– Разрешите показать вам поселок, Лорена?
В том, что она пацану понравилась, и сомневаться не приходилось. Может, здесь он считался принцем, но в отношении к женщинам он мало чем отличался от мальчишек из Обретенных гор, а Лорена не вчера родилась. Эту симпатию так заманчиво было использовать: может, приручить сопляка, чтобы сбежать отсюда… Или даже добиться казни Глашатая Теней. Возможно ли такое, если принц захочет?
Пока она решила не рисковать понапрасну. Оставалась вероятность, что, если принц заподозрит в ней ответную симпатию, он просто сделает ее какой-нибудь наложницей – как у этих дикарей принято? Так что Лорена собиралась вести себя нейтрально, это пока казалось самым безопасным.
– Покажите. Времени у меня теперь много.
– Вы очень достойно держитесь, – оценил принц. – И то, как вы вели себя перед матерью… Меня это восхитило. Немногие отказывали ей. Как вы поняли, что вас пощадят?
– Я не поняла. Просто я не считаю, что за жизнь нужно держаться любыми способами. Лишь до того предела, который различает человека и безвольное животное.
– То, о чем вы говорите, не все поймут… Но я понимаю.
Принц оказался осторожным. Он не рисковал отводить Лорену далеко от центральной площади, он слишком хорошо помнил, что она не бедная пленная девушка, она – офицер. Впрочем, ее он не опасался, его куда больше напрягали сейкау, следующие за ними по пятам. Это было несколько странно: видеть, как будущий господин культа чего-то боится. Получается, Глашатай Теней выше него? Хотя жрица его не боялась…
Сейчас это было не так уж важно, мальчишка оказался полезен. Он объяснил, что в культе действительно нет денег – нет даже представления о том, что это такое. Сообщество делилось на касты, и каждому следовало выполнять только свою работу. Мотивацией становилось не вознаграждение, а сама возможность жить: того, кого жрецы сочли бы недостаточно старательным, ожидала роль следующей жертвы для великой Брерис.
При этой чудовищной системе колония дикарей выглядела не худшим образом. В чем-то она даже превосходила Обретенные горы, хотя признавать такое оказалось неприятно. В еде, например. В одежде, в украшениях…
И в количестве жителей. Лорена догадывалась, что на двух колониальных кораблях, добравшихся до Нергала, было примерно одинаковое количество пассажиров. Но теперь численность культа превосходила население Обретенных гор минимум в два раза. Даже при том, что здесь было очень мало стариков – зато детей хватало с избытком! Они носились по площадям и ближайшим дорогам шумными стайками и обращали на чудовищ внимания даже меньше, чем взрослые.
– Значит, детям сразу уготована определенная роль? – спросила Лорена. – Они будут заниматься тем же, чем их родители?
– Не будут. У них нет родителей.
Лорена удивленно посмотрела на своего провожатого, пытаясь понять, что это было: дикарский юмор? Однако принц рассказывал обо всем так же серьезно, как и прежде.
– Все дети в сообществе рождаются общими, осененные благословением Брерис. Они воспитываются вместе. Потом, когда они подрастут, жрецы при помощи Брерис определяют их роль в сообществе.
– Но кто-то же этих детей рожает! И я не думаю, что это делает Брерис.
– Поосторожней здесь с такими речами. Они могут затмить ту стоимость, за которую вас можно продать. Что же до родителей… Они тоже назначаются жрецами. У Брерис есть особые служители, которые занимаются только этим.
Вроде как он выдал очередной сектантский бред – а многое неожиданно стало на свои места. Лорена отказывалась верить, что все тут помешались на этой придуманной богине, должны быть и здравомыслящие люди. Они, вероятнее всего, ведут какие-то базы данных, не допускающие кровосмешения и гарантирующие, что женщины будут рожать чаще, чем им того хочется. Кто их там вообще спрашивает?
От них ведь только и требуется, что выносить и родить, дальше за ребенком присмотрят другие люди, женщина же вернется к работе. И вот у колонии сильное молодое поколение… Дети, которым не нужно оплакивать родителей, погибших на войне с Обретенными горами, потому что они этих родителей не знают. Родители, которым плевать на то, что их детей чуть ли не с младенчества заставляют работать – Лорена уже видела, что многие из тех, кто постарше, заняты на полях.
В Обретенных горах не каждая пара решалась на ребенка… Они с Невио так и не успели. Ну а здесь, получается, каждая женщина за жизнь успевала родить – сколько раз? Десять? Двадцать? И население все равно прирастало, несмотря на продолжающуюся войну.
Почти все дети, которых Лорена видела перед собой сейчас, должны были через много лет погибнуть от боевых роботов Обретенных гор. Она не могла не думать об этом.
– Но у вас есть мать, – напомнила Лорена. – Значит, понятия отца и матери существуют?
– Не для всех, да не всем они и нужны. Жрецы воспитывают своих детей сами, чтобы сохранить магию и благословение Брерис. Остальным это не нужно. В них нет ничего особенного.
– Я так полагаю, это касается и Глашатаев? Они же тоже… магические.
– Нет, их жрецы находят среди обычных людей. Недостатка пока не было.
Он знал больше, чем говорил, это чувствовалось. Принц этот мог сколько угодно изображать взрослого мужчину, в глубине души он все равно остался подростком, которому не терпелось поделиться доверенными ему тайнами, чтобы впечатлить женщину, поразить, может, влюбить в себя. Он ждал вопросов.
Но Лорене пока не хотелось говорить. Она думала о том, что все это неправильно – такая жизнь. Получается, никто из бегающих по площади мальчиков и девочек вообще не знал, что такое любовь? Они росли без родителей, привыкали к тому, что так и надо, делали, что им говорят. Покорная толпа, из которой можно слепить все, что угодно.
Вот поэтому Лорена должна была сбежать. Чтобы наконец разрушить культ. Чтобы спасти всех, кто пока не знает, что нуждается в спасении.
Иван старался, как мог, показывал гостям лучшие стороны колонии, потому что знал: третьей попытки не будет. Чудо, что вторая досталась. Если провалится и она, контактов за пределами Нергала ждать не стоит… А ведь сколько проблем можно было бы решить! Закончить войну с дикарями. Навсегда позабыть о страхе голода.
Пока сложно было сказать, как относятся к колонии переговорщики. Те двое, что остались, ходили повсюду с каменными лицами, да еще носились с переселенцами так, будто дикари были полноценными людьми. Но это полбеды… Куда больше Ивана беспокоили те, что ушли. Почему эти пришельцы вообще такие твердолобые? Первую группу предупреждали об опасностях Нергала, а они не послушались и погибли. Вторые должны были хоть как-то использовать их опыт… А что в итоге? Они тоже потащились на территорию дикарей.
В дверь постучали, и Иван невольно вздрогнул. Напряжение в мышцах уже накапливалось, нервы пошаливали, но что с этим делать – он пока не знал.
– Войдите, – позволил Управляющий.
В кабинет заглянул его ассистент и предупредил:
– К вам Генерал… Он настаивает.
Иван ясно дал понять, что никого в ближайшее время видеть не желает, он слишком вымотался, пока возился с чужаками. Однако Эрнстин Вигели был проблемой, которую нельзя игнорировать.
С ним давно уже не мешало поговорить, поэтому от собственной усталости пришлось отвернуться.
– Впусти его и можешь быть свободен.
Генерал пришел один, без охраны – но он никогда не таскал с собой охрану на территории колонии, подчеркивая, как тут безопасно. Он занял гостевое кресло и уставился на Ивана своим знаменитым немигающим взглядом, который больше подошел бы джесину, чем человеку.
Иван не стал спрашивать его, в чем причина позднего визита. Ему и так было что сказать Генералу.
– Ты хоть понимаешь, как ведешь себя с ними? – сухо осведомился Иван. – Как будто они – пленные дикари, а ты за ними присматриваешь!
– Они подозрительные.
– От них зависит будущее колонии. Ты не мог бы засунуть свои подозрения подальше, пока оно не решится?
Однако Эрнстин и глазом не моргнул.
– Когда они отправились на отдых, я поручил моим людям следить за ними всеми доступными способами. Но они ушли и от контактного, и от удаленного наблюдения.
– Ты с ума сошел? – простонал Управляющий. – Сорвать переговоры хочешь?!
– Ты меня не слушаешь? Твои якобы мирные переговорщики обладают великолепными военными навыками.
– А никто и не говорил, что они не военные! После того, что случилось с предыдущей группой, правильней всего было послать сюда подготовленных людей. Прекрати за ними следить, пусть ходят, где хотят. Ничего подозрительного они все равно не увидят, нам нечего скрывать! Или я чего-то не знаю?
– Нет, скрывать нечего, – невозмутимо отозвался Генерал.
И по его лицу невозможно было догадаться, насколько эти слова близки к истине. Иван решил не докапываться, сил на это попросту не было.
– Так зачем ты здесь?
– Мне нужно разрешение на атакующую миссию.
– Сейчас? Это не может подождать? Нам необходимо предстать перед переговорщиками в лучшем свете, – напомнил Иван. – Они и так уже сюсюкали с дикарями – и это с теми, которых мы приручили! Что будет, если они узнают?..
– Они не узнают.
– В джунглях их люди! Не хватало только задеть их…
– Мы их не заденем, – настаивал Эрнстин. – Но миссия необходима. Запасы продовольствия на опасном минимуме. Предыдущая операция обернулась провалом: мы ничего не получили, потеряли и целый отряд, и сборщиков, и великолепного офицера. Переговоры могут привести к любому результату. Продовольствие будет нужно в любом случае. И оно нужно сейчас – пока не наступил рассвет, днем мы не доберемся на дальние территории.
– Делай, что считаешь нужным, – сдался Иван. – Мое позволение у тебя есть. Но с одним условием: что бы ты ни делал, сколько бы кровищи ни наляпал по джунглям, переговорщики об этом узнать не должны.
Постепенно неоновое сияние становилось привычным, глаза приспосабливались к нему, и все вокруг представало таким же ярким, как в солнечный день на Земле. Поэтому Альда без труда заметила существо, наблюдавшее за ними с усеянной плодами ветки.
Существо напоминало крупную, около метра длиной, летучую лисицу. Только у обитателя Нергала тело было более крепким, а передние лапы, объединенные с крыльями, – более крупными и, вероятнее всего, сильными. За телом тянулся длинный гибкий хвост, заканчивавшийся объемной кисточкой. Тело существа покрывал густой серебристо-серый мех, становившийся более длинным и пушистым на голове. Шерсть не росла разве что на морде – вытянутой, покрытой кожистыми складками. Над распахнутой пастью, полной клыков, горели красные глаза, неотрывно наблюдавшие за путешественниками.
Альда достала из поясной сумки миниатюрный компьютер, который им выдали в колонии вместе с респираторами. Там должна была содержаться основная информация, известная поселенцам, в первую очередь – виды животных.
– Это сейкау, – прочитала Альда. – Может, в такого превратишься лучше? Он вполне большой и страшненький, все как ты любишь!
– Мелкая, даже не начинай.
Это, скорее, было продолжение, а не начало. Несмотря на то, что они завершили спор, решение все равно не приживалось. Попытка превратиться в растение при таком малом опыте казалась Альде откровенным самоубийством. Проще было и не думать об этом.
Новые патисуми должны были появиться с рассветом, они пока скрывались где-то под корой и неглубоким слоем земли. А вот уже выросшие найти оказалось несложно. Они, хоть и не светившиеся, заметно отличались от остальных растений Нергала. Казалось, что жизнь избегала их даже ночью, когда они были вроде как безвредны. По крайней мере, Альда не видела рядом с ними ни насекомых, ни зверьков, хотя возле других цветов такого хватало.
На изображениях, которые они видели в колонии, патисуми были огненно-рыжими, цвета бушующего пламени. Но теперь, когда цветы закрылись, осталась видна лишь нижняя сторона лепестков, куда более бледная. Бутоны цветов напоминали огромные, не меньше трех метров в длину, коконы. Эти патисуми уже успели поохотиться, и сквозь сомкнутые лепестки просачивалась прозрачная слизь.
Внутри каждого из таких коконов с легкостью поместился бы даже Триан, не то что Альда, так что размер растений для перевоплощения подходил. Да и внутреннее строение наверняка было сложным – с учетом всех их способностей. Но все же… Есть ли у них хоть что-то общее с порождением Земли?
Триан то ли не понимал этого, то ли не видел смысла в сомнениях после того, как решение было принято. Он выбрал небольшую, неплохо защищенную лианами поляну рядом с дорогой. Там цветок был всего один, но больше и не требовалось. Убедившись, что растение крепкое и целое, легионер начал невозмутимо стягивать форму, она для его будущего тела никак не подходила.
– Ну и что на этой самоубийственной миссии полагается делать мне? – мрачно уточнила Альда. – Хотя бы теперь ты позволишь подстраховывать тебя с самого начала?
– С самого начала не нужно. Диана справлялась сама.
– Ты во всех смыслах не Диана!
– Это да. Мне необходимо стать лучше, если я хочу прожить чуть дольше. Я начну сам, мелкая. Ты постоянно оставайся рядом, следи, чтобы нам ничего не отжевали, пока я буду занят. Я позову тебя, если будет нужно. И желательно тебе на это не смотреть.
Тут Альда даже спорить не собиралась. Однажды она увидела последствия его полного перевоплощения – и ей хватило. Процесс точно был тем зрелищем, без которого она с готовностью провела бы всю оставшуюся жизнь.
Завершив подготовку, Триан направился к растению, Альда же перешла на другую сторону поляны, уселась на мягкую траву, спиной к своему спутнику. Настроиться на Нергал было просто – планета будто добровольно открывалась ей, хвастаясь, как много здесь жизни, как эта жизнь разнообразна.
Но вся эта жизнь к чужакам не лезла, предпочитая заниматься своими делами, так что делать Альде было нечего. Это стало проблемой, когда за ее спиной раздались первые звуки перевоплощения. Нет, Триан не кричал и не стонал, такие, как он, и умирают молча. Но Альда слышала, как хрустят готовые раствориться кости, как растягиваются мышцы и лопается кожа.
Это было бы тяжело воспринять при любом раскладе, а уж при близкой связи с человеком, который проходит через такое, – вдвойне. Альда чувствовала: если эти звуки и дальше продолжат нарастать, кружить над ней, пробуждать в воображении жуткие кровавые образы, она не выдержит. Она ведь могла вмешаться в любой момент – вот только не факт, что это помогло бы.
Ей нужно было отвлечься, а раз внешних раздражителей не нашлось, путь оставался лишь один: медитация. За безопасность Альда не беспокоилась, связь с джунглями она установила и любое приближение новой жизни почувствовала бы. Так что теперь она могла основное внимание сконцентрировать на мире воспоминаний.
Причем не своих воспоминаний. У нее ведь давно была личная цель, телепатка просто думала, что до этого не дойдет раньше возвращения на «Северную корону». Но если время появилось, почему бы нет?
Она снова анализировала воспоминания, в разное время полученные от Триана. Он сам передал их ей и не запрещал использовать, так что обманом это не считалось. И уж точно это был лучший вариант, чем сотрудничество со Стефаном Северином, предлагавшим ей быстрые ответы.
Ключом к правде могли стать лишь два воспоминания. Одним из них был зал с цепями и колоннами, который оказался очень важен для Триана. Раньше Альда и вовсе думала, что это фантазия, собирательный образ, отображение каких-то эмоций. Но благодаря Стефану она узнала, что такой зал действительно существует – хоть в чем-то номер 3 был полезен!
Она искала в этом зале образ существа – и проигрывала. Альда лишь знала, что это не человек, оно постоянно ползало у самого пола. Да и не стали бы человека сковывать таким количеством цепей… Если они действительно были. Проблема чужих воспоминаний в том, что нельзя отличить реальность от вымысла, все образы достаточно четкие и плотные.
Она надеялась на намек. Тень, рисующую силуэт. Отражение в тусклом металле цепей. Но сколько бы сил Альда ни тратила, сколько бы ни бродила по залу, она видела лишь то, что Триан позволил ей увидеть. Он-то знал, что там скрыто. Он просто настолько не хотел это воспринимать, что намеренно отворачивался.
Значит, ставку нужно было делать на второе воспоминание, добытое на Феронии. Операционная, яркий свет в глаза, вокруг – люди в медицинской форме. Врачи Легиона – или не совсем врачи. Лампы над операционным столом все портили: они слепили Триана, который в ту пору еще не умел контролировать собственное зрение, хотя какие-то способности у него определенно были.
Эти способности помогли ему не поддаться наркозу и остаться в сознании во время операции. Ну а слепящий свет не позволил ничего увидеть за плотным кольцом врачей. Это было проблемой, Триан хотел увидеть. Он остался в сознании и принял грандиозную боль не для того, чтобы заглянуть в глаза своим мучителям, они вообще не имели для него значения.
Нет, его манило что-то другое, скрытое за непрекращающимся хороводом тел, проглоченное темнотой. Его взгляд метался, раз тело оказалось обездвиженным. Он искал – и Альда искала вместе с ним, хотя бы намек…
Ничего. За пределами зрения стелилась тьма, слишком кромешная, чтобы быть реальностью. То ли Триан намеренно скрыл то, что там находилось, то ли она успела увидеть не все, Альда ведь была вынуждена прервать контакт из-за усталости. Истина была так близко – и попросту ускользнула…
Телепатке только и оставалось, что бродить в темноте, надеясь найти непонятно что. Но миг покоя закончился, когда в ее сознание ворвался голос легионера.
«Альда… вот теперь тебе придется вмешаться».
Одной этой фразы было достаточно, чтобы понять: все плохо. Не только потому, что он назвал ее Альдой, а не мелкой. Напряжение слышалось в его голосе, и мысленная речь не могла это скрыть. На обычную речь он и вовсе не был теперь способен, первая же проверка показала: он зашел так далеко, что у него попросту не осталось голосовых связок.
Но дойти до конца он так и не сумел, разница природы двух существ оказалась колоссальной даже для него. Он напоминал человека, который лишь каком-то чудом поднял огромный вес и теперь должен был удержать, а он не мог, мышцы не справлялись.
С перевоплощением тела у него все получилось неплохо, он попался в ловушку разума. Сознание, память, мысли – это ведь не облако волшебной пыльцы, порожденное феями. Это импульсы, которым для существования нужен определенный тип тканей. Однако в случае Триана эти ткани были не просто повреждены – они распадались на части.
Альде это напоминало тот самый конец света, каким его представляли в ретро-фильмах. Предел всего, миг, когда небо полыхает алым, дома рушатся, люди гибнут… Точно так же уходила теперь жизнь из легионера. Все, что было элементами его сущности, дрожало и рисковало рухнуть. Альда однажды была в его сознании в момент повреждения, однако там было не настолько плохо. Мир, который она увидела, был смещенным, искаженным и перемешанным, и все равно он хранил свои составные части.
Здесь же все распадалось слишком быстро, на материю, которая сама по себе не имела смысла. Нужно было не просто удержать разум в момент кризиса, как это делали телепаты. Нужно было чинить одновременно разум и тело.
И тут Альда с ужасом поняла, что не может. Дело было не в ее даре или недостатке опыта, телепаты не были способны на нечто подобное, это находилось за гранью их возможностей. Ей полагалось поддержать его, такому учили в академии, а здесь… Здесь она чувствовала себя обычной девушкой, которой поручили спасти разваливающийся на части мегаполис. Как? Если это невозможно, то это невозможно, конец игры!
Вот этот конец, похоже, и настал. Легионер впервые переоценил свои силы так фатально, поддался ловушке прежних побед, которые на самом деле ничего не значили, – и теперь должен был исчезнуть…
Глава 6
На площади лежали мертвые дети. К такому Лорена оказалась не готова.
Она выглянула из окна, потому что услышала какой-то шум – зазвучали громче голоса, загрохотали колеса телег. Но тогда еще не было ни криков, ни слез, и она решила, что ничего страшного не происходит. Может, привезли еду? Или устроили какое-то нелепое служение своей Брерис?
Так что Лорена была спокойна, когда подошла к окну и посмотрела вниз. Потом увидела, не поверила. Несколько раз быстро моргнула, словно умоляя собственные глаза стереть кровавую картину.
Не получилось. Дети все еще были там: маленькие, обожженные, изрубленные. Порой едва опознаваемые, и сложно было сказать, где кончается один труп и начинается другой. Их привозили на телегах и аккуратно выкладывали на всеобщее обозрение. Земля на площади становилась мокрой, темной… Пахло кровью, металлом и обгоревшей плотью.