Владыка морей ч.2

— Может, они в соседнюю деревню ушли? — спросил Берислав. — К дальней родне.

— Если боги дали, то ушли, — горько ответил Арни. — Да только не к родне. Я потом слышал, что наш род вчистую разорили. Даже если и спаслась она, то что за жизнь у нее теперь? Приживалка, рабыня бесправная, которая за кусок хлеба до смерти на чужих людей спину гнуть будет. Она ради сестры на все пойдет, я ее знаю. Но такая жизнь для нее, что нож острый, она у меня гордая. Она могла жертву богине Фрее принести и в петле жизнь закончить. Все лучше, чем так… Ведь у моего отца крепкое хозяйство было, зажиточное. Мы никому не кланялись. Род наш из самых сильных был во всей Тюрингии. Четыре сотни воинов с добрым оружием мог выставить. Его сам герцог опасался. Мой отец так говорил.

— Вон оно что! — протянул Берислав, который тут же понял, о чем шла речь. Он никогда не скажет мальчишке, горюющем по своей матери, что есть такая штука, как высокая политика. И что герцог Радульф не герцог теперь, а целый король. И что на разоренные сербами земли вывел он своих людей из-за Мааса. И что делалось всё это по прямому приказу его собственного отца, великого князя Самослава.

— Как твоих родных звали? — спросил вдруг Берислав.

— Отец мой Брунрих, — удивленно посмотрел на него Арни, — мать Улрике, а сестры Этельберта и Леутхайд. А тебе это зачем?

— Я буду молиться за твоих близких, — серьезно ответил Берислав. — Вдруг господь милосердный услышит мои молитвы, и ты снова увидишь их. Кто знает!

Глава 24

Июль 639 года. Южный Синд (современная провинция Синд, Пакистан).

Поклонники многоруких демонов оказались не слишком покладисты, и уж точно не просты. По крайней мере, дальше Банбхора воинство Надира пройти не смогло. Уж слишком сильны были соседние княжества. Присутствие арабов не было больше неожиданностью. Города здесь строили на совесть, а войска князей были многочисленны и умелы. И только их постоянные противоречия спасали мусульман от ответного удара. А еще на руку арабам играла вражда буддистов и почитателей индийских богов. Воины, поклоняющиеся Шиве, довольно сурово обходились с торговцами и крестьянами, которые молились кроткому Будде. Дальше, на север и восток, за пустыней Тар частой россыпью раскинулись княжества раджпутов, потомственной касты воинов. И Надир нутром чувствовал, что идти так далеко ему не нужно. Почему не нужно? Да потому что опасно. Арабы — отважные воины, но раджпуты — это люди, чья жизнь — война. В этой части света не было бойцов лучше, чем они. Их готовили к битвам с самого рождения.

И единственно возможным выводом, к которому пришел Надир, стал тот, что двум тысячам арабов не стоит пытаться покорить эту страну. Удержать бы то, что уже взяли.

Дворец покойного князя перешел к новому эмиру нетронутым. Уцелела и прислуга, необычайно многочисленная, с точки зрения такого простого парня, как Надир. В живых остался и управляющий дворцовым хозяйством, который предпочел сделать вид, что ничего не случилось, и что никакого изнеженного индуса здесь никогда не было. А этот свирепый громила, наоборот, был здесь всегда. Потому-то выходы из дворца эмира Надира ибн-Берислава теперь сопровождались толпами чернокожих слуг, расчищающих дорогу ударами палок, носителей опахал и даже музыкантов. Рев труб и стук барабанов бесил Надира, но на население, напротив, эта музыка действовала успокаивающе. Огромная толпа бездельников, одетых в яркие одежды, как бы говорила: смотрите, люди, в вашей жизни ничего не поменялось. Князь могущественен, как никогда, а его власть освящена богами.

— Скромность — вот украшение настоящего мусульманина, почтенный Азиз ибн Райхан, — сказал Надир как-то своему тестю, омывая руки в чаше с теплой водой. Он уже избавился от привычки облизывать жирные пальцы, подсмотрев, как ест местная знать.

— Несомненно, мой дорогой зять, — важно кивнул тот головой. — Несомненно. Не принесет пользы нашему великому делу, если мы с тобой погибнем, как мученики за истинную веру. Скромность и терпение — вот настоящие добродетели. Нам не стоит идти дальше.

— По крайней мере, пока не придет подкрепление из Бахрейна и Омана, — продолжил его мысль Надир. Они с тестем понимали друг друга с полуслова.

— Слышно ли что-нибудь о мерзком демонопоклоннике по имени Чач? — спросил Азиз. Он тоже освоил хорошие манеры и макнул пальцы в чашу, которую поднес ему склонившийся в униженном поклоне смуглолицый слуга.

— Он воюет на севере, — ответил Надир. — И он пока побеждает. А не кажется ли тебе, почтенный Азиз, что местные верования весьма похожи на верования людей Книги?

— Это вопрос, достойный настоящего мудреца, дорогой зять, — глубоко задумался Азиз. — Безусловно, в твоих словах есть зерно истины. Да, эти люди поклоняются раскрашенным статуям, и это делает их похожими на язычников. Но мне почему-то кажется, что они не язычники. Они весьма достойные люди. Не могут язычники построить такие красивые города, и так искусно выплавлять железо.

— Тогда, может быть, мы не станем истреблять тех, кто еще не принял свет истинной веры? — испытующе посмотрел на него Надир. — Мы проявим мудрость и терпение, достойные настоящих мусульман. Мы приведем их к великой цели постепенно, шаг за шагом.

— Разумеется, — качнул головой Азиз. — Разорить такую богатую землю было бы беспримерной глупостью. Несомненно, люди, которые здесь живут, не язычники. Они просто неверные, дхимми, которые признают власть мусульман. Они ничуть не хуже персов, которым разрешают почитать их священный огонь. Пусть платят джизью и молятся своим богам, как раньше. И вообще, их храмы напоминают мне церкви и синагоги людей Книги, дорогой зять. Только построены они с куда большим искусством. А раз так, то зачем нам убивать этих людей? Это противно нашему закону и установлениям Пророка, да благословит его Аллах и приветствует!

Мусульмане покорили земли на два дня пути, от океана и до окрестностей города Татта, самого большого и богатого в этих землях. Город этот стоял всего в тридцати милях от Банбхора, на правом берегу великого Инда. Надир решил не идти дальше, начав договариваться с местной верхушкой. Он угрожал, врал и льстил направо и налево. Он изо всех сил пытался удержать вожжи несущейся под гору повозки, которая рисковала вот-вот разбиться о камни. Он попал между двух огней. Его пока не принимала местная знать, и он едва держал в узде арабов, которые чуть было не устроили здесь кровавую резню. Арабы рассуждали просто: прими ислам или умри. Но сейчас это было бы крайне неосмотрительным поступком. Надиру пришлось засыпать своих воинов серебром и специями, чтобы хоть как-то утихомирить их жажду крови.

Он пытался склонить на свою сторону уцелевших аристократов княжества, но пока получалась плохо. Они ненавидели его и боялись. Про наступление мусульман в Персии здесь знали, но пока еще до войска халифа было так далеко, что никто в этих землях не воспринимал эту опасность всерьез. Напротив, самого Надира считали здесь просто удачливым разбойником, которого вот-вот настигнет справедливое возмездие. А еще ему не простили разорения индуистских храмов. Люди тут верили в этих богов тысячи лет. Они не готовы были отказаться от них вот так вот сразу. Для этого просто не было никаких оснований.

Как поступил Надир, попав в такую непростую ситуацию? Он поступил так, как арабы еще не поступали. Он объявил, что не станет преследовать язычников за их веру. Он заявил, что эти язычники и не язычники вовсе, а их вера подобна вере христиан и иудеев. А еще он взял за себя дочь предыдущего князя, единственную из всей семьи, которую оставили в живых. Такими действиями он пытался показаться похожим на законного правителя этой земли, пусть и чужим по языку и вере. А вот как раз это для Индии было делом совершенно обыденным. Члены высших каст в низовьях великой реки сами были пришельцами. Они отличались от истинных владельцев этой страны настолько, что надо было быть слепым, чтобы перепутать светлокожего брахмана или воина-кшатрия со смуглым, почти черным, земледельцем-дравидом. И именно это знание Надир держал про запас, словно нож в рукаве убийцы. Система каст была уродлива и несправедлива, и именно на этом можно будет сыграть в будущей долгой игре. Ислам каст не признает, он делает людей равными перед Аллахом всемогущим и его законом. А раз так, то те, кто недоволен существующим порядком вещей, могут стать его союзниками. Нужно их просто найти и перетянуть на свою сторону. Впрочем, поклонников Будды искать было не нужно, они уже сами пришли к нему. Они тоже не признают деления на касты, они не любят воевать, и это именно их угнетали поклонники многоруких богов. Как военная сила, местные буддисты были абсолютным нулем, но вот во всем остальном… Во всем остальном этот союз сулил массу интересных возможностей.

— Ты знаешь, дорогой зять, — Азиз ибн Райхан искоса посмотрел на Надира. — Помнишь, мы с тобой продали в рабство несколько сотен разбойников, когда взяли Дебал?

— Помню, — удивлено посмотрел на него Надир. — У них еще были рожи, не внушавшие доверия. Они из народностей мид и джат. Их тут все не любят. Они поклоняются таким богам, которые даже местным язычникам кажутся языческими.

— Мне вот пришла в голову одна интересная мысль, — продолжил Азиз. — Пусть эти люди чернолицые уроды, негодяи и разбойники. Аллах милосердный не всех делает такими красивыми людьми, как мы с тобой. Но если мы принесем им свет истинной веры, то они станут самую малость лучше. А ведь это весьма благочестивый поступок, мой дорогой зять.

— Сколько ты говоришь, они могут дать воинов? — впился в него острым взглядом Надир (1).

— Четыре тысячи, мой дорогой зять, полные четыре тысячи, — ответил ему тесть. — А когда следующим летом сюда подойдет подкрепление из Бахрейна, мы возьмем Татту, и ты станешь полновластным эмиром этой страны. А я стану ее визирем.

— Хм… — задумался Надир. — И не такие уродливые у них рожи, мой уважаемый тесть. Самые обычные у них лица, если разобраться…

* * *

Июль 639 года. Александрия.

— Все сюда слушать! — ревел в бронзовый раструб Сигурд. — Вы все меня знать! Я — Сигурд Эйнарсон, именуемый Ужас Авар. Я и мои парни отвечать за порядок на этот ипподром. Я вас предупреждать постоянно! Никаких драк, если ваш лошадь в конце прийти! Тот глупый мул, кто из-за медный нуммий начать буянить, я поймать и глаз высосать. Понимать? Весь город этот дурак без глаза видеть и смеяться! Я Тором клясться и святым Марком, что это истина есть!

По каменной чаше стадиона пронесся разочарованный гул и споры. Командир норманнской стражи перешел на новый уровень наказаний, а потому сегодня не угадал никто. Большая часть ставила на выдавливание глаз, вынимание их ложкой или аккуратное извлечение с помощью ножа. Но высасывание! Это было что-то новое. Те, кто не угадал, пытались доказать, что выдавливание и высасывание — это почти одно и то же, но денег не получили, из-за чего немедленно разгорелось несколько драк.

— Нет, ну какой же здесь, однако, беспокойный народ, — негромко удивился Стефан.

Впрочем, Коста, который обмахивал его опахалом, все прекрасно услышал. И даже шум ему не помешал. Они решили пообщаться здесь, на ипподроме, ведь куда бы ни пошел или ни поехал великий логофет, его осаждали толпы народа, жаждущего справедливости. То же самое касалось его дома, где прямо у входа ночевали просители, которые тянулись со всего Египта. Не было ни малейших сомнений, что за домом Стефана наблюдали, и это было проблемой. Постоянное мелькание одного и того же лица, не входящего в чиновничий круг, вызвало бы много вопросов. А открывать себя Коста пока не хотел. Так было намного легче работать. Как спрятать то, что никто не должен найти? Нужно положить его на самое видное место. А потому на слугу с опахалом никто не обратил ни малейшего внимания, и они смогли спокойно поговорить, не привлекая внимания.

— Рассказывай, — сказал Стефан, с любопытством разглядывая необыкновенное зрелище.

А на поле творилось нечто странное и небывалое. Туда сначала вышел йог, который принимал самые невообразимые позы, чуть ли не завязываясь в узел. За ним выбежал факир, который выпускал изо рта струи огня. После факира — флейтисты и барабанщики, а за ними смуглые танцовщицы крайне непривычного вида. Все это великолепие прислал в Александрию его светлость Надир ибн Берислав, наловив этих людей в своих владениях и набив ими целый корабль.

Александрийский плебс был в полном восторге. Гвалт и восторженный рев были настолько оглушительны, что логофет смог, наконец, спокойно обсудить дела государства. Голые ноги танцовщиц, в ритм барабанов ударявших пятками в песок арены приковали к себе всеобщее внимание настолько, что всем было плевать, кто там машет опахалом над головой главного вельможи Египта. Народ, набившийся в чашу ипподрома, был заворожен отточенными движениями гибких, в меру пышных женских тел.

— Четвертый легион, сиятельный, — негромко сказал Коста, который на всякий случай прилепил на лицо густую окладистую бородищу. — Два десятка ненадежных воинов держат под наблюдением. Еще одиннадцать человек удалены из его рядов.

— Их перевели в дальние гарнизоны? — поинтересовался логофет.

— Не стали рисковать, — коротко ответил Коста, и Стефан кивнул. Он не возражал, он принимал жизнь такой, какая она есть.

— Крокодилы? — на всякий случай уточнил он.

— Они самые, господин, — качнул опахалом Коста. — Просто спасу от них нет. Наш человек, Никита, приступил к своим обязанностям явно. Он не смог больше скрываться.

— По Александрии что?

— Времени было мало, великий, — поморщился Коста. — Тут сеть еще очень молода. Надежных людей всего несколько человек, и они лицедеи. Они вхожи далеко не везде. Но кое-кто на примете есть, мы работаем, чтобы подкупить прислугу.

— Ты уверен, что у нас все под контролем? — спросил Стефан, который внимательно разглядывал что-то внизу, на поле.

— Нет, господин, — честно признался Коста. — Я совершенно точно уверен в обратном. Для полной уверенности нам еще нужно несколько лет. Я точно знаю, что здесь есть те, кто работал на службу господина протоасикрита. Они никуда не уехали, и их донесения исправно уходят в Константинополь с купеческими кораблями. Хотя…

— Да, сейчас все идет гораздо медленнее, — кивнул Стефан. — У нас ведь карантин. Но идет, в этом нет сомнений. Кто этот всадник на вороном коне? Ты не знаешь? У меня такое ощущение, что я его где-то видел.

— Господи! — Коста чуть не выронил опахало. Юноша, который пришел к финишу первым, снял шапку в восторге, и на его спину упали роскошные смоляные косы, предмет лютой зависти всех александрийских дам.

— Сиятельный! — простонал Коста. — Да как же стража могла это допустить! Ведь это сама госпожа Елена, и она только что выиграла забег! Вы же сказали, что она нездорова и осталась дома. Сколько у нас людей на стадионе?

— Ты думаешь…? — удивился Стефан, который никак не мог привыкнуть к имени Юлдуз, полученному при крещении. — Вот ведь чертовка! Вокруг пальца обвела меня!

— Уводите ее оттуда немедленно! — выкрикнул Коста. — Ведь все эти люди только что проиграли и думают, что их обманули. Кто будет ставить на никому неизвестного всадника? Они сейчас всё тут разнесут, а потом пойдут жечь иудейский квартал! Это же Александрия!

— Что же делать? — побледнел Стефан. — Сигурд! Вытащи госпожу и отведи ее во дворец! Головой за нее отвечаешь!

Дан побежал, расталкивая толпу локтями. Те, кто не успел убраться с его пути, падали на землю, снесенные напором его туши. Коста же подбежал к бронзовому раструбу и заорал:

— Внимание! Результаты предыдущего забега не считаются! Госпожа Елена сейчас займет положенное ей место в ложе. Она всего лишь продемонстрировала почтенным горожанам стать коня своего мужа, префекта Святослава! Всадникам — приготовиться к новому забегу! Люди! Ваши ставки действительны! Всем занять свои места!

Ипподром, на котором собрались десятки тысяч людей, выл, бесновался и сыпал проклятиями. Единый гигантский организм, в который превратились простые горожане, вмиг показал свое истинное лицо. И Стефан, один из немногих жителей Константинополя, кто был равнодушен к скачкам, увидел глубинную сущность разъяренного плебса. Тот, кто еще полчаса назад спокойно лопал принесенные с собой пирожки и весело хохотал над немудреной шуткой соседа, сейчас потрясал кулаками и орал в ярости:

— Ведьма!

— Грешница!

— Ведьма!

— Дикарка проклятая! Язычница!

— Еретичка!

Впрочем, вид данов, сомкнувших щиты, и нубийцев, наложивших стрелы на луки, немного остудил горячие головы. А тут еще и голос глашатая уверил их, что этот заезд не засчитан. Многотысячная толпа, которая напоминала сейчас успокаивающегося дикого зверя, вместо злобного рёва теперь издавала лишь недовольное урчание, невероятно жуткое для того, кто только что узрел оскал будущего бунта. Стефан, облившийся потом, видел в глазах моряков, лавочников, ткачей и горшечников отблески пожарищ и кровь. Этих людей было очень просто зажечь и очень сложно погасить. Это же Александрия…

— А сейчас перед вами выступит йог из самой Индии, — заорал Коста в бронзовый раструб. — Он пройдет босиком по острым гвоздям! А потом он ляжет на эти гвозди спиной! Голой спиной!

Злобный зверь вновь издал урчание, но теперь оно было примирительным и даже заинтересованным. А Коста, подойдя к Стефану, сказал подрагивающим голосом:

— Прошу простить мою дерзость, господин! Но как она попала на заезд? Как она вышла из дома? Куда смотрела стража?

Эти его вопросы остались без ответа. Пока без ответа…

— Сиятельный, она ведь жена правителя! — Коста едва сдерживал гнев. — Она высшее существо! Это кощунство для горожан. Не может мать наследника участвовать в скачках. Тем более, в таком постыдном, варварском виде! В штанах! Люди будут в ярости!

— Да, я всё это понимаю! — поморщился Стефан, полностью признавая правоту Косты. — Еще одна такая ошибка, и нас ждет большая беда. Господи боже, дай же мне сил! Ну, до чего же беспокойная девчонка!

— Главное даже не это, сиятельный, — с горечью произнес Коста. — Все и так знают, что она степнячка, бывшая язычница. Никого не удивить тем, что она умеет скакать на коне. Плохо то, что она победила. Те, кто ненавидит нас, только что получили сильный козырь, и они не преминут разыграть его. Все завистники скажут свое слово, и каждая уродливая баба в этом городе его повторит. И это слово «ведьма», сиятельный. Вспомните Константинополь и нашу благочестивую августу, которую тоже так называют. Еще недавно гора дерьма у нашего порога была размером с дом, а теперь она уже выше великой пирамиды.

1 Покоритель территории современного Пакистана Мухаммед ибн Касым в 8 веке опирался на буддистов и племена южного Белуджистана и Синда — мидов и джатов. Также этот завоеватель разрешил почитание индуистских богов, будучи не в силах покорить огромную страну только военной силой. Даже чиновники его администрации были индуистами и буддистами.

Глава 25

Август 639 года. Земли племени хазар (современная Астраханская область).

Многие месяцы патрикий Александр провел в дороге. Сначала он доплыл до Трапезунда, а потом с караваном прошел через Армению, Атропатену, Табаристан и Мидию(1). Он недолго погостил в городе Рей, куда перебрался со своим двором шахиншах Йездигерд III, а потом повернул на север. Там, после долгих мытарств, он прошел Кавказскую Албанию и Железные ворота, оказавшись, наконец, в стране западных тюрок, именуемых хазарами(2). Дулу, хазары, утругуры, кутургуры, савиры, аланы, нушиби, оногуры и даже роды авар кочевали здесь или приходили сюда с войной. Не счесть племен в этих землях, но все они делятся на две половины. Одна из них признает власть хана болгар Кубрата, а вторая — тюркских каганов из рода Ашина. Рода, который еще совсем недавно правил степями от севера Китая до Херсонеса. Но теперь именно здесь была западная граница их владений. А на востоке шла жесткая междоусобная война, за которой с глубоким удовлетворением наблюдали евнухи из канцелярии императора Тай-цзуна. Точно такие же евнухи, как и сам патрикий. Они не мешали варварам истреблять друг друга. Они всего лишь помогали то одним, то другим. Евнухи всегда действуют одинаково, каким бы императорам они не служили.

Восточный каганат уже пал, разбитый китайскими армиями, а в сердце каганата Западного вовсю шла резня между народами дулу и нушиби, которая похоронит и этот осколок великого государства. Фергану, Самарканд и Бухару совсем скоро займут войска династии Тан, и Великий Шелковый Путь проложат именно через эти города, которые на время станут очагами спокойствия. Торговые дороги пойдут севернее, чем раньше, обогнув полыхающие войной места. Персия, которая на глазах превращалась в территорию хаоса, где каждый вельможа становился самовластным правителем, больше не могла гарантировать спокойствие караванных путей. А деньги, как известно, любят тишину, порядок и охраняемые постоялые дворы каждые двадцать миль.

Нежное, не знавшее труда тело дворцового вельможи страдало и вопило о пощаде, но тщетно. Хозяин пощады ему не давал. Воля патрикия оказалась куда сильнее, чем его спина, руки и ноги. Он, не показывая усталости, ехал на смирной кобыле, сопровождаемый сотней слуг и охраны. В его караване даже повозок не было, слишком сложно было бы передвигаться с ними на горных дорогах. Именно поэтому весь скарб везли на верблюдах.

Хедыр, так звали самого сильного из хазарских ханов, пас своих коней на берегах могучей реки Итиль, которая множеством рукавов впадала в Каспийское море. Эта река отделяла земли хазар от других племен тюрок, а также от венгров и башкир, которые кочевали к северу от этих мест. Здесь была лучшая трава, лучшая рыба и несметное количество птицы и дичи. И здесь род Хедыра пас свой скот уже не первый десяток лет.

За спиной остались хазарские города Беленджер, Варачан и Семендер. Обычные варварские поселения с круглыми башнями и невысокими стенами. Дома, сложенные из тесаного камня, были окружены садами, невероятно изобильными в этой земле. Ведь в отличие от той же Анатолии, здесь необычайно много влаги. Реки несли свои потоки со снеговых гор, и была та вода чистой, вкусной и до того холодной, что ломило зубы. Александр пил ее и не мог напиться. Он и не замечал, что пил все эти годы в столице. Не сравнить здешнюю воду с той, что хранилась в огромных цистернах Константинополя. Не сравнить ее и с нильской, и с библейскими водами Иордана и Авана, что в Дамаске. Потому-то и стада у тюрок не имели числа, и лишь чрезмерно суровая зима могла уменьшить количество скота на здешних пастбищах.

— Что ты хочешь предложить мне, слуга ромейского императора? — сощурился Хедыр, когда подарки были вручены, правильные слова сказаны, а патрикий, едва сдерживая тошноту, съел часть вареной бараньей головы. Отказаться нельзя, иначе обида смертная. Голову лишь самый почетный гость получает.

Патрикий набрал воздуха в грудь. Он представлял себе этот разговор сотни раз, возвращаясь к нему день за днем, пока лошадка везла его к цели путешествия неспешным плавным шагом. Ошибиться нельзя. Варвар почувствуют слабину, и тут же воспользуется этим. А тогда пиши пропало. Патрикий из подателя благ немедленно превратится в униженного просителя, каким он и является на самом деле.

— Мир и дружба между нашими народами стара, словно степь, великий хан, — начал патрикий. — Мой император любил ваших вождей, как своих детей. Любил настолько, что один из них чуть было не стал его сыном…

— Но ведь не стал, — требовательно посмотрел на него хан.

— Не наша вина, что Тон Ябгу был убит врагами, — парировал Александр. — Не наша вина, что его сын Бури Шад(3) сгинул где-то на востоке. Мой государь всегда остается верен своему слову.

— Каган Ираклий — великий воин, — согласно кивнул хан. — Я воевал вместе с ним в Ираке. Да и Тбтладу(4) мы осаждали вместе. Я хорошо помню его.

— В Ираке добрые земли, — как бы невзначай обронил патрикий. — Жаль только, что настоящего хозяина там больше нет.

— Расскажи, — впился в него взглядом хан. — До нас доносятся разные слухи, но они похожи на бред безумца. Вроде бы арабы захватили те места, и даже разорили Ктесифон.

— Это правда, — кивнул патрикий. — Они захватили священный трон Сасанидов, они захватили их корону, и священное знамя Ахурамазды они захватили тоже. Они тушат священные огни везде, где ступает их нога. У персов не осталось ничего из того, чему они поклонялись.

— И это сделали арабы, — хан смотрел недоверчиво. Его вопрос прозвучал не как вопрос, а как констатация невероятного факта. — Послушай, ромей! Я воевал с арабами, я воевал против арабов. Я убивал арабов и получал раны от их копий. Они служили как наемники твоему императору, да и у персов было много арабской конницы. Я хорошо помню этот народ. Скажи мне честно, мы говорим об одних и тех же людях? Или появились еще какие-то арабы, о которых я не знаю?

— Это те самые, — кивнул патрикий, который с благодарной улыбкой отхлебнул кумыс и мужественно проглотил его. В голове его билась настойчивая мысль. Допить эту дрянь! Не выливать остатки в огонь! Не выливать! От этого кобылы перестают приносить жеребят! Варвары свято верят в эту примету.

— Чудеса, да и только, — протянул Хедыр. — Мой народ куда сильнее арабов, но мы не раз обламывали зубы об армии персидских шахиншахов. Как могут ничтожные погонщики верблюдов победить великих воинов? У меня в голове это не укладывается!

— Персы уже не те, великий хан, — Александр мужественно отхлебнул из чаши еще раз. — Женщины стали сильнее их. Хочешь, я расскажу тебе о том, как я попытался встретиться с царем царей Йездигердом?

* * *

Два месяца назад. Рей. Провинция Мидия. Персидская империя.

Тысячи верблюдов, коней и ослов, запряженных в повозки, везли гигантскую поклажу. Чудовищно огромный караван растянулся на полдня пути. Он поднимал в небо тучи пыли, которые было видно за многие мили. Погонщики вели даже несколько слонов, непривычных тут, на севере. Со стороны казалось, что это идет огромная армия, которая уж точно отбросит зарвавшихся дикарей из пустыни и возвратит богатейшие провинции Запада. Но нет! Воинов здесь было едва ли сотен пять, остальные же многие тысячи оказались флейтистами, барабанщиками, фокусниками, музыкантами, играющими на кане, мастерами по изготовлению благовоний, парикмахерами, дворцовыми евнухами, коих было больше, чем воинов, поварами и хранителями царского гардероба. Здесь шли слуги, которые отвечали за умывание священной особы и те, кто носил его опахало. Сотни придворных, смысл жизни которых заключался лишь в придании блеска двору, тоже следовали за своим повелителем. Десятки жен и наложниц царя царей сопровождали сотни евнухов и рабынь — прислужниц. Все это более походило на немаленький город, который вдруг решил куда-то переехать, чем на кочующий двор шахиншаха Йездигерда, самого злосчастного из всех потомков легендарного Сасана.

После потери Даздагерда и Ктесифона, где вся эта прорва народу размещалась с полным комфортом, царь царей переезжал по стране, уходя все дальше вглубь после каждого поражения своих войск. Битвы при Кадисии и Джалуле, где погиб цвет его войска, сделала потерю плодороднейшего Ирака окончательной, и Йездигерд уехал на восток, осчастливив жителей дальних сатрапий необходимостью кормить тысячи людей своей свиты.

Чудовищная инерция, которой обладала Персия, изолированность горных областей, да и просто слепая вера в величие священной персоны царя, все еще держали страну в повиновении. Лишь сатрапы запада, чьи земли граничили с теми, что были уже захвачены арабами, скалили зубы, не высказывая былого почтения. Владыки севера — Мерва, Бактрии и Табаристана, напротив, припадали к стопам повелителя и предлагали свои отряды. Они, свято верующие в мощь персидских царей многими поколениями, даже не думали о поражении. Все происходящее казалось им дурным сном.

Рей, древнейший город в Мидянских горах, покорно принял двор шахиншаха. И именно здесь застал его патрикий Александр, тщетно пытаясь попасть на прием к Йездигерду. Он почему-то был уверен, что его примут быстро. Уж слишком плачевны были дела у персов, чтобы пренебрегать таким союзом. Он думал так, и он ошибался. Сознание всех этих людей осталось прежним. Шахиншах жил так, словно ничего не случилось. Так, словно солнце до сих пор испрашивает его соизволения, чтобы разбудить рассветом этот мир. Так, словно он до сих пор повелитель этого самого мира.

— Сколько мне еще ждать? — едва сдерживая гнев, спросил он у распорядителя дворцовых церемоний. — Или вы уже победили арабов, и вам не о чем беспокоиться?

— Царь царей сокрушит ничтожных пожирателей ящериц, — раздувшийся от важности вельможа снисходительно смотрел на посланника римского императора. — Это вопрос времени. А пока он не велел беспокоить его по пустякам. Он занят важными делами. Думаю, месяца через четыре царь царей примет вас, патрикий. Хотя, не обещаю… Нарушение священного церемониала недопустимо!

— Он готовит новую армию? — поинтересовался патрикий.

— Он охотится, — непонимающе посмотрел на него вельможа. — Сатрап Мидии устроил большую охоту в горах. Тут водятся прекрасные олени, львы и тигры. Она продлится не меньше месяца. Скорее, два…