Западный щит Руси

– Да понятно, каждому своё, – сказал, кивнув, Оська. – Перед уходом сюда с Игнаткой и Гришкой у Юрьева виделся, так у них одни лишь разговоры о конях своих, об овсе и сбруе. Счастливые такие, глаза прям горят.

– Это да-а. Давно ребята в конный полк хотели попасть, – подтвердил слова друга Митяй. – Весь наш учебный взвод вон как раскидало кого куда. А уж какой он дружный у нас был. Помнишь, как мы головастиками в голосинушку выли, всё ждали, когда эта учебка и первый курс закончатся?

– Да-а, – протянул со вздохом Оська. – Как там, интересно, сейчас в нашем поместье? Небось, всё так же головастиков вдоль речки гоняют, тётка Миронья раньше всех встаёт, тесто месит, совсем скоро пироги в печь выставит.

– Эй вы, пироги! Почто языком мелете?! – Из башенного прохода выглянула голова сотника. – Значится, так это мы караульную службу несём, да?! – И он вышел из проёма на площадку. – Твоё где место?! – Он взглянул на Митяя. – Почто его покинул?

– Виноват, Ратиша Якимович! – Тот вытянулся перед командиром. – Я только на минутку сюда и потом сразу обратно!

– Место, значит, твоё пустоё там, на стене, осталось, – проговорил тихим, зловещим голосом сотник. – А ты тут языком со своим дружком чешешь. А если туда вдруг вражий лазутчик прокрадётся или даже вообще отряд неприятеля в том самом месте решит втихую через стену переметнуться? А караульного-то на нём и нет, тревогу поднять некому! Заходи да вырезай всю смену на крепостных стенах, потом и вовсе ворота настежь распахивай и вовнутрь всем войском заходи. Головастики у них! – хмыкнул он. – Тётка Миронья с пирогами и тестом. Ну-ну! Как сдадите смену, к коменданту оба ступайте, вот у него и решим, что с вами дальше делать! Ещё ведь в пластуны перевод просил. Ну будет тебе перевод! – Якимович развернулся и снова нырнул в башенный проход.

– Ну вот и всё! – прошептал огорчённый донельзя Митяй. – Прости, братка, подвёл я тебя, теперь вот из-за меня тебе попадёт.

– Да ладно, – вздохнув, вымолвил Оська. – С меня-то что, с меня взятки гладки. Орудийные расчёты и так ведь по большей части в кузне и на ремонте ворот сейчас работают, на караулы вообще мало кто ходит. Поругают, конечно, да потом всё одно опять в смену к своему же камнемёту и отправят. Тебе вот, боюсь, не поздоровится. Ступай, Митяй, а то этот опять орать будет. Как-нибудь, глядишь, да образуется.

Глава 9. В Вильно

– Ну что, Назар, товаром сани загружены, всех твоих одели, как и положено, бумаги от псковского купеческого головы у тебя на руках, – проговорил Лавр Буриславович и оглядел стоявших у повозок пластунов. – И ведь верно, никак не скажешь, что это дружинные вои, хороших ты, однако, людей для дела подобрал. Да и правильно, ведь треть из них и раньше торговыми путями в купеческой охране ходила. Чать, уж знают, как держаться нужно. Вы, главное, сами в разговоры ни с литвинами, ни со встречными торговыми людьми в пути не вступайте. Пусть лучше приказчики Драгомира Сбыславовича, Капитон с Мокеем, сами всё там улаживают и со всеми, с кем надо, обо всём калякают. А вы-то что? Вы самая что ни на есть обычная охрана, и ваше дело, оно ведь маленькое – добро хозяйское стеречь, – давал последние наставления Буриславович. – Серебро хорошо ли спрятал, Шумилович? Тайные грамотки? А зажигательную смесь?

– Не волнуйся, Лавр Буриславович, всё в порядке, всё, как мы и обговаривали, – успокоил бригадного командира разведчик. – Ждите теперь известие. Хорошо было бы к макушке лета, к Иванову дню, нам обратно возвернуться. Как раз ведь к этому времени можно будет «гостей» с запада у нашего Юрьева ждать. Хотелось бы их тоже вместе с вами там встретить.

– Вы, главное, своё дело хорошо сделайте и сильно поберегитесь, – проворчал Буриславович. – А уж мы-то и сами к той встрече изготовимся да приветим незваных гостей. Вам спешка, Назар, только во вред будет. Ну, ладно, ребятки, прощаться давайте, в добрый путь, с Богом, соколики!

Шесть пароконных саней выехали с купеческого подворья на Кипелов заулок, прокатились по Спасской и вышли на лёд реки Великой. Впереди было более пяти сотен вёрст тяжёлого пути. Весна, перебарывая зиму, уже вступала в свои права, и многие торговые люди спешили закончить дела перед грядущей большой распутицей. Разминулись уже с двумя купеческими караванами и за Опочкой догнали четыре санные повозки новгородского купца Микулы. Лошадям нужен был отдых, их выпрягли и задали корм. На опушке леса разожгли костры и в медных котлах сварили на скорую руку нехитрую походную похлёбку. Пока новгородский купец вёл разговоры с псковскими приказчиками, их люди быстро друг с другом перезнакомились.

– Видать, дорогие меха вы везёте? – допытывался у стоявшего рядом с санями Назара Осьмак. – Да ла-адно, скажешь тоже – белка, небось, одни соболя али горностаи в мешках?

– Да белка, я тебе говорю! – Тот отмахнулся от назолы. – И чего вот пристал как банный лист?!

– Ага, ага, белка, ну да, – хитро улыбаясь, сказал тот. – А почто же охрана тогда такая боевитая? А то я не вижу, как вы держитесь и какое оружие у твоих людей. Небось, и сами все из бывших дружинных?

– С чего это ты взял? – нахмурившись, произнёс Назар. – Самая что ни на есть обычная купеческая охрана! Ну-у было дело, ходили ратниками под князем некоторые. Так это когда уж было?! Ещё задолго до большого мора. А оружие, ну да-а, не пожалел купец его для своих. Мы-то сами уже третий год как в его охране. Небось, заслужили такое!

– Темнишь ты чегой-то, Назар. – Осьмак недоверчиво покачал головой. – Я три десятка лет по торговым путям со своим хозяином мотаюсь, всякого уже, небось, за это время повидал. Да мне-то оно что? Мне-то оно ладно, дорогой вы али худой мех везёте – мне всё равно. Главное, чтобы вы отбиться от разбойных людей могли. Сейчас-то с этим, конечно, гораздо полегчивее стало, а раньше мы и сами ох ведь как разбойников береглись. Меньше чем дюжиной повозок и не моги даже вдаль ехать! А уж во время последнего мора совсем худо было. Только-только вот на ноги вставать начали, оправляться, а хозяин наверстать всё быстрее норовит. Второй раз ведь в это Вильно уже за зиму едем, князь литвинский Миндовг удачно соседние племена повоевал, есть серебро у его людей для хорошего закупа. А у нас тут и своя льняная, и всякая привозная из дальних немецких земель ткань. На всё спрос на большом литвинском торгу будет.

В котлах закипело, и туда закинули куски варёного мороженого мяса. Потом сыпанули ржаной муки, положили кус топлёного масла и немного соли. Новгородский готовщик попробовал похлёбку и добавил ещё какой-то сушёной травки. Лагута же, развязав небольшой холщовый мешочек, уронил в «псковский» котёл малую щепотку перца.

– Чего это у тебя? – полюбопытствовал, заинтересованно взглянув на варево, перемешивавший в своём котле новгородец.

– Так перец жгучий, – ответил ему Лагута. – Пресно уж больно без него такое вот хлебать. И так ведь на скорую руку здесь днём варим. А с ним-то, с перцем, самое оно.

– Дай малёх? – попросил тот. – Слыхать-то я слыхал о таком, а вот попробовать ещё не довелось. Дорогая уж больно пряность, небось, из-за далёких морей она привезённая?

– Может, и из-за дальних, – ухмыльнувшись, отозвался пластун и положил на протянутую ему ладонь несколько крупинок. – Ты, главное, сразу языком всё слизывай и глотай, а то вишь, как тут мало, и не распробуешь.

Вокруг двоих готовщиков уже стояла дюжина зевак, и люди с интересом наблюдали за представлением.

Сделав, как ему и наказывали, новгородец замер, словно бы прислушиваясь к своим внутренним и, похоже, весьма ярким ощущениям. На глазах у всех он вдруг побагровел и, разинув рот, начал судорожно хватать им воздух.

– Горит! Горит! – вдруг заорал новгородец и, высунув язык, начал энергично тереть его пальцами, а потом сплёвывать.

– Заешь лучше снегом, – жалея бедолагу, произнёс Ипатий. – Ну, Лагута, ну ты и мучитель. Я вот тебе его сам как-нибудь втихаря сыпану. Снегом, говорю, снегом заедай обильно! – Он толкнул вопившего новгородца. – И не жри, чего не знаешь, более, дурень! Это же красный перец, жгучий! Тот чёрный, что у купцов пряностями на торгу, он гораздо слабее. Ну что, робята, может, чуточку сыпануть вам в котёл, чтобы не так пресно было? – И он подмигнул смеявшимся новгородцам.

– Не-ет, – отказались те. – Мы уж как-нибудь своё, привычное похлебаем, если вон только Коношке ещё на добавку. Только пусть он себе в плошку отдельно похлёбку отольёт!

– Да идите вы все! – выкрикнул тот под хохот толпы.

– Веселитесь? – Назар подошёл к костру. – Лагута, скоро у тебя там? Долгие обеды нам тут некогда устраивать. До ночи нужно успеть к Себежской крепости подъехать.

– Всё, всё, доходит уже! – отозвался готовщик, перемешивая варево. – Ещё муки вот маненько подсыплю, чтобы гуще было, и можно снимать.

– Ипатий, пройдёмся? – Назар кивнул в сторону деревьев. – Посоветоваться с тобой я хочу, – проговорил он, когда они отошли от костров достаточно далеко. – С обозным старшиной из соседей я только что разговаривал, воробей он стреляный, бывалый, говорит, что три десятка лет уже в торговых караванах ходит. Так вот, распознал он в нас дружинных, хоть, по его словам, и из бывших. И то, что обоз у нас не простой, тоже ведь угадал. Думает, что дорогой товар мы везём сейчас в Вильно. Я к чему это тебе, десятник, сейчас говорю? К тому, что если он нас заприметил, то же самое и литвины ведь могут сделать. Пограничная стража, мытари и княжьи учётчики, они ведь тоже люди весьма многоопытные, сам вот подумай, сколько всяких за свою службу повидали. Сейчас нам препятствовать во въезде, конечно, никто не станет, но вот в башке у себя эдакую зарубочку сделает, и, ежели что, мы потом у литвин самые первые на подозрении будем.

– И что же нам делать, Шумилович? – спросил, почёсывая бородку Ипат. – Я смотрю, у тебя вроде как задумка уже имеется?

– Да, крутится мысля в голове, – признался Назар. – Послушай-ка, а не пристать ли нам к какому-нибудь большому обозу? Пока вот с новгородцами сообща поедем, а там, за Даугавой, глядишь, и ещё, может, кого нагоним? Среди такой массы саней у любого проверяющего ведь глаз замылится. А то и правда, посмотри сам, у нас на каждой повозке по два ухореза сидит. Как ты ни простись, ни омужичивайся, а видишь, цепкий и опытный взгляд всё равно таких выделяет, особливо если их много и ежели они сообща, одной командой держатся.

– Так-то оно правильно, только ведь спешим мы, – задумчиво проговорил десятник. – Потому и лёгкий товар в свои сани взяли, чтобы быстрее ехать. Нет, я-то ничего, ты у нас на выходе старший, Назар, как уж сам скажешь, так пусть оно и будет.

– Да мне совет твой нужен, а не покладистость, – отмахнувшись, произнёс тот. – Что, я у Ярца или у Лагуты, что ли, его буду спрашивать?

– Ну что я скажу, – немного подумав, промолвил Ипатий. – Так-то всё вроде разумно. Чтобы скрытность соблюсти, самоё правильное будет среди других при самом въезде к литвинам нам затеряться. Зима эта лютая, морозная была, значит, речной лёд крепким ещё аж до самого апреля будет, чай, уж поспеем санным путём в Вильно.

Два десятка саней, скользя полозьями по тёмному и шершавому льду, выехали из речки Жейманы на просторную Вилию.

– Ну всё, теперь уже недалеко, теперь только один переход, и мы на месте будем, – протянул удовлетворённо суздальский купец Плоскиня. – Ты, Ряшка, главное, за дорогой лучшивее смотри. – Он толкнул правившего лошадьми мужика. – Чтобы промоину, не дай Бог, ежели вдруг она встретится, не прозевал. Вона ведь как дорога за последнюю седмицу подтаяла!

– Смотрю, хозяин, во все глаза я смотрю, – уверил тот, кивнув. – Только вот вставать нам уже пора. Лошадкам ведь отдых хороший нужо-он, притомились они вот так вот цельный день без передышки бежать. Ох и долгий же этот путь у нас!

– Ничего, завтра уже под крышей ночевать будем. Всё добро в амбары снесём, отдохнёте, пображничаете с избытком, – успокоил обозного купец. – До открытия ладейной дороги ещё далеко. А на ночёвку мы на холме, у соснового бора, пожалуй, встанем, там место возвышенное, сухое. Вёрст пять где-то нам до него осталось. – Обернувшись, он окинул взглядом сильно растянутый караван и, взмахнув рукой, прокричал: – Подтянись маленько, честной народ, отдых уже скоро!

– Смотри, как гонит Плоскиня, – заметил ехавший в самом конце санного каравана Яким. – Третий день ещё затемно выезжаем и уже в самой темноте на ночёвку встаём. Коли можно было бы, небось, и обедать не давал, всё бы вперёд гнал, да, видать, лошадей жалеет.

– Всех он жалеет, – проворчал в ответ Ипатий. – Видел, как на каждой стоянке он лёд щупает, глядит его, а потом ухо приложит и реку слушает? Опытный этот купчина из суздальских земель, матёрый. Куда только со своим товаром не ходил! За ледовую дорогу он опасается, Якимка. За то, чтобы к водяному на дно ты, дурень, бы не ушёл. Повезло нам, что к его обозу удалось примкнуть. Ничего, совсем скоро вставать уже будем, вона как вокруг вечереет. Слышал же сам, чего он только что крикнул – «отдых скоро». Да и до самого Вильно теперь уже недалече.

– Хозяин, хозяин, я это, Тешень! – В крепкую дверь опочивальни стучал старший купеческой стражи.

– Чего тебе?! Ночь на дворе! – донёсся из-за неё недовольный крик хозяина.

– Гостёна Истомыч, там сани у ворот, шесть штук мы их насчитали, – проговорил встревоженный стражник. – К нам на постой торговые люди просятся.

– Какой ещё там постой?!

Стукнул внутренний засов, и с масляным светильником в руках из-за двери выглянул хозяин купеческого подворья.

– Никого мы к себе не ждём! Все свои здесь, за стенами. Гони их в шею! Неужто и сам не знаешь, что никак не можно чужих просто так вот к себе запускать?!

– Хозяин, – понизил голос до шёпота Тешень. – Там среди обозных я того человека разглядел, который от князя Ярослава и от новгородского воеводы Андрея о прошлом годе у нас был. И ещё нескольких людей с ним заприметил, с которыми мы против орденского посольства…

– Тихо! Тихо, дурак! – прошипел, прикрыв ему рот ладонью, купец. – Забудь то, что сказать хотел! Сейчас я, мигом. – И нырнул обратно в комнату.

Вскоре стукнули внутренние запоры, ворота дрогнули и, протяжно проскрипев, распахнулись. С улицы, шурша полозьями по грязной кашице, во двор закатилось шесть саней.

– Ну, здравствуй, Гостёна Истомыч! – Крепкий, средних лет мужчина, с проседью в бородке, обнял купца. – Видишь, как я тебе и говорил, совсем немного времени прошло, и мы опять свиделись.

– Чего же в самую грязь-то тебя заносит ко мне, Назар? – проговорил, улыбаясь, купец. – Опять весь мой дом, как и в прошлый раз, ведь, злыдни, затопчете. Воды на вас в бане не напасёшься! Острога, Рубец, ну чего вы столбами стоите?! – прикрикнул он на приказчиков. – Лошадей в конюшню быстро, и обиходить! Товар из саней в амбар! В тот, в самый дальний. Этих оборванцев потом всех в баню загоните! Не остыла ещё, небось?

– Подтопим, Гостёна Истомыч, – сказал Рубец. – Сейчас я распоряжусь. И воды, сколько надо, наносим.

– Ну всё, давайте, занимайтесь! – Купец важно кивнул. – Опосля бани, чтобы всех накормить от пуза можно было, ну и хмельным угостить, как-никак с долгой дороги люди. Стряпух поднимайте, нечего им дрыхнуть, когда тут такая суета! Пойдём ко мне, Шумилович, покалякаем маненько наедине, пока тут разгружаться будут.

– Покалякаем, – согласился бригадный разведчик. – Ипатий, присмотри тут за разгрузкой, особенно за «теми» бочками. Ну, ты меня понял.

– Понял, Назар Шумилович, – подтвердил десятник. – Всё как надо сделаем, не волнуйся.

– Нда-а, непростоое дело, – протянул, выслушав разведчика, купец. – В прошлом году, после того как вы посольство меченосцев побили, долго ведь литвины виновных искали. У князя Мацея в самых главных советниках Гинтарис есть, старый он, скрюченный какой-то весь, седой, но ох какой цепкий и разумный. Как мизгирь, он свою паутину по литвинским и по всем окрестным землям плетёт, всё-то он знает и всё слышит, ведает, что вокруг происходит. Вот от него-то много особых людишек рыскало и всё пыталось дознаться, кто же это причастен к тому нападению. И нас, купцов, тоже, разумеется, хорошо эдак потрясли. Да ладно, обошлось, на людей князя куршей Мацея подумали и вроде как на Рижского епископа ещё, который в это время сильно враждовал с меченосцами. Кого-то даже из немцев на дыбу таскали, не знай, уж чего там дальше с ними было, но не видал я их более. В общем, осторожнее тут надо действовать, Назар, а то поспешите – и себя, и многих других сгубите. В Вильно ведь немало русских людей сейчас обретается. Торговля нынче большая с нашими русскими княжествами идёт, да и по суше путь на запад через литву проходит. Ежели вы вдруг попадётесь, многим тогда не поздоровится.

– Нельзя нам попадаться, – проговорил разведчик. – О том особый наказ нам был. Давай-ка, Истомыч, мы поступим так. Ты нас определи в свои работники, которые у тебя на торг выезжают, которые товар развозят, разгружают его там али, может, наоборот, всё скупленное приказчиками в поместье свозят, чтобы мы покрутились бы среди местных людишек, обтёрлись бы немного в Вильно и чуток язык литвинский подучили. Не говорить, так хотя бы понимать его могли. Ну и я пока с Маричем встречусь, потолкуем с ним по душам.

Глава 10. Найди их, Гинтарис!

«По душам» потолковать не получилось. Увидев русского, старший чашечник князя Миндовга сморщился, как от зубной боли.

– Опять ты явился! – прошипел он, сверля взглядом Назара. – Нет у меня для твоего воеводы никаких интересных новостей! Потому как нет у Миндовга сейчас никаких сношений с немцами. Нечего мне рассказывать! Зря ты сюда ехал!

– Ну как же зря, ясновельможный пан? – сказал, приветливо улыбаясь, Назар. – А как же подарки? Ты же сам говорил, что у тебя родовое поместье не перестроено на Немане, в которое неудобно молодую жену везти. Скажи мне на милость, ты ещё не засватал дочь старшего княжьего кравчего Раймондаса? Как я слышал, он всё ещё на своей высокой должности при княжьем дворе состоит? А ведь сам уже весьма немощен, на покой бы старцу надо, внучат нянчить, а своё место хорошему ближнему человеку бы передать.

– Он ещё тебя переживёт, русский, – процедил, скривившись, Марич.

– Ну, это уж как Бог решит. – Назар пожал плечами. – На всё его Вышняя воля.

– А я тебе скажу так, русский: тише будешь – дольше проживёшь, – хмыкнул литвин. – Ну давай подарки, коли принёс, чего там столбом встал?!

Назар, раздвинув полу кафтана, сунул внутрь одёжи руку и, подойдя ближе к столу, положил на него кожаный мешочек.

Ничуть не стесняясь, хозяин тут же развязал его и, высыпав всё серебро на стол, тщательно пересчитал, рассматривая каждую мелкую монетку.

– Не больно уж его тут и много, – произнёс он, скривившись. – Если все мелкие дирхамы с вашими деньгами воедино сложить, то здесь от силы гривен пятнадцать где-то будет.

– Двадцать, уважаемый пан, – мягко улыбнувшись, произнёс Назар. – Даже чуть больше. Ты потом, всё взвесив, и сам сможешь в этом убедиться.

– Даже если и так, всё равно мало, – фыркнул Марич. – Какая там перестройка поместья?! Скупые вы русские! Лучше бы я, пожалуй, с немцами дружил.

– С немцами дружить опасно, – заметил, покачав головой, гость. – Дружится с ними недолго. Потом из друга в холопы быстро превращаешься или вообще жизнь теряешь. И про скупость нашу зря ты так, уважаемый пан, говоришь. В прошлый раз очень хорошие подарки тебе были, да и за помощь ведь тоже тебя богато отблагодарили. И ведь в этот раз тоже не хуже может быть наша благодарность.

– Что надо?! – вперив взгляд в безмятежное лицо собеседника, проговорил Марич. – Я же ведь чую, что ты не просто так у меня тут языком мелешь. Поместье вот моё вспомнил, про должность у князя заикнулся. Опять, небось, во мне, какая-то нужда для вас настала?

– Ну так, есть одно небольшое дельце, – пожав плечами, заявил Назар. – А уж мы бы за помощь, конечно, не поскупились.

– Говори, слушаю. – Марич прищурился. – Да поближе ты подойди, и чтобы негромко толковал. Я хоть и в своём доме, но и сам, небось, знаешь, стены, они везде имеют уши.

По мере изложения, в какой именно помощи нуждается его гость, Марич всё больше хмурился. Наконец, не выдержав, он резко оборвал рассказчика:

– Довольно! Неужто вы там за дурака меня в своём Новгороде держите?! Тебя с твоими людьми ладно, на мелкие куски изрубят, и пусть, и поделом это даже! Но ведь и меня тоже не пожалеют! Миндовг такое точно никому не простит, на кол непременно посадит! И зачем я только с вами связался?! Да мне тебя сейчас проще вот прямо здесь удушить, чем своей жизнью рисковать!

– Ну зачем же рисковать? – совершенно спокойно ответил гость. – Никто о таком уважаемого пана не просит. О том ведь и речь, чтобы всё сделать так, чтобы даже и тени подозрения на тебя, пан, не пало. Мы тебя очень сильно ценим и надеемся, что сможем быть полезными друг другу ещё долгие и долгие годы. Просто надо подумать, как нам всё сделать по уму. И не навлечь ни на кого беды.

– И насколько же вы меня оцениваете в этом своём деле? – хмыкнул литвин. – Небось, опять кинете горсть серебра, как худородному псу, и потом след вас простыл!

– Ну что ты, пан. – Назар улыбнулся. – Какая уж там горсть? Сто гривен, из них тридцать задатком, и ещё пять десятков куньих шкурок на шубу твоей невесте.

– Нет уж, так дело не пойдёт! – воскликнул в возбуждении Марич. – Пятьдесят гривен задатком и сто после конца всего дела, и ещё мне на шубу столько же, сколько только что обещал для невесты.

– Ох, разоришь ты нас, ясновельможный пан, – проговорил, покачав укоризненно головой, Назар. – Такие деньжищи огромные! Ай-ай-ай! Хорошо, будь по-твоему. А теперь давай подумаем вместе, как мне с моими людьми на княжье подворье лучше попасть. К тебе ведь как старшему чашечнику приходят обозы с хмельным для больших застолий? А не намечаются ли, пан Марич, какие-нибудь великие празднества в самом начале лета?

– Подсоби! – Ипатий крякнул и взвалил на плечо тяжёлый куль, а приказчик Острога уже указывал Пекко и Якиму на ещё один мешок. – Давай, давай! Берите его да пошевеливайтесь, лодыри, некогда вам тут прохлаждаться, сегодня ещё одна ходка на торг будет! После воскресного потом до самой среды отдохнёте!

Пластуны накинули Лагуте на спину ношу, и он, тяжело сопя, потопал вслед за десятником.

– Издеваются как хотят над нами купеческие, – на ходу он бубнил себе под нос. – Как будто нанимался я тут горбатиться. Принимай! – И он с кряхтеньем перевалил свой мешок на телегу. Годимир с Вацлавом перехватили его и уложили в стопу.

– Передохни маненько. – Ипатий, прислонившись к боковой жерди повозки, шумно выдохнул. – Жара ещё эта стоит, чтоб ей! Травник[9] даже не кончился, а солнце прямо как посереди лета печёт.

– Вот-вот, уже седмица, как первые ладьи водной дорогой убежали, а мы всё эти мешки на торгу таскаем, – проворчал Лагута. – Хорошо же Гостёна Истомыч устроился. Чего ему, плохо разве лишнюю пару дюжин крепких рук при себе держать?

– Да ладно тебе бурчать, небось, сладится уже скоро. – Десятник стряхнул налипшую солому с кафтана и помог перевалить мешок подошедшему с ношей Родомиру. – Подсоби, – обратился он к Лагуте, и стоявшие сверху на телеге пластуны подхватили его. – Маненько осталось, ребятки. Шумилович к шляхтичу вчерась опять ходил, довольный от него вернулся, не как в тот, в самый первый раз. Говорит, что всё сладилось, задаток он даже пану передал. Значит, и правда скоро для нас дело будет.

– Ну, сла-ава Богу! – Родомир перекрестился. – А то уж и правда ведь заждались. Тебя, Ипатий, купчина, небось, скоро в свои приказчики переведёт, ты уж даже и торговаться, и лаяться по-литвински научился.

– Научишься тут! – буркнул под смех своих пластунов десятник. – Ничего, шутники, ещё месяц, ежели горб с грыжей не вылезут, и вы точно такими же разумными будете.

Стукнули воротные засовы, сторож Тешень распахнул одну за другой створки, и на купеческое подворье, скрипя колёсами, въехало четыре гружённые бочками телеги.

– Небось, заскучали, Ипатий? – весело выкрикнул вышедший из амбара приказчик. – Так больно рано, вот и ещё вам работёнку подвезли!

– Да что ж такое! – простонал Лагута. – Помимо этих кулей, ещё и эту тяжесть теперь разгружать. Ну, теперь мы точно дотемна провозимся.