– Что угодно! Полвека прошло, она моя ровесница, а мне уже за восемьдесят, так что подумайте сами. Все что угодно могло случиться. Хочу верить, что она жива, и желаю ей счастья. Я много времени потратил на поиски, расспрашивал людей, которые могли знать, куда она пошла, только так и не сумел найти ни одной зацепки. Не нашла ее ни полиция, ни частный детектив, посланный лос-анджелесской студией. Много месяцев я был одержим желанием разыскать Жанетт, однако в конце концов принял решение жить дальше.
Когда Энгель прилетел в Лондон, ни в отеле, ни в аэропорту, ни в авиакомпании, ни в полиции ему не могли ответить, где Жанетт. Вскоре он осознал, что без ее финансовой поддержки не выживет, и попытался найти работу в Лондоне, однако в послевоенные годы в Великобритании всем пришлось затянуть пояса. В конце концов примерно два года спустя после приезда Энгель вернулся в Германию, чтобы найти там работу кинотехником.
– Расскажите мне о Жанетт, – попросил Джастин. – Как вы вообще с ней познакомились? Вы говорили, что после расставания с Рифеншталь очутились в Великобритании.
– Меня арестовали и поместили в лагерь для интернированных немцев в Дугласе на острове Мэн. Там я провел всю войну. После освобождения податься было некуда. Мне выдали британский паспорт, однако мои приемные родители умерли, а других родственников в Великобритании или Германии я не имел. Нам дали немного денег в компенсацию за задержание, и я решил потратить их на билет до США. Рифеншталь предупреждала, что немцу не найти работы в Голливуде, однако война закончилась, и я надеялся, что в Америке у меня будет больше шансов. Разумеется, я ошибался.
Все деньги ушли на билет, поэтому в Нью-Йорке, чтобы выжить, Энгель брался за любую работу – дворником, водителем уборочной техники, маляром, а в первую, страшно холодную зиму торговал на улице бургерами и хот-догами. Жил он в хостеле Молодежной христианской организации. Следующей весной Энгель отправился на запад, в каждом новом городе находил временную работу, а через некоторое время двигался дальше. К лету 1948 года наконец добрался до Лос-Анджелеса и устроился работником в бургерную. Мало кто из коллег знал, откуда он, а те, кто знал, ни о чем не расспрашивали. Большинство из них тоже мечтали добиться успеха в Голливуде – актерами, каскадерами, сценаристами или певцами.
У Энгеля, в отличие от многих, имелись практические навыки – Рифеншталь выучила его на кинематографиста и монтажера. Он зарегистрировался в нескольких агентствах, которые предлагали киностудиям технических работников, и побывал на нескольких собеседованиях – безрезультатно. То работа была неподходящая, то – чаще – он не подходил. Энгель представлялся британцем, и у него был британский паспорт, однако немецкое имя и прочие документы выдавали истинное происхождение.
В конце концов он устроился водителем в частную компанию, которая предоставляла лимузины напрокат крупным голливудским киностудиям. Униформу пришлось покупать за свой счет, зато платили лучше, чем в бургерной. В первые дни Энгеля сопровождал один из опытных водителей, который проинструктировал его насчет протоколов и предупредил, что заговаривать с клиентами строго запрещено, если они сами не начнут разговор. Пользоваться голосовой связью с пассажирским салоном разрешалось только в ответ на вызов клиента. Старший коллега объяснил, за какие проступки могут уволить, предупредил, что чаевых не полагается, и посоветовал не рассчитывать на знакомство со звездами: от водителя требуется лишь молча везти клиента до пункта назначения.
Они вместе проехались самыми частыми маршрутами, водитель показал Энгелю короткие пути, дал адреса модных ресторанов, баров и клубов, объяснил, как въезжать на территорию киностудий и еще раз предупредил: одна жалоба от клиента – и его тут же уволят: в этом городе звезды Голливуда решают все.
Предоставленный сам себе, Энгель освоился быстро. Конечно, без ошибок не обошлось, дважды он на несколько минут опоздал, тем не менее уже вскоре был на хорошем счету. В каждой машине имелась большая карта города, на которой предыдущие водители отмечали адреса, куда чаще всего ездят клиенты. Иногда на картах были подписаны карандашом имена знаменитостей.
Большинству клиентов было безразлично, как Энгель ведет и каким путем едет. С ним не заговаривали, и чаще всего он даже не видел их лиц. Они выходили из дома, со студии или из ночного клуба в большой шляпе или шарфе, закрывающем половину лица, и обязательно в темных очках, даже ночью. Как только Энгель открывал дверь, они проскальзывали внутрь, а у него не было даже зеркала заднего вида, и приходилось ориентироваться по боковым зеркалам. Оглядываться запрещалось. По прибытии клиент или клиентка быстро выходили из машины и спешили внутрь, часто в сопровождении личной охраны или работников студии.
В большинстве случаев Энгель не знал, кого везет, и возможность развозить по домам неизвестных кинозвезд скоро перестала казаться волнующей.
Как-то днем его отправили за клиентом по незнакомому адресу в бедном районе Лос-Анджелеса. Он припарковался на улице у большого здания, и вокруг сияющего лимузина сразу собралась толпа любопытных детишек.
На карте не было подписано название места назначения, а теперь Энгель увидел, что это детский дом – довольно мрачный, несмотря на яркие картинки на окнах. Примерно через пятнадцать минут из дома вышла невысокая стройная женщина с конским хвостом, в непримечательном повседневном платье и больших солнечных очках. Догадавшись, что это клиентка, Энгель поспешил открыть пассажирскую дверцу. Женщина, даже не взглянув на него, молча скользнула внутрь, и они поехали.
Время от времени он украдкой сверялся с картой, на которой был обведен кружком нужный адрес. Рядом виднелись карандашные подписи, и на светофоре Энгель поднес карту к глазам. Каково же было его изумление, когда он прочел фамилии «Макферсон» и… «Маршан»!
Он сразу понял, кто его пассажирка.
– Я уже давно не вспоминал о Жанетт Маршан и все же хранил ее письмо, – признался Энгель. – Оно было при мне в Германии, потом в лагере, а теперь в США. Я почти не помнил его содержания и все же везде возил с собой. В юности, в Англии, оно значило для меня очень много и теперь напоминало о тех временах, когда я очутился сиротой в чужой стране, в семье добрых незнакомцев. К большинству голливудских звезд я был равнодушен, но Жанетт – другое дело.
– Когда это было? Вы приехали в Лос-Анджелес в 1948 году? – спросил Джастин, припоминая, в каких фильмах Маршан тогда снималась. – Она играла в паре сериалов студии «Репаблик», верно?
– Один для «Репаблик», другой для «Ар-Кей-Оу», – поправил Энгель. – Жанетт сама мне потом рассказала.
– Значит, она уже не была большой звездой.
– Жанетт всегда оставалась звездой, – возразил Энгель. – В журналах описывали каждый ее шаг. Просто она старалась жить как можно более закрыто, поэтому шумихи вокруг нее было меньше, чем вокруг многих других звезд, а студии больше не снимали романтических комедий, на которых она сделала себе имя.
– Она стала приглашенной актрисой – так называют известных актеров, которые по-прежнему знамениты, но уже не делают большую кассу, – пояснил Джастин.
До места назначения оставалось меньше двух километров, и Энгель почти не разбирал дороги. Жанетт Маршан в его машине! В полуметре от него! Самая любимая его звезда!
Они поднялись на холм, свернули на подъездную дорожку и остановились у глухих железных ворот. Энгель уже потянулся за трубкой внутренней связи, когда ворота медленно отворились, и он поехал извилистой дорожкой между деревьями. Ворота захлопнулись, впереди показался большой особняк.
Остановившись у крыльца, Энгель взял в руки трубку. Говорить с клиентом строго-настрого запрещалось под страхом немедленного увольнения, и все же он не мог упустить шанс – быть может, единственный! – обменяться хоть парой слов с женщиной, которая, сама того не зная, пробудила в нем страсть к кино.
Однако трубка неожиданно сама ожила у него в руках.
– Водитель, посмотрите на меня. Я хочу вас видеть, – донесся до него приглушенный голос.
Энгель неловко повернулся на тесном сиденье, не выпуская трубку из рук. Жанетт Маршан забилась в уголок на просторном пассажирском сиденье. Волосы рассыпались по щекам, очки она сняла, и Энгель увидел потеки туши на ее щеках. Жанетт выглядела маленькой, беспомощной и напуганной.
– Вы когда-нибудь меня уже подвозили? – спросила она, пристально глядя на Энгеля.
– Нет, мэм, я новенький…
– Никому не рассказывайте, что видели!
Он видел перед собой всего лишь несчастную уязвимую женщину.
– Могу ли я вам чем-нибудь помочь?
Она открыла рот, оборвала себя на полуслове и отвернулась, потом проговорила:
– Подождите, пожалуйста, несколько минут. Я не могу вернуться домой в таком виде.
Жанетт достала из сумочки ручное зеркальце и, послюнявив платок, принялась оттирать глаза и щеки, поначалу размазывая тушь еще больше. Дверь особняка тем временем отворилась, и на пороге появился крупный мускулистый мужчина в черных брюках и белой рубашке. Он уставился на машину.
– Мне поговорить с тем человеком?
– Нет! Это Энрико, мой охранник. Просто подождите. Не заставляйте меня выходить! – испуганно воскликнула Жанетт.
Энгель терялся в догадках.
– Мэм, то место, откуда я вас забрал, – это… детдом? – спросил он, споткнувшись на жестоком слове.
Жанетт разрыдалась так горько, что слышно было даже сквозь разделявшее их стекло.
Энгель закусил губу и отвел глаза. В мыслях всплыла вывеска заведения: «Детский дом Святой Анны». Он поставил машину на ручник и заглушил мотор.
– Мэм, не знаю, станет ли вам легче, но в шесть лет я потерял обоих родителей и попал в детский дом, – проговорил он.
В салоне повисла тишина, а потом в трубке прозвучал слабый голос:
– Простите, что вы сказали?
– Я хотел сказать, что отчасти понимаю ваши чувства. Я сам был сиротой и жил в таком месте.
Жанетт выпрямилась, откашлялась, и голос в трубке зазвучал громче:
– Вы говорите с акцентом. Вы британец?
– В общем да.
– Мне нравится британский акцент. Всю жизнь мечтала побывать в Лондоне, там показывают мои фильмы. Вы выросли в Англии?
– Я родился в Германии, а потом меня усыновила английская семья.
– Давайте выйдем из машины, я хочу как следует вас рассмотреть.
Она завязала волосы лентой, надела солнечные очки и открыла дверцу. Энгель тоже вышел из машины. Завидев его, Энрико сделал шаг вперед, готовый вмешаться, но Жанетт махнула ему рукой. Тот кивнул, вернулся в дом и закрыл за собой дверь. Мгновение спустя дверь вновь отворилась, и навстречу хозяйке выбежали два веселых щенка лабрадора. Она наклонилась их погладить, и собаки отчаянно завиляли хвостами.
– Что ж, дайте я на вас посмотрю. – Жанетт сняла очки, и в ярких лучах солнца глазам Энгеля предстало красивое, почти без следов слез, лицо, о котором он столько мечтал. – Вы говорили, как вас зовут?
– Нет. Я Август, мисс Маршан, Август Энгель.
– Это что, британское имя?
– Мне дали его в Германии при рождении, но вырос я в Англии и оттуда приехал.
– И давно ли вы в США?
Жанетт оказалась меньше и стройнее, чем представлял Энгель, а вот лицо было точно такое, каким он помнил, – с большими глазами, высоким лбом и идеально очерченными губами, уголки которых в покое слегка опускались. Без макияжа она выглядела более зрелой и все же потрясающе красивой. Когда Жанетт говорила – с характерным для нее суховатым остроумием и легкой ехидцей, – ее черты оживлялись и один уголок рта полз вниз. Именно эта манера речи придавала живости персонажам, которых она играла.
От ее близости у Энгеля перехватило дыхание и кровь прилила к лицу. Жанетт была одета обыкновенно – в таком виде женщины ходили по магазинам, гуляли с собаками, обедали в кафе. Однако под заурядным нарядом скрывалась далеко не заурядная личность.
– На следующий день меня уволили. Жанетт обратилась к руководству с просьбой назначить меня ее постоянным шофером, и на том моя работа закончилась, – объяснил Энгель. – Я знал, что так будет, и потому не возражал. Она ошибочно считала себя клиенткой, а на самом деле клиентами являлись студии, которые нанимали и оплачивали лимузины. Актеры порой об этом забывали, хотя Жанетт вовсе не страдала звездной болезнью, несмотря на свою известность. Позже, когда мы познакомились ближе, она сама говорила, что больше не звезда и смирилась с этим. Когда мы встретились, ей было за тридцать, и она прекрасно сознавала, что подросло новое поколение молодых актрис, к которым уходят роли, до войны достававшиеся ей. При мне она снималась в сериале для студии «Репаблик» под названием «Ракетчики атакуют!», где играла девушку, вечно нуждающуюся в спасении. Жанетт трезво оценивала свои возможности. Хотя в Голливуде тогда экономили, она прилично зарабатывала. Не всем актерам это удавалось.
– Что произошло после того, как вас уволили? – спросил Джастин.
– Жанетт предложила мне работу. Привела в порядок пылившийся в гараже автомобиль, я нацепил шоферскую кепку и стал ее возить. Жил в гостевом доме на территории особняка. Некоторое время просто водил машину, но чувствовал, что этим не ограничится. Она страдала от тревоги и одиночества, а я, хотя ничего собой не представлял, был молод и симпатичен. Думаю, ей нравилось проводить время с человеком, который не имел на нее никакого влияния, ничего не требовал и готов был ради нее на все. Скоро мы стали близки. Я жил лишь ради ночей, которые мы проводили вместе, а наутро снова превращался в шофера. Другие работники понимали, что происходит, и затаили на меня злобу.
– Моя юношеская очарованность кинозвездой прошла – я перестал быть ее поклонником едва ли не с первого же дня, – продолжал Энгель. – Мои чувства изменились – а как иначе, если мы стали любовниками? Я обожал в Жанетт успешность и славу, но кроме того, она мне нравилась по-человечески, я восхищался ею и скоро влюбился по уши. Месяц или два мы были блаженно счастливы вместе. Я ушел в отношения с головой и не считал дней – знаю лишь, что роман вышел бурный и краткий. Потом все изменилось. Однажды на студию пришел человек в деловом костюме, представлявший лондонскую кинокомпанию, у которой был контракт на распространение с «Ар-Кей-Оу».
– Вы не помните, как его звали? – спросил Джастин. – Я могу поискать информацию.
– Нет, слишком давно это было. Да и неважно – не в нем дело. Он рассказал, что британское правительство на протяжении войны делало пропагандистское кино, а теперь та же команда снимает полнометражные фильмы и зовет в Лондон американских актеров. Американцы в те времена считались залогом кассового успеха. Им обычно давали главные роли, хотя зарплата была меньше голливудской – по крайней мере, поначалу. Жанетт заявила, что деньги ее не волнуют и она хочет попробовать.
– Думаете, именно поэтому она засобиралась в Лондон?
– Знаю только, что побег в Англию виделся ей решением всех проблем. Жанетт отчаянно хотела начать жизнь с чистого листа. Ее тревожила меркнущая слава в Голливуде и конкуренция со стороны молодых актрис, а второй муж, Стэн Макферсон, после развода преследовал ее в суде. Мысль поработать в Великобритании возникла случайно. Как и многие в Голливуде, Жанетт, скорее всего, не задумывалась о том, что где-то еще в этом мире снимают кино. Тем не менее это дало ей толчок.
К тому времени Энгель уже знал много неприглядного о Макферсоне, звездном питчере Главной лиги бейсбола. В 1947 году тот являлся, пожалуй, даже большей знаменитостью, чем Жанетт. Имя звездного игрока «Лос-Анджелес Доджерс», который два сезона подряд добивался лучших страйк-аутов, было у всех на устах. Увы, в свободное от игры время он много пил, употреблял наркотики и безжалостно манипулировал Жанетт. Во время их недолгого брака Макферсон сделался главой семьи и постоянно высмеивал и унижал Жанетт перед ее друзьями и коллегами – попрекал недостаточной заботой о внешности, дразнил за незначительные роли и, самое главное, обвинял в том, что она плохая жена и мать. Наверняка и бил не раз, хотя в этом она Энгелю не призналась.
Брак развалился стремительно, как и многие другие звездные союзы Голливуда. В 1948 году, после восемнадцати месяцев ада, Жанетт наняла дорогого адвоката и развелась с Макферсоном. Теперь оскорбленный бейсболист требовал денег, которые она ему якобы задолжала.
Издевательства Макферсона по поводу ее первого брака разбудили в Жанетт давнее чувство глубокой вины, в особенности по поводу смерти дочери, подробностей о которой Энгель не знал. Она искренне любила первого мужа, Роя, но, когда ее карьера пошла на взлет, дни его славы, напротив, миновали, и Жанетт не догадывалась, насколько сильно это его подкосило. Рой стал пить, играть в азартные игры, почти не работал и в 1933 году покончил с собой, пока Жанетт без конца пропадала на съемках по контракту. Чтобы справиться с горем, она ушла в работу с головой.
Поскольку в отношении Жанетт действовали ограничительные распоряжения суда, уезжать из Америки пришлось тайком, и это оказалось непросто. В одном из фанатских журналов появился «эксклюзивный материал» о том, что с Жанетт живет неизвестный мужчина, по слухам – актер Дерк Холлидей. Тот снимался с ней в двух фильмах, и слухи об их романе ходили уже не один год, хотя Жанетт настаивала, что в них нет ни грамма правды, и Энгель ей верил: пока они были вместе, она никак не пересекалась с Холлидеем.
Решив бежать в Англию, Жанетт уехала из дома как обычно, предупредив домашний персонал, что вернется через одну-две недели. До аэропорта она добиралась на такси, а Энгель – на ее машине с огромным багажом. В аэропорту Лос-Анджелеса их никто не заметил. Они взяли билеты на ночной рейс «Пан-Американ» в Нью-Йорк, Ла-Гуардия, с поздней посадкой и ранним прибытием, а журналисты и актеры обычно избегали таких рейсов. Летели первым классом, но, по настоянию Жанетт, на разных местах. Энгель сидел позади и почти весь полет проспал.
– Когда вы прилетели в Нью-Йорк, что-нибудь произошло? – спросил Джастин.
– Например, что?
– Что-то, из-за чего она исчезла в Лондоне. Ваши планы никак не изменились? Рейса в Лондон пришлось ждать несколько часов. Вы провели это время в аэропорту?
– В отеле. Жанетт предпочитала держаться подальше от аэропорта на случай, если там дежурят журналисты.
– А они там были – я видел газетные вырезки с описанием вашего вылета.
– Мы где-то перекусили и все время ждали в отеле, пока из «Пан-Американ» не сообщили, что посадка начнется через полчаса. Тогда мы порознь вернулись в аэропорт.
– В самолете были другие пассажиры?
– Нет, в первом классе мы находились одни. Жанетт хотела, чтобы я сидел отдельно, но одна из бортпроводниц сообщила, что других пассажиров в первом классе не будет, поэтому я занял место рядом. Жанетт была напряжена и не желала разговаривать.
– Она боялась лететь?
– Не знаю. Она не отвечала на мои расспросы, и через некоторое время я пересел на другое место.
Помолчав, Энгель признался:
– Долгое время я винил себя в том, что произошло в Лондоне, считал, что подвел ее. Думал, что несу ответственность – ведь она полностью на меня положилась. Я мог бы сделать для нее гораздо больше, да только влюбленный мужчина верит, что любовь – ответ на все вопросы. Я ошибался. После исчезновения Жанетт я много лет мучился виной и даже сейчас думаю о том, что мог бы сделать и не сделал. Для нее я стал еще одной проблемой, а вовсе не решением, как тогда воображал. Сидя у нее за спиной на протяжении мучительно долгого перелета через Атлантику, я догадывался, что ее лучше оставить в покое. Когда самолет сел в Шотландии, стало понятно, что Жанетт считает меня очередной проблемой, причем такой, которую легко решить. Она меня бросила. Долго я не хотел этого понимать, а когда осознал, было больно. Прошло полвека, я уже не надеюсь с ней увидеться, и все же она много для меня значит.
Глава 15
Глава 2. Фэй Рэй и «Кинг-Конг»
В мутных водах кинематографа, забурливших после принятия Кодекса Хейса, зародился один из самых примечательных фильмов эпохи – «Кинг-Конг». Эта революционная инновационная лента хорошо иллюстрирует требования Кодекса и то, как их обходили или игнорировали. Именно она стала одной из причин, по которым в 1934 году Кодекс ужесточили и строго следили за его соблюдением вплоть до конца 1960-х.
«Кинг-Конг» – самый дорогой на тот момент фильм «Ар-Кей-Оу Радио Пикчерз», тогда самой маленькой из голливудских киностудий. Съемки обошлись в полмиллиона долларов. Сразу же после выхода картина немедленно сделалась хитом и принесла студии огромную прибыль, став первым голливудским фильмом, выпущенным в повторный прокат. За этим последовали десятки сиквелов, в том числе косвенных, а гигантская горилла по имени Конг стала культовым персонажем, породив бесконечное множество подражаний, пародий, спин-оффов, книг и комиксов.
Для Кодекса Хейса фильм стал настоящим испытанием.
Особое влияние «Кинг-Конга» объясняется тремя факторами: образом и личностью Фэй Рэй, обстоятельствами написания сценария, экономическим, социальным и моральным климатом, в котором снимался и продвигался фильм.
Фэй Рэй (полное имя Вина Фэй Рэй), главная звезда «Кинг-Конга», очутилась в Калифорнии в 1919 году еще ребенком. Родилась она в 1907 году в канадской провинции Альберта, а потом отец перевез семью в США в поисках работы, обосновавшись сначала в Аризоне, затем в Солт-Лейк-Сити. Школьницей Фэй начала работать в Голливуде и к девятнадцати годам снялась более чем в двадцати комедийных короткометражках – в эпизодических ролях и массовке.
В 1926 году она добилась полугодового контракта со студией Хэла Роуча, просто явившись к нему в офис с просьбой о работе. Нахальство молодой актрисы скорее позабавило, чем разозлило Роуча, и он взял ее в серию короткометражных комедийных вестернов. За время работы с Роучем Фэй Рэй довела до совершенства воплощение героини, вечно нуждающейся в спасении, что в эпоху немого кино неизбежно становилось амплуа многих молодых актрис. По меньшей мере в двух фильмах с ее участием сценаристом и режиссером был молодой, никому тогда не известный Стэн Лорел.
Прорыв в карьере Фэй Рэй произошел, когда Эрих фон Штрогейм, режиссер немецкого происхождения, заметил ее и пригласил на главную роль в серьезную драму «Свадебный марш» – одну из последних знаковых лент немого кино. Рэй было всего девятнадцать лет. Штрогейм тогда провидчески сказал: «В Фэй есть не только одухотворенность, но и истинная сексуальная привлекательность, очаровывающая мужчин».
«Свадебный марш» вышел в 1928 году. Главную мужскую роль – австрийского князя – исполнил сам Штрогейм, а Фэй играла Мици, хромую венскую арфистку, влюбленную в князя. Тот отвечает ей взаимностью, однако Мици заставляют выйти замуж за богатого развратного мясника, который обращается с ней очень жестоко. Вечная история «красавицы и чудовища» во все времена пользовалась популярностью в Голливуде, и в «Свадебном марше» Фэй Рэй впервые вступила в эти воды. О фильме можно было бы даже не упоминать, если бы потом она не снялась в «Кинг-Конге».