Иосиф Виссарионович заканчивал работу над докладом, посвященным годовщине создания Красной армии. Но тут Поскрёбышев сообщил, что на прием просится Молотов по срочному делу. Сталин прикинул объем оставшейся работы и согласился встретиться с наркоминделом через час с четвертью. Надо сказать, что торжественно-поздравительная часть получилась более чем удачной, а вот часть критическую, мотивирующую на новые свершения, вождь переписывал уже третий раз. Он не хотел делать критику огульной, но только конкретной, ибо считал, что без этого фрагмента его речь будет неправильной нельзя военным дать зазнаваться. Не так уж и легко они одолели поляков, было выявлено множество недостатков, за которые бойцы и командиры Красной армии расплачивались кровью. Но и обрушиться с критикой — пусть справедливой, и только с нею было в корне неправильно: победа есть победа! Но превратить праздничный доклад в разнос, пусть и справедливый было… И вот наконец-то поставлена последняя точка и перед приходом Молотова можно позволить себе выпить чаю.
В назначенное время Вячеслав Михайлович вошёл в кабинет вождя. Они уже сегодня утром встречались, поэтому не здоровались.
— Что у тебя случилось?
— Получена телеграмма из нашего посольства в Вашингтоне. Они просят согласовать состав правительственной и коммерческой делегации для переговоров в Москве.
— Что известно по спискам? Кого ждём?
— Кроме представителей госдепа и специального представителя президента всех делегатов можно разделить на две категории: промышленники и банкиры. Они только вроде бы вместе, но каждый преследует собственные интересы.
— Зашевелились, всё-таки, да?
— Да, получилось.
Американцы пока что не слишком-то спешили делать экономические вливания в СССР. Раздумывали, прикидывали. Было время (когда был страшный неурожай), когда даже за золото ничего продавать не хотели — только за зерно. Тогда вынуждены были пойти на снижение темпов индустриализации, но под капиталистов не прогнулись. А когда пустили слух о найденных залежах золота и о возможном участии французов в их (залежей) разработке… Плюс в их политических кругах было много противников такого сближения со страной страшного большевизма. Но экономический кризис диктовал другие правила игры. И капиталисты всё-таки решились. Вот только они за свою помощь постараются содрать не только последнюю рубаху, но и шкуру с твоего тела. Самое главное, что приезд этой делегации стал реальностью благодаря небольшой, но изящной операции, проведенной ИНО под руководством Артузова. По разным каналам американцам оказались сброшены намеки, что Советскому Союзу надоело ждать предложений по сотрудничеству от САСШ и в ближайшее время откроется окно широких возможностей для французского капитала. Парижу погасили почти все долги царского правительства, так что больших препятствий возникнуть не должно бы. Верность британским союзникам? Верность дело хорошее, но денежки всё-таки врозь! А получение концессий и заказов на промышленное оборудование обещало выдернуть Францию из ямы кризиса и даже прервать зависимость от англосаксонского капитала. А вот это было очень серьезной угрозой. Пока одни представители из Вашингтона окучивали Гинденбурга, навязывая ему свои условия сотрудничества, при котором экономика Германии должна получить хороший пинок для развития, но при этом попасть под зонтик американской финансовой системы, другие всё-таки решились заняться товарищем Сталиным! Флаг им в руки и барабан на шею! Остаётся только посмотреть, что из этого получится.
— Так, а что там товарищ Форд приезжает?
— Нет, Генри Форд сейчас находится в Бонне, охмуряет императора германской нации. Но там проект просто гигантский. По нашим данным, немцы хотят получить суперзавод, который будет давать большое количество автомобилей. А вот их родные заводы, в первую очередь, Порше, Хеншель, Майбах, МАН, Даймлер, Крупп, Рейнметалл будут производить танки и прочую бронетехнику. Но они будут использовать те мощности, которые имеются уже сейчас в наличии.
— Что еще известно по американской делегации в Четвёртом рейхе?
— Вроде бы есть договоренность по строительству завода радиодеталей. Кроме того, по вопросам связи намечается серьезное сотрудничество. Американцы предложили нескольким перспективным немецким специалистам работать в своих лабораториях при неограниченном финансировании. Пока что мы не знаем направлений этих исследований, но, учитывая секретность, с которой мы столкнулись, речь идёт о военных разработках.
— Это очень плохо, что мы не знаем деталей, Вяче. Постарайся по своим каналам хоть что-то узнать, а я напрягу Артузова, пусть начнут искать.
— Сделаем всё возможное.
— Хорошо. Вот еще что, на двадцать восьмое назначено совещание по поводу Коминтерна. Ты смотрел предложения, которые нас заинтересовали? Что ты думаешь?
— Реформировать Коминтерн, конечно же, необходимо. Это надо было сделать даже раньше, как только мы убрали оттуда Каменева и его банду.
— Мы их не всех оттуда убрали, далеко не всех. Они, и недобитые троцкисты нам всё ещё палки в колеса вставляют.
— Тем более надо реформировать. Но вот насчет дискуссионного клуба, мне кажется эта идея мертворожденная. Эти трепачи ни за что не согласятся считать себя дискуссионным клубом, вообще клубом не захотят себя считать. Им же нужна реальная власть, деньги, влияние.
— Вот именно. Но мы сделаем это чуть-чуть по-другому. Мировой институт марксизма-ленинизма, который эти болтуны и возглавят — типа их задача разработать теорию продолжения мировой революции для каждой конкретной страны, которая будет в Коминтерне представлена. И за скобки Коминтерна выведем практиков, тех, кто будет эти идеи воплощать в жизнь. Только воплощать они будут наши идеи. Об этом мы и позаботимся в первую очередь. А когда мы разделим эту контору на две, то и вычистить балласт будет намного проще.
Неожиданно в кабинет вошел Поскрёбышев.
— Товарищ Сталин! Срочное и сверхважное сообщение из Бонна. Два часа назад после непродолжительной болезни скоропостижно скончался император Четвёртого рейха, Пауль Первый.
Глава восьмая
На маршруте
Есть города, которые олицетворяют собой нацию. Чаще всего — это столица национального государства. Но в Буэнос-Айресе наблюдалась совершенно необычная атмосфера, по которой судить об аргентинцах было бы несколько неразумно. Это город-космополит, в котором люди разных этносов и национальностей смешались в котле молодого государства, переживающего сейчас не лучшие времена. Кто только не переселился сюда за те немногие (для города) годы, которые он существовал. Испанцы и итальянцы оказались первыми европейцами, осваивавшими устье реки Параны, залив Рио-де-ла-Плата. Надо сказать, что первое европейское поселение в этом месте аборигены достаточно быстро разрушили и сожгли дотла. Им основанная испанскими конкистадорами крепость стала костью в горле. Место расположения Буэнос-Айреса было стратегически важным, это оценили как британцы, так и французы, которые пытались выбить оттуда испанцев, но неудачно. Впрочем, это происходило во время наполеоновских войн, но закончилось тем, что в стране произошла революция, а страна (тогда еще не Аргентина, это были Объединенные провинции Рио-де-ла-Плата) получила относительную независимость. Но именно с этого времени город стал центром эмиграции, куда стали приезжать жители многих стран. Сейчас в этом многонациональном котле кого только не было: кроме испанцев и итальянцев наиболее многочисленные диаспоры представляли собой французы, чуть меньше были представлены немцы и русские, не обошлось и без евреев. В общем, тут, как в Ноевом ковчеге всякой твари было по паре. Надо сказать, что становление Аргентины как государства оказалось сложным процессом, а Буэнос-Айрес даже некоторое время был самостоятельной державой. Надо сказать, что развитие города и развитие страны оказались абсолютно разными процессами. Столица стремительно растет и богатеет. Тут высокий уровень жизни, который намного выше состояния жителей нищей страны. В нём было построено первое в Латинской Америке метро, развитая система трамвайного сообщения, создана довольно мощная промышленность и сформировалась весьма оригинальная культура.
В этот апрельский день погода в городе портилась. С моря надвигался циклон, несущий ненастье, порывы ветра подгоняли грозовые тучи, срывали с пешеходов шляпы, заставляя немногочисленных прохожих искать укрытия. Вот-вот, буквально с минуту на минуту, должен был хлынуть ливень, который в этих местах становился стихийным бедствием, если не в столице, то в провинциях стопроцентно. Человек, который сидел на открытой террасе ресторана «Пуэрто Кристал» непогоду не замечал. Он относился к породе людей, которые уверены, что если они находятся в данном месте, то ничто им помешать не может. Тем более, что ему надо было подумать. Он смотрел на море, вид волн, набегающих на волноломы, помогал ему сосредоточиться. Мужчине на вид было около тридцати лет, может быть, чуть более. Довольно массивная, крупная фигура, такое же тяжеловесное лицо с достаточно грубыми чертами, массивной нижней челюстью, прямым носом и чуть оттопыренными ушами. Тонкие губы непроизвольно складывались в какой-то презрительной ухмылке. Весь его вид говорил о высоком положении этого человека, его слишком поверхностном отношении к людям. Как напишет позже один гениальный поэт: «Презренье к ближнему у нюхающих розы пускай не лучше, но честней гражданской позы»[11]. Удивительно, но в этом человеке сочеталось и то, и другое: и презренье к ближнему, и гражданская поза. Он носил весьма приличный костюм от одного из лучших портных этого города. Либорио Хусто, сын нынешнего президента страны, генерала Агустина Педро Хуста. В Аргентине в тридцатом году произошёл военный переворот, отстранивший от власти слишком прогрессивного для местного и международного капитала президента Иполито Иригойена[12]. Впрочем, движущей силой и мозгом переворота был генерал Хосе Феликс Урибу. К сожалению заговорщиков, Урибу заболел раком и вскоре после переворота умер, а на его место встал ничем не примечательный генерал Агустин Педро Хусто. А вот генеральский сынок оказался человеком весьма неординарным.
Во-первых, он был коммунистом.
Во-вторых — известным писателем.
В-третьих — считал себя чуть ли не королевским отпрыском и непререкаемым авторитетом.
Сильный порыв ветра напомнил сидевшему на террасе господину, что непогода всё-таки приближается, а первые крупные капли дождя, упавшие на навес заставили очнуться и войти в обеденный зал. Либорио хорошо знал местную кухню. Поэтому пришёл на эту встречу заранее и заказал себе мясо, которое тут у шефа получалось просто изумительным. А вот морепродукты тут выбирают только туристы. В этом месте почему-то получить хорошую рыбу или иные свежайшие дары моря было невозможно. А вот нежнейший стейк с мраморными прожилками в тёмной, откормленной на прекрасных лугах страны говядине… как это было замечательно! Но сейчас Хусто заказал себе крепчайший кофе и уставился в пространство за окном, где начинался настоящий тропический ливень.
На эту встречу он согласился далеко не сразу и как только пришёл, сразу же постарался показать визитерам свое презрительное к ним отношение. Он точно знал, что они приехали из России, страны, которая отвергла его кумира — Льва Троцкого, отвергла несмотря на то, что он для неё сделал. Сначала Троцкий совершил революцию, а затем выиграл гражданскую войну и победил армии многочисленных интервентов. Это был великий человек, которому так и не дали власти, а заставили прозябать в неизвестности! Для Либорио это настоящий образец подлинного революционера — уверенный в себе и своем пути, пусть даже излишне самоуверенный, но в этом его отношении к окружающим для него были все основания. Лев был прообразом сверхчеловека, не видеть очевидное могли только слепцы! И вот такой слепец приехал к нему с какими-то своими целями. При этом он еще и автор весьма ругательной статьи, в которой смешивает его кумира с грязью. И вот, во время встречи, этот руссо сумел серьезно пошатнуть уверенность Либорио в себе и своем кумире. Оказывается, его новый знакомый не только был знаком с Троцким, сам Лев революции корректировал ту самую ругательную статью, которая вышла из-под пера этого проходимца. Более того, ему предъявили черновики статьи, где, несомненно, рукой его кумира, были сделаны правки. Это было выше его понимания. Зачем? Зачем Льву нужен был этот странный манёвр. Но, оказывается, это не все новости, которые смогли его поразить. Троцкий передал с этим человеком покаянное письмо, адресованное лично Сталину. Произошло это незадолго до его смерти. И этот тип намекнул, что смерть Троцкого могла быть связана с этим письмом, кураторы Льва из САСШ не могли допустить, чтобы покаяние его кумира стало известно всему миру, поэтому есть теория, что его просто отравили неизвестным веществом. Об этом косвенно могла свидетельствовать и смерть его супруги, Седовой, которая, правда, произошла намного позже мужа, но, может быть, ей досталась не такая большая доза яда? Об этом страшно даже подумать!
Но и это оказалось не самым шокирующим событием. Оказывается, что руководство СССР обратилось к правительству Турции с целью передачи тела Троцкого в Советский Союз для его торжественного захоронения у Кремля, на главной площади страны. И что еще более удивительное, Либорио получил личное приглашение от товарища Сталина на церемонию торжественного перезахоронения Льва Революции в Москве. Конечно, по его заслугам, то лежать Лев Давыдович, должен, как минимум, рядом с Лениным в мавзолее. Правда, его не забальзамировали и состояние тела можно только представить, насколько паршивое. Но… Даже то, что его тело привезут в Москву — это уже было весьма неожиданным и шокирующим фактором. Интересным оказалось и то, что такие же приглашения получили видные троцкисты во всём мире. Что это? Гигантская ловушка? Собрать всех и прихлопнуть за один заход? Вряд ли тиран-Сталин рискнёт на такой откровенный враждебный ход. Но тогда что же? В письме говорилось и о том, что приглашённые получат и доступ к архиву Льва Троцкого, переданного СССР вдовой буквально накануне ее смерти. А его новый знакомый прямым текстом сообщил, что, попав в Турцию, Лев Давыдович оказался «под колпаком» у американской разведки, которая его фактически изолировала и не давала возможности работать, а архив выдающегося революционера должны были перевезти в САСШ, чему сам Троцкий сопротивлялся до самой смерти. И самую его важную часть завещал передать в музей революции, который открыли в Москве. Значит, его кумир хотел реально добиться сближения с большевистской партией, в которой так долго состоял? А так ли это на самом деле?
А за окном началась настоящая тропическая гроза с ужасающим ливнем. Впрочем, гроза, разрывающая душу молодого троцкиста из Аргентины, казалась не менее ужасной. Он рассчитался, как всегда, оставив небольшую сумму на чай официанту (обычно это была мелочь, но принималась всегда с огромной благодарностью) и уже собирался выйти на улицу, как был остановлен предупредительным швейцаром. Задумавшись, он даже не заметил того разгула стихии, которая буквально затопила площадь перед рестораном. И шагни он только туда, как вымок бы до нитки. Швейцар заслужил свое вознаграждение (мелочь в карманах молодого человека никогда не переводилась), а сам Либорио предпочел подняться в номер, чтобы там переждать грозу. Впрочем, туда можно заказать виски и девочек. Двух! На сегодня этого достаточно. Слишком много сил ушло на неподъемные мысли, от которых просто необходимо отвлечься.
Мы остановились в небольшом старинном отеле на углу улиц Солис и Адольфо Альсина (названа в честь известного аргентинского юриста, а позже и министра армии и флота). Небольшое трехэтажное здание в колониальном стиле не поражало роскошью, но уровень комфорта был более чем достаточным, особенно за те скромные деньги, которые мы могли себе позволить. Наше с Линой турне почти подошло к концу. Через три дня — пароход «Кристобаль» отправится в Европу, в марсель, но по пути сделает остановку в Португалии, откуда мы уже попадём в Испанию. Вот такой вот замысловатый маршрут получился. До Аргентины мы побывали в САСШ, точнее, Чикаго, после чего Мексика, Чили, Бразилия. И вот, венец этого турне — Аргентина. Самое главное — в номере большая и удобная кровать, на которой можно хорошо выспаться, и не только.
Мы успели вернуться в номер до того, как тропический ливень накрыл всё вокруг стеной серой мглы. В такое время великолепно пишутся стихи. Хорошо, что я не поэт и есть чем заняться до отъезда. А что вы хотите? У меня молодая красивая жена, да и сам я не стар, да и не суперстар, а обычный человек с обычными человеческими желаниями. Так что извините, но ближайшие пару часов я буду слишком занят, чтобы вам что-то рассказывать.
Куда-то идти лень… Ветер рвет крыши, дождь хлещет, как из ведра. Лина, завернувшись в халат что-то читает. У меня есть немного времени, чтобы рассказать, что сейчас с нами происходит. Вроде бы ничего нового — мы выполняем миссию и создаем легенду. Пара журналистов из Мексики (по происхождению), которые работают на французскую газету, направляется в Испанию после большой поездки по странам мира. У меня в чемодане серия очерков, которые описывают места, в которых мы побывали. Очерки на испанском. Лина очень сильно помогла с переводом и правкой литературного стиля. У неё отличный журналистский нюх. Кроме того, из каждого большого города мы отправляли телеграммы с нашими очерками на адрес парижского издательства. Ну а то, что в этих сообщениях были зашифрованы еще и наши краткие сообщения — это уже параллельный профит. Почему США и крупнейшие страны Латинской Америки? Хотя бы потому, что именно в этих государствах наиболее сильны позиции коммунистов-троцкистов. Почему? А откуда выполз сам Троцкий? Он — воплощение вложений американских капиталистов-финансистов (в основном, еврейской национальности) в русскую революцию. Мощная Российская империя, имеющая царствующую антисемитскую семью Романовых, этих господ не устраивала от слова «совсем». И вот в САСШ приезжает перспективный молодой человек Лева Бронштейн. Он уже показал, что имеет талант, пишет много и хорошо. Так почему бы и нет? И вот молодой русский революционер снимается в каком-то заштатном боевике производства «фабрики звёзд» Голливуда. И официально получает за это вознаграждение, который многократно превышает гонорары самых известных звёзд того времени. В бушующую, беременную революцией Россию он едет на пароходе через Лондон, где его задерживают агенты британских спецслужб, обеспокоенные тем, что революционер везет огромную по их меркам сумму денег. Оказывается, бритиши за Львом Давыдовичем следили в САСШ, так сказать, недремлющее око… Но тут появилась кавалерия из-за холма. Точнее, сотрудник американского посольства (очень может быть, что он имел какое-то отношение к разведке), который и объяснил кузенам, что этот товарищ наш и трогать его не стоит. А как вы думаете, откуда у Льва Давыдовича появился такой авторитет среди матросов, которые его в бурные дни революций так преданно охраняли? Авторитет зарабатывается и покупается. Примерно так.
Понятно, что американские коммунисты находились под колпаком различных спецслужб и влияние Троцкого, которого американская пропаганда постоянно раскручивала и рекламировала имело место. И это необходимо было как-то учитывать. В первую очередь потому, что из САСШ и Латинской Америки потом в Испанию отправились боевые отряды интернационалистов-троцкистов, которые были силой, не подчиняющейся республиканскому командованию. Впрочем, такой же силой были и отряды анархо-синдикалистов. И это необходимо было как-то нивелировать. И тут как раз в СССР происходит первая «оттепель». Признаются реальные заслуги Троцкого (а он у него, несомненно, были), хотя искренне говорят о его ошибках и просчётах. При этом приглашают откровенных троцкистов для работы по созданию теории мировой революции в условиях новой стадии империализма. То есть — сначала создание рабочей теории, потом — воплощение ее в реальность. Говоря проще, Сталин и его окружение начали работать на имидж советской власти как самой прогрессивной. На этом фоне возникла большая такая вероятность избежать страшных репрессий тридцать седьмого — тридцать девятого годов. Ведь эти ужасы возникли из-за поражения Сталина в борьбе с новой партийной бюрократией, на стороне которой выступила ежовская НКВД. Иосиф Виссарионович вынужден был поддаться давлению со стороны тех, кто обеспечил ему победу над старым, еще ленинским, ядром партии. Но именно эта верхушка хотела неограниченной власти, а если в твоих руках находятся сотни, тысячи человеческих жизней, то… Это и есть самое огромное искушение — искушение безнаказанностью. Но сейчас во главе НКВД находится преданный товарищу Сталину Сергей Миронович Киров, Ежов находится на очень незначительной должности, а лидеры ленинской партии постепенно сходят со сцены истории по вполне естественным причинам: болезни, аварии, да мало ли что может случиться с человеком? Но никаких громких шпионских процессов не происходит, хотя оппозиция в партии и под запретом. И это вселяет определенные надежды. А еще необходимо учитывать, что Надежда Аллилуева жива и здорова, занята важным делом и скандалы в семье почти что исчезли, на них просто нет времени. Тоже фактор немаловажный!
Глава девятая
Человек с бульвара дель Корсо
Середина апреля тридцать пятого года в Вечном городе выдалась исключительно теплой, приезжему могло даже показаться, что вот-вот начнется лето, хотя житель Апеннинского полуострова только бы усмехнулся на такое предположение: просто обычный весенний месяц чуть-чуть порадовал погодой, усмехнувшись и готовя за спиной какую-то пакость. Верить апрелю нельзя. Поэтому приехавшие в Рим жители жаркой Каталонии кутались в довольно теплые плащи, им тут было не слишком комфортно. Для Антонио Гойкоэчеа и его идейного товарища, тоже Антонио, только де Лисарса Ирибарен это была вторая поездка в столицу Италии с сугубо деловой целью. Первая была в составе чуть более представительной делегации: они приехали в прошлом году вместе с Рафаэлем де Оласабалем-и-Эулатом, но сейчас Рафаэль лежал в больнице и им пришлось совершить эту путешествие уже вдвоём.
В прошлом году они пытались договориться с Муссолини о поддержке их движения в Испании и подготовке государственного переворота. Оба они принадлежали к одному движению — монархистов, то есть были сторонниками провозглашения монархии, хотя и представляли разные фракции этого весьма лоскутного объединения. Гойкоэчеа являлся представителем альфонсизма — то есть сторонником возвращения к власти свергнутого короля Альфонсо XIII, а Лисарса слыл ярким приверженцем карлизма — сторонников возвращения к власти потомка Бурбонов. В тоже время, почти все они объединились вокруг идеи насильственного изменения государственного строя молодой республики. Казалось бы, свергнута диктатура Мигеля Примо де Риверы, страну ждет процветание и бурное развитие, но многие были с такой постановкой вопроса категорически не согласны. Республика казалась слишком рыхлой, слишком нерешительной, слишком левацкого толка. А богатым состоятельным и состоявшимся гражданам Испании требовалась сильная власть и сильная рука, которая сможет подавить любое народное возмущение. Народ, который вырвался во время восстания против Риверы на свободу необходимо было снова загнать в узду и заставить повиноваться.
Но в тридцать четвертом переговоры ни к чему не привели. Всё внимание Дуче и Италии было приковано к Гражданской войне в Германии. Именно туда уходило итальянское оружие, там ковалась победа над мировым коммунизмом. К сожалению, победа завершилась полупобедой. Хотя почти вся немеччина и стала монархией, коммунистам удалось организовать свой анклав — Германскую Демократическую республику. И там уже полностью наводить свои, коммунистические, порядки. Поэтому, хотя и в результатах переговоров испанские монархисты уверены не были, они рискнули еще раз обратиться к итальянским фашистам за помощью.
Они почти две недели провели в Риме, пытаясь добиться аудиенции у Муссолини, но пока что все их попытки были более чем провальными. Они уже практически отчаялись: никакие старые связи почему-то не работали, они получали всюду от ворот поворот. Но вчера на виллу, которую они снимали в пригороде, принесли приглашение посетить маркиза Мишьятелли. Маркизу принадлежал палаццо Буонопарте — дворец в самом начале Виа дель Корсо, известный тем, что в нём до самой своей смерти проживала матушка Наполеона Буонопарте. Это приглашение было интересно тем, что никакой связи с маркизом у приезжих не было, и встречи с ним они не искали. Вот с Бенито Муссолини или его зятем, Галеаццо Чиано домогались изо всех сил, а вот с этим маркизом… Правда, на Виа дель Корсо располагалось министерство иностранных дел, в палаццо Киджи, но какая тут связь? Да, когда-то Муссолини, будучи по совместительству, еще и министром иностранных дел, с балкона министерства произносил пламенные речи (а оратором дуче был недюжинным, это признавали даже его заклятые враги). Но какая тут связь?
В своей политической карьере Антонио Гойкоэчеа часто был вынужден принимать компромиссные решения, что откровенно претило его радикальной натуре. Он предпочитал всем решениям силовой путь, никаких переговоров и уговоров — противник должен быть повержен, и никаких иных вариантов! К своей цели он пёр как бык на тореадора. Будучи министром внутренних дел в кабинете Мауро он отличался всё той же упёртостью и отсутствием политической гибкости, правда, он пробыл в той должности всего пару месяцев — очередной раскол мауристов привёл к выходу одного из лидеров неоконсерваторов, которым и оказался Гойкоэчеа, из движения. Идеологически именно он стал выражать систему «органической демократии», из которой потом и вышла концепция франкизма, то есть мировоззрение будущего диктатора и победителя гражданской войны. Антонио же считал своим идеалом фашистскую систему Муссолини, настаивал на том, что именно такими методами необходимо восстановить порядок в стране. Не менее радикально был настроен и его партнер, представляющий другое крыло монархистского движения — карлизм, Антонио де Лисарса Ирибарен. Во-первых, он имел очень хорошие связи в среде испанских военных. Во-вторых, был причастен к формированию в Наварре и Андалусии военизированной партийной милиции — рекеты. Он организовывал контрабандные поставки оружия для наиболее активных групп монархистов, но при этом не набивался в лидеры движения. Можно сказать, что Лисарса был техническим исполнителем, кем-то вроде Красина в большевистской партии. Человек, который много знал и много делал, но при этом не находился на виду. Но именно его технический опыт, умение наладить поставки контрабандой и явились тем фактором, из-за которого его участие в переговорах в Италии стало обязательным. Надо сказать, что и внешность он имел непримечательную, был похож на провинциального бухгалтера или клерка из небольшого банка[13].
И вот, ровно в назначенное время (два часа пополудни) два монархиста из далекой Испании вошли в парадный подъезд палаццо Буонопарте. Их встретил мажордом, который принял плащи и провёл господ в предназначенную для встречи комнату. Надо сказать, что помещения небольшого дворца были обставлены с весьма скромной роскошью. Тут не было вычурной и безвкусной демонстрации богатства, в доме царила стильная красота, которая подчеркивала вкус хозяев и усилия весьма дорогого дизайнера. Правда, минимализмом маркиз Мишьятелли тоже не страдал. Так что всего было в меру. На небольшом столике оказались выложены сигары, сигариллы и папиросы — на любой вкус, а также внушительная коллекция алкогольных напитков. Но никто так и не появлялся. В ожидании маркиза гости заняли предназначенные им кресла (они стояли рядом, тут ошибиться было невозможно). Ожидание затягивалось. Со стороны маркиза это было просто невежливо. Но господа испанцы спокойно сидели, так и не притронувшись ни к сигарам, ни к напиткам, нервничали. А что еще им оставалось делать? Это они сюда приехали в роли просителей, а не наоборот.
Тут раздались быстрые шаги. Дверь открылась и в неё стремительно вошёл, нет, точнее даже сказать, влетел, Бенито Муссолини. Лицо дуче было раскрасневшимся, он явно откуда-то пришёл в спешке и был чем-то озабочен. Весьма озабочен. Тем не менее, при виде вставших переговорщиков быстро принял любезный вид и поздоровавшись, поинтересовался их здоровьем и тем, насколько им понравился Рим. Владение гостей итальянским ему пришлось по душе. Он даже изобразил на лице приветливую улыбку.
— Итак, господа, что вас привело ко мне? — поинтересовался диктатор, всем своим видом демонстрируя, что много времени уделить на переговоры он не сможет.
— Нам необходима ваша поддержка. Власть в Испании перешла к богомерзким исчадиям ада — большевикам. Наше движение решило выступить против этой власти. В нашем распоряжении почти пятьдесят тысяч верных и преданных людей, которые не побоятся запятнать свои руки кровью, чтобы избавить страну от коммунистической заразы. Но нам нужно оружие. Нам нужна любая поддержка. Причём, как на этапе подготовки восстания, и, что не менее важно, когда оно начнётся и войдёт в острое противостояние с властью в Мадриде.
— Что вам надо?
— В первую очередь оружие. Винтовки, револьверы, пулеметы и патроны. Много патронов. Если есть возможность хоть какую-то артиллерию…
— Но-но-но… господа! Если ручное оружие — это еще куда ни шло, то пушки… Пушки нет. Пока что нет! Учтите, пока вы не начнёте — только легкое вооружение. И большего не просите… Впрочем… Завтра вас примут в палаццо Киджи. Думаю, что сумма, которую я могу выделить вашему движению, приятно вас удивит. Но! Не советую вам меня подвести! В нужный момент ваше выступление должно взорвать страну! Шествие Коминтерна по Европе необходимо остановить. Кстати, с этим согласен и герр Гинденбург. Очень может быть, что добровольцы-монархисты из Германии окажут вам помощь. Советую после Рима направиться в Берлин. Конечно, пока что Рейх не стал производить вооружение в достаточном количестве, но хоть что-то они вам выделить тоже смогут. Правда, будет мешать красная Франция… Но это тоже решаемый вопрос. Причем весьма оперативно решаемый. Не смею вас больше задерживать и прошу меня извинить, дела.
— Джан! На кого мне приходится тратить свое время! На каких-то занюханных монархистов, которых раздувает от своей мнимой значимости! У нас пятьдесят тысяч штыков! Только нет винтовок! Дайте нам оружие, и мы перевернём Испанию вверх дном! Клоуны!
Муссолини ворвался в кабинет своего зятя в весьма раздраженном состоянии. Впрочем, таковым его состояние было уже давно. Дела в новой Римской империи (как хотел бы считать Бенито свою фашистскую Италию) шли ни шатко, ни валко. В Кирениаке восстали местные племена. Подкрепление, присланное из метрополии, столкнулось с отчаянным сопротивлением хорошо вооруженных (по местным меркам) повстанцев, применявших старую добрую партизанскую тактику. Военные требовали прислать бронетехнику, но бронемашины, которые имелись у Рима, для условий войны в песках и пустынях не подходили совершенно. При этом на повестке дня было вторжение в Эфиопию, которое не хотелось откладывать. А сразу два фронта страна могла и не потянуть. А если не поспешить, то англичане или французы постараются прибрать этот еще не занятый кусок Африки себе, тут даже думать не надо. Опоздаешь — останешься у разбитого корыта. А без колоний империи не бывает!
— Знаешь, я решил им всё-таки помочь. Дам немного оружия и денег тоже дам. Но при этом я отправил их к Гинденбургу. Пусть с ним ищут общий язык. Все они идейные монархисты, вот пусть и думают. Три головы лучше, чем две! Может быть, что-то умное придумают.
Довольный произнесенной сентенцией, диктатор упал в кресло, после чего сосредоточился на сигаре, которую подхватил со столика.
— Мы получили сообщение от канцлера Германии Германа Геринга. Он просит принять его для переговоров.
— Хм…ф… — произнёс дуче, разжигая и раскуривая Ларранагу[14].
— Он везёт предложения не только о сотрудничестве, но и о более тесном союзе. Предлагает заключить что-то вроде антикоминтерновского пакта.
— Это интересно. Но сначала мне надо его выслушать. Я не слишком доверяю немцам. Впрочем, я всем не очень доверяю, даже тебе[15]!
— Кроме того, меня просит принять посол СССР, хочет обсудить приезд делегации для переговоров о строительстве в их стране заводов.
— Что они хотят?
— Всё и побольше.
— Ну, всё мы им не дадим. А вот за золото и за нефть что-то, возможно, возможно… Джан, ты постарайся узнать подробности и подготовься к этим переговорам со всем тщанием. Нам вливания в экономику средств очень нужны.
— По нашим сведениям, в Москве сидит серьезная делегация из САСШ. А русские в это время ищут, с кем бы еще заключить контракты. Весьма в этом деле активизировались.
— Сталин не дурак. И не хочет складывать все яйца в одну корзину. Тем более, что капитал, с которым ему приходится дело иметь еврейский. Поэтому ищет и альтернативные пути. Попадать под пяту Ротшильдов ему не хочется. Удивительно! Капиталисты готовы продать большевикам промышленность, которой они поставят мировую буржуазию на колени! Мы живём в удивительное время, зятик! Ну что же, если мы сможем что-то откусить от этого большого русского пирога, надо это сделать. Поговори с нашими капиталистами, что они могут предложить, так, чтобы заработать. Прилично заработать! Что-то еще?
— Наши военные атташе сообщают, что англичане начали активно что-то разнюхивать в Эфиопии. Мне кажется, что в Киренаике они тоже мутят воду. Докладывают, что оружие поступает туда через Палестину, а местные власти смотрят на это сквозь пальцы.
— Завтра будет совещание с военными. Я хочу знать всё о готовности к вторжению в Эфиопию. Мы опаздываем, Джан, мы опаздываем.
— Но на фоне волнений в Киренаике…
— Нам и организовали эти волнения, чтобы мы не смогли расширить наши африканские владения. Никто не возражает, вроде бы… но стоит нам притормозить, и на Эфиопию найдутся желающие! А Киренаика? Там всегда будут восставать бедуины. Мы будем их понемногу вырезать! Пусть все идёт как идёт. Подкрепления мы туда отправим. Немного.
Муссолини выпустил в потолок приличный клуб дыма, после чего продолжил:
— Величие империи в ее свершениях, Джан!
Выпустил еще клуб дыма, который стал расползаться по потолку сизым туманом.
— Когда-то всё средиземноморское побережье Африки принадлежало нам. Не вижу никаких причин отказываться от того, в чём было сосредоточено величие Рима.
Выдав еще одну великую мысль, диктатор задумался, перестав обращать на зятя-министра хоть какое-то внимание. Он вспомнил свою революционную молодость, когда молодой социалист мог позволить себе только дешевые папиросы, но почему-то он тогда получал от них намного больше удовольствия, чем сейчас от дорогих кубинских сигар. Парадокс! И именно этот логический ребус заставил не старого еще мужчину задуматься.
— Я хотел бы, чтобы Средиземное море снова стало внутренним озером римлян! Это — программа максимум!