Закон Выброса

– Что-то меня в этой компании каждый норовит схомячить, – жалобно проговорил спир. – Злые вы тут все, уйду я от вас.

– Далеко ли собрался? – усмехнулась Настя. – Нужны мы больно кому-то что в этом мире, что в нашем.

– Это точно, – вздохнул Рудик. – Ну, тогда, если никто не возражает, можно и тушенкой натрескаться.

В качестве трофеев с убитых боргов были взяты рюкзаки со снаряжением и провиантом, которые сейчас и пригодились.

Помимо тушенки были в них галеты, шоколад, белково-углеводные батончики и крайне полезный для Зоны продукт – консервированная питьевая вода. На зараженных землях найти воду, пригодную для питья, непросто – порой и обеззараживающие таблетки не помогают. Наберет сталкер в котелок воды из родника, прокипятит на костре, таблеток вдобавок накидает для гарантии, отчего от той воды хлоркой тащит на полметра, как из общественного бассейна. Попьет – и привет. Хорошо, если сразу помрет, не мучаясь. Несколько хуже, если корчиться от жуткой боли будет несколько часов, а то и дней, прежде чем помрет. И совсем плохо, если мутировать начнет и во что в итоге превратится – одной Зоне известно. Потому консервированная вода в этих местах продукт безумно дорогой, но необходимый, если не хочешь, хлебнув местной водички, подохнуть или превратиться в какую-нибудь пакость.

Продукты у боргов были качественные – тушенка не просроченная, как в Зоне бывает сплошь и рядом, галеты не окаменевшие от времени, шоколад и батончики почти свежие – рыжая плесень лишь местами завелась под оберткой. Но кто ж на это внимание обращает? Лысому ежу известно, что от рыжей плесени ничего не будет – счистил ножом и трескай себе на здоровье.

Фыф с Рудиком не особо налегали на трофейные продукты – оба предпочитали свежую добычу, зато Данила с Настей кушали за троих.

– Куда в них столько лезет? – негромко проговорил Рудик.

– Нашли друг друга, – криво усмехнулся Фыф. – Сколько точек совпадения – прям позавидовать можно. И силой не обижены, и ростом, и жрут, как два «Раптора».

– Видел этих биороботов, кушают они действительно много, – кивнул Рудик. – А ты, по-моему, ревнуешь.

– Вот еще, – фыркнул Фыф, зашвыривая в кусты пустую банку из-под тушенки. – Ревность – это по большому счету то же самое, что зависть, желание поменяться местами с тем, кто стал причиной ревности. А я никогда не хотел быть тупым громилой, недалеко ушедшим от нео.

– Ну, дружинники Кремля и продвинутые первобытные люди нашего мира – это далеко не одно и то же, – глубокомысленно заметил спир. – Но насчет определения ревности ты, наверно, прав. В целом это собственнический инстинкт, направленный на то, что тебе никогда не принадлежало и принадлежать не может по определению. Все эти «ты моя, я твой» есть по сути лишь слова – каждое живое существо принадлежит лишь самому себе, все остальное…

– Ты прав, но все равно убить хочется, – перебил спира Фыф.

– Кого? – слегка опешил Рудик.

– Не знаю, – пожал плечами шам. – Может, Данилу. Или Настю. Или тебя.

* * *

– Не понял…

Рудик потянулся к автомату, который положил рядом с собой на время привала – и вдруг понял, что он тоже хочет этого.

Убивать.

Причем все равно кого. Ведь это так круто, когда фонтанчики крови брызжут из отверстий в живом теле, пробитых твоими пулями…

Желание росло, крепло, и автомат был уже не средством защиты от Фыфа, который вдруг начал нести жутковатую чушь, а необходимостью. Средством исполнения желания, которому уже не было сил противиться. Да и надо ли сопротивляться тому, чего хочешь больше всего на свете? Нет, конечно. Жизнь одна, и глупо отказывать себе в удовольствии, которое можно получить быстро и прямо сейчас.

Но при всем при этом Рудик где-то краем сознания понимал, что это не он вдруг ни с того ни с сего озверел и захотел крови своих товарищей. Он видел, что с ними творится то же самое: Данила вдруг бросил пулемет и неуверенно потащил меч из ножен. У Насти глаза загорелись каким-то нехорошим алым отблеском и из ладоней штыки полезли. А с Фыфом вообще жуть твориться начала – его глазные щупальца вытянулись вперед, словно две антенны, направленные на Данилу, и в единственном глазе такая ненависть полыхнула, что Рудик понял: дружинник свой меч достать не успеет, сейчас шам его ментально или расплющит, или разорвет на части…

И спир той частью своего сознания, что не попала еще под действие ужасного желания, сделал то, что мог. Немного, но на большее он не был способен: хорошо так, от души представил, что все, кто собирался сейчас порубить друг друга в капусту, споткнулись. Качественно так споткнулись, словно им невидимым бревном по ногам шарахнули…

Эффект получился даже более существенный, чем Рудик мог предположить.

Данила на одно колено грохнулся. Кабы не меч, который он успел воткнуть в землю и на который оперся, так бы и рухнул мордой в грязь. Точно как Фыф, который рухнул ничком, зарывшись в раскисшую глину своими торчащими глазными щуплами.

Настю несильный пси-удар Рудика не сильно впечатлил. Но встряхнул. Кио слегка покачнулась, удержала равновесие, но алый оттенок в ее глазах пропал, сменившись на серо-стальной.

И тогда девушка начала стрелять…

Пулемет АЕК999 «Барсук» негромко затявкал, поливая свинцом дорогу впереди, на которой, казалось, никого не было.

Но это только казалось, потому что пули тут же начали шлепаться во что-то мягкое, словно поперек дороги кто-то поставил толстый невидимый матрац. При том видимого ущерба «матрац» не получил, лишь рябь пошла по воздуху, словно в прозрачную лужу, стоящую вертикально, кто-то накидал мелких камешков.

Но «камешки» те были свинцовые, летящие со скоростью пули, и эффект от них все-таки получился.

Не смертоносный, но визуальный.

За невидимой прозрачной преградой стало вырисовываться нечто, похожее на двухметровую пятиконечную морскую звезду, стоящую на двух нижних «лучах». Причем самый верхний луч был словно обрублен, похож на лесной пень, в трещины которого кто-то забавы ради напихал черных шариков разного размера, смахивающих на паучьи глаза…

– «Мусорщик», – пробормотал Фыф, вытащив лицо из грязи: его немного отпустила нахлынувшая странная тяга к убийству всего, что движется, – но лишь немного.

– Кто? – не понял Рудик, несмотря на шерсть, заметно побледневший после столь значительного для него ментального усилия.

– Тварь из соседнего мира, – негромко пояснил Фыф, который сейчас пытался найти в себе силы для пси-удара – и не находил. Слишком много тех сил было потрачено сегодня, а уничтоженная банка тушенки только-только начала перевариваться. – Очень сильная. Мне не справиться.

Он еще хотел добавить, что сейчас у Насти закончатся патроны, и тогда «мусорщик» вновь захватит их разум, после чего они, повинуясь его воле, поубивают друг друга, что происходящее лишь отсрочка, потому что не получится пулями пробить мощный защитный экран твари, пришедшей из иномирья…

Но Рудик понял его без слов. И так все ясно было, без пояснений. Тварь с глазастым пнем вместо башки пришла сюда развлечься, насладиться своей силой, заставляя живых существ убивать друг друга, – и при этом очень хорошо защитилась. Видимо, она или кто-то из ее сородичей однажды нарвался здесь на кого-то посильнее, и теперь эта пакость знатно подстраховалась, не желая подвергать себя ни малейшему риску.

И у нее это хорошо получилось.

Пули Насти сотрясали щит «мусорщика», лишая его невидимости, – и на этом их действие заканчивалось. И, если присмотреться, было видно через эту аморфную броню, как тварь лыбится, длинно растягивая свой жуткий, тонкий рот, расположенный прямо под глазами. Хотя, возможно, он и был у нее такой от природы, но выглядело это именно так, как выглядело.

А еще Фыф чувствовал, как в воздухе копится напряжение, словно перед грозой. И было понятно, что тварь, похожая на двухметровую морскую звезду, неторопливо готовится к ментальному удару, растягивая удовольствие. Мол, фиг с ней, с невидимостью, смотрите, черви, на того, кто сейчас заставит вас разорвать друг друга на части…

Но тут внезапно Рудик повел себя странно. Подошел к Фыфу, встал на одно колено и положил лапу шама себе на затылок.

– У спиров много силы, – сказал он. – Очень много. Но мы не умеем ей как следует пользоваться. Ты – умеешь. Бери сколько надо.

Фыф даже сказать ничего не успел, как вдруг ощутил, как по его лапе, словно по проводу, огненным потоком потекла энергия. Чистая, неудержимая, почти мгновенно наполнившая шама от макушки до пят… Фыф на мгновение почувствовал себя пустым сосудом, который поставили в огненный водопад. Такой мощи он сроду в себе не чувствовал – и эта сила просилась наружу. Казалось, если ее еще немного подержать в себе, то она разорвет шама изнутри, как мощная струя водопада разбивает на куски непрочный глиняный кувшин…

Но Фыф не успел воспользоваться подарком Рудика, буквально мгновения не хватило…

«Мусорщик» ударил первым!

Это было похоже на взрыв в голове. Ослепительная вспышка погасила, убила напрочь искру разума, и взамен ее в сознании возникло лишь одно слово:

«УБЕЙ!!!»

Оно заглавными буквами забилось в голове, пульсируя в такт ударам сердца, наполняя своим восхитительно прекрасным смыслом весь мир. Ведь что может быть приятнее того восторга, когда ты, победив в себе жалкие сомнения, вонзаешь пулю в тело жертвы и видишь, как в ее глазах гаснет жизнь, словно в перегоревшей лампочке.

Фыф посмотрел вниз.

Возле него, опустившись на колено, стояло жалкое существо, недостойное есть, пить, дышать. Оно было просто не нужно этой планете, и шам, улыбнувшись, приподнял его над землей легким усилием мысли. Вопрос был лишь один: как бы поинтереснее его убить? Разорвать на части? Надуть силой мысли, чтоб он лопнул изнутри, словно кровавый воздушный шар? Или же просто медленно, не спеша свернуть шею, видя, как от боли и ужаса глаза этой твари вылезают на лоб?

Шам уже почти принял решение, когда его внезапно что-то больно ударило в ногу повыше колена.

Ах да, как же он мог забыть?

Там, позади, были еще двое, кого следовало убить раньше, ибо они были опасны. Девица сейчас, сверкая красными глазами, тупо поливала из пулемета окрестности, пытаясь одновременно попасть и в Фыфа, и в громилу, который тащил из ножен меч, глядя на девицу очень недобро…

И вот ведь незадача!

Стоило отвлечься на долю мгновения, как вдруг спереди мелькнула тень, и в глазах шама вновь полыхнули звезды. Так бывает, когда тварь, висящая в воздухе в половине метра перед тобой, внезапно сдергивает с плеча «Вал» и со всей силы лупит тебя прикладом в челюсть.

Фыф аж растерялся на мгновение, даже слово «УБЕЙ!» вдруг отступило, словно волна, откатившаяся назад для того, чтобы ударить с новой силой, вновь затопив призрачную искру практически уже полностью потухшего разума…

И в эту искру, в этот жалкий, призрачный огонек внезапно ворвалось другое слово. Похожее на то, откатившееся, но несколько другое по смыслу.

«БЕЙ!!!»

Это слово исходило от твари, которую Фыф, растерявшись, уронил на землю – такое бывает, когда получаешь в челюсть и от этого утрачиваешь ментальный контроль над объектом.

И этот объект, похожий на глазастую обезьяну, ударил тоже.

Мыслью, похожей на огромную, тяжеленную кувалду.

Прямо в голову Фыфа, тем самым словом «БЕЙ!!!», от которого в воздухе образовался невидимый, но отлично ощутимый вектор. Линия, тончайшая нить, словно целеуказатель протянувшаяся от глазных щупалец шама до прозрачного щита, за которым столь мерзко растянулась улыбка «мусорщика».

И Фыф ударил!

В улыбку эту паскудную, ничем при этом не нарушив приказ той откатившейся волны, что неслась сейчас на него со скоростью и силой девятого вала. Ведь если тебе поступает приказ убивать, то какая разница кого? Можно и ту мерзость за щитом, дабы знала, что приказы нужно отдавать правильно…

Ментальный удар шама, нанесенный в полную силу, – это страшно. Это хуже, чем артиллерийский снаряд, чем десять снарядов, шарахнувших одновременно в одну точку. Со стороны это выглядело так, словно от лица Фыфа до щита «мусорщика» в воздухе мгновенно протянулся тоннель диаметром около полуметра, и внутри того тоннеля была тьма. Абсолютная, из которой, возможно, состоят космические черные дыры, способные разрывать на части и поглощать звезды.

Но щит «мусорщика» был создан из чего-то очень серьезного, некой материи, способной защитить своего хозяина даже от ударов такой запредельной силы…

Защитить-то он защитил, но сам треснул напополам. Правда, не развалился надвое, а стал похожим на букву V, нижние края которой начали немедленно стягиваться. «Щит» стремительно лечил сам себя – а у Насти, как назло, закончились патроны. Она резко выдернула запасную коробку из чехла, подвешенного к поясу, но перезарядка пулемета требует некоторого времени, это не в автомат полный магазин сунуть, одним движением отщелкнув пустой.

А Данила растерялся.

Его пулемет валялся на земле, казалось бы – нагнись, подними и начинай стрелять. Но это хорошо говорить тому, кто с тем пулеметом месяцами не расставался. Дружинника же с детства иному обучали…

И та наука, вбитая в тело и сознание годами тренировок, сработала!

Рука Данилы сама, словно без участия разума, на рефлексах выдернула меч из ножен – и, продолжив стремительное движение, метнула заточенную полосу металла вперед, туда, где полупрозрачное V уже почти срослось заново – от силы четверть осталась до того, как верхние половинки сойдутся полностью.

Меч же, брошенный со страшной силой, как раз между ними и пролетел, с хорошо слышимым хрустом на половину длины клинка вонзившись между двумя самыми крупными глазами «мусорщика», при этом из затылка твари на три пальца вышел кончик меча…

Но, что самое странное, даже после такого ранения «мусорщик» подыхать не собирался. Схватился лапами прямо за клинок и потянул его, вытаскивая меч из своей головы.

Но Данила уже несся к врагу огромными прыжками. Подбежав к щиту, который затормозил свою регенерацию сразу после того, как хозяин башкой меч поймал, дружинник мощно оттолкнулся ногой от земли, и, кувыркнувшись в воздухе, перепрыгнул щит.

Оказавшись на той стороне, он развернулся и помог «мусорщику» освободиться от неожиданного подарка. Схватился за рукоять меча, выдернул его из головы твари и, не дожидаясь, пока та придет в себя, широко размахнувшись, нанес один-единственный удар.

Сверху – вниз…

Сперва показалось, будто ничего не произошло. А потом тело вдруг замершего на месте «мусорщика» медленно так, неторопливо развалилось на две равные части, которые с влажным чавканьем шлепнулись на серую траву Зоны.

Данила посмотрел, как из тех половинок толчками бьет кровь, после чего резким движением стряхнул с меча тяжелые капли и вложил в ножны уже чистый клинок. Движения, отработанные годами, не забываются никогда и выполняются не думая после того, как завершена непростая воинская работа.

А щит «мусорщика», который не сумел уберечь своего хозяина от смерти, после его гибели начал стремительно растекаться, буквально за несколько секунд превратившись в лужу дурно пахнущей жидкости.

– Эффектно. И эффективно, – сказала подошедшая Настя, кладя на плечо горячий пулемет и свободной рукой потирая висок: после ментальной атаки «мусорщика»-псионика у нее голова разболелась – возможно, впервые в жизни.

– Я ж говорил, что меч мой нам еще пригодится, – самодовольно улыбнулся Данила. – Но и вы молодцы, помогли мне убить чудище невиданное…

Он запнулся, наконец увидев, что Фыф стоит на коленях перед Рудиком, который неподвижно лежит на траве.

– А с ним что?

Фыф поднял на дружинника единственный глаз.

– Только заметил, воин великий? – проговорил шам. – Похоже, конец спиру. Без его силы я б щит «мусорщика» не вскрыл. Но он отдал той силы слишком много.

Настя подошла, нагнулась, пощупала пульс на шее Рудика.

– Живой, – сказала она. – Но без сознания. Пульс аритмичный, нитевидный, дыхание редкое, поверхностное. Зрачки расширены, фотореакция отсутствует. Налицо терминальное состояние.

– Это как? – поинтересовался Данила.

– Угасание жизни, – тихо сказал Фыф. – Умирает он. Можно сказать, отдал жизнь за нас.

– Ну, еще не отдал, – решительно сказал дружинник. – Как мой дед говорил, пока тело не померло, хоронить его рано. Ну-кось, отойдите все.

Фыф с Настей спорить не стали, отошли на пару шагов от Рудика. Когда помочь не можешь, только и остается, что верить в чудо.

Данила же сел прямо на землю, деловито положил голову спира себе на ногу, после чего из ножен меча извлек тонкую полоску металла, похожую на скальпель, которой умело вскрыл себе вену возле запястья.

По руке дружинника заструилась кровь темно-вишневого цвета с едва заметным лазурным оттенком, будто в ее поверхности, словно в зеркале, отразилось чистое небо. Данила же деловито раскрыл пасть Рудика и принялся сцеживать в нее кровь из раны.

Слив примерно полстакана, дружинник заглянул в горло спира и нахмурился:

– Ишь ты, не глотает.

И тут же добавил:

– Значит, сейчас проглотит.

После чего, закрыв пасть и ноздри Рудика своей лопатообразной ладонью, приподнял спира над землей и принялся массировать ему горло, надавливая сверху вниз.

– Думаю, наш маленький лемур скоро помрет, – негромко произнесла Настя. – Причем не от слабости, а от вот такой первобытной терапии.

– Наш дружинник, конечно, дикарь, – согласился Фыф. – Но в то же время известно, что терминальное состояние – это обратимое угасание жизни. Глядишь, что-то и получится.