием. Сопротивляться он прекратил быстро и отнюдь не по сознательному решению разума. Просто всякий раз, когда эльф вознамеривался проявить непослушание, тело полностью выходило из-под его контроля и само выполняло приказы. И всё объяснялось очень просто: сопротивление вызывало наказание, а значит — он нёс вред самому себе, что было категорически запрещено. Понадобилось три дня, чтобы до него это дошло, но как только произошло осознание, с непокорностью было покончено. Однако хуже всего было не это, а то, что хозяйка заставляла его испытывать странное и неправильное удовольствие.

Взять тот же укус. Раз в два дня вампирша пила его кровь, и мужчина с содроганием ждал каждого такого вечера. Вовсе не из-за боли или страха — их не было. А вот наслаждение и… желание отдать всего себя — были. И тесно переплетались с презрением к самому себе и упрямым намерением не поддаваться слабости. Эль испытал шок в первый же вечер, когда хозяйка, предварительно накормив, решила поужинать им самим. Сначала был липкий ужас и желание вырваться, сбежать подальше от острых клыков. Но потом… Потом обрушился новый шок, уже чувственный, когда хотелось, чтобы тёплые мягкие губы не отрывались как можно дольше, путешествовали по всему телу, даря изысканную ласку и порождая трепет. Хотелось сделать для этой девушки всё и ещё немного, подарить себя и обладать гибким телом одновременно.

А потом кровавый поцелуй прекратился и на затуманенный желанием и негой разум навалился ужас реальности. Он  хотел свою мучительницу, жаждал подчиниться ей, принимая из изящных рук всё, что только она захочет дать. Абсолютно всё. Презрение к собственным слабостям затопило с головой, но сильнее всего терзал страх — что не выстоит, уступит тайным желаниям и позорно начнёт умолять и предлагать себя.

Вся неделя вылилась в сплошное испытание — испытание терпения и силы воли. Вампирша любила с ним играть, жестоко, но от того не менее возбуждающе. Она так и осталась для эльфа безымянной, просто хозяйкой, тогда как слуги и подданные звали девушку экселенцей.

Второй день, вернее ночь, пребывания Эля в рабстве ознаменовался унизительными уроками послушания. Эльфа учили правильно… стоять на коленях. И наказывали, если проявлял недостаточное усердие или позволял заминки. Короткий хлыст оставлял болезненные жгучие следы на ягодицах и верхней части обнажённой спины, а глубоко в душе — там, куда он сам себе запретил даже заглядывать — копилось чувство преклонения перед этим сильным существом, тесно перемешанное с желанием просто отдаться её воле, полностью. За это Эль изо всех сил презирал себя и пытался запереть постыдные мысли как можно глубже. Вампиры — зло, абсолютная и непреложная истина всей его жизни.

Но въевшиеся в разум за годы жизни догмы не спасали от мучительного стояка в штанах, слишком свободных и тонких, чтобы что-либо скрыть. То, что укус вампира дико возбуждает, Эль слышал и хоть как-то был готов к подобному морально. Но когда у него встало во время утренних «игр» с ним хозяйки…

В ту ночь вампирша привела его в комнату, стены которой были скрыты темнотой, а из всей мебели присутствовало лишь шикарное кресло. Ну, ещё какая-то странная конструкция из нескольких соединённых металлических перекладин, от углов которой шли цепочки с широкими наручами. Мужчина замер на пороге, но ощутимый тычок в спину и прямой приказ заставили его пройти внутрь.

Опустившись на колени перед креслом, эльф склонил голову и замер в ожидании приказов: в то, что ночь может закончиться для него слишком просто, ни на мгновение не верил. Вампирша решила проверить, как он усвоил полученные уроки — требовала, а Эль должен был принять ту или иную позу. Тогда он всё ещё бунтовал. Конечно, выполнять требуемое приходилось, но мужчина, как мог, задерживал это исполнение, сбивался в мелочах и изо всех сил демонстрировал презрение к своей хозяйке. Глупый, это лишь развлекало девушку. Потом, когда он понял, что действует ей на руку, эльф смирился и стал послушным исполнителем (впрочем, покорилось только тело — в душе продолжали бушевать эмоции), что тоже нравилось вампирше, но совсем не так, как строптивость. При этой мысли разум охватывала мелочная радость. Но в то, второе утро рабства, Эль ещё не осознал всё.

— Ты очень плохой, непослушный раб. Не хочешь порадовать свою хозяйку красивыми движениями, постоянно ошибаешься. Думаю, ты знаешь, что делают с непослушными и нерадивыми рабами? И, да, в этом лишь твоя вина.

Ровно звучащий голос, как и его вкрадчивая разновидность уже достаточно хорошо были знакомы мужчине, чтобы пугать. Но что она может с ним сделать? Опять магически пытать? Принудит принимать ещё более унизительные позы? Всё оказалось гораздо банальнее. Приказав эльфу подойти к странной конструкции в центре комнаты, вампирша защёлкнула на его запястьях замки наручей, потом проделала то же самое с ногами. Привела в движение незамеченные ранее рычаги рядом в полу, и цепочки сильно натянулись, распяливая Эля в подвешенном состоянии.

Мышцы сразу потянуло, и он попытался найти более удобное положение, но куда там. Заднюю часть шеи ожгло болью, в воздухе поплыл запах крови, а по спине стекло несколько тёплых струек. Что она там вырезала? Тёплый влажный язычок коснулся кожи, видимо, собирая красные капли, и это была единственная ласка за прошедший день. Потом на спину обрушилась боль, а из горла рвались крики, заглушить которые не всегда получалось. Через какое-то время мужчина обессилено висел в своих путах, а горящие полосы на спине ощущались невыносимо чётко.

Дело было не в боли. Хотя, конечно, и в ней тоже, ведь у довольно опытного и тренированного воина почему-то совсем не получалось её терпеть. Но до этого момента Эль всё ещё не ощущал себя в настолько безвыходном положении. А во время порки до сознания таки достучалась горькая правда. Он бесправный раб. В чужом мире. В безжалостных руках самого наихудшего врага для светлого эльфа, какого только можно предположить, если не считать демонов. И его, сына Высшего аристократа, сейчас секут плетью, как обычного раба, закрепляя статус причудливыми узорами на спине. Спасением будет только смерть, но и то — лишь по воле наигравшейся владелицы. Стон отчаяния сорвался с губ, совпав с последним ударом.

Он опять не услышал, как двигается хозяйка, только спустя короткое время ощутил, что в подбородок упирается рукоятка плети, давит, заставляя поднять голову. В алых глазах сверкало удовлетворение и расслабленность. Осмотрев его долгим взглядом, вампирша отошла к стене, а Эль, приказав себе не опускать голову, напряжённо следил за ней. Что ещё задумала? К сожалению, ничего не разглядел. Девушка чем-то шебуршала у стены, брала невидимые для эльфа предметы и вновь откладывала их. Именно тогда до лишённого магии мужчины дошло, что это не просто густая темнота, сквозь которую не пробивается даже его острое зрение, а настоящий морок. Что же там скрыто?

Видимо совершив выбор, вампирша повернулась и шагнула к распятому рабу, что-то держа в руке за спиной. Но, какие бы предположения не роились в голове, к действительности Эль оказался не готов, хотя и мог бы догадаться. Успев заметить тусклый блеск в тонкой руке, стремительно метнувшейся к его шее, эльф почти сразу почувствовал холод металла на коже, затем лёгкое давление вокруг горла и щелчок замка. Священный Лес, ошейник! Он закрыл глаза, чтобы не дать девушке увидеть в них потрясение и ставшее уже привычным чувство унижения.

Внезапно ощущения будто сошли с ума: Эль почувствовал как к его обнажённой коже прильнуло гибкое девичье тело, мягкая грудь прижалась где-то под рёбрами, а потом медленно скользнула чуть вверх (видимо, вампирша привстала на носочки… какая же она маленькая!), тонкая, но он помнил насколько сильная, рука обвила шею, заставляя пригнуть голову, носа коснулся лёгкий манящий аромат, а ушей — тихий горячий шёпот:

— Ты так красив сейчас, мой хороший, такой податливый, полностью мой.

На мгновение ужасно захотелось порадовать девушку ещё сильнее, а тело среагировало на происходящее однозначным возбуждением. Боги! Она сделала его рабом, выпорола, надела ошейник и неизвестно скольким мучениям и унижениям ещё подвергнет в будущем, а проклятое тело желает свою мучительницу, как никогда и никого до сих пор! И вампирша, конечно, не могла не заметить его позорного состояния.

— Ооо, малыш, да ты возбуждён! Неожиданно, но приятно.

Эль заставил своё тело успокоиться и оно нехотя, но подчинилось. Пока ещё подчинилось. Но если так пойдёт и дальше, никакая выдержка, которой всегда славились эльфы, не поможет сохранить ясный рассудок и гордость, а тело перейдёт под власть накопленных нереализованных желаний. Как он сейчас хотел сойти с ума, умереть, или, чтобы вампирша подчинила вместе с телом и его душу (Эль знал, они на такое способны) — всё, что угодно, лишь бы не осознавать происходящее и полную безвыходность своего положения!

Он не сразу понял, что путы больше не удерживают, настолько глубоко погрузился в собственные переживания. Очнулся лишь, когда пол неудержимо потянул к себе, чтобы успеть удержать тело от падения. Мог бы и не стараться — приказ, полоснувший по нервам, всё равно не оставил выбора.

— На колени, раб. Твоё наказание ещё не закончено.

Казалось, большего унижения испытать невозможно, но цепь, защёлкнувшаяся на кольце ошейника, опровергла это.

— Надеюсь, неудобный сон заставит тебя подумать, раб.

С этими словами хозяйка покинула его, оставив прикованного на голом полу. Надеется она. Сил на размышления просто не было, и измученный морально и физически эльф уснул, несмотря ни на какие неудобства. Не имело значения, что на дворе занимался рассвет, хотя вчера в это же время он долго ворочался, прежде чем уснуть. Но придётся привыкать к режиму вампиров.

Вечером прошедшая ночь казалась ещё кошмарнее, но Эль продержался на бесполезной строптивости ещё две. Боролся с послушным телом, чувствуя себя псом на уроках дрессировки, получал наказания, как магические, так и физические (последние воспринимались гораздо унизительнее), и пытался унять непозволительное желание. Умная и умелая хозяйка не калечила сильно, так что в течение суток все последствия порки заживали, не оставляя шрамов. А к концу третьей ночи эльф, наконец, осознал причинно-следственные связи и то, что с этих пор с сопротивлением покончено.

Мужчина испытал укол мрачного удовлетворения, когда заметил, что вампирша не слишком сильно обрадовалась его покорности, но всё же взяла своё, изменив правила. Лучше бы она просто секла его, как прежде! В это утро, спустя почти неделю после знакомства, хозяйка впервые решила плотно «поиграть» с телом раба.

Вновь комната со скрытыми стенами, вновь повторение пройденного за ночь и Эль уже не пытается оттянуть выполнение приказа. Просто подчиняется и старается всё сделать правильно. Мимолётный взгляд на лицо хозяйки и дух перехватывает от того удовольствия и нежности, что он успевает заметить на кукольном личике, а в сознании внезапно мелькает… гордость собой? Нет, нет, нет, это не так, это просто не возможно! Он ненавидит вампиршу, своё собственное тело, он всё ещё сопротивляется и не позволит себе сдаться и душой, всё по-прежнему. И это совсем не восхищение мечется где-то на дне души.

А голова подставляется под редкую ласку, когда тонкие пальчики зарываются в волосы и слегка треплют их, поощрительно. И похвала — на малюсенькое мгновение — кажется такой сладкой.

— Ты такой хороший сегодня, малыш.

Но вот звучит приказ подойти к металлической раме. Наказание? За что? Он идёт, а в душе против воли плещется непонимание и обида. Со спины прижимается тонкая фигурка и изящные руки обхватывают его торс, а пальчики успокаивающе поглаживают кожу. Вновь шёпот в ухо, запускающий табун мурашек.

— Тише, тише, не волнуйся. Это не наказание. Я просто хочу поиграть с твоим телом. Тебе понравится.

О боги, нет! Именно этого-то он и боится. Мышцы напряжены, но руки послушно поднимаются вверх, как только хозяйка лишь слегка обозначает своё желание. Как непривычно нежна она сейчас. Снова ощущение оков на запястьях и щиколотках, а потом шум рычагов, но в этот раз его лишь слегка растягивают, позволяя твёрдо стоять на разведённых врозь ногах. Вампирша отходит к стене, в этот раз за спиной, и Эль пытается извернуть шею, хоть и знает, что всё равно ничего не увидит. Впрочем, хозяйка замечает движение и тотчас следует приказ.

— Отвернись и смотри прямо перед собой.

Теперь остаётся надеяться лишь на слух, но тот уже не раз предавал эльфа. Как и сейчас. Мужчина понимает, что за спиной вновь находится кто-то, когда на глаза опускается тёмная ткань, затягиваясь узлом на затылке, и он вообще лишается возможности что-либо видеть. По вмиг ставшей чувствительной коже рисует узоры что-то твёрдое, бугристое… Плеть? А хозяйка сказала — понравится. Как такое… Мысли прерываются резким свистом и спину обжигает длинное прикосновение. Жар волной проходится по телу, оставляя чувство тепла. И вновь еле ощутимые ласкающие прикосновения — по позвонкам, бокам, тазовым косточкам. А следом за ними мурашки по коже. Он напрягается в ожидании следующего удара и привычного чувства унижения. Но их нет, ни того, ни другого.

Наконец Эль на мгновение расслабляется, делая забытый вздох. Она следила за ним, наблюдала за реакцией, иначе как объяснить, что удар обрушивается тут же. Плескает кипятком в месте соприкосновения, растекается дальше горячим теплом, неожиданно скапливающимся в паху, вызывающим там тесное томление. Бездна! Как низко он пал. Светлый эльф, воин, а получает такое постыдное удовольствие от плети, направляемой тонкой ручкой. Вот только с момента его рабства тело живёт отдельно от рассудка и получает своё наслаждение, независимо от отношения разума к происходящему.

А удары продолжают сыпаться сзади с рваными интервалами, каждый раз — неожиданно, перемежаясь с необычными ласками, заставляя всё тело плавиться от неизвестных доселе ощущений. И верхом удовольствия, но одновременно — и презрения к себе, становится прикосновение к паху через штаны, когда твёрдая рукоять приподнимает тугие мешочки, слегка покачивает их, проводит по всей длине напряжённой плоти и слегка надавливает на головку. В пространстве раздаётся жалобный стон, и, спустя целую вечность, Эль осознаёт, что он принадлежит ему.

— Как сладко… Не хочу больше ждать.

Горячий шёпот, за которым следует резкое движение, и вот уже мужчина чувствует всем телом прижавшуюся девушку, обвившую ногами его бёдра, придавившую собой возбуждённую плоть и слегка потирающуюся о неё. Разум сдаётся под натиском эмоций, а его внутренняя вселенная взрывается в момент, когда острые клыки пронзают кожу над бешено бьющейся жилкой и мягкие губы нежно сжимаются вокруг ранки. Бесстыдная рука проникает меж их телами под тонкую ткань и обхватывает напряжённый член. Яркие белые точки перед глазами, гортанный долгий крик, и мужчина чувствует небывалое облегчение, изливаясь в собственные штаны. Хриплый смешок и повязка исчезает с глаз, заставляя прищуриться даже от слабого света.

— Какой ты чувствительный. Надо не забыть в следующий раз приказать тебе не кончать без разрешения, мой мальчик.

Как же хочется сказать, что следующего раза не будет, но беда в том, что Эль совсем в этом не уверен. Миг слабости прошёл и мужчина отводит взгляд, чтобы не видеть сияние торжества и наслаждения в алых глазах напротив. Его освобождают от оков и зовут за собой в спальню. С тех пор он не спал на голом полу и прикованный цепью, ковёр у кровати вампирши гораздо мягче и удобнее. И кончить больше тоже не удавалось, ведь хозяйка исполнила своё намерение полностью. Так что всю прошедшую неделю помимо тяжких дум его неотступным спутником стало практически непрекращающееся возбуждение.

Великий Лес, дай сил и стойкости! Вот только Лес не слышал своего сына через невесть сколько миров. Окончание двух недель рабства ознаменовалось не только отсутствием хозяйки в течение всей ночи, на протяжении которой эльф внезапно понял, что ему скучно и не хватает постоянного присутствия вампирши, её приказов. Она вернулась лишь поздно утром, уставшая, но какая-то гордая собой. И именно тогда в их отношениях произошли очередные изменения.

* * *

В кои-то веки Дэйна не ощущала опостылевшую за долгие годы скуку. Прошедшие две недели были такими насыщенными. Она полностью отдала всё свободное время воспитанию своего раба. Такой противоречивый, внутренне непокорный — он доставлял ей неимоверную радость, давая поводы рисовать на мускулистой спине так любимые вампиршей кровавые узоры. Каждый раз перед работой с плетью она вырезала когтем на коже раба руну, резко снижающую его болевой порог, и наслаждалась ещё и стонами и криками боли. Но эльф и в самом деле оказался смышлёным и смирился через четыре ночи. Внешне. А внутри продолжали бушевать страсти, разрывающие душу сомнения и чувства. И каждое второе утро она вкушала этот чарующий коктейль.

Посвятив себя рабу, Дэйна ни на миг не забывала о втором подарке, маленькой полукровке, оказавшейся сестрой Эльнариона. Испробованная в первую же ночь, кровь эльфа рассказала ей всю историю жизни молодого воина. Всего лишь сто сорок лет, мальчишка! Но уже добившийся уважения в Роду своим воинским и магическим искусством. В этом мире вампиры, обращенные из людей, почти не умели читать память крови, если только в них не было дара менталиста изначально. Дэйна умела, и нежная привязанность Эля к младшей сестрёнке была одной из многих тайн, теперь известных вампирше. Девочка непременно ещё сыграет свою роль, а пока она заперта в ограниченном пространстве комнат и со страхом ожидает будущего.

Всю вторую неделю девушка с азартом пыталась заставить свою новую игрушку примириться с желаниями тела. О, это великолепное тело оказалось очень отзывчивым, таким жаждущим в её руках. Но сильный разум не только отрицал происходящее, но и изо всех сил пытался подавить чувства. Эта борьба была такой сладостной для восприятия древней вампирши. Но сильно затягивать её всё же нельзя. Слишком сложно предсказать, что случится скорее: сломается воля эльфа под гнётом противоречивых эмоций, или он сознательно позволит себе подчиниться, в душе. На последнее Дэйна почему-то сильно не рассчитывала. Но время пока было.

А сегодня наступило новолуние, и Дориан Виардэн успел найти всё для ритуала.

Ночь прошла тяжело, ритуал выпил море сил. Хорошо, что предусмотрительный вампир запасся источниками крови — Дэйна осушила трёх людей начисто. Перед глазами всё ещё стояли яркие сцены: как находящуюся в стазисе старуху покрывает кровь подвешенной над ней и воющей от страха беременной преступницы с огромным животом, как жизнетворящая жидкость впитывается в немощное тело, возвращая лёгкий румянец щекам, и после снятия стазиса душа уже не стремится покинуть мир живых.

Древняя до сих пор слышала страстные стоны, с которыми одурманенные магией разума молодые юноши и девушки совокуплялись внутри сфер-заклятий, венчавшихся накопителями — в них стекалась вся энергия, выделяемая людьми, включая и жизненную. Было несколько странно видеть, как тела усыхают, продолжая двигаться в ритме похоти. Но всё же эти картины не так задевали эмоционально, как радость от осознания правильно проходящего ритуала и понимания, что ещё одно Дитя Ночи сможет обрести счастье.

Потом она постепенно вливала в женщину энергию из накопителей, воспроизводя гортанные звуки демонического языка и наблюдая, как с каждым разом тело избавляется от последствий прожитых лет. В итоге, на алтаре оказалась молодая красивая девушка, теперь уже спавшая — наведённым сном. По хорошему, обратить её нужно было бы Дэйне, но прожившая целую жизнь душа могла не воспринять сразу новое положение, и Дориану неплохо было бы иметь влияние создателя на свою будущую супругу. Так что ритуалом роль правительницы вампиров и ограничилась.

Уставшая, но сверх меры возбуждённая, девушка устремилась в свои покои, где ждал тот, кем она сильно хотела обладать уже несколько дней. Сегодня сил обуздать желания просто не было.

За прошедшее время эльф уже достаточно выучил требования своей хозяйки, чтобы дожидаться её в покорной позе… в которой не заметно было ни грана покорности. На коленях, сведя руки за спиной, чуть склонив голову, мужчина оставался настороже, но, Бездна, Дэйне это нравилось! Подойдя со спины (Эля это всегда жутко напрягало), вампирша нежно пробежалась пальчиками по каменным плечам под гладкой кожей, вызвав закономерную дрожь в теле раба. До сих пор она давала ему только боль, пусть и вызывавшую наслаждение у этого неправильного светлого, но, тем не менее. Сейчас же, следуя порыву, девушка резко задрала опущенную голову и впилась губами в неожиданно податливый рот. Не отводя взгляда и наблюдая в синих глазах чистое потрясение, уверилась в правильности своих намерений и углубила поцелуй. Пора.

Сказать, что Эль был в шоке, значит, ничего не сказать. Мало того, что душу раздирало презрение к себе за желание подчиниться жестокой вампирше, за готовность и приветствие телом даримой ею боли, так ещё и от этого собственнического, совершенно не женского поцелуя, его плоть моментально налилась напряжением! Проклятое, проклятое тело, с такой позорной лёгкостью отзывающееся на действия хозяйки. Боги! Как же он хочет её! Уже неделю… осознанно, непрерывно.

Дэйне понравилась растерянность в глазах раба, его возбуждение, скрыть которое тот уже даже не пытался. Да, требования плоти сложно обуздать, а уж при определённых склонностях, ранее изо всех сил подавляемых… Приказав эльфу подняться, вампирша с удовольствием оглядела сильно вздыбившийся пах и велела следовать за ней. Как обычно. В её любимую комнату. Сегодня ничто не помешает девушке попробовать свою игрушку полностью.

Эль привычно уже прошёл к раме в центре комнаты, но прозвучавший приказ раздеться полностью, застал его врасплох. Снова. Штаны были смешной, призрачной преградой для хозяйки, но лишиться даже её, оказаться перед вампиршей совершенно обнажённым и беззащитным было тяжело. Однако выбора не существовало. И пусть хозяйка знала о реакции его тела, мужчина покраснел от позорного смущения, представ во всей красе, с устремлённым вверх, влажно поблёскивающим от возбуждения членом.

Быть может, ему удалось бы взять себя в руки, если бы не неделя нахождения на грани, без возможности снять накапливающееся напряжение. Но желание туманило голову и лишало воли к сопротивлению. А уж когда тонкие пальцы с острыми коготками болезненной лаской пробежались по его коже… Царапая до крови. Из горла вырвался судорожный вздох, потому что вслед за ногтями скользнул горячий язык. Мужчина полностью отдался ощущениям, а руки сами собой потянулись обнять и прижать. Ну, конечно, кто бы ему позволил? На запястьях застегнулись наручи и руки взмыли вверх. Не слишком сильно натянутые цепи быстро получили своё объяснение, и Эль даже не успел удивиться, чего это хозяйка так снисходительна. Цепи, крепящиеся к ножным кандалам, зазвенели по полу и потащили за собой ноги.

Из него снова сделали бабочку, только не подвешенную, как обычно, а напольную. Мышцы сильно разведённых в стороны ног (настолько, что теперь он был на одном уровне с невысокой вампиршей) ныли от напряжения, верхние цепи вновь пришли в движение и подтянули руки сильнее, отчего всё тело бесконтрольно задрожало, тогда как разум метался между удовольствием от возобновившего путешествие по его груди язычка, смирением — временным, сиюминутным — со своей полной принадлежностью и зависимостью от воли вампирши и паническим стремлением вырваться, трусливо сбежать и спрятаться. Он был воином, не боящимся сражений и смерти, но в этот момент собственные фантазии и желания пугали сильнее пыток.

Дэйна ласкала сильное, еле заметно дрожащее тело, до тех пор, пока не почувствовала, что эльф совсем на пределе. Как же легко с долгоживущими, в отличие от смертных-человеков! Раб был на грани, недельное воздержание наверняка сейчас принуждало разум согласиться на что угодно, лишь бы плоть получила наконец удовлетворение, а кожа уже стала сверхчувствительной. А человек… Дай боги, чтобы тот смог бы вынести и половину ощущений, какими вампирша щедро кормила свою новую игрушку, не сорвавшись в мольбы и унижения. Но эльф держался до последнего, что подогревало интерес правительницы, чувствующей все его внутренние метания.

Прервав изучение давно уже ставших твёрдыми сосков, Дэйна с удовольствием окинула взглядом точёное, чуть запрокинутое лицо, сведённое судорогой мучительного удовольствия, закушенные губы, прикрытые глаза. Такой красивый… Если бы ещё это лицо освещалось радостью принятия её воли и собственных потребностей.

Сегодня она предпримет последнюю попытку образумить упрямца, заставить его принять самого себя таким, каким он нужен своей хозяйке, и каким всегда был глубоко внутри. Просто рядом не было никого, чтобы показать эту его тайную сторону, вытащить её наружу, заставив развернуться в полную силу, отринув все сомнения и ложную мораль воспитания. И Дэйна намеревалась стать этим кем-то, сделав своего мальчика поистине прекрасным. Если не получится лаской и уговорами, то в ход пойдёт сила. Неважно. Вампирша была твёрдо настроена добиться своего любым способом.

Оторвавшись от желанного тела, Дэйна с удовлетворением услышала тихий разочарованный вздох-стон и, улыбаясь, прошла к стене. Что бы сегодня выбрать? Бездумно скользнула пальцами по разнообразным интимным, и не очень, игрушкам, призванным дарить удовольствие через боль. Так что же… Наткнувшись на бархатные перчатки, вновь улыбнулась. Игра контрастов. Почему нет? Следующей была многохвостая плеть — недостаточно жёсткая, чтобы причинить сильную боль, но способная подарить бесподобные ощущения жара на коже. Хорошо. Но воздействовать ею вампирша собиралась лишь на спину и ягодицы, максимум — на бока, а вот спереди… Взгляд остановился на изящных зажимах с цепочками из довольно крупных звеньев и карабинчиком на одной из них: при желании цепочки можно соединить, притягивая зажатые участки кожи друг к другу сколь угодно близко. В разумных пределах, конечно.

Ах, да, последняя деталь. Кончить без её разрешения Эль, естественно, не сможет, но добавить рабу немного дискомфорта ничуть не помешает. Мгновение спустя в пальцах извивалась подобно живой змее прозрачная красноватая лента, вызванная магией вампирши и послушная её желанию. Создав позади распятого эльфа маленький столик, Дэйна положила на него плеть и перчатки, и встала прямо перед мужчиной. Возбуждение никуда не делось, что сказало о близости того к желаемому ею результату. Набухшие соски, которые она совсем недавно терзала сладостной пыткой, так и молили о новых прикосновениях. Девушка провела пальцем по левому, а потом плотно сжала его, слегка перекатывая. Глаза раба распахнулись, а рот раскрылся в судорожном вдохе.

— Мальчик мой, сегодня ты сможешь кончить. Я позволю тебе получить облегчение, но лишь после того, как попросишь меня об этом. И тебе придётся быть очень убедительным в своих мольбах.

Эльф дёрнулся, как от удара, и часто задышал, но вампирша не переставала терзать его сосок, так что он лишь горестно застонал, не в силах побороть возбуждение. Дэйна отдала приказ магической ленте и та, скользнув по коже живота, обвилась вокруг основания плоти мужчины, а потом прихватила ещё и яички — каждое в отдельности, вновь вырывая задушенный стон. Девушка тем временем полюбовалась распухшей и покрасневшей горячей горошиной и быстро защемила её зажимом. Раб замер, застыв натянутой струной, а когда таким же образом нежную кожу сдавил второй — не выдержал, хрипло вскрикнул. Пошевелив слегка игрушки, Дэйна соединила цепочки, чуть натягивая разом покрасневшие комочки, добилась жалобных стонов и вернулась к столику. Перчатки облегали подобно второй коже, и вампирша провела мягкой тканью по собственной щеке. Ммм… Приятно.

Эль, и так уже потерявшийся в противоречивых ощущениях, невольно вздрогнул, когда по плечам и спине, едва касаясь, пробежали тонкие пальчики, вызывая озноб своей мягкостью и нежностью. Прикосновения оказались столь неожиданными, что мужчина дёрнулся чуть вперёд, за что тут же был наказан резкой болью в защемлённых сосках, и замер неподвижно, кусая губы. Это было… очень остро, волнующе, жарко. Мозг напрочь отказывался понимать, почему то, что происходит с телом — плохо, если ему на самом деле так хорошо?

Он всегда был неправильным, с самой юности напуганным своей реакцией на наказания за проступки — как только осознал смысл этой самой реакции. В период бунтарства эльфа ничто не могло остановить от проделок, он никогда не плакал от боли и не просил смягчения. Другие считали, что он смелый, безбашенный, что не боится никого и ничего. А Эль боялся. Начал бояться, как только понял, что наказания вызывают в нём совсем не мысли о раскаянии, а желание повторения, чтобы ощутить этот жар на коже и приятно дёргающую нервы боль. Боялся настолько, что постарался стать образцовым учеником, которого не за что наказывать. А окружение думало, что юноша наконец-то перебесился и взялся за ум.

И сейчас он вновь плавился от этой чувственной боли, что терзала сначала грудь, а потом и спину огненными вспышками. Вампирша сумела вытащить наружу тщательно похороненные мысли, заставила вспомнить детские страхи. Которые всё сильнее вытеснялись яркими сиюминутными переживаниями. Боги, как же ему этого всегда не хватало! Кожа на плечах, спине, ягодицах и бёдрах горела пожаром, а глубоко в мышцы этот жар проникал приятной истомой. И мысли, мелькающие на периферии сознания, казались такими глупыми. Завтра он вдоволь насладится презрением и ненавистью к собственному телу, такому отзывчивому в тонких жестоко-нежных руках, завтра протрезвевший разум вновь будет изводить его самоуничижением, всё — завтра. Не сегодня.

Эль думал, что дошёл до пика своих эмоций, но ошибся. Кожу перестали терзать огненные полосы, зато прямо по горячему заскользило нежное и слегка прохладное, напряжённый живот подрагивал под необычно мягко ощущаемыми пальцами (какая-то ткань?), периодически задевающими то ноющую плоть, то цепочку от сдавивших соски приспособлений. Мужчина даже не заметил, как начал дрожать и плавиться в ласковых руках, кидающих от наслаждения к боли и обратно, как с губ сорвались новые стоны. Зато тихий шёпот прямо в ухо пронзил всё тело стрелой невероятного удовольствия и радости:

— Мой хороший… Такой горячий и страстный. Такой послушный, отзывчивый мальчик… Мой.

Тело отзывалось на похвалу ничуть не хуже, чем на ласку и боль, а в паху спастически пульсировало сводящее с ума напряжение. Казалось, что скоро член просто взорвётся от неудовлетворённого желания. Он пообещал сам себе, что не доставит хозяйке удовольствие своими мольбами? Чушь! Сдерживаться сил просто не было. Одновременно с очередным рывком металла, впивающегося в многострадальные соски, эльф взмолился:

— Пожалуйста! Хозяйка, дайте мне кончить, умоляю, пожалуйста! Разрешите, прошу вас…

Тихий смех и ощущение тёплого дыхания на шее запустили очередную волну мурашек.

— Умоляешь? Нет, мой хороший, обычные мольбы — это так просто для тебя. Придётся немного потрудиться. На что ты готов, ради возможности получить удовлетворение? Только ответь правильно, мальчик.

Голова кружилась, мозг отказывался вдумываться в смысл, так что Эль просто сказал то, что чувствовал:

— На всё, хозяйка… всё, что прикажете. Только, пожалуйста…

Снова довольный тихий смех и оковы больше не удерживают руки и ноги. Тонкий пальчик протиснулся между ошейником и горлом, потянув за собой, и эльф покорно шагнул следом. К кровати. Наконец-то! Но мужчина очень быстро понял, что его чувство облегчения было более чем преждевременным.

— На кровать. На колени. Ко мне лицом. Руки сцепить за спиной. Плечи распрямить.

Совсем не резкие, тихие слова тем не менее были приказом, теми самыми ниточками, посредством которых его прекрасный кукловод управлял послушным телом своей игрушки. И игрушка с неожиданным удовольствием подчинялась бархатному голосу. Это он тоже припомнит себе… завтра. Сложности возникли лишь с последним распоряжением: пытаясь выпрямиться, Эль вновь согнулся от резкой боли — проклятые зажимы, казалось, вгрызались в нежную плоть, грозя вот-вот оторвать от неё кусочек. Тотчас же почувствовал движение и, вслед за лёгким проседанием матраса, к спине прижалась мягкая женская грудь… обнажённая. Боги! Цепкие пальчики впились в плечи, а рядом с ухом прозвучало:

— Расслабься. Прими свои боль и страх и… забудь о них. Я хочу, чтобы ты подарил мне свои эмоции, хочу видеть, как тебя терзает эта боль.

Одновременно со словами сильные руки неумолимо разводили плечи, но боль действительно ушла на второй план, перебитая столь желанным ощущением обнажённого тела сзади. Потом она и вовсе перестала быть настолько острой, превратившись в тянущую тугую пульсацию. Почти сразу тёплые полушария отодвинулись, касаясь кожи теперь только острыми вершинками, но, спустя несколько мгновений, исчезли и они. А со следующим ударом сердца вампирша вновь оказалась перед ним. Эль же осознал, что совершенно не помнит, в какой момент плотно зажмурил глаза.