Помоги проекту - поделись книгой:
- Лифт! Нет, ну это надо же! Они установили здесь лифт! Что в мире делается!
Фигаро швырнул саквояж на диван – огромный, высокий и монументальный, с отменным пружинным матрацем и принялся с интересом осматривать свое новое жилище. Раньше он никогда не был в «Золотом Гусе» (в его бытность студентом он жил только на стипендию и редкий «левак») и его приятно поразило то ненавязчивое удобство, которое предоставлял своим обитателем этот комплекс квартир.
Во-первых, здесь было просторно. Действительно большая комната: десять шагов в ширину и двадцать в длину – почти как старый железнодорожный вагон. Два огромных окна, за которыми терялись в утренней дымке жестяные крыши далекого Центра были тщательно вымыты; на подоконниках стояло несколько цветочных горшков с геранями (скорее всего, искусственными), крепкий дубовый стол со множеством выдвижных ящиков недавно был заново отполирован и покрыт свежим лаком, а маленькая дверца в стене слева, очевидно, вела в ванную комнату. Три больших платяных шкафа, комод, вешалка, мягкое кресло, цветастые коврики на полу – все было очень мило и функционально.
Здесь вполне можно было спокойно и с комфортом прожить пару месяцев. И даже дольше.
…Кольцо на пальце следователя слегка потеплело, и в воздухе перед ним с легким хлопком появилась полупрозрачная фигура.
Артур, как всегда одетый в длинный плащ со звездами и полумесяцами, широкополую шляпу и смешные, похожие на чулки тапочки, осмотрел комнату, покачал головой и констатировал:
- Огонь! Просто круть крутецкая! Хоромы что надо, и я не иронизирую. И какая, позвольте узнать, нынче стипендия у учащихся АДН?
- Когда я учился, была два империала, – пожал плечами Фигаро. – Повышенная – пять. Не знаю как сейчас, но не думаю чтобы что-то сильно изменилось… А что вы делаете? – спросил он, глядя как призрак, легкими взмахами рук отправляет в разные стороны тонкие лучи света заставляющие стены комнаты слегка флуоресцировать.
- Ставлю защиту, – Артур что-то прошептал и перед глазами следователя ярко полыхнуло. – От прослушивания, от колдовского сканирования, от несанкционированного проникновения, от…
- Эй, эй, полегче! – Фигаро замахал руками, – вы что творите?! Знаю я вашу «защиту»! А если горничная решит зайти? Ее что, испарит на месте? Спасибо, не надо! А если…
- Фу ты, – Артур поморщился, – ну что вы, в самом деле… За кого вы меня принимаете? Если бы я ставил
- Эм…– Фигаро пожал плечами, – даже не знаю, что сказать… Буду придерживаться плана Пфуя и Целесты, а там посмотрим…
- В этом весь Фигаро, – Артур вздохнул и вытянулся в воздухе точно в гамаке. – «Что-то сделаю, и будет видно, как пойдет». У вас что, не возникало никаких вопросов мой юный ученик?
- О, – следователь зарделся как майская роза, – для меня честь услышать от вас такое… Быть вашим учеником…
- Да нет, балда, – отмахнулся Артур, – я говорю о фактической стороне дела. Вам восемнадцать лет и вы официально студент Академии, потому и «юный ученик», ха-ха-ха!
-Э-э-э…
Призрак повернулся к Фигаро лицом и чуть улыбнулся краешками губ. В этот момент Артур был очень похож на старого мудрого филина, который в свободное от расчленения кроликов и сусликов время учит едва оперившийся молодняк разделывать добычу наиболее болезненным для нее способом.
- Фигаро, допустим, вам нужно найти некое загадочное существо, которое обитает в стенах Академии и весьма неклассическим образом убивает студентов. При этом вы даже не знаете, существует ли это гипотетическое существо на самом деле. Вы берете свое доверенное лицо и инкогнито засылаете в Академию при этом полностью отдавая себе отчет в том, что это самое лицо будет не в состоянии отличить замаскированного Демона-Абстрактора от штатной уборщицы даже если будет стоять в двух шагах от него. Вывод?
- Я думаю… – следователь нахмурился и почесал лоб, – я думаю… Может, Пфуй с Целестой знают что именно я должен найти и используют меня просто как приманку?
- Не мелите чушь, – Артур поморщился. – Вы делаете это с одной-единственной целью: вызвать у меня приступ негодования, после чего я вывалю вам все, что я об этом думаю, попутно указав на ваши ошибки. Нет, дорогой мой друг, этот номер не прокатит. Учитесь думать самостоятельно, а не орать сразу «ОК, Артур, как подтереть задницу?». Вы ведь даже не пытались подумать над задачей. Ни пяти минут! В общем, даю вам десять, и если вы не родите вменяемый ответ – хотя бы просто вменяемый! – я расстроюсь.
Фигаро сел в кресло и закрыл глаза. Нахмурился. Поморщился. Издал серию странных мычащих звуков и поерзал. Было видно, что следователь пытается думать, но, похоже, мыслительный процесс был весьма болезненным – Фигаро даже вспотел.
- Ладно, – смилостивился Артур минуты через три, – зайдем с другого конца… Вообще заведите себе привычку: перед тем как обдумывать задачу – любую задачу – попробуйте четко определить в чем конкретно она заключается, а не гоняйте мозги вхолостую. Итак?..
- Я… – кашлянул Фигаро, – я так понимаю, что моя задача в том, чтобы определить имеется ли в Академии некая… аномалия?
- Уже лучше! – призрак хлопнул в ладоши, – Гораздо лучше! Но как это сделать чисто технически? Академия – сама по себе одна большая аномалия. Колдовство там на каждом шагу. Эфирные искажения, помехи наведенные системой защиты, следы неудачных заклятий колдунов-недоучек и еще много всего. Идеальное место. Лес, в котором легко спрятать дерево. Даже если я обвешаю вас сканерами, то нам это ничего не даст: система мониторинга будет постоянно вопить «Алярм!». Поэтому такой вариант отпадает. Думайте дальше.
- Хм… – Фигаро взъерошил волосы, – получается, дело во мне… Чем же я отличаюсь от других студен… – Внезапно он замер, широко открыв глаза. Вы имеете в виду…
- Отлично! – Артур зааплодировал, – отлично! Используйте мозг, Фигаро! Это полезно! Думайте, а не делайте вид, будто думаете!.. Это страшная болезнь, Фигаро: вместо того чтобы действительно напрягать голову люди изобрели некий ментальный процесс-заменитель. Они морщат лоб, трут макушку, задерживают дыхание, но в их голове в этот момент не шевельнется ни одна шестеренка! А потом они говорят: «ну, хорошо, я подумал и все без толку. Пойду, бахну пивка». И после этого всерьез считают себя кем-то, кто использует голову как-то иначе, чем для ношения шляпы! Не скользите по этим проклятым рельсам, Фигаро! Не надо! Продолжим-с…
- Я уже учился в Академии, – медленно произнес следователь, глядя куда-то в пространство. – И я ее закончил. Следовательно, ограничительные системы актуальные для обычных студентов меня игнорируют… А что произойдет, если меня допустить в Академию без обычной регистрации? Я что, смогу даже… ну… убить там кого-то?
- Да, – Артур благожелательно кивнул, – сможете. Но я бы на вашем месте не стал – все равно это будет записано и вас привлекут… Хотя это, конечно, нетривиальная задача: грохнуть кого-нибудь в Академии… Даже для меня, а я ведь приложил руку к созданию тамошней системы безопасности.
- Вы не смогли бы убить кого-то в АДН и остаться при этом незамеченным? – Фигаро поднял бровь. – Простите, но я не верю.
- Ну, – фыркнул призрак, – каждый из нас, понятно, оставил в системе кучу «люков» для себя. Да и полный доступ у меня сохранился… Но я говорю не о читерстве, а о решении задачи для… ну, скажем, для этого вашего Пфуя.
- А вы думаете… Ну, что кто-то из преподавателей…
- Хороший вопрос. Преподаватель Академии мог бы подчистить за собой логи и тем самым скрыть убийство. Их, впрочем, можно восстановить, но я уверен, что вы не знаете как… Ладно, я этим займусь. Но я все равно не понимаю, в чем заключается ваша роль во всем этом… Вот, например, этот идиотизм: тащить вас черт-те знает куда на поезде, дабы потом, уже на станции прибытия, телепортировать за две версты.
- М-м-м, да, мне это тоже показалось странным…
- Тут может быть несколько объяснений, – призрак стал загибать пальцы. – Раз: некто должен был почувствовать блиц-переход и сделать определенные выводы – не знаю пока, какие. Два: во время блица вас подвергли некоей дополнительной колдовской процедуре, которая может быть сколь угодно долгой, поскольку блиц позволяет сжимать не только пространство, но и время. Этот вариант отпадает, потому что я никаких изменений в вас после телепортации не почувствовал. Три: блиц-перемещение разрушает ряд наведенных следящих заклятий, в том числе и очень сложных, сбрасывая модули локализации в нуль. Четыре: причина мне неизвестна. Пока неизвестна. Хотя даже это «пока» меня смущает…
- То есть, таинственные убийства совершенные непонятно как вас не смущают?
- Фигаро, да бросьте вы! – Артур скривился, – Вы как будто вчера родились! Я, например, знаю, как минимум, триста способов убрать человека так, что никто ничего не заподозрит. Вообще ничего, и следов не останется. Мы в Квадриптихе… А, впрочем, про это я расскажу как-нибудь в другой раз. Сейчас меня больше волнует тот факт, что я не могу понять принцип работы мозгов этого вашего Пфуя. Он либо дурак, либо умнее меня, либо опытнее. Последний вариант отпадает, следовательно, Пфуй либо идиот либо гений. Не люблю ни тех, ни других, особенно когда гений в этом уравнении – не я. Ладно, давайте обустраиваться. Вам завтра к первой паре, хе-хе-хе! «…младший некромант, мальчик молодой, все хотят поколдовать с тобо-о-ой…» И не делайте такую рожу! Вы теперь студент Академии Других Наук! Ну, опять… О, да здесь у вас личный сортир!..
…Если спуститься по длинной и узкой Литейной улице, где под ногами скрипят деревянные ступеньки древних лестниц, а из темных дверей опиумных притонов на вас без всякого выражения на морщинистых лицах глядят старые китайцы, кажущиеся одинаковыми как брелоки-нэцке вышедшие из-под руки одного резчика, потом срезать через Горчичный переулок (там вам обязательно попробуют продать «синюю пыль» или прессованный гашиш), а потом немного пройтись по Проспекту Науки, то вы окажетесь на удивительно чистой маленькой площади, окруженной со всех сторон разнокалиберными торговыми лавками и ресторациями. И как раз между «Сытой свиньей» и «Королевским Кубком» вы увидите ее – Академию Других Наук.
Это поразительно непримечательное здание: узкий дом в четыре этажа с аккуратным крылечком на которое ведет лестница в десять ступенек, стеклянными дверями-«вертушками» и плоской крышей, на которой, присмотревшись, можно увидеть несколько строгих кирпичных дымоходов. Узкие окна всегда чисто вымыты и плотно занавешены тяжелыми желтыми шторами. Зимой их иногда кто-то меняет на синие, но кто и когда – непонятно.
Лишь подойдя вплотную можно заметить одну странность: белые стены Академии – не кирпич. Это также и не штукатурка; материал не имеет видимых швов и слегка поблескивает на солнце. На ощупь эти стены всегда одинаковы: маслянисто-глянцевые и чуть теплые. И лишь потом вы запоздало понимаете – это тот же самый материал, из которого выстроена Белая Башня.
…Фигаро немного постоял на крыльце, глядя на дверь и пытаясь что-нибудь разглядеть сквозь стеклянные панели. У него ничего не получилось; никогда и ни у кого не получалось. Сразу за порогом был виден кусочек ковровой дорожки, а дальше все терялось в сером полумраке.
Он вздохнул и шагнул вперед, толкнув дверь-«вертушку», чувствуя себя при этом до жути странно: в последний раз он был здесь давным-давно. Он выходил из этих дверей сжимая в руке свежий, еще пахнущий типографской краской диплом, яркое солнце позднего мая отражалось в лужах, а на душе было удивительно спокойно: все экзамены сданы, все бумаги подписаны, рекомендательное письмо комиссара Пфуя лежит в кармане и все дороги открыты. Будущее казалось тогда простым и понятным как золотой империал: сперва три месяца стажировки в ДДД, затем курсы, распределение и, возможно, заветная «корочка» следователя… А за углом уже печатали шаг солдаты, гремели по брусчатке гусеницы паровых самоходок волокущих дальнобойные орудия и мальчик-газетчик кричал, стоя на перевернутой бочке: «Рейх уже в Варшаве! Война неизбежна!»
…Изменчивый Зал встретил следователя мягкой полутьмой и ароматами ладана и мирры. Ботинки Фигаро утонули в ворсе ковра; легкий ветерок налетел откуда-то сверху и, растрепав волосы, улегся под ноги почти неслышным сквозняком.
Сегодня Зал был огромен. Серные стены темного камня испещренные высокими готическими арками фальш-окон, на подоконниках которых горели тысячи рыдающих воском свечей, поднимались вверх, к гигантскому куполу витражного стекла, лившего в зал торжественный радужный свет. На первый взгляд до купола было версты две, и Фигаро знал, что это вполне могло быть именно так – Зал умел и не такое.
Витраж купола был довольно красив: рыцарь повергающий дракона широким мечом (меч был изображен слишком схематично и больше напоминал расплющенный паровым катком столовый нож). Рядом стояли, благожелательно взирая на рыцаря, несколько инквизиторов в синих сутанах – такие, кажется, носили лет сто назад.
Фигаро сосредоточился, и через пару минут ему удалось превратить высокого витражного инквизитора с длинным благочестивым лицом в жирную крысу облаченную в кожаную куртку и мотоциклетные краги. Это было даже не колдовство в полном смысле слова; Изменчивый Зал был просто психочувствительным эфирным вихрем и менять его форму и размеры было излюбленным занятием первокурсников.
«Ладно, – спрашивал следователь Артура вчера перед сном, – допустим, Зал – просто эфирный вихрь, размеры которого изменчивы, реагирующий на мысли тех, кто находится внутри. Допустим. Тогда почему Зал меняется сам по себе?»
«Не меняется, – лениво зевнул призрак, листая тоненький том «Астроматики для первых курсов», – а возвращается к конфигурациям по умолчанию. В основном, всякие церкви, храмы, замки… У Морганы не было времени заморачиваться на скрин-сейверы. Вообще Зал – неудачный эксперимент. Мы думали собрать на его основе всю Академию, но потом поняли, насколько неудобным будет иметь изменчивую структуру в плане унификации учебного процесса, поэтому просто влепили «костыль» не дающий Залу меняться как попало, и вернулись к проверенным технологиям Башни... А ну спать! Быстро! Час ночи!»
…Людей в Зале было немного. Фигаро заметил только одинокую фигуру в фиолетовой робе деканата спешащую куда-то с тонкой папкой в руке, стайку желтых накидок у стены – первокурсники – и…
Ну, конечно. Администратор Анна в кресле за низкой деревянной стойкой.
И Анна, и стойка не менялись несколько сотен лет. Администратору на вид можно было дать лет тридцать: прямые светлые волосы, собранные на затылке в «конский хвост», очки, строгие, холодные глаза, прекрасные как синий горный лед, умопомрачительная грудь, едва прикрытая белой рубашкой, ярко-алые ногти. Анна сидела в кресле с высокой спинкой, которое, как говорят, тоже ни капли не изменилось с тех пор, как была построена Академия.
- Добрый день, господин Фигаро. – Анна постучала карандашиком по поверхности стойки и откуда-то – похоже, что из воздуха – достала несколько мелко исписанных листов бумаги. Листы были желтыми от времени и плотно заляпаны синими кляксами печатей и штампов. – Перевод на второй курс? Отлично. Прошу ваши документы.
Следователь (точнее, студент второго курса АДН) Фигаро протянул администратору студенческий билет и направление о переводе. Ни одна фальшивая бумага не прошла бы через Анну, но направление было подписано самим Пфуем, а, значит, было подлинным.
- Так, – администратор скользнула холодным взглядом по документам (ее способность прочесть несколько листов за секунду всегда поражала Фигаро, да и не только его), – похоже, все правильно. Возьмите вашу робу – откуда-то сверху, из пустоты, на стойку шлепнулся бумажный сверток, перетянутый вощеной бечевой – и следуйте в два-сорок-цэ. Первая пара – сопромаг – начинается через двадцать минут. Еще вопросы?
- Э-э-э… Нет. – Следователь смущенно помотал головой. Похоже, его робость перед администратором тоже была неподвластна времени. – Спасибо.
- Всего доброго. – Анна тут же потеряла к Фигаро интерес, уткнувшись в стопку документов, лежавшую перед ней на стойке.
«Фигаро! – голос Артура громом ударил в голове следователя, – как слышно?»
- Нормально, – Фигаро поморщился. – Только убавьте громкость.
«Так лучше? – грохот стал тише, превратившись в приятное шуршание на границе восприятия. – И не говорите вслух, а то, чего дорого, подумают, что вы псих какой».
«Понял», – следователь разорвал бечеву на пакете и, достав новенькую темно-зеленую робу, накинул ее на плечи на манер плаща (так, вопреки всем уставам, ходили здесь все не-первокурсники; это было одной из многочисленных традиций Академии). – «Эта Анна… Я до сих пор, если честно, ее побаиваюсь»
«А то! – в ментальном «голосе» Артура явно слышались нотки гордости. – Я сам ее настраивал. Девица строгая и замысловатая, хе-хе… Не бойтесь, Фигаро, она не Другая. Искусственный интеллект, эмуляция живого человека. Правда, с ограничителем – нам был нужен простой администратор».
«Охренеть, – следователь покачал головой. – Вы и такое умели? Тогда Квадриптих, похоже, познал все тайны мира»
«Нет, – ответил Артур, чуть помедлив, – это привозная технология. Мы в ней так и не разобрались… Может, это и к лучшему… Собственно, это одна из тех вещей, из-за которых мы прекратили вылазки в другие… места. Там слишком много такого, что откровенно пугает… Ладно, дуйте на пару, ученичок»
…Семь дверей вели из Изменчивого Зала, семь абсолютно непохожих друг на друга дверей с золотыми номерами на них. Фигаро направился к одной из них – двустворчатой арке нежно-малинового цвета с ручкой в виде совиной головы. И, как всегда, дверь открылась сама по себе, чуть помедлив при этом, словно раздумывая, пускать или не пускать посетителя.
За дверью начинался широкий длинный коридор, залитый ярким солнечным светом. В груди следователя что-то сжалось; воспоминания оказались чересчур свежи.
…Он любил этот коридор больше всего: скрипящие дощатые полы, окрашенные темно-красной краской и посыпанные парафином – чтобы не скользили подошвы, ряды одинаковых белых дверей с табличками по правую руку и ряд высоких чисто вымытых окон по левую. Здесь всегда было светло, всегда пахло рассохшимся деревом и влажной пылью и легкая, гулкая тишина всегда чутко дремала под высокими потолками покрытыми белой штукатуркой, готовая немедля упорхнуть при звуках звонка невидимых часов отмеряющих время учебных пар. Даже пыльные белые шторы свернутые в трубки и перехваченные витыми желтыми шнурами по сторонам оконных проемов не изменились, как и бесчисленные надписи на белой краске подоконников: надписи вырезанные перочинными ножами, чернильные надписи, отметины алхимических карандашей и даже переливающиеся радужными блестками колдовские гравировки – все было тут.
Фигаро остановился у окна и, чуть прищурившись, посмотрел во двор, туда, где на легком ветру мерно покачивались ветви старых кленов. Эти клены росли по периметру большой квадратной площадки, покрытой чем-то вроде залитой в битуме мелкой гранитной крошки и расчерченной широкими белыми полосами на квадратные сектора. Совсем рядом возвышалось четырехэтажное здание из белого кирпича – сплошной камень и стекло – и следователь знал, что вскоре оттуда хлынет детский поток: мальчики и девочки в одинаковых коричневых костюмчиках и со странными алыми повязками на шеях. Девочки упорхнут куда-то, а мальчишки – их всегда было четверо – встанут по углам белого квадрата и станут перебрасывать друг другу большой мяч.
В этих окнах всегда было одно и то же: вечный майский день, полный солнца, зелени и какого-то странного, золотого умиротворения, далекого дыхания чьего-то бесконечного детства. Никто не знал, где на самом деле находится место, что простиралось за окнами – их стекло было неразрушимым. Оно не было зацикленной иллюзией – каждый раз дети за окнами были чуть другими и занимались своими делами чуть иначе. Оно не было проекцией колдовского дальновизора – нигде в мире не существовало ничего подобного.
Тогда чем все это было? Фигаро подумал, что может узнать у Артура, но потом решил не делать этого. Не потому что старый колдун не знал ответа, а как раз потому что он бы, скорее всего, дал исчерпывающий ответ, который оказался бы сух и пресен, как и любая окончательная истина. А Фигаро всегда нравилось думать, что эти окна на самом деле двери. Двери в место золотого покоя, где всегда царит пыльный зеленый май и откуда один шаг в чье-то бесконечное лето…
…Он дошел до двери с номером «40» на сверкающей лаком синей табличке, толкну ее, и оказался в другом коридоре, очень похожем на предыдущий, но чуть поуже и без окон, освещенном длинными плафонами, под прозрачными колпаками которых мерно гудели длинные флуоресцирующие трубки (их секрет был давно разгадан алхимиками – пары ртути и люминофор, но в производство они так и не пошли: психов, готовых продавать налево и направо светящиеся колбы с ядом не нашлось).
Это был коридор два-сорок: вторая дверь в Изменчивом Зале, дверь с номером сорок в коридоре за ним. Такова была система ориентирования в Академии: не очень-то и сложно, но, все равно, рано или поздно, запутываешься. Особенно когда тебе нужно, например, в два-сорок-А-пять-Е-Эс семнадцать-пятьдесят три.
…Когда Фигаро был первокурсником его, как и многих других студентов, до одури пугали ряды запечатанных дверей в коридорах Академии. Это были обычные двери, но только запертые на огромные навесные замки и с табличками: «Не входить! Опечатано дирекцией!» Об этих дверях рассказывали сотни навевающих ужас историй: кто-то говорил, что за ними Академия скрывает результаты ужасающих экспериментов (демоны, некромантия и все такое прочее), кто-то божился, что за запечатанными дверями – секретные лаборатории Коллегии, кто-то упоминал военные склады («неплохая идея», – подумал в свое время следователь) а циники, ухмыляясь, рассказывали о подпольных цехах производящих «синюю пыль», «порошок оракула» и прочую запрещенную химию.
Короче говоря, теорий было так много, что сразу становилось ясно: все они гроша ломаного не стоят. Но ведь не спросишь же, скажем, господина Целесту – сразу же отправит на дополнительные. «…вижу, молодой человек, ваша голова забита явно не формулами Мерлина-Матье, а какой-то неведомой чертовщиной… Ну-ну, а останьтесь-ка после занятий еще часика на три – побеседуем с вами о десяти способах компенсации нагрузочных искажений…».
Зато можно было спросить Артура. Что Фигаро и сделал, причем еще вчера, когда старый колдун, удобно устроившись в воздухе над кроватью следователя, изучал выданные Фигаро библиотечные учебники, шурша страницами и одобрительно фыркая: «…да-да, конечно… Линейные, нелинейные… графики Лоренца… так вас и надо, бездельники!.. а это что? Расчеты для каскадных заклятий? На втором курсе? Уважаю!..»
«Закрытые двери? – Артур удивленно поднял брови. – А, понимаю: университетские легенды… Но там ничего нет, Фигаро. Просто лабиринты пустых коридоров, аудиторий и кабинетов, забитых всяким хламом. Понимаете, когда Академия только строилась, возник вопрос о расширении: сколько дополнительных кабинетов нам понадобится ежегодно. Мы сошлись на пяти, загрузили данные и запустили установку. Но Моргана напортачила с логическим условием в цикле, скрипт пошел вразнос и теперь никто даже приблизительно не может сказать, сколько там этих комнат. Может, миллион. А, может, десять миллиардов»
«Но зачем?! – ошарашенный следователь выпучил глаза, – Зачем так много?! Неужели нельзя было все поправить?! Такие ресурсы…»
«Ресурсы! – Артур презрительно махнул рукой, – Ресурсы, ха! Академия использует технологии Белой Башни. Она сама себе создает ресурсы, время, пространство… да все что угодно!»
«Но энергия для всего этого…»
«Энергию она тоже создает»
«Но законы термодинамики…»
«Их она создает по мере необходимости»
…Следователь толкнул пахнущую свежей краской белую дверь с синей буквой «Ц» и оказался в аудитории.
Это была самая обычная типовая аудитория, коих в Академии был миллион (с учетом вчерашних объяснений Артура «миллион» вполне мог оказаться даже не фигурой речи): просторное помещение, формой напоминающее веер, в широкой части которого нисходящими рядами стояли полукольца деревянных столов и широких лавочек, а в узкой рассупонился колченогий учительский стол под огромным квадратом заляпанной мелом доски. На столах стояли пузатые чернильницы с государственными орлами и криво выпаянными на боках инвентарными номерами, подставки для перьев и тяжелые валики-промокашки, обычно используемые для того, чтобы бить сидящего впереди (и, соответственно, ниже) однокашника по затылку.
За столами уже сидело человек двадцать в зеленых робах – довольно много. Обычно, на всем факультете училось не более сорока учеников (многие из которых вылетали из Академии еще на первом курсе). Фигаро молча продефилировал мимо Стефана Целесты, сосредоточенно копавшегося в недрах письменного стола (по традиции до звонка на пару его можно было игнорировать), поднялся по узкой лестничке разделявшей ряды парт на широкие сегменты и плюхнулся на лавку между белобрысым веснушчатым красавчиком в модных очках без оправы у которого под робой нежно зеленел бархат дорогого французского костюма и рыжим дуболомом с совершенно уголовной рожей, хмуро уставившимся во второе издание Кунта (судя по выражению лица дуболома его мозг только что был зверски изнасилован).
- Привет, – дуболом, не глядя, протянул Фигаро руку, – ты, типа, новенький? Переводом? – Голос у него был – хоть чертей пугать.
- Угу. – Следователь выдержал стальное рукопожатие без проблем; его тело, не так давно измененное духом Тудымской Пружинной Фабрики, таило в себе много приятных сюрпризов. – Переводом. Из Старгорода. Я Фигаро.
- А я Конрад… Слышь, Фигаро, ты в этом что-то понимаешь вообще? – Дуболом сунул следователю под нос своего Кунта открытого на главе «Уровни вложенности заклятий, рекурсия и паттерн «Фрактал». – А то я что-то совсем тугой.
- А ты этого Кунта вообще выбрось, – посоветовал Фигаро, – и возьми вместо него Зандастру. Его «Шаблоны проектирования». Там хоть все по-человечески. А будешь Кунта читать – в дурдом уедешь.
- Новенький дело говорит, Кони, – белобрысый красавчик повернулся к ним; его светло-серые, быстрые как ртуть глаза с интересом изучали следователя, поблескивая из-за тонких линз очков. – Реально, возьми Зандастру или Миллера. А то Кунт пишет, как будто его в детстве арифмометром по голове ударили.
- «…лямбда-потоки с мерностью «эн», где «эн» – общая результирующая по формуле Брандта-Шеера-Моргана можно считать когерентными лишь в том случае, когда эписилон-отклонения не превышают…» – загробным голосом прочел дуболом-Конрад и безнадежно вздохнул. – Да, Пыж, ты прав. Но если еще раз назовешь меня «Кони»…
…Легкая звонкая трель невидимого колокольчика разорвала полную шепотов тишину, заставив их умолкнуть и дружно повернуться в сторону учительского стола. Казалось, звонок упал на чашу неких невидимых весов, опустив аудиторию в воздушную яму полной тишины а Целесту, наоборот, подключивший к невидимой электрической сети.
- Добрый день, – голос магистра был спокойным и звонким, – не подскажете, кто у вас староста?.. Вы? – Он коротко кивнул привставшей с лавки девушке лет двадцати (курносой и очень красивой) – Отлично. Не подскажете, все ли в сборе?
- Сафонова нет, – девушка нервно дернула себя за рукав и опустила глаза. – Он в больнице.
- А, – кивнул Целеста, – помню-помню… Тот молодой человек, что на спор спрыгнул с крыши ресторации «Крыса и котел»?.. Передайте ему конспекты и список тем для изучения, я потом его проверю… Ну, хорошо, думаю, можно приступать.
Магистр встал, и, сложив руки на груди, обвел аудиторию взглядом своих едких внимательных глаз. На его тонких губах играла неизменная полуулыбка и Фигаро, невольно, вздрогнул – Целеста внушал студентам страх одним своим видом и за столько лет следователь так и не смог побороть в себе эту реакцию, ставшую уже почти инстинктивной.
- Итак, – магистр хрустнул костяшками тонких пальцев, – сегодня у нас общая пара для метафизиков и полевых практикантов (так вот оно в чем дело, понял Фигаро). С метафизиками я уже знаком, всем остальным хочу представиться: Стефан Целеста, магистр. С сегодняшнего дня и вплоть до выпуска я буду читать вам сопромаг. Я также буду возглавлять экзаменационную комиссию и, уверяю, спрошу с вас втрое строже любого другого преподавателя университета. Я выпускаю либо специалистов, либо никого вообще – случаи полного отсева групп у меня уже были.
Он выдержал паузу, позволяя студентам пережевать эту мысль, улыбнулся и продолжил, как ни в чем не бывало:
Поделиться книгой: