Исход неясен III

[21] Cyclicus horror — циклический ужас. Проклятие, погружающее человека в мир повторяющегося ночного кошмара.

[22] Согласно Гарри Поттер Вики, Легилименция (англ. Legilimency) — способность мага проникать в сознание другого человека (от латинского lego, legere — читать; mens — ум, разум). Маглы называют это «телепатией», «чтением мыслей», но это не совсем верно. Умелый легилимент может считывать воспоминания, некие визуальные образы в памяти, отделять истинные воспоминания от фантазий и снов, даже помещать свои видения в чужое сознание, но читать мысли так, как если бы они были написаны на бумаге, он не может.

[23] Mea culpa (с лат. — «моя вина») — формула покаяния и исповеди в религиозном обряде католиков с XI века.

[24] Ибога — вечнозелёный кустарник семейства Кутровые, произрастающий в тропических лесах Западной Африки. Жёлтые корни содержат ряд индольных алкалоидов, в том числе ибогаин. Наиболее высока его концентрация в коре корня. Снадобья, изготовленные из корня, имеют горький вкус, оказывают анестезирующий эффект на ротовую полость, за счёт полной потери чувствительности рецепторов. Ибогаин в малых дозах оказывает стимулирующее воздействие на центральную нервную систему, в больших дозах вызывает галлюцинации.

[25] Fidget (лат.) — Невод.

[26] Блэк-хаус построен в так называемом тюдорианском стиле. Дом Тюдоров — королевский дом по преимуществу валлийского происхождения, занимавший английский престол с 1485 по 1603 годы.

[27] Нюкта (от др. — греч. — «ночь») — божество в греческой мифологии, персонификация ночной темноты.

[28] Гарды (Гардарики, Гардарике) — с XII века скандинавское название Руси, известное в Северной Европе в Средние века, в том числе в скандинавских сагах.

[29] Хольмгард (Holmgarðr) — столичный древнерусский город из скандинавской литературы, традиционно ассоциируемый с Новгородом.

[30] Согласно Энциклопедии Гарри Поттера Арктурус Блэк III (англ. Arcturus Black III) — чистокровный волшебник, сын Сириуса Блэка II и Хеспер Гамп, брат Ликорис и Регулуса I Блэков, муж Мелании Макмиллан, отец Лукреции и Ориона Блэков, тесть Игнатиуса Пруэтта, свёкор Вальбурги Блэк, дед Сириуса III и Регулуса Арктуруса Блэка. Кавалер Ордена Мерлина первой степени.

Глава 3. Сквозь туман с волками маршем мы пойдём[1]!

Эпизод 1: Хогвартс, 2 ноября1995 года

Как ни странно, ночь прошла без происшествий, если не считать, разумеется, повального грехопадения девушек старшего и среднего школьного возраста. Девственность мальчиков, впрочем, тоже не выдержала испытания войной. Любились, можно сказать, все со всеми, потому что страх смерти и боевой кураж срывают тормоза даже у самых стойких. Либидо[2] в присутствии Танатоса[3], порой, не ослабевает, как следовало бы ожидать, исходя из формальной логики, а напротив — усиливается. Так что, если прошлой ночью всем было «не до того», то, когда первый испуг прошел, и его место заняло понимание той жопы, в которую угодила Магическая Англия, вообще, и Хогвартс, в частности, желание «чувствовать себя живым и не чувствовать себя дураком» разом смело все условности. И все тут же ринулись любить и быть любимыми «прямо здесь, прямо сейчас», не откладывая это дело на будущее, которого теперь, вполне возможно, могло и не случиться. Слава богу, замок большой, и всем желающим хватило в нем места, хотя в смысле удобств условия у разных парочек разнились от «неплохо» до «так себе» и даже «ну очень не очень».

Лиза все это видела своими глазами, а где не видела, там слышала. Во всяком случае, в большинстве случаев, так как не все школьники одинаково хорошо владели Квиетусом[4] и, в особенности, Квиетусом Максима, а также заклинаниями Конфиденциальности и ЗЗК[5]. И это, не говоря уже о тех, кто так спешил, что в пылу любовной лихорадки о принципах приватности просто забыл, или тех, кому было попросту насрать на своих ближних и дальних. В общем, «всюду жизнь», как заметила по этому поводу вышедшая с Лизой в патруль шестикурсница-грифа Коко Фуллер, ну или «Садом и Гоморра», как выразилась семикурсница-рейвенкловка Хонор Стрейнджлав. Девушек сопровождали еще двое парней, но те, вероятно, из свойственной им деликатности происходящее этой ночью в Хогвартсе комментировали только шепотом, но временами все-таки срывались и ржали в полный голос.

В другое время, — будь это обычный обход старост или профессоров, — многим горе-любовникам наверняка не повезло бы, и за пару минут горячечных обжиманий в кладовке для метел они расплатились бы долгими отработками у Филча. Однако времена меняются, а с ними меняются и нравы. И то, что было неприемлемо вчера, сегодня стало естественным и отнюдь не безобразным. Во всяком случае, патрульные не пытались вскрывать запечатанные двери Алохаморой[6] или Диссендиумом[7] и не искали спрятавшихся с помощью Гоменум ревелио[8]. Типа живи сам и давай жить другим!

Шагая по гулким пустынным коридорам Хогвартса, Лиза, например, тоже решала для себя очередной экзистенциональный[9] вопрос: дать или не дать. У нее на данный момент как раз имелся годный кандидат на то, чтобы стать ее первым и, дай бог, не последним в жизни мужчиной. Экстон Бёрк учился на седьмом курсе Рейвенкло, играл загонщика в факультетской команде по квиддичу и активно ухаживал за Лизой. Рыжеватый брюнет, красивый и высокий, да еще и обладатель завораживающих глаз медового оттенка. В принципе, за такого чистокровного, как он, — на минуточку внук самого Карактака Бёрка[10], - можно было бы и замуж пойти, но, разумеется, не сейчас и не так быстро. Однако дальше поцелуев и неловких — с его стороны, — обжиманий при всяком удобном случае они с ним пока не зашли, хотя и числились парой еще с прошлого года, когда шестикурсник Экстон пригласил четверокурсницу Энгельёэн на Святочный бал. И вот теперь в преддверии войны, чумы и глада, Лиза должна была решить, достаточный ли это повод для того, чтобы отдаться симпатичному тебе юноше.

«Есть с кем, — думала она под доносящиеся из очередного заброшенного класса недвусмысленные стоны, — есть где и даже противозачаточного зелья припасена целая канистра…»

Вопрос «где» они с сестрами и подругами решили самым простым способом. Разумеется, любиться они решили прямо в своей спальне, куда обычно мальчикам вход воспрещён, но чью защиту взломала хитроумная Эрмина. А дальше все просто. Кровати-то полуторные, то есть как раз на двоих, а на полог легко накладываются Заглушающие чары и чары Приватности. Ну и, разумеется, от всех девочек было получено предварительное «добро» на этот разврат, чтобы никого этим делом не смущать. Изи, к слову сказать, как раз сейчас использовала это «добро», предаваясь там, в их спальне, половым излишествам со своим итальянским графом. У Боунс тоже сегодня кто-то там ночевал. Кто именно и было ли это в первый раз, Лиза не знала, — замоталась и забыла спросить, — но факт присутствия в девичьей «светелке» некоего представителя противоположного пола был подтвержден двумя независимыми наблюдателями: Эрминой и Вегой. Так что, ей тоже можно.

«Пожалуй, стоит все-таки дать, — решила она, обдумав все «Про и Контра»[11]. — Древние ведь не зря говорили, что не следует откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Carpe diem[12] и как там у них? Кажется, так: «Будь мудрой, ви́на цеди и кратким сроком надежду долгую укороти. Пока мы говорим, уходит завистливое время: лови момент, как можно меньше верь будущему».

Лиза и, вообще, любила латынь, находя в древней мудрости немалое утешение во множестве различных ситуаций. К нынешней же подходило сразу несколько речений. Memento mori[13], например, или Vita brevis, sexus longa[14]. Одним словом, торопись жить, девочка, и не болей ерундой.

«Значит, решено! — подвела Лиза итог своим «метаниям». — Дам! Та-да-дам-та-да-дам!»

Она оглянулась на Бёрка и бросила на него насмешливый взгляд.

«Радуйся, Экстон! — усмехнулась она мысленно, завершив свой «марш энтузиастов». — Сегодня тебе достанется главный приз!»

Впрочем, предаться фантазиям на тему, «как там оно у них получится позже вечером», Лиза не успела. А жаль. Воображение у нее было богатое и напридумывать себе она могла такое, что мама не горюй. Но не судьба. Едва она решила главный вопрос этой ночи, как из-за угла навстречу патрулю вышагнул, мягко ступая в своих «волшебных» войлочных тапочках сам Великий Светлый Волшебник Альбус Персиваль и что-то там еще Дамблдор.

— Здравствуйте, дети! — подарил он им свою фирменную улыбку и даже померцать в неверном свете факелов стеклышками очков-половинок не забыл.

— Доброй ночи, профессор Дамблдор! — дружно ответили патрульные и застыли в ожидании дальнейших указаний.

Между тем, старик благосклонно кивнул и, выдержав паузу, обратился персонально к Лизе:

— Мисс Энгельёэн, не могли бы вы уделить мне с полчаса вашего драгоценного времени?

«Неожиданное предложение… — хмыкнула она мысленно. — И время выбрано какое-то неправильное».

Но воленс-ноленс на просьбу директора следовало ответить.

— С удовольствием, господин директор, — сказала она вслух, — но, надеюсь, не сейчас?

Последнее было сказано с известной долей иронии, но Лиза ошиблась, директор был вполне серьезен.

— Именно сейчас, если позволите, — довольно-таки жестко, но со своей обычной «мягкой» интонацией ответил профессор.

— Полагаю, дамы и господа, — обвел он взглядом членов патрульной группы, — какое-то время вы сможете обойтись без мисс Энгельёэн.

Не вопрос. Просто констатация факта.

— Как скажете, господин директор, — пожала она плечами и демонстративно поинтересовалась у своих:

— Справитесь?

— Придется постараться, — вернул ей насмешливый взгляд Экстон. — Ты только не задерживайся…

Подразумевалось, «ты же помнишь, что у нас тобой планы», но сказать это вслух Бёрк, разумеется, постеснялся. Но что есть, то есть: у них действительно имелись кое-какие планы на вечер и ночь. Правда не на секс, — хорошо зная Лизу, о сексе Бёрк пока даже не мечтал, — а просто «на сходить куда-нибудь на свидание», на Астрономическую башню, например, или в лабиринт пустующих коридоров восьмого этажа. О том, что сегодня его по-взрослому допустят к телу любимой девушки, он пока не догадывался. И слава богу, а то мог перевозбудиться и наделать глупостей.

— Не задержусь, — пообещала Лиза и, оставив патруль за спиной, пошла вслед за директором в его кабинет. Беседовать в коридоре тому было не по чину, к тому же все в Хогвартсе знали, как Дамблдор, как мало кто другой, ценит комфорт. Так что, если беседовать с кем-то с глазу на глаз, то явно не на бегу и только в подходящем для приватного разговора месте и в приемлемых со всех точек зрения условиях…

Эпизод 2: Хогвартс, 2 ноября1995 года

Идея переговорить тет-а-тет с Лизой Энгельёэн возникла у Дамблдора сразу-вдруг, едва, свернув за угол, он натолкнулся на школьный патруль. Смысл этого патрулирования был неочевиден, а ценность — сомнительной, но директор отнесся к инициативе «неравнодушных» учащихся с пониманием и запрещать ненужную самодеятельность не стал. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не скандалило, что в нынешней ситуации означало — не множить проблемы. А все эти учрежденные школьниками патрули и блокпосты следовало воспринимать всего лишь, как неизбежное зло. Впрочем, нет худа без добра, и, не выйди Елизавета Энгельёэн этим вечером в патруль, мысль переговорить с нею с глазу на глаз, возможно, даже не пришла бы ему в голову. А так получился довольно-таки удачный экспромт, и леди-наследница оказалась в его кабинете, не как проштрафившаяся ученица, что уже не раз случалось и с ней, и с ее сестрами, а как гостья, приглашенная скоротать вечер за чашкой чая и неспешной беседой с самим Великим Светлым.

— Присаживайтесь, мисс Энгельёэн, — улыбнулся он девочке, указывая на гостевое кресло. — Чашку чая?

— Спасибо, профессор, — девочка, выглядевшая, как совершеннолетняя девушка, улыбнулась в ответ. — Если только черный и крепкий.

— Значит, черный и крепкий, — кивнул старик. — Скажите, мисс Энгельёэн…

— Лиза, — предложила девочка.

«С одной стороны, жест доброй воли, — Отметил Дамблдор, — а с другой — она меня перебила, и как на это реагировать?»

— Спасибо, Лиза, — сказал он вслух. — Это весьма любезно с вашей стороны. А сейчас я с вашего позволения хотел бы вернуться к так и не заданному мной вопросу. Почему вы одеты и снаряжены так, словно готовитесь к бою?

— Наверное, потому что я готовлюсь к бою? — Пожала плечами Елизавета.

Его вопрос ее, судя по всему, не удивил, но, похоже, позабавил. Так бывает, когда кто-то не понимает простых общедоступных истин. Во всяком случае, Лиза наверняка думает именно так, как говорит, и при этом полностью уверена в своей правоте.

«Юность! — покачал он мысленно головой. — Юность почти всегда ведет себя наивно и недальновидно, но что есть, с тем и приходится работать».

Дочь-наследница Рода Энгельёэн вышла на патрулирование, облачившись в костюм боевого мага. Дорогой и стильный, сшитый из кожи джевелина[15], скорее всего, где-нибудь на Балканах или в Турции, где, во-первых, все еще водятся эти некрупные драконы, а во-вторых, полно подпольных мастерских, в которых за деньги сошьют и сделают практически все, что пожелает заказчик, даже если это насквозь противозаконно. Особенно, если это противозаконно. За то, собственно, и платят, потому что такие вещи, как настоящий костюм боевого мага, легально в Европе не купить, а некоторым, той же леди Анне, хочется все это иметь, и денег у нее куры не клюют, так что заплатит сколько попросят и даже не поморщится. И не странно, что у всех ее дочерей и у Веги Блэк, — Блэки ведь тоже не бедствуют, — есть такие костюмы. На самом деле, у некоторых других школьников тоже, как оказалось, лежало в сундуках немало интересного, но у Гарпий Энгельёэн все было не просто дорогим, но и чрезвычайно эффективным: и защитные костюмы с вставками из мифриловой брони, и экипировка, которой позавидуют авроры из спецназа ДМП, и, разумеется, оружие. Любая волшебная палочка — это довольно-таки серьезный, но главное многофункциональный магический инструмент. Ею можно создавать милые пустяки, вроде невесомых иллюзий, лечить и созидать, а можно, напротив, калечить и убивать. Увы, но правда в том, что палочка — это, прежде всего, оружие, которое может быть ничуть не менее смертоносным, чем боевой посох древних колдунов. Но при этом палочки есть у всех волшебников и ведьм старше одиннадцати лет. Отсюда и вывод, если у магов есть волшебные палочки, то отчего бы не разрешить свободное ношение холодного и огнестрельного оружия?

Запрета на владение магловским, гномьим и гоблинским или каким другим оружием никогда не было и нет. Просто раньше такие вещи было не принято афишировать, но война отменила и эти неписанные правила. А в результате, на Елизавете Энгельёэн чего только сейчас не было! Кинжал гномьей ковки на поясе, перевязь с зачарованными метательными ножами, кобура с чем-то огнестрельным магловского производства, от чего магией несло так, что в пору задуматься, насколько оно, это оружие, все еще магловское, а насколько — уже магическое. А ведь у девчонки еще и за плечом висело нечто устрашающее, отдаленно напоминающее гномью аркебузу, массивное, короткоствольное и наверняка крайне смертоносное.

«Собирается воевать…»

Что ж, это было вполне в духе леди Энгельёэн. Однако вот в чем дело, напади на них Волан-де-Морт со своими клевретами, эта девочка не проживет и минуты. Куда ей, ученице пятого класса тягаться с опытными боевиками Темного Лорда! Если дойдет до драки, здесь будет гора детских трупов, потому что противостоять пожирателям на равных смогут, в лучшем случае, одни лишь авроры и наемники с континента. Ну а если в бой вступит Том Редл, конец придет и самому Дамблдору, потому что кто бы что ни говорил, ему не справится со своим бывшим учеником. Сил не хватит, умений, боевого опыта. Он же лет сорок ни с кем не воевал, надобности не было. А без тренировки боевые навыки уходят, как вода в сухую землю. Впрочем, драться не придется. Том передал через посредника, которому доверяли обе стороны, что школу не атакует. Но и Дамблдор не должен был вмешиваться в ход боевых действий. Таковы были условия сделки: война останется за стенами замка и не затронет его обитателей, если сами они не накликают беду на свою голову.

— Вы не верите мне, директор… — Девочка смотрела ему прямо в глаза, и была при этом невероятно спокойна. Ни возраст, ни ситуация, ничто ее не тревожило. Красивая, холодная и, по всей видимости, хладнокровная, исполненная силы и чувства превосходства.

«Вылитая мать!»

— Никому не верите, — покачала она головой. — Ни нам с сестрами, ни леди Энгельёэн… А зря, между прочим, потому что, хотите вы или нет, но Лорд атакует Хогвартс. Попробовал в прошлую войну, нападет и теперь, даже если обещал вам не нападать. А он вам что-нибудь обещал, профессор?

Что ж, в словах девочки имелся резон, поскольку в прошлую войну пожиратели, — тогда их еще называли вальпургиевыми братьями, — действительно напали на замок. Это был свершившийся факт истории, но правда в том, что Темного Лорда среди нападавших тогда не было. Это, как передали директору позже, была чистой воды самодеятельность пожирательского молодняка, операция, подготовленная и осуществленная такими «юными дарованиями», как Барти Крауч младший, Торфинн Роули и Родольфус Лестрейндж. И это нападение, к слову сказать, сильно ударило по репутации Волан-де-Морта и его движения. Нападать на школу было «не комильфо», и поступок этот вызвал негодование даже у пуристов и ревнителей чистокровной сттарины, которые в целом поддерживали движение Темного Лорда. Так что, Дамблдор был склонен верить Тому, когда тот обещал «не делать глупостей» и «не повторять ошибок прошлого». Но, что, если правы те, кто говорит, что Редлу верить нельзя?

— Вы что-то знаете? — нахмурился Дамблдор. Эта девочка умудрилась нарушить его покой буквально парой фраз.

— Знаю? — переспросила она. — Скорее предполагаю.

— Предполагать можно многое, — почти с облегчением улыбнулся Дамблдор. — Верить же можно только фактам. У вас, Лиза, есть факты?

— Что есть факт? — вернула девочка улыбку. — В свое время, вы поверили пророчеству. Кстати, Редл ему тоже поверил. Но скажите, директор, является ли пророчество фактом?

«Парадоксально, но фактически верно», — кивнул мысленно Дамблдор.

Девочка была невероятно умна и хорошо образована. Впрочем, для него это не новость. Новостью, — поскольку раньше он с ней так близко не общался, — оказался стиль ее мышления.

— Факт произнесения пророчества, — согласился он с Лизой, — и факт самого пророчества, как бы эфемерна ни была природа этого явления.

— Предчувствие тоже эфемерно, — продолжила девочка его мысль. — Как, впрочем, и интуиция. Но вы ведь верите в свою интуицию, профессор?

— Любопытный взгляд на объективность субъективного… — озвучил директор мелькнувшую у него мысль. — Но давайте, Лиза, оставим на время философию вопроса, тем более что я вас понял. И в этой связи, у меня возник вопрос: сами-то вы во что верите?

— Дело не в вере, профессор. Я знаю, что они нападут. — Если бы не интонации, подразумевающие, иронию и, возможно, даже сарказм, можно было бы подумать, что Елизавета Энгельёэн пророчествует. — Не скажу точно, когда, но предположительное окно возможностей — от сегодняшней ночи до конца недели. Самого Волан-де-Морта, скорее всего, среди них не будет, но атака будет серьезной, и некоторым ученикам придется принять бой. Полагаю, у вас, профессор, есть причины не участвовать в сражении, но тогда вы нарушите договор с моей матерью и окончательно разочаруете своих сторонников. Вряд ли они простят вам бездействие.

Что ж, девочка сформулировала свое видение будущего, но оно было построено на слишком большом количестве допущений, чтобы принять его в качестве рабочей гипотезы. Скорее всего, Лиза ошибается, вернее, ошибается ее мать, поскольку озвученный сценарий слишком похож на согласованную версию, выдвинутую группой Энгельёэн.

— Это точка зрения вашей матушки? — спросил он, только чтобы уточнить кое-какие детали.

— Нет, — ответила ему Лиза. — Это общее мнение, мое и моих сестер. Мать лишь опасается, что могут случиться непредвиденные телодвижения противной стороны. Мы же уверены, что так и будет.

«Мнение сестер… — Дамблдор запнулся об это словосочетание. — Кто же из них Сивилла[16]? И не получится ли так, что я принимаю Пифию[17] за Кассандру[18]?»

— Думаю, вы сгущаете краски, молодая леди, — сверкнул он собеседнице стеклышками своих очков-половинок. — Впрочем, молодости свойственно мечтать о подвигах. Гарриет тоже хочет воевать?

— Не знаю, как Гарриет, но вот моя сестра Изабо воевать не хочет, — Лиза не стала даже притворяться, что не поняла, его мелкой провокации. Все она поняла и ответила соответственно. — Она и на первом курсе легко обошлась бы без того, чтобы, рискуя жизнью, спасать нас с Поттером. Но в нашей семье нет предателей и трусов.

«Предатель и трус — это я? — чуть прищурился Дамблдор. — Хорошего же мнения обо мне придерживается леди Энгельёэн».

— И поэтому вы, не задумываясь, убили этого бедного мальчика со Слизерина? — спросил он вслух, предполагая, впрочем, каков будет ответ. Он намеренно провоцировал Елизавету, надеясь, что, разнервничавшись, она сболтнет что-нибудь из того, что ему хотелось бы знать, но о чем Анна Энгельёэн говорить с ним не будет. Однако девочка на провокацию не поддалась, лишь взглянула на него с обидной насмешкой и разом «обрубила все концы».

— Если у вас есть сомнения в моей вменяемости, — сказала она, не скрывая ядовитого сарказма, — можете их смело отбросить. Убивать кого-либо из прихоти и без серьезной на то причины мне не нравится. Но я не наивная дура, профессор, чтобы позволить этому «кому-либо» убить себя или кого-то из моих близких. Вы же, если я правильно понимаю вашу позицию, ратуете за замену нашего многобожия на магловское христианство, а Христос ясно выразился: «Все, кто берется за меч, от меча и погибнут»[19].

— Вы, Лиза, вырвали слова Иисуса из контекста, — поправил ее Дамблдор. — У этих слов несколько иное значение, чем то, которое в них вкладываете вы.

— Толкование Библии не входит в круг моих интересов, — пожала девочка плечами. — Кесарю кесарево, а богу богово[20]. Наша позиция: мы войны не ищем, но от нее не бежим, а на войне, как на войне, à la guerre comme à la guerre. Не так ли, профессор?

«Образованная девочка…»

— Сколько языков вы знаете?

— Французский, итальянский, немецкий, латынь, древнескандинавский и древнегерманский. Еще немного русский и древнееврейский.

«А большинство нечистокровных студентов Хогвартса ничем кроме английского и ошметков латыни не владеют… Этот разрыв возникает в детстве, и сократить его или вовсе закрыть удается лишь немногим, для кого учение не труд и не обязанность».

— Гарриет тоже владеет всеми этими языками?

— Про Гарриет не скажу, — покачала головой Лиза. — Я ее практически не знаю, а вот моя сестра Изабо знает, разумеется. У нас в семье неучей нет, мы все-таки не Поттеры и не Дамблдоры.

— Хотите меня оскорбить? — усмехнулся Дамблдор, который действительно стал единственным в семье образованным волшебником.

— Нет, просто констатирую факты, абсолютно спокойно ответила Елизавета. — Джеймс Поттер, как и ваш брат, профессор, других языков, кроме английского, не изучали, не так ли?

— Вам не нравится, когда Изабеллу называют Гарриет? — спросил он тогда прямо.

— Не нравится, — подтвердила девочка. — Кто бы что ни говорил, она моя сестра, а не сестра Гарри.

— Но она родилась вместе с Гарри… — попробовал возразить Дамблдор, и сразу же пожалел, что вообще затронул эту тему.

— Не вам это говорить, директор…

— Извини, девочка моя, — повинился Дамблдор. Его действительно занесло. Старые привычки практически неискоренимы. Переделать себя, перестроиться, когда тебе больше ста лет, практически невозможно. И вот результат. Ему же было сказано: не лезь в это дело. Но нет, раз за разом он пытается вернуть то, что потеряно безвозвратно. Изи не Хэтти и быть ею не хочет. А виноват в этом он сам. Сам своими руками разрушил план, которым поблазнила его Судьба. План, как он видел теперь, из своего времени и с высоты нового опыта, который мог стать едва ли не панацеей от болезни, имя которой Война. Но Дамблдор ошибся. В первый раз, когда думал, что Волан-де-Морт уничтожен. И во-второй раз, когда убедил себя, что Гарриет зло, которому нельзя позволить взрасти, превратив крошечную девочку в новую Темную Леди. Ошибался он и потом. Так отчего бы не предположить, что ошибается и теперь?

Эта новая мысль пришла ему в голову едва ли не случайно, — по какой-то ассоциации, на которую в другом случае Дамблдор просто не обратил бы внимания, — но раз возникнув, уходить она уже не желала. Гордость мешала признать, что это возможно, но остатки критического мышления все еще позволяли мыслить трезво. Не везде и не всегда, но в этом случае у него все-таки получилось, и он увидел всю несуразность того, в чем сам же себя и уговаривал.

«Том обещал не нападать…Но можно ли ему верить на слово?»

«Дети не боевые маги, им не устоять в бою с темными волшебниками…» — Но два года назад Изабелла/Гарриет убила тренированного боевика и не чем-нибудь случайным, а классическим «Ансгаром»[21] шестого уровня.

«Думать! — приказал себе Дамблдор. — И не забывать о Лезвии Оккама[22], а то наплодил, понимаешь ли, сущностей, и сам же в них и заплутал…»

Что ж, думать так думать. Дамблдор поблагодарил Лизу за «содержательную беседу» и отпустил продолжать «бдить». Сам же потребовал у эльфов чашку крепкого чая, набил трубку и, прикурив ее от палочки, сел к камину «думать думу». Увы, но тем для размышлений более, чем хватало. И начинать, по-видимому, следовало с осмысления той «жопы», в которую угодил Волшебный Альбион[23], утянув заодно с собою Ирландию, Гебридские, Оркнейские, Шетлендские и прочая и прочая острова и даже кусок магловской Франции, поскольку Бретань[24] или Малая Британия[25] входила в сферу политических интересов Магического Объединенного Королевства.