– Вот, на подстилку садитесь, – предложили подошедшим уже пообедавшие. – Пока варево горячее – самоё то его едать. Жуйте, а мы постреляем пока.
Гремели пушечные выстрелы, со стуком и характерным для торсионных машин стоном работали онагры, щёлкали реечники, обедавшая же смена получила небольшую передышку.
Ворота долго не простояли. Одно из ядер сорвало защитную облицовку на верхней петле. Второе немного погнуло её, потом ещё удар – и вот уже одну из створок перекосило.
– Водяй, туда же целься! – крикнул командиру срединного орудия Назар. – Ещё маненько – и створка совсем сложится!
Прогремело два выстрела, и действительно, она рухнула, открывая последнюю преграду – толстую кованую решётку.
Вечерело, и Филат с Варуном начали нервничать.
– Назар, ещё немного – и темнеть начнёт! А ну как не управитесь до ночи?! – закричал старший всей осадной рати. – Сумеете там, в глубине воротной башни, решётку выбить?
– Сейчас, сейчас, Филат Савельевич! – отозвался командир розмыслов. – У нас для неё особый боевой припас есть. Давайте, ребята, двойные ядра заряжайте! – скомандовал он пушкарям.
Из саней подтащили особые снаряды. Были они двух видов: ядра на жёстком железном стержне и накрепко сцепленные между собой толстой цепью. Именно такими и было удобно рушить подобные преграды. Десять выстрелов – и гнутую решётку выбило на внутренний крепостной двор.
– Пешцы, стрелки, ваш выход! – крикнул Филат, и три отряда, по полсотни ратников в каждом, прикрывшись щитами и образовав построение в виде «черепахи», двинулись к стенам.
В крепости трубили сигнальные рога и слышались команды: «Русские пошли на приступ! Все на стены!»
– Давайте, ребятки, работайте, выманивайте их на себя! – направлял Варун. – А вы близко к стенам, смотрите, только не лезьте! Помните, куда и до какой черты вам дальше хода нет! – предупреждал он стрелков.
За тремя «черепахами», приковавшими внимание всей крепостной рати немцев, выбежали все те, кто имел дальнобойные самострелы, и наиболее искусные лучники.
Вот оно – то место, докуда неприятель прицельно докидывает стрелы! Митяй с Петькой и примкнувший к ним Месток скинули со спин большие щиты и, поставив к ним распорки-перекладины, послали первые болты в мелькавшие на стенах фигуры. Тут расстояние было удобное для прямого прицельного боя, и неприятель сразу же начал нести потери. Несколько русских лучников не сдержались и перебежали ближе к застывшим перед рвом «черепахам» пешцев. Четверо из них упали на снег поражённые стрелами и болтами, и их вынесли подальше. А по воротной части в это время ударили разрывными и зажигательными снарядами онагры. Воротная башня и две соседние с ней окутались чёрным дымом, сквозь который пробивалось яркое пламя. Ответный обстрел немцев начал стихать, и Филат приказал, махнув рукой:
– Штурм!
В окутывавшей крепостные подступы темноте к стенам ринулись сотни воинов с осадным припасом: щитами, плетнём, связками прутьев, корзинами, лестницами и прочим. Завалив с ходу ров, под прикрытием стрелков и орудийщиков штурмовая рать перемахнула через преграду. Три «черепахи» прото́пали в пробитый воротный проход, а другие пешцы, выставив лестницы, полезли по ним на стены.
– Прекратить стрельбу! – донеслось за спинами от орудий. – Наши на стенах, своих заденем!
Впереди, в крепости, шёл бой. Звенело боевое железо, слышался клич атакующих, крики отчаяния и боли. Перебежав по плетню через ров, троица стрелков-реечников оказалась под стеной. Митяй с ходу запрыгнул на третью перекладину выставленной тут лестницы и, держа свой самострел на весу, заработал ногами. Туда, наверх, где на крепостной стене вовсю рубили, резали и кололи друг друга люди. Вот и парапет, перепрыгнув с него в боевой ход, он вскинул оружие. Двое русских ратников рубились на мечах против двоих немцев. Щепки от щитов так и летели во все стороны.
– Пригни-ись! – прокричал Митька. – Стреляю!
Один из пешцев, расслышав, немного присел, прикрываясь сверху щитом, и в шею напиравшего на него врага, пробив стальные кольца бармицы, вошёл бронебойный болт. Рывок – и ратник из нижней стойки подрубил второму немцу ногу. Тот открылся, и оба пешца мигом его прикончили.
Митяй, присев, перезаряжал самострел, а в боевой ход с лестницы запрыгнули Пётр и Месток.
– Ру-усь! – слышался отовсюду клич. Прорвавшись в крепость и устояв, три «черепахи» пешцев распались, и воины, выстроившись в длинный ряд, начали теснить своего врага внутрь крепости.
Месток подстрелил оборонявшего боковой ход в башню здорового латника, и штурмующие ринулись внутрь.
– Сюда, братцы! – крикнул Петька, пристраивая реечник на внутренней части стены. – Они как на ладони все тут! – Он выстрелил и тоже начал накручивать рычаг взвода.
– Пятнадцать, шестнадцать, – отсчитывал по привычке щелчки своего самострела Митяй. – Хватит и этого! – Подбежав к перезаряжавшемуся Петьке, он пристроил своё оружие на кладке.
Русские воины теснили внизу неприятеля, тот же дрался отчаянно, не желая уступать.
– А вот и командиры, – проворчал Митяй, смещая прицел на группу кучковавшихся около знамени немцев. – На! – Болт ушёл к цели, а он начал новую перезарядку.
Справа раздался щелчок, это выстрелил пристроившийся рядом Месток, и знамя с изображённым на нём красным мечом упало сражающимся под ноги. Слева закончил перезарядку Пётр и тоже послал болт в такую же «жирную» цель. Крепостные стены были очищены от неприятеля, и с них начали бить на выбор всё больше стрелков. А в захваченный воротный проход продолжали заходить всё новые русские подкрепления. Немцы дрогнули, часть из них запросила милости, кто-то искал спасения в крепостных зданиях.
Вскоре весь внутренний двор был очищен от неприятеля. Пару деревянных строений с не пожелавшими сдаться обороняющимися подожгли. Из нескольких каменных защитников выкурили дымом. Дольше всего сопротивлялись в центральной крепостной цитадели, но вскоре и там всё было кончено.
– Ура-а! Крепость наша! – неслось над закопчёнными и окровавленными стенами.
Глава 7. Оставлять онагр литвинам нельзя!
– Вот тут, Андрей Иванович, мы выставляем большую каменную воротную башню, – показывая со стены крепости, рассказывал начальник бригадных розмыслов. – Любой ведь проход – это всегда самое слабое место в укреплениях, поэтому, я мыслю, нужно всемерно нам его усилить. Надобно выстроить её так, чтобы она была крепкая и высокая. Чтобы сильно выступала перед всей основной линией стен вперёд. Сверху ей лучше быть плоской, дабы установить там камнемёты, скорпионы или орудия огненного боя, сиречь пушки. А начиная с роста трёх-четырёх человек, нужно в ней понаделать множество бойниц для метания из них стрел и арбалетных болтов во все стороны. Этим мы прикроем не только лишь саму башню, но и даже подходы к стенам за несколько сотен шагов во все стороны.
– Емельянович, ну ты сам-то как это представляешь? – спросил, покачав головой, начальник тыла. – Такую башню за год, как ни старайся, ну вот никак не выстроить, да и за два, небось, тоже. Тут только чтобы основание и самую начальную часть выставить, это какой же котлован рыть нужно! А потом ещё сколько тяжёлой работы предстоит? Каменщики-то – это ладно, по ряду с владимирских, киевских земель за хорошую плату их сюда завезём, они там весьма умелые. Но ведь перед ними ещё и горы материала нужно подготовить, подтащить. А земляных работ сколько?!
– Лавр Буриславович, да мы половину камня с порушенной стены возьмём, и вон ещё немцы сколько его припасли для будущих работ, всё это у нас в дело пойдёт! – не сдавался старший розмысл. – Тут вот самое удобное место, дабы приступ крепости вести, в остальных-то природные отвесы сильно крутые, стены высокие, да и если не лёд в суровую зиму, то вода их окружает. Не выставь мы сюда вот основательную башню, значит, не сдержать нам штурмующих. Это пока ещё у них метательных машин, как вот у нас, нет, а коли они вдруг появятся? На западе в землях франков и англов давно требушеты огромные камни мечут. Даже и пушки не нужны будут, чтобы слабые укрепления развалить. А тут вот самое место их на ровном подходе выставлять. Рвы и валы, сами знаете, для штурмующей рати не такая уж и большая преграда при хорошей подготовке.
– Фрол Емельянович, во всём ты прав, но и ты нас тоже пойми, ведь нет у Юрьева двух тихих лет, – вздохнув, проговорил командир бригады. – Неужели ты думаешь, что успокоятся латиняне с его потерей? Мы им сейчас весь восточный щит тут вот за зиму порушили, а теперь ещё и меч грозимся выбить, лишив всех ливонских и эстляндских владений. Да вот сил у нас на это пока мало. Основная княжья дружина в центральную Русь ушла, а таким войском, которое у нас сейчас есть, наступать за озеро Выртсъярв совсем будет непросто. Думаю, ответный удар по нам от немцев совсем скоро уже нужно ждать. И отражать мы его будет тем, что сейчас имеем.
– Как скоро, Андрей Иванович? – пытливо вглядываясь в лицо командира, спросил Фрол.
– Думаю, что даже до следующей зимы не вытерпят немцы, в это лето нанесут его, – ответил тот. – Папа Григорий IX ещё в феврале прошлого года выдал послание своему легату Болдуину, в котором прописан прямой запрет на заключение любых соглашений с прибалтийскими язычниками и русскими. А уже в своей булле от ноября месяца он потребовал от всего ливонского братства направить войска против Новгорода, дабы воспользоваться его ослаблением. Списки с этих папских бумаг у нас имеются, постарались те, кому положено, – усмехнувшись, сказал Сотник. – Дело теперь за нами. Надо полагать, сейчас в немецких землях после вести о поражении объединённых орденских и ливонских войск под Дерптом папа уже развернул активную деятельность по подготовке восточного похода. Так что нам его придётся тут, в этих вот землях, встречать. – Он обвёл взглядом заснеженные просторы. – И от того, как мы к этому подготовимся, будет зависеть, сколько жизни наших людей тут, в этих лесах, положим.
– Значит, и верно, от четырёх месяцев до полугода, никак не больше осталось, – подсчитывал вслух старший розмысл. – Там ведь дальше опять уже долгая осенняя распутица и ненастье нагрянут. Вряд ли немцы до зимы в Риге и в Феллине за озером усидят. Будем пока ставить большую башню из брёвен и наводить временные укрепления. Ну и про каменную тоже, конечно, не забываем. Бревенчатую, основательную, мы и за три месяца точно возведём, опыт в таком деле у нас богатый, люди умелые есть, леса рядом. Ничего, Андрей Иванович, справимся. Ну и камнем немного укрепим, обложим.
– Ну вот и хорошо, – с улыбкой произнёс Сотник. – А работных людей мы тебе дадим сколько нужно. Так ведь, Лавр Буриславович?
– Да и так отказа нет, – откликнулся, пожав плечами, тот. – Как и условились, по три с половиной сотни каждый день отряжаем. Из оставшихся новгородских и псковских находников полторы сотни изъявили желание по ряду за серебро работать. От нового вождя эстов-угандийцев Велло ещё около сотни мужиков тут же осталось, можно и ещё немного запросить. Думаю, найдём, чем с ними рассчитаться?
– Найдём, – заверил, кивнув, командир бригады. – Захотят – зерном, поместными готовыми изделиями по ряду заплатим, нет – так опять же, как и новгородцам с псковски́ми работникам, серебром. Тут треть из епископской казны после раздела с литвинами, с княжьим войском и ополчением у нас осталась. А вообще, это правильная мысль – эстов к работам и на службу привлекать. Пусть они встраиваются в нашу жизнь не насильно, а по доброму своему согласию. Потом самим же легче будет эту землю от неприятеля сообща отстаивать.
– Тогда я пока что малые и срединные пушки на боковых башнях выставляю? – возвращаясь к прежнему разговору, произнёс командир бригадных орудийщиков. – А на ту воротную башню, что из брёвен будут строить, стреломёты с онагром установлю? Боюсь, что не выдержит она на себе пушечного боя, да и опасно там пороховой припас держать.
– Хорошо, – согласился командир бригады. – Только чтобы несколько пушек у тебя под рукой было, чтобы их быстро перебросить на угрожаемый участок. И большие всё равно ведь на стены не поднимешь, вот их можно будет прямо за воротами выставить. Не дай Бог, если прорвутся штурмующие, вы их в проходе вторых внутренних стен сможете встретить картечью.
– Господин полковник, к вам дозорные с одним из розмыслов со стороны Двины прискакали, – доложился дежурный сотник. – Вымотанные все, еле на ногах стоят, говорят, срочное что-то у них.
– Иду, – сказал, кивнув, командир бригады. – Вы тут ещё подумайте пока, где какие можно укрепления усилить, потом расскажете. – И пошёл к винтовому ходу башни.
Через час к большому шатру начали подтягиваться вызванные вестовыми бригадные командиры. Сотник сидел за походным, сколоченным на скорую руку столиком в окружении старших пластунской дружины Севастьяна, Савватея и Назара, а также усталого, осунувшегося розмысла. Тут же рядом с воеводой Олегом сидел и княжич.
– Проходите, присаживайтесь, – пригласил входивших командиров Сотник, кивнув на лавки. – Думал я с вами посоветоваться об одном важном деле для нашей конной рати, да мы вот с Александром Ярославовичем подумали тут на спокойную голову и уразумели, что вряд ли такое возможно. Ибо действовать придётся на земле литвинов, а это сразу же из наших союзников их во врагов может перевести. Это, как вы понимаете, нам ну никак нельзя допустить. Сама же суть всего случившегося вкратце такова. Вот командир онагра Стерля, – проговорил он, указав на сидевшего рядом розмысла, – поведал нам, что его починенный после серьёзной поломки в дороге камнемёт был недавно захвачен отходившей в свои земли литвинской тысячей под командой Радвила. Все вы, я полагаю, помните такого. Так вот, Стерля уверяет, что именно Радвил спровоцировал и затеял ссору, переманивая перед этим его и весь расчёт к себе. После отказа же наших розмыслов перейти под знамя Миндовга литвины отобрали онагр силой, наших же людей избили и связанными оставили в Себежской крепости. После чего укатили орудие в сторону Даугавы. Так всё было, правильно я говорю? – задал он вопрос, посмотрев на Стерлю.
– Всё так, – кивнув, ответил тот. – Три горсти серебра нам литвины предлагали, ещё и так настойчиво, нахраписто! В шапку его насыпали, а сами окружили со всех сторон, а как мы отказались и оттолкнули то серебро, так накинулись, аки волки ярые, оружие всё у нас выдернули и бить нещадно стали. Мы тоже немного поранили одного, когда отбивались. Ну вот Радвил и говорит, что это, дескать, мы сами с оружным железом и супротив них воевать бросились. А мы-то ведь только защищаясь, – лепетал расстроенный орудийщик.
– Ну, всё понятно? – Сотник обвёл своих людей взглядом. – Теперь у литвинов есть самый совершенный из всех, которые только сейчас есть в мире, камнемёт. Над механизмом и боевым припасом которого наши лучшие умы в поместье более трёх лет мозговали и до ума ещё потом много времени доводили. Ни у одной державы пока такого нет, а только лишь у нас, ну-у и теперь вот у литвинов. Там столько хитрых секретов в этом онагре, да один только торсион или горючая смесь в его снарядах чего стоят! – И он в сердцах махнул рукой.
– Не нагнать нам их, бать, – заявил, покачав головой, Василий. – Да и дозорные мои с Чеславом, что раньше к Двине ускакали, тоже литвинов не нагонят. На две недели они от них отстают, и пурга ещё эта, чтоб ей! Радвил со своими людьми давно уже, небось, за Даугаву проскочил. Может, нам всей моей тысячей в земли селов зайти и потребовать жёстко, чтобы онагр вернули? Неужто ратиться из-за какого-то камнемёта Миндовг будет?
– Отец сказал – с литвой не ссориться, всё миром решать, – не по-детски разумно высказался Александр. – Нам ещё с ними против немцев в будущем стоять. Коли рассоримся, то самим же потом воевать придётся. Большую силу нынче Миндовг берёт, уже сколотил сильную державу, не позавидуешь её врагам. Тут уж лучше нам друг другу союзниками быть.
– Всё правильно, Александр Ярославович, всё верно, – согласился с княжичем Сотник. – Нам и против латинян с запада ох как сложно будет устоять, а если ещё и литвины начнут войну – совсем тогда худо будет.
– И что же, оставить им онагр? – проворчал Буриславович. – Чтобы они потом всю его хитрую механику поняли и такие же у себя наделали. По реечникам-самострелам вон как бережёмся, строго за каждым глядим, где вдруг в чужие руки попал, чуть ли не полрати вдогон кидаем и с мясом из тех рук этот самострел вырываем. А тут-то, небось, и сам механизм даже ещё хитрее самострельного будет.
– Оставлять нельзя, – вздохнув, проговорил командир бригады. – Нужно действовать, и немедленно. Но действовать, я полагаю, мы будем тайно. Попрошу сейчас при нас с Александром Ярославовичем и его воеводой остаться только лишь Лавра Буриславовича и Назара. Все остальные господа командиры могут быть свободны. Ну что, Шумилович, эта трудная задача теперь только лишь тебе и твоим людям будет по плечу, – сказал Сотник, когда все вышли. – Ты со своими ребятками в Вильно уже недавно был, сработали вы там отменно. Постарайтесь и сейчас не оплошать. Онагр в руках у литвинов оставаться ни в коем случае не должен. И сделать это нужно как можно быстрее, пока они его не изучили. Опытных механиков, я думаю, у них мало, если они вообще даже есть. А на то, чтобы привлечь хороших мастеров из немцев, франков и всех прочих, нужно время. Действовать в Вильно надобно крайне осторожно, литвины вовсе не дураки и в первую очередь, если онагр будет уничтожен, заподозрят в этом вас. Так что, Шумилович, тебе нужно хорошо продумать, как это лучше будет сделать. В средствах ограничений никаких вам не будет. Прикинь сам, что нужно, и приходи завтра с утра.
Назар вздохнул, покачал головой и стал говорить:
– Андрей Иванович, не нужно нам утра ждать, время никак нельзя тут терять. Март месяц, распогодилось после пурги, вон как сейчас солнышко светит, с крыш капает, ещё немного – и сугробы начнут оплывать. А нам путь на юг, за Двину, предстоит. Там хоть немного, но ещё теплее будет, чем тут. Самое главное – это попасть в Вильно, и лучшего способа, чем тот, который был у нас в прошлый раз, под видом торгового каравана, не придумаешь.
– От себя, с Юрьева, посылать его никак нельзя, – проговорил, нахмурившись, воевода Александра. – За нашими людьми в Вильно непременно особый пригляд будет. Коли они онагр спалят, за ними первыми люди Миндовга придут, и их потом непременно на дыбу вздёрнут, огнём жечь станут али ту же кожу пластами живьём начнут снимать. Непременно кто-нибудь да проговорится, не выдержит лютых мучений. Так что нужно сразу на глаза не попасться и всякого подозрения избежать. Всё верно, купцами лучше туда заходить. В Вильно много откуда товаров везут, можно хоть от Новгорода, хоть с Полоцка или Пскова ехать, из того же Смоленского али Торопецкого княжества. А сейчас много всяких купцов по зимним дорогам едут. Спешат до распутицы добраться.
– Там до Торопца или Смоленска крюк уж больно большой, Олег, – отметил, покачав головой, Сотник. – Это пока туда ребятки приедут, с княжьими мытарями всё порешают да товарами для торга загрузятся, а потом им ещё ведь на Вильно уходить, а там уже и всякая дорога в весеннее половодье до самой середины мая встанет. Может, и с онагром что-либо делать летом уже поздно будет. Лавр Буриславович, у нас во Пскове ведь есть надёжные люди из купцов?
– Как же не быть, – ответил тот. – Драгомир Сбыславович два раза уже нам хорошо помогал. Пластуны ведь именно у него там, на его купеческом подворье, сидели, когда супротив немца народ волновали.
– Вот и хорошо, – сказал командир бригады. – Значит, от него-то и пойдёт торговый караван в Вильно. Крюк для вас, Назар, тут совсем небольшой, если от нашего Юрьева во Псков завернёте. Тут времени вы потеряете совсем немного, да и со Пскова купцы постоянно с литвинами по-соседски торгуют, так что привычны уже. Буриславович, тебе я поручаю с ними к купцу заехать. Ты организуй всё там сам, главное, чтобы было быстро и с умом. Из товаров, что нужно, можешь тут взять, а что-то прямо там, во Пскове, закупишь. Потом, как только ребят отправишь, сюда вернёшься. Назару побольше серебра с собой выдели, оно ему там, в Вильно, обязательно пригодится. Для того же Марича, глядишь, он за него расстарается и поможет в нашем непростом деле. Главное – ему хорошо заплатить. Назар к нему уже ключик подобрал, знает, как со шляхтичем разговаривать.
– Да, через Марича будет проще действовать, – подтвердил командир пластунов. – Шляхтич, конечно, гонористый и спесивый, но уж больно серебро любит и власть. А для того чтобы по её лестнице вверх идти, богатство нужно. У него задумки большие, да он в средствах ограничен, ну так мы ему и поможем.
Уже под утро от Юрьева на Псковскую дорогу выскочило несколько лёгких саней. С обозными ехало девять пластунов во главе со своим командиром.
Глава 8. В новой крепости
– Раз! Раз! Ещё, ещё! – командовал старший орудийщик. – Шишак, свой канатный конец крепче там держите! Не давайте ему провиснуть! Не дай Бог вдруг онагр грохнется, все потом в пешцы до самого скончания века пойдут! Раз! Раз! Раз! Давайте, давайте, ребятки, подтягивай его! Эй, там, наверху, готовьтесь к себе его заводить! Смотрите, чтобы станину за парапет не зацепило!
С помощью установленных на башне блоков и особого во́рота опутанную конопляными тросами станину онагра подтащили наверх и завели на то место где камнемёту и надлежало стоять.
– Уф, ну всё, кажись, самое сложное сделали, – выдохнул облегчённо Назар. – Теперь-то оно полегче дело пойдёт, дальше уже не такие тяжести будут. Отдыхайте пока, ребята! – крикнул он стоявшим у толстых канатов розмыслам и помощникам из пеших десятков. – Сейчас вот на воротной башне ещё получше блоки укрепят, и потом туда камнемёт со скорпионом сразу выставлять будем.
– Волнуется Угримович, ишь как орёт! – подметил, кивнув на проверявшего крепёжные узлы скорпиона орудийщика, Селантий. – Сто раз самолично каждую верёвку ощупает, погладит.
– Так это поняятно, – протянул важно Власий. – Ежели с такой вот верхотуры эта механизма грохнется, ведь всё вконец в ней поизломается. Там, братцы, знаете сколько всяческих мелких составных частей? Ой-ой-ой, ужасть! Ох и хитрая же штука!
– Оська! – окликнул проходившего мимо друга Митяй. – Чего хмурно́й такой? Устал, что ли, канат тягать, господин орудийщик?
– А-а-а, – сказал, отмахнувшись, тот. – Кончилось моё пушкарство, братцы. Угримович сегодня на онагр перевёл и тут при этой крепости с ним же оставил. У камнемётчиков ведь двоих убило при штурме и ещё один сильно калечный. Расчёт, говорит, никак не может, Осип, неполным быть. Дескать, временно, совсем даже ненадолго послужишь при онагре, а уже потом обратно к своей пушке вернёшься. Вот так вот, братцы.
– Ну и ладно, чего расстроился-то? – Петька толкнул крепыша плечом. – Зато, видишь, опять вместе тут послужим. В Юрьеве-то сейчас суета знатная, начальства всякого полно, а тут вона красота какая скоро будет. Комендант да сотники самые старшие из всех.
– Да это-то да-а, это понятно-о, – согласился, огорчённо вздохнув, Оська. – Вместе оно, конечно, хорошо быть, только я ведь, братцы, как же сильно в пушкари хотел попасть. И вот оно как получилось. Даже в бою вон побывал, у орудия на перезарядке работал. А тут бах – и на камнемёт разом соскакиваю! Надеюсь, что и правда совсем ненадолго. Так-то и тут тоже работа интересная будет. Здесь ведь два онагра и два стреломёта наших на крепости оставляют, и ещё один в придачу к ним будет, тот, который мы у немцев недавно захватили, и если починить его сумеем. Второй-то при штурме спалили, а воротный камнемёт так своими «пудовиками» размолотили, что там даже сама станина в мелкие обломки расколота, я уж и не говорю про механизм. Из нашей пушки ещё и Суло тут же оставили. Ох и крепкий, братцы, этот карел! Как раз клиньями онагр под поправку прицела ему ворочать.
– Айда, ребята! К скорпиону подходи! – крикнул с воротной башни старший орудийщик. – По канатным концам все распределяйтесь. Ваня Шишак! Расставляй там людей как надо! На главный натяжной побольше народа определяй, и чтобы покрепче, потяжелее все были. Одних пешцев, смотри, не выставляй только, а так, чтобы наши орудийщики там среди них были. И смотрите – тянуть только по моей команде!
– Пошли, ребята, – позвал свой десяток Шестак. – Этот у нас последний подъём на сегодня. Потом ещё изо рва всё выгребать и сбитые колья в нём править. Пошли, пошли! – Он подтолкнул Кияна. – Чего там, дурила, ворчишь? Это всё лучше, чем похоронным делом заниматься. Вон как сотне Третьяковича не повезло. Ничего, не так уж и долго до ужина осталось.
Уже неделю русская осадная рать занималась ремонтными работами. У кого был хороший навык, те обтёсывали камни, месили известковый раствор и восстанавливали порушенную камнями кладку. Плотничать среди ратных людей умели многие, но и тут среди них были особо искусные, те, кому доверили собирать заново порушенный подвесной мост и мощные въездные ворота.
Солнышко припекало, сугробы начали оплывать, и старшие осадного войска стали поторапливать своих людей со сборами.
– Самим же тяжелее по хляби будет тащиться, – объяснял своим командирам Филат. – Потом ведь сами заместо лошадей в повозки впряжётесь, сани-то – это ещё ладно, а вот эти пушки тащить ой как тяжко-то будет. Пахом Судиславович, смотри, оставляем тебе тут в крепости две пешие сотни Ратиши и Нежатко, сотню пластунов под командой Мартына и орудийщиков во главе с Назаром. Три сотни людей, чтобы крепко держать её, тебе должно хватить. Так-то и больше бы их вышло при сотнях, но сам ведь знаешь, при штурме пешцы потери понесли, да и раненых приказано было в Юрьев вывезти, чтобы ими там Катерина с Елизаветой занимались. Ближе к лету ещё сюда ратников пришлём и вторую пластунскую сотню отправим. Съестных припасов у вас вполне достаточно, боевых для онагров ещё потом привезём. С угандийцами крепче дружите, вон как люди Айгара тут стараются. Не обижайте их, и они вам, если вдруг набег немцев будет, тоже помогут. Всё-таки их это исконные вокруг леса. Каждый холмик, кустик и деревце они здесь знают.
– Да нет, всё честь по чести будет, Савельевич, что уж я не знаю, как надо, – протянул немолодой кряжистый ветеран. – С карелами за Невой поладили, чать, и с эстами тоже тут сумеем. Но в крепость я их пока всё одно допускать не буду. Тут вот неподалёку, у реки, ряды с навесами сколотим и торг будем с местными вести.
– Ну, это уж ты сам смотри, – проговорил Филат. – На Ладоге в заместителях у Назара Игнатьевича опыта набрался, хорошо вы с ним там округу держали, значит, и тут тоже, верю, не хуже будет.
Обоз ушёл к Юрьеву, и у речки Педья стало чуть тише. Лагерь в предместьях свернули, и все оставшиеся тут после штурма переселились за крепостные стены.
Десяток Шестака заселился в одну из комнат внутренних укреплений детинца.
– Вот так немцы! Ну и умельцы, гляди, какие хоромы они отгрохали! – ощупывая выложенные из тёсаного камня, массивные стены, восхищённо произнёс Ярец. – Такие не то что таранным бревном, а и камнемётом даже не порушить!
– Холодно тут, студит шибко камень, всё живое тепло он из плоти вытягивает, – недовольно проворчал Власий. – Стылое с него выходит жилище, мёртвое. В наших-то бревенчатых избах и теплее, и добрее как-то, и дух в них совсем другой, не то что тут. Смолой, свежестью и хлебом всегда в них пахнет.
– Вот протопим хорошо очаг, хлеба краюху занесём, и тут дух жилой сразу же будет, – проговорил уверенно Шестак. – Ярец, ты без дела-то не стой, бойницу вон пока войлоком прикрой, гляди, как сквозит с неё. Потом, маненько погодя, получше заслон сделаем. Митяй, Пётр, вы за дровами ступайте, сухие постарайтесь только найти, чтобы очаг не дымил. Власий, Легонт, сходите к Якиму, он по хозяйской части сейчас самый старший. Небось, опять в подвале припасы с места на место перекладывает. Попросите у него отрез ткани самой грубой, пусть хоть с десяток локтей её нам отмерит. Полог из неё сделаем и входной проём им закроем. Да, ещё топлёный жир захватите для лампы. Лучше бы, конечно, древесное масло найти, опять ведь этой ворванью всё провоняет, но тут уж что он сам вам даст. Остальные, за уборку, чтобы ничего от старых хозяев тут под ногами не валялось. Потом сообща лежанки и полати сколотим.
Вскоре всё в большой крепостной цитадели пришло в движение. Так же как и в комнате десятка Шестака, шло обустройство и во всех других помещениях.
Быт постепенно налаживался. Десятки пешцев и пары из орудийных расчётов заступали в караулы на стены. Между дежурствами хватало работы и в самой в крепости, прохлаждаться командиры не позволяли. После установки нового подвесного моста сколотили намертво доски распашных ворот, поправили железо и медь на каркасной раме и на самой обшивке. В небольшой крепостной кузнице заново отковали массивные петли и запорные устройства. В дело пошли найденные в подвале толстенные доски морёного дуба. Несколько дней сборки – и облепленные со всех сторон ратниками воротные створки наконец встали на своё место.
– Красота! – Назар ударил по медной обшивке кулаком. – А ты ведь, Судиславович, признайся, не верил, что мы справимся? Всё пенял нам, что только лишь рушить всё можем. А вот же, погляди, как новенькие стоят!
– Нда-а, хорошо получилось! – хмыкнул комендант. – Ладно, беру свои слова обратно, есть гожие среди твоих розмыслов мастера. Что сломать, что починить – умельцы. Ну, теперь только решётка осталась, и тогда у нас вся воротная часть поправлена будет.
– С решёткой сложнее, – помрачнев, заявил главный орудийщик. – Там в двух местах она неудачно треснула, в одном так и вообще большой кусок откололся. Железным литьём и потом кузнечной ковкой заварить-то их, конечно, можно. Уголь для поднятия нужной температуры здесь у нас есть, криц и просто хорошего металла в достатке, только вот кузница сама больно уж маловата. А решётка-то – она вона какая широкая. – И он развёл руки. – Троим не обхватить. Никак ты её к горну с мехами и к наковальне такую не затащишь.
– И что же делать? – спросил комендант. – Сам ведь не раз уже видел, как любое дерево камнемётные машины рушат. На неё-то главная надёжа и оставалась, коли проход тут пробьют или выжгут.
– Думаем, Пахом Судиславович, цельные дни мысли гоняем, – промолвил, вздохнув, орудийщик. – Чего-нибудь, глядишь, да измыслим, не переживай.
– Вы уж не затягивайте с этим, Назар, – попросил тот. – Расстарайтесь, Христа ради. Вас, мастеровых, от всяких дел, окромя своего, оградили. Съестное от пуза дают, ешь сколько хочешь. На готовку вам и время даже тратить не нужно. Людей в помощь, сколько запросили, столько и выделили, лишь бы вы всё как надо сработали.
– Сработаем, Судиславович, сработаем, – уверил коменданта орудийщик. – Есть кое-какие мыслишки, пару дней ещё с ребятками прикинем, и я тебе всё изложу.
Дувший с запада сырой, порывистый ветер, как ни кутался в полушубок Митяй, нашёл всё-таки в одёже щель, и по спине побежали мурашки.
– Бр-р. – Караульный передёрнул плечами и затопал ногами по камням. – Ну что за невезение, второй раз подряд в предрассветную смену попадаю! – проворчал он и нырнул в арку бокового башенного хода. Узкая винтовая лестница привела его на самый верх, где у камнемёта приплясывал Оська. – Тебе тут бубна только не хватает! – проговорил Митяй и вскинул вверх руки. – Тихо, тихо, братка, свои! Опусти самострел, он у тебя вон какой старый, не дай Бог вдруг сам выстрелит.
– Ходят тут всякие, людей пугают! – пробурчал друг, отводя в сторону оружие. – Хоть кашлянул бы, что ли, как лешак ведь в темноте крадёшься.
– Да а как по-другому? – Митяй пожал плечами. – До рассвета ещё пара часов, небось, осталась, а на стенах шуметь не положено. Иначе, ежели начальство услышит, потом точно уж все «собачьи», предрассветные смены соберёшь. Ты, я смотрю, тоже частенько в третью, как и я, заступаешь?
– Приходится, – со вздохом проронил Оська и, подойдя к башенному парапету, перегнувшись, приложил ладонь к уху. – Тихо, – заметил он, вслушиваясь в ночь. – Только ветер нет-нет да посвистывает. Раньше хоть капель ещё была, а сейчас вон вся наледь и сосульки на стенах стаяли, теперь и её даже не слышно. Представляешь, как там нашим пластунам сейчас несладко? Я вон снег в кулак взял, когда на караул шёл, сжал его, так вода прямо ручьём сквозь пальцы потекла. Зря вас с Петькой туда, в лешаки, тянет, ну что это за жизнь такая – всё время по лесам ползать?
– Интересно, – тихо проговорил Митяй. – Тебе же вон все эти механизмы, во́роты, торсионы, нравятся. – Он кивнул на укрытый кожухом онагр. – Вот и мне лес, его жизнь, сам его запах по душе. Жизнь, Оська, свободнее там. В пластунах нет той скованности, скуки, как в крепостной рати или в тех же пешцах. Служба в лесах – это что-то сродни с любовью Маратки к степи с её просторами и к службе конной. И в то же время это другое. Ну вот даже и не знаю, как это объяснить.