Загадка аномалии

Впрочем, если «Кобрами» я орудовал довольно часто и при этом никогда не оставлял их в теле противника, всегда забирал с поля боя даже при самых немыслимых условиях, то ножом с ядом дорожил особо и берег его для исключительного случая. Да и достался он мне нелегко. Стал я его обладателем случайно. Этим редким экземпляром на Большой земле владел один коллекционер. Купленный за баснословные деньги, сей экспонат лежал в его коллекции на особом месте, на отдельной горизонтальной подставке из чистого дерева, нижнюю часть которой покрывал черный бархат. Я тогда работал у него охранником. Однажды он узнал, что я неравнодушен к холодному оружию, и показал мне этот нож. Я увидел его и понял, что этот нож обязательно должен быть моим, и предложил пари по метанию – если проиграет он, то отдает этот нож мне, а если я – бесплатно работаю у него полгода. Он согласился. И проиграл.

Вот только честно заработанный приз отдавать не захотел, принялся размахивать руками и угрожать. А я жуть как не люблю бесчестных людей. Ну и напомнил ему во всю физиономию, что слово держать надо, а он тут же отдал приказ меня замочить, вот и пришлось тогда сражаться мне не на жизнь, а на смерть. Но честно заработанный приз, уже уходя с места побоища, я все же забрал. А потом, не желая попасть в лапы полиции или, что еще хуже, родного брата покойного, который однозначно пожелает отомстить, вскочил на стоявший во дворе возле фонтана дорогой Harley Davidson и пулей долетел до своего дома на другом конце города. Ворвавшись в комнату, я резво собрал довольно нехитрый скарб, достал с антресолей наследство от любимого деда – старое, но добротное охотничье ружье, давным-давно превращенное в обрез. Патроны рассовал по карманам.

Окинул беглым взглядом родной дом, в который, как я уже понимал, я никогда не вернусь, вздохнул и вышел за дверь. Закрыл ее на ключ и привычно положил его под коврик на пороге дома. Я уже знал, куда бежать. Туда, где меня наверняка не найдут: ни полицаи, ни родственники заваленного мною богача. Ибо выхода у меня не было. Я поудобнее пристроил обрез за спиной на ременной петле и вскочил в седло «Харлея». Повернул ручку газа. Мотоцикл довольно зарычал и рванул с места – в направлении запретных зараженных земель Чернобыльской зоны отчуждения.

Уже совсем стемнело, когда я добрался до так называемого Рубежа, что отделял Зону отчуждения от остального мира. Я находился в небольшом леске и отчетливо видел и вышки, и даже скучающих на них пулеметчиков, колючую проволоку по периметру, слышал рокот БТР – видимо, ночной дозор объезжал свои владения, проверяя, не проник ли кто часом на запретную территорию. Я примостил железного коня возле ближайшего дерева и осторожно стал продвигаться левее основных ворот к забору из колючки. Под покровом ночи, под дождем, ползая в жидкой грязи и стараясь не попасть в яркий луч прожектора, я, стараясь не дышать, аккуратно, но как можно быстрее перерезал колючую проволоку в нескольких местах, разогнул в стороны, проделал «окно» и полез навстречу новой жизни.

Перелезая, зацепился, оставив клок штанины и до крови ободрав ногу, тихо выматерился, но все-таки протиснулся на ту сторону ограждения. Сначала двигался ползком, а потом подхватился и рванул в ближайший лес. Навстречу неизвестному. Я ушел в Зону – навсегда. Сейчас я понимаю, что тогда мне, наверное, дико повезло: мне не встретился ни один мутант. Лишь пару раз вдалеке я слышал вой и рычание, судорожно хватался за самопальный обрез, но продолжал идти. Куда? Да кто его знает. Терять мне особо нечего.

Через некоторое время я увидел вооруженных людей, охранявших какие-то строения… Так я впервые появился в Баре.

Воспоминания нахлынули яркими красками так живо, словно это было вчера. Я прямо почувствовал теплую кровь на своей ноге, упругие струи дождя, услышал хлюпанье жидкой грязи, вспомнил ощущение жути, охватившее меня в первые минуты пребывания в Зоне, и скрип плохо смазанных петель на открывающейся в Бар деревянной двери… И вот я снова здесь, у стойки. Сколько лет прошло…

Я посмотрел на бармена.

– Не, Палыч, спасибо за предложение, пока без надобности. Может, позже.

– Ну, смотри, наше дело предложить. Но если что – обращайся. – Торговец хотел было сделать вид, что обиделся, но уже через секунду, вспомнив о деле, спросил как ни в чем не бывало:

– Когда в путь, Леший?

Я посмотрел на бармена и вдруг почувствовал, что от всего пережитого просто валюсь с ног.

– Мне бы дух перевести, отоспаться, – твердо ответил я. – Сложные сутки выдались. Листа больше нет. Дай лучше комнату, отдохну – тогда и поговорим.

– То-то я смотрю – один ты пришел… – Бармен налил и подвинул ко мне стакан водки. – За счет заведения.

Я молча опрокинул стакан. Уставился пустым взглядом в помрачневшее лицо усатого бармена (а ведь ничто человеческое не чуждо даже такому прожженному прохиндею!), спросил:

– Скажи-ка, Палыч, ты про песчаную аномалию ничего не слышал?

– Песчаную? – Торговец даже приподнял брови. Удивление на его широком лице было настолько неподдельное, что я сообразил: спрашивать дальше нет смысла. Но хозяин бара уже сам пошел в наступление: – Ну-ка, ну-ка, подробнее. Это что за аномалия? Новенькое что-то? Типа зыбучих песков?

– Типа гигантского крутящегося наждака.

– Никак Черный сталкер чудит или сама Зона подкинула очередной сюрприз, – присвистнув, прокомментировал Палыч.

– Да хрен его знает, но сгинул Лист именно в этом песке. – Я продолжал глядеть сквозь торговца. – Раз – и будто не было. Ни кусочка, ни пылинки.

Бармен крякнул, прищурился.

– Дела… Хм… Соболезную, бродяга. А за инфу спасибо. Надо будет послушать, что мои постояльцы говорят. А ты иди отоспись. Иди-иди, третья комната на втором этаже. Вот, держи.

На стойке появился небольшой ключ на синей нитке. Я машинально сгреб его и пошел к небольшой лестнице, ведущей наверх. И даже не заострил внимания на том, что к разговору внимательно прислушивался какой-то тип, то и дело бросая в нашу сторону взгляды из-под опущенного большого капюшона.

Я сгрузил свой нехитрый скарб в угол, в изголовье деревянной, грубо сколоченной кровати, больше похожей на нары, примостил автомат и устало развалился на жестком, местами рваном матрасе. Перевязь с любимыми метательными ножами снял и положил рядом. Оружие, я считал, даже в, казалось бы, безопасной обстановке всегда должно быть в порядке и под рукой. Зона приучила. Да и нет здесь спокойствия априори. Вот и сейчас я помимо воли настороженно вслушивался в тишину, перед глазами раз за разом возникал несущий смерть песчаный вихрь и потонувший в нем крик навсегда сгинувшего друга. С Листом мы были полные противоположности, хотя в любых спорах в итоге всегда приходили к общему знаменателю. А когда сидели за столиком в Баре, нас видно было издалека – высокий блондин Лист и я, крепкого телосложения брюнет, оба жилистые, поджарые, с обветренными лицами и отросшей щетиной, одним словом – вольные бродяги с агитплаката – если бы, конечно, существовали материалы, рекламирующие запретную территорию. Лист – рассудительный реалист, спокойный и продуманный, я же живчик, оптимист с вечным шилом в одном месте.

Вспомнилась наша с ним веселая перебранка на кладбище заброшенной техники – вот Лист что-то говорит, улыбается, показывает вдаль рукой, но затем резко меняется в лице. Из-за ближайшего холма, размолачивая в труху ржавые ЗИЛы и КамАЗы, на полном ходу надвигается стена песка. Вот она добирается до нас, я чувствую, как песок забивает мне нос и рот, вновь слышу отчаянный, полный запредельной боли крик Листа и… просыпаюсь. Оказывается, я и не заметил, как уснул.

Я резко сел на кровати, сна как не бывало. Пошарил рукой – перевязь лежала на прежнем месте. За окном расстилался все тот же унылый, серый пейзаж Зоны. Тусклое солнце едва виднелось в серых свинцовых тучах. И не сообразишь сразу, утро, день или вечер. Впрочем, вряд ли утро – не мог же я сутки проспать? Опустив взгляд, я понял, что отрубился, даже не раздеваясь, а потому сборы были недолгими: плеснул водой в лицо из умывальника, почистил зубы, взял рюкзак, автомат, хмуро выглянул еще раз в мутное окно и сказал, словно меня слышал мой друг:

– Ну что, дружище, вперед – с чистого листа. – И вышел в коридор.

Бармен все так же дежурил за своей стойкой. Увидев меня, приветственно кивнул:

– Как ты, Леший? В порядке?

– Нормально, – сухо ответил я; разговаривать совсем не хотелось.

– Ну и ладненько, – засуетился бармен, – ну и хорошо. Вижу, что собрался. Не поздновато? Может, лучше завтра утречком?

– Да, пора мне, подкинь-ка только три банки тушенки да моих любимых бычков в томате…

– Не вопрос. – Упитанный торговец вытащил из закромов консервы. Я расплатился и уже было собрался идти, но бармен остановил: – Погоди, вот еще тебе лично от меня – противогаз, он хоть и не новый, но еще послужит. Как что будет новое, сразу сообщай. Ну и главное – про хабар мой помни. Удачи тебе, сталкер, легкого пути!

– Спасибо, Палыч.

Я закрыл за собой тяжелую дверь Бара и вышел на улицу. Поднял голову – с хмурого неба сыпалась мелкая морось. Стало зябко. Смахнул пальцами с мокрого лица капли.

– Ну что, – еще раз обратился я сам к себе, – погодка прям в настроение.

Под подошвами моих видавших виды, но еще довольно крепких берцев пожухлыми листьями и липкой грязью захлюпала земля Зоны. Уже прилично отдалившись от бара «Сто град», краем уха я услышал чьи-то быстрые, но тихие шаги. Рефлексы, как это часто бывает у меня за секунды до опасности, опередили сознание: резко крутанувшись вокруг своей оси, сдернул с плеча автомат, щелчком снял с предохранителя.

– Не стреляй, Леший, свои! – раздался знакомый низкий голос, и на дорогу вышли два знакомых молодых сталкера – Щуп и Штырь. Басил, собственно, Штырь. Над ним обманчиво тонкой тростинкой возвышался Щуп. – Еле догнали тебя. Слышали, ты в Ржавый лес собираешься? Может, возьмешь в компанию?

– А на кой ляд вы мне? – Мне даже не было интересно, откуда они узнали о цели моего рейда. Этих бродяг я совсем не жаловал. Говорили, раньше они у бандитов подъедались, потом за какие-то косяки их с «малины» поперли, и они подались в вольные сталкеры. Молодые, дурные. Насколько я знал, Щупу было немного за двадцать, Штырь чуть постарше.

– Втроем ведь безопаснее по Зоне-то идти, не находишь?

– Реально, Леший, потопали вместе, – поддержал Штыря тонкий Щуп, – нам в Ржавый лес до зарезу нужно, нычка там у нас, забрать надо…

– Ну так и идите, я по чужим нычкам не ходок, – буркнул я, убирая за спину автомат. Интуиция тренькнула, хотя где-то уж очень глубоко. Не люблю я случайных попутчиков.

– Поня-я-ятно, – протянул Штырь и потоптался на месте. – Не доверяет. Вообще это правильно, в Зоне и себе-то верить нельзя. Мы ж навяливаемся с тобой не просто так, знаем же, что в Зоне ты – ходок опытный, может, короткой дорожкой проведешь. Деньжат подбросим, не переживай.

– Реально, братан, – опять поддакнул тонкий, перешагнул через небольшую лужу, подошел ближе. – Так это… дотопаем вместе, а в лесу и разбежимся краями.

Твою ж мать, все равно ведь не отстанут! С другой стороны… Положим, их деньги мне без надобности, а вот лишних стволов в Зоне не бывает. Я поправил на спине рюкзак.

– Хрен с вами. Но если что – предупреждаю сразу: в дела ваши соваться не стану. Провожу куда надо, и разбегаемся.

Дальше шли втроем. Щуп оказался на редкость болтливым, а когда не болтал, насвистывал какой-то блатной мотивчик. Уже через полчаса ходьбы мне жутко захотелось заткнуть ему пасть, лучше насовсем. Сколько видел, такие в Зоне долго не живут. Штырь, наоборот, был сосредоточен и молчалив.

Дождь давно прекратился, но за то время, пока он моросил, камуфляж промок и сейчас неприятно лип к телу. Но куда более неприятным открытием стало то, что прямо по курсу прошел натуральный ливень, почву развезло так, что скорость передвижения упала втрое. Темнеет на зараженных землях рано: и так-то вокруг все серое, а в сумерках и вовсе беда. А до военных складов таким темпом было еще порядка трех часов пути, до темноты можем не успеть. Прав, получается, был бармен: надо мне было дождаться утра, прежде чем выходить в рейд. Плюс еще эти… попутчики невнятные.

– Давайте-ка, господа хорошие или не очень, устраивать привал. – Я остановился, выискивая глазами подходящее для ночевки место.

– Это ты на кого наезжаешь?! – взвился Щуп.

– Усохни. – Штырь шагнул к Щупу и тяжело положил тому ладонь на ключицу. Щуп дернул худым плечом, пытаясь сбросить руку.

– Не, ну а че он? – начал было снова, со злобой глядя на меня. – Я ж его чмом не обзывал, вот дотопаем куда надо…

– Усохни, сказал! – Пальцы Штыря резко, до боли сжали плечо кореша. Более рассудительный и спокойный, он был чуть старше своего агрессивного товарища. А тот высвободился наконец из цепкой хватки, сердито засопел и отвернулся. Я флегматично сгрудил более-менее сухой хворост на ровной полянке под разлапистым дубом, нащипал бересты, скомкал половинку газетного листа, заныканную в кармане специально для растопки. Щуп косился, косился, затем достал из кармана куртки охотничьи спички, помог разжечь костер. Огонек, лизнув кусочки коры, заскакал по хворосту. Штырь посмотрел на пламя.

– Леший, ты это, извини, прикол твой поняли – не в обиду. Вот вроде давно от бандюков ушли, а замашки из этого придурка до сих пор выбить не могу.

– Ладно, проехали. – Я протянул к огню руки: мне срочно нужно было обсушиться, иначе подхвачу еще воспаление легких, и тогда плакала моя миссия. От перепада температуры меня передернуло. Огонь приятно грел руки, а вот комбез сушился плохо. Снять бы да развесить над костром, вот только звуки Зоны не располагали: слева вдалеке завывало, справа – куда ближе – потявкивало, прямо по курсу кто-то с треском терзал дерево – или что-то терзало, поди разбери. Если придется столкнуться с ночными обитателями запретной территории, уж лучше быть мокрым, но одетым, нежели драпать в одних подштанниках.

Хуже другое: не доверял я своим попутчикам, а значит, не мог поручить им и дежурство. Может, во сне меня и не прирежут, а вот сами запросто заснут на посту. Но и бодрствовать всю ночь перед тяжелым днем – так себе вариант. Стало быть, придется поступить так, как действовал бы, если бы ушел в рейд один: спать наверху, на ветвях.

Когда от костра остались лишь угли, каждый выбрал себе дерево для ночевки.

Я и Штырь разместились на лапах могучей сосны, залезли повыше. Щуп же, ворча, что он не обезьяна, чтобы так высоко карабкаться, устроился в куда более удобной из-за толщины развилке в стволе дуба, под которым мы грелись у костра. Я посмотрел вниз: с дураком не поспоришь, его жизнь – его проблемы. Я ему в наставники не нанимался.

– Все нормуль, – отозвался Щуп, заметив мой взгляд, – здесь метра два. Если что – дальше земли не упаду. – И заржал над собственной шуткой. Я только пожал плечами.

И без того мрачный лес стал непроглядно-черным, даже ближайшей поляны под дубом стало практически не видно, и лишь уродливые холмы вырисовывались на фоне неба горбатыми силуэтами, напоминая притаившихся мутантов и нагоняя еще большей жути. Я примотал себя веревкой поперек туловища к жесткой ветке. Неудобно, да. Но, подумал я, бывало и хуже. Устраиваясь поудобнее, поерзал, проверил крепость узлов – и сам не заметил, как уснул…

От дикого крика, переходящего в истошный визг, я едва не сверзился с ветки, спасли затянутые на совесть узлы, их я научился вязать еще на службе в армейке. Снизу доносились лай, утробное ворчание и вопли. На земле, аккурат под дубом, кто-то смачно кого-то жрал. По своеобразному тявканью я сообразил – слепые псы пируют. Эти твари, покрытые струпьями и кое-где свисающими лохмотьями шерсти и кожи, удивительно четко ориентировались по запаху, и сейчас на запах крови их собралась целая стая. Отвратительный хруст костей и треск разрываемой мощными клыками и когтями плоти, душераздирающие крики уже агонизирующего Щупа – все это буквально оглушало.

С соседней ветки раздался грохот дробовика. Это Штырь. Вспышка выстрела на миг осветила происходящее. Ноги Щупа собаки враз обглодали почти до костей, твари с урчанием рвали куски теплого человеческого мяса, смачно пережевывали лоскуты кожи и слизывали стекающую отовсюду кровь. Пара мутантов с остервенением вгрызлась в бок человека, из разорванного брюха Щупа на залитую кровью землю выпали его же кишки. Выстрел, как ни странно, не отпугнул тварей, уж очень вожделенной была добыча.

– Дебил, – одними губами прошептал Штырь, коротко выдохнул, чтобы хоть немного успокоиться, задержал дыхание, прицелился на звук и вынес мозги страдальцу. Неизвестно, был ли Щуп к тому моменту еще жив. Сомневаюсь. Болевой шок – штука беспощадная и милосердная одновременно.

Мутанты с удовольствием бросилась слизывать кровавое месиво прямо из развороченной дробью черепной коробки.

– Че делать-то теперь, Леший? Как выбираться будем? А это что? Ты слышишь? Пищит что-то… Вот сейчас снова, слышишь?

– Ни хрена не слышу. Но тебе верю. Испускать писк на грани ультразвука, чтобы собирать и направлять слепышей, может только одна тварь в Зоне – черноволк. Гонять их сейчас выстрелами бесполезно, только патроны истратим, – стал рассуждать я. – Даже если отбегут – черноволк их вернет. Отсиживается, гад, где-нибудь за деревом. Вот кого сейчас надо выследить и вальнуть!

– Твою мать, да как его выследишь?! Темно же, не видно ни фига!

– Ждать придется, но мы-то сейчас никуда не торопимся, верно? Скоро начнет светать. А вот черноволк долго ждать не станет, он голоден, ему жратва нужна. Сомневаюсь, что у него, кроме нас, есть еще варианты. Первую порцию отдал, видать, всей стае, а мы у него запланированы в качестве личного ужина. Думаю, он высунется скоро сам.

Чутье меня не подвело. Пока я осторожно растирал занемевшие от скрюченного лежания на ветке руки и ноги, за ближайшим холмиком, ощетинившимся редкой сухой травой, раздался низкий короткий рык, и из-за пригорка показался едва различимый в предрассветных сумерках силуэт лобастой неровной головы – черноволк был осторожен. Слепые псы, как по команде подняв кверху уродливые морды, дружно завыли. Дальше я ждать не стал. Все еще непослушными руками, в которые словно впились сотни мелких иголок, перевел автомат в режим стрельбы одиночными, выстрелил почти наугад и – о чудо! – не промахнулся. Послышался разъяренный визг, и пес, оскалившись, выскочил из своей засады. Огромный, величиной с хорошего теленка, он стоял, широко расставив передние лапы, острые когти ушли в грязную землю. Зверь скалился, яростно хлестал себя длинным хвостом по ребрам, с клыков на траву капала тягучая желтая слюна. Я с удовольствием отметил, что в большой круглой голове пса зияет свежая рана – пустая глазница. Моя работа.

– Гаси тварь! – заорал увидевший мутанта Штырь и шмальнул из дробовика.

– Сдохни, падла! – Я бил длинной очередью. Псина оказалась на редкость живучей, из пробитой пулями шкуры по свалявшейся шерсти стекала кровь, однако вожак стаи продолжал переть в нашу сторону – видать, решил во что бы то ни стало добраться до стреляющих в него людей. А что, такая зверюга, пожалуй, допрыгнет. Он был уже рядом, когда очередной выстрел из тактического дробовика SRM двенадцатого калибра навсегда упокоил дикую тварь, снеся ему напрочь верхнюю часть уродливой черепушки. Язык черноволка свесился набок, на оскаленной пасти выступила зловонная желтая пена, монстр сделал очередной шаг и наконец издох. Слепые псы, освободившиеся от ментальной атаки, сначала засуетились, а потом стали медленно разбредаться.

– Капец, вот это засада! – Штырь вытер струящийся по лбу пот. – Ни разу такую хрень не встречал.

– Представь, водится здесь и такая штука, – криво усмехнулся я. – Скажи спасибо, что только собак способна себе подчинить, а не каких-нибудь циклопов или слонопотамов.

Штыря проняло. Парень, видимо очень явственно представил себе десяток слонопотамов, которые, рыча на всю округу, медленно сужают кольцо, ломая по пути все, что попадется под их огромные уродливые лапы. Вот они подбираются все ближе, разевают ужасные пасти, поднимают одну конечность и с силой опускают ее на землю, после чего вкусных человечков ударной волной стряхивает с веток дерева. Бр-р! Штырь встряхнулся, прогоняя страшное видение, боязливо огляделся.

– Может, пойдем уже отсюда, а?

Я и сам был не прочь убраться с места неожиданной трапезы слепых псов. Которые, кстати, уже все разбежались, что позволило нам спуститься на землю. Ну и вонища! Из-под вывороченного из земли толстого корня торчали остатки человеческой руки с ошметками жил, чуть поодаль валялись полуобгоданные слепыми псами осколки ребер Щупа. Штырь чуть не блеванул, но сдержался.

«Ничего, привыкнет, – отметил я про себя, глядя на позеленевшего парня. – И как эти олухи только до Ржавого леса-то дошли, чтобы схрон устроить?»

Окинув взглядом местность, я обнаружил рюкзак Щупа, поднял (тот оказался довольно увесистым), стряхнул с него сор, протянул Штырю:

– На, держи. Мне чужого не нужно, а ты можешь забрать что-то ценное или полезное.

Штырь трясущимися руками взял пожитки Щупа, на секунду завис, а затем зашагал прочь, в направлении военных складов. Я пожал плечами и молча двинулся следом. Дальше шли без особых приключений. Похоже, только ранним утром Зона дарит нам, сталкерам, короткую передышку, разводя мутантов по их норам да логовам.

Или дело не в этом? Я прислушался к ощущениям: тело ломит – это понятно, я бы сильно удивился, если бы после такой ночевки было иначе. А вот на виски давит… специфически. И металлический привкус во рту. Уж не предвестники ли это Выплеска? Я вытащил КПК. Ну разумеется, чего еще ждать в такой дрянной день? Только глюков наладонника.

– Скажи-ка, добрый человек, а не было ли каких-нибудь оповещений в общем чатике?

– Не знаю, – охотно отозвался Штырь. – Я КПК давно уже не ношу, потому что все эти волны мозгу вред наносят. А Щуп свой наладонник разбил…

М-да… Недаром говорят: простота – хуже воровства. «Волны вред наносят»… Да чему там вред-то наносить?! И как теперь понять, есть угроза аномальной бури или это просто у меня отходняк после нервяка? Нет, ни при чем тут отходняк, эти ощущения я помню слишком хорошо, у меня за пару часов до Выплеска вот так виски сдавливает. Ну, стало быть, надо поторапливаться.

Мутное рассветное марево ползло над неказистым, изъеденным радиацией и истоптанным мутантами пейзажем Зоны. Так, продираясь через белесый туман, мы вскоре вышли на остатки асфальта.

– Ну вот, до складов рукой подать, а там и до Ржавого леса кондехать недалече, – сказал, ни к кому особо не обращаясь, подозрительно довольный чем-то Штырь. Комментировать очевидное я не стал, пусть выговорится, коли приспичило. В одном он прав: хорошо, что склады уже рядом, будет где Выплеск переждать. А Штырь продолжал: – Вот дойдем, заберем что надо… А Щуп дурак. Говорил я ему, не так все оформить надо было, не наспех, а с умом, собраться, покумекать! Нет, ему все быстрее надо… – Он неожиданно остановился перед невысоким деревом с легкой, словно пушистой кроной – большая редкость на зараженных землях. Посмотрел на него и, повернувшись ко мне, задумчиво сказал: – Кстати, Леший, а вот если бы тебе дали выбор, как умереть, что бы ты выбрал?

Я с места резко подался вперед и в прыжке сбил бывшего бандита с ног. Ломая растущий вдоль дороги колючий кустарник, мы покатились по траве. Первым на ноги вскочил Штырь, выхватил нож. Я медленно поднялся с земли, зло сплюнул.

– Ты хоть изредка смотри по сторонам, философ хренов! Давно черепушка не плавилась? Там «жгучего пуха» – хоть ложкой ешь!

Побагровевший от ярости Штырь остановился и коротко оглянулся на деревце. Легкими, воздушными и смертельно опасными гроздьями с веток свисали отнюдь не ажурные листочки. Попадет такая гроздь на кожу – и пиши пропало: разъест вмиг всю плоть до костей. И стряхнуть его с себя не представляется возможным, ибо присасывается к своей жертве «жгучий пух» не хуже кровососа. Пушистые «ветки» были всего в нескольких сантиметрах от головы моего нерадивого попутчика, когда я прыгнул.

– Ну, это… тогда извини, братан! – Штырь с минуту смотрел на раскачивающиеся гроздья, затем пришел в себя, сложил выкидуху, сел на траву. – Это что, получается, я как бы твой должник теперь?

– Проехали, – отмахнулся я. Голова болела уже просто нестерпимо, но никаких признаков надвигающейся аномальной бури я пока не наблюдал, как ни старался. Разве что мутов нет окрест. Встряхнувшись, я вновь обратился к молодому попутчику: – Спас я тебя не ради Долга Жизни. Просто нехрен всяким аномальным образованиям жрать людей. Но одно учти на будущее: еще раз ножом махать вздумаешь… в общем, церемониться не стану. Ты что-то там про смерть спрашивал? Тогда уясни: помирать в ближайшем будущем я точно не собираюсь, враги не дождутся, а муты подавятся, понял? А как конкретно доведется умереть – одному Черному сталкеру известно. Не нам это выбирать. А теперь пошли, надо обойти вон тот бетонный пятак – и, считай, мы уже на складах.

Мои последние слова перебил раскат грома, в воздухе явственно запахло озоном. Облака по краю подернулись малиновым отсветом, и даже через толстую подошву ботинок я почувствовал нарастающую вибрацию земли. Что ж так стремительно-то?! По всему, грянуть должно было через час-полтора, я был уверен, что времени у нас – с запасом!

– Ох, е-мое, только этого сейчас не хватало! Выплеск! Ну почему щас-то, мы и так опаздываем! – взвыл было Штырь и осекся.

– А ну-ка, колись, куда это мы опаздываем? – Я скинул с плеча ремень автомата, оружие само прыгнуло в руки. Озоном пахло все сильнее.

– Да никуда, никуда не опаздываем, че ты! – задергался бывший бандит. – От Выплеска опаздываем убежать!

Он отступил на шаг.

– Ага, щаз, бабушке своей расскажи. – Ствол моего автомата смотрел точно в лоб Штыря. – Повторяю вопрос еще раз: куда мы опаздываем? Считаю до трех – раз, два…

Я качнул оружием.

– Ладно, ладно, не стреляй, я все скажу! – засуетился Штырь. – Стре́лка у меня там забита, в Ржавом лесу, точнее, у нас со Щупом, кореш один там ждет. Должок вернуть ему надо. Если вовремя не прикатим, обоим кранты будут.

– Ага, значит, хозяйство свое сберечь хотели и меня вдобавок под пули подставить, если опоздаете? – Я сделал вид, что поверил и опускаю автомат, однако через секунду его дуло вновь зависло между бегающими от страха глазами Штыря. – Слабенькая версия. Выплеск – это всеми признаваемый форс-мажор, ваш кореш вряд ли будет торчать во время бури посреди леса, он сейчас сам уже со всех ног бежит ховаться. Еще варианты?