Помоги проекту - поделись книгой:
Так что, откладывайте в сторону всю эту макулатуру из «научных исследований» и «воспоминаний», открывайте опубликованные партийные и государственные документы, опубликованные именно в те годы, а не найденные в архивах «неправленые» стенограммы, карандаш в руки, внимательно читайте и обдумывайте прочитанное, сопоставляйте факты и сведения, делайте свои выводы.
Я не сомневаюсь, что вы придете к выводу — никаких таких косыгинских реформ в помине не было. Было коллегиальное решение всей правящей верхушки, предусматривающее меры по срочному торможению процессов в экономике, которые валили страну в пропасть. Если бы правящая верхушка СССР чуть запоздала с ними, буквально на два-три года, вся страна стала бы Новочеркасском. В те годы еще невозможно было народу на уши навешать лапши, что вся беда именно в социалистической экономике и ей нужен «эффективный собственник», как это получилось к 90-м годам. Еще было слишком рано для этого, хотя положение в экономике было примерно как в 90–91-м годах…
…Давайте пока от экономики отвлечемся на кино, на самое важнейшее из искусств. Я советское кино очень люблю. Особенно периода с середины 50-х до начала 80-х. В кино пришла система Станиславского. Режиссерская работа и работа актеров — выше всяких похвал. Смотреть только на актерскую работу — уже само по себе наслаждение. Конечно, кино сталинского времени — кино хорошее. Но оно еще переживало традиции немого кино, поэтому по сравнению с более поздним смотрится не как система Станиславского, а как система гротеска и клоунады. Я его не ругаю, просто такая эпоха была в кинематографии. Именно поэтому фильм «Чапаев» вызвал вал анекдотов про Василия Ивановича, эти анекдоты — восприятие фильма, снятого на заре звукового кино, зрителем, привыкшим к более позднему кинематографу. Специально посмотрите немые фильмы 20-х, начала 30- х годов, вы поймете, как звуковое кино изживало из себя изобразительные приемы немого.
А сегодня кино у нас такое, что впору убирать звук и давать титры. О самих сценариях я даже не заикаюсь.
Нынешнему поколению, чтобы иметь представление о том СССР, в котором я успел пожить, полезно смотреть советские фильмы времен Хрущева и Брежнева. Только смотреть нужно вдумчиво, внимательно. Много чего узнаете о «золотом времени» СССР. Причем, в этих фильмах еще не было очернительства, наоборот, в них еще показывалось, как партия о народе заботится. Но после внимательного просмотра вы господам совкодрочерам очень много вопросов зададите. Например, один из культовых фильмов того времени «Приезжая». Фильм про то, что разведенных училок с детьми тоже замуж можно брать. Из него вы еще узнаете, что сельские школьники из соседней с Москвой областью, Калининской, ни один в Москве не был. Это про то, как советские люди на зарплату катались по всей стране на самолетах. И школу сельскую в «Приезжей» показали. От такого самого лучшего в мире образования становится даже жутковато.
А про экономику есть великолепнейший фильм по одноименной повести Виля Липатова «И это всё о нем». Как там играют актеры! А Евгений Леонов в главной роли — МАСТЕР! Еще нужно знать биографию автора повести, В. В. Липатова. В последние годы он был секретарем правления СП СССР, и долгие годы специальным корреспондентом «Правды», это не только писатель, но и чиновник. Его повести — это идеологический заказ ЦК. Недаром, «И это всё о нем» входила в школьную программу в перечне рекомендованных для обязательного чтения, мы сочинения по ней писали. Как моя учительница литературы ее любила, как она доставала нас Женькой Столетовым и как мы втихаря ржали над этим!
Прочесть повесть вряд ли у вас хватит терпения. Я, например, даже в школе не смог ее прочесть, хотя осилил романы Достоевского. Ну как такое можно читать:
«У девятнадцатилетнего Евгения Столетова на школьной фотографии ноздри были гордо и в то же время незащищенно раздуты»?
Фильм — совершенно другого качества. «Деревенский детектив» с Анискиным — тоже по повести Липатова. Повесть тоже нечитаемая, но фильм — великолепный.
Сюжет повести и фильма… Автор, Виль Липатов, был историком по образованию, поэтому сюжет… Вкратце перескажу.
В одном леспромхозе работала интересная бригада лесозаготовителей с интересным бригадиром во главе. Бригадир, Гасилов, придумал систему, при которой можно меньше работать, а получать больше. Эта система позволяла занижать плановые задания и увеличивать расценки за счет того, что в нарядах показывались увеличенные расстояния трелёвки срубленных хлыстов, завышались данные о тонкостое на участках и т. п… И Гасилов так работал годами. Один из героев фильма, бывший уголовник Заварзин, даже рассказал инспектору уголовного розыска Прохорову (актер Леонов), что после отсидки в лагере он «завязал» потому, что попал в бригаду Гасилова. Работать бывшему зэка очень не хотелось, но оказалось, что у Гасилова не надорвешься. Работа — не бей лежащего, план малюсенький, а на выходе — 350 рэ в месяц. Мечта, а не работа.
Нет, вы меня не спрашивайте, как мог годами Гасилов так нагло дурить государство. Во всех управлениях сидели одни кретины, которые не задавались вопросом: почему у всех бригад лес, как лес, а у Гасилова одни хворостинки? Это же историк по образованию сочинял. Там по системе Гасилова вопросов много.
Но смысл в том, что химичил один Гасилов, а деньги неплохие получала вся бригада. Т. е., все в шоколаде, а если что — ответит один бригадир.
И было всё у всех там хорошо, пока в бригаду не пришел молодой комсомолец Женька Столетов. Корчагин 70-х. Там есть даже эпизод с одним молодым трактористом — точно спёрт из «Как закалялась сталь».
Столетов допёр, что бригада получает от государства незаработанное. А это, типа, разлагает коллектив. И не по комсомольски это. Организовал комсомольцев бригады на забастовку наоборот. Они решили работать так, чтобы всё начальство узнало о приписках Гасилова, т. е. каждый день в два-три раза перевыполнять план, который, благодаря системе бригадира Гасилова, им занижался.
Категорически не хотели комсомольцы разлагаться, работая мало, а получая много. Они хотели всё наоборот. Чтобы без мещанства. Повесть и фильм именно против мещанства были направлены. Об этом в них прямым текстом сказано.
Есть там даже такой момент, инспектор Прохоров-Леонов в глаза руководству Гасилова говорит: как вы могли не заметить махинаций бригадира? Вы же видели, что он работает так, что у него есть время на своем приусадебном участке копаться и ночами в телескоп звезды разглядывать (хобби Гасилова)?
Ну, вы поняли, что так не должно быть при социализме? Должно быть — после работы не до звезд в телескопе. Иначе — мещанство.
Конфликт между Гасиловым и Столетовым, влюбленным в дочь бригадира, привел к тому, что бригадир решил не выдавать замуж свою дочь за этого «Корчагина». Какому отцу хочется, чтобы его дочь вышла замуж за идейного придурка, с которым всю жизнь придется горевать в дырявом шалаше? Узнал об этом Столетов в поезде, на котором возвращался с лесосеки в поселок лесорубов, в запале спрыгнул на ходу и свернул свою комсомольскую шею. Это происшествие из города приехал расследовать инспектор Прохоров-Леонов, вокруг расследования сюжет и закручен.
Заканчивается фильм тем, что все жители поселка любят погибшего комсомольца Столетова и презирают мещанина Гасилова. Да-да, все были рады, что теперь пахать много, а зарабатывать — сколько положено. Чтобы на мещанские хобби не хватало. Ночью вообще-то спать без задних ног после работы нужно, а не на звезды любоваться.
Гасиловщина! Гасиловщина! — наша учительница литературы чуть не головой о классную доску билась в припадке идеологического безумия, когда пыталась нам донести этот идеологический бред.
Пропаганда тех лет даже пыталась «гасиловщину» сделать объектом комсомольской всесоюзной ненависти. Ни хрена не получилось…
Почти одновременно с «И это всё о нём» на экраны вышел фильм «Премия» по пьесе Гельмана, отца, к слову, нынешнего скандального галериста.
В «Премии» ситуация несколько иная, но с тем же смыслом. Там идейные работяги решили отказаться от незаслуженных премий. Бригада простаивала из-за организационного бардака, руководство путем приписок занижало план, в результате — работали мало, больше курили, но план выполняли.
Это была пропагандистская компания начала и середины 70-х годов, как раз тогда, когда должны были полностью сказаться результаты реформ Косыгина-Либермана, как ее сейчас представляют — погоня за прибылью.
Но мы же понимаем, что начать эту пропагандистскую компанию руководство страны что-то заставило? Правильно? Да и те, кто жил в те годы, работал на производстве, хорошо это помнят — главной целью любого хозяйственного руководителя было добиться снижения планового задания. Другими словами — меньше дать продукции и за более меньший объем продукции получить более высокую заработную плату.
Постойте, а где же здесь прибыль? Более высокая зарплата при уменьшении вала ведет за собой увеличение себестоимости, т. е., снижение прибыли.
Эти экономисты, которые придумали реформы Косыгина-Либермана нам объясняют, что при Сталине главным показателем было снижение себестоимости, а при Косыгине — прибыль. А что, снижение себестоимости перестало быть главным путем получения прибыли? Сталину прибыль вообще была не важна? А на какие средства он тогда собирался содержать армию, медицину, всю социальную сферу?
И вдруг мы узнаем от наших экономиздов, что брежневские директора стали гоняться за прибылью. Они что, будучи директорами, одновременно были военными и врачами? Им-то зачем нужна была прибыль? Чтобы получать высокие зарплаты, строить жилье для рабочих и содержать заводскую социалку?
Подождите, эти экономизды хоть что-нибудь в азах экономики понимают? Зарплата входит в себестоимость. Жилье для рабочих и заводская социалка — это часть зарплаты, уходящая в общественный фонд потребления, это тоже входит в себестоимость. Прибыль — это не то, что после реализации продукции остается на зарплату. Зарплата входит в стоимость продукции в виде части ее себестоимости.
Владелец частного предприятия, получая прибыль, не выплачивает из нее зарплату хоть чернорабочему, хоть директору, зарплаты входят в себестоимость товара.
Директор государственного предприятия не берет зарплату из прибыли, его зарплата также входит в себестоимость товара. Разница между частным и государственным предприятием только в том, что в одном случае прибыль уходит в карман капиталисту, в другом — в карман государства.
Да, при Сталине главным показателем было снижение себестоимости продукции. С какой целью? С целью получения прибыли, разумеется. Государству нужны были средства для содержания непроизводственной сферы, обороны.
Но когда этот показатель сделали не главным, перестали жестко контролировать, то директора стали себестоимость повышать, уменьшая прибыль. Государственный карман стал пустеть.
Понимаете, когда экономизды, рассуждая о заинтересованности руководителей предприятий в прибыли в разрезе реформы Косыгина-Либермана, они путают синее с кислым. В какой прибыли? В себестоимости! В ее росте!
Если бы Гасилов был заинтересован в прибыли, то он сам комсомольца Столетова на лесосеке гонял до седьмого пота. Но Гасилову совсем не прибыль была нужна, а себестоимость, зарплата.
В этом смысл пропагандистской компании с «И это всё о нем» и «Премией» — попытка через идейных комсомольцев воздействовать на руководителей-хозяйственников ради получения прибыли. Представление, что реформа Косыгина-Либермана привела к тому, что директоров перестало интересовать снижение себестоимости, они погнались за прибылью — дикий невежественный бред. Снижение себестоимости интересовать, конечно, их перестало, их стало интересовать ее повышение, но прибыль их вообще перестала интересовать. Поэтому начался полный дурдом — директора массово стали биться за снижение плановых заданий, стремиться выпустить как можно меньше продукции. И при Сталине такие намерения у некоторых руководителей были, но тогда они получали по рукам от всей души. Одно из обвинений расстрелянному руководителю Госплана Вознесенскому как раз и было в этом.
Но при Сталине предприятия имели возможность получать прибыль, поэтому государство справлялось с такими директорами. А вот при Брежневе — уже ничего сделать не могло, кроме как показывая комсомольцам глупое кино. В экономике прошли какие-то процессы, которые привели к катастрофическому снижению ее прибыльности. А называется это, вообще-то, началом процесса банкротства.
Я понимаю, что непривычно звучат мои слова о прибыли. Мы же с вами привыкли, что советские предприятия получали прибыль, из этой прибыли строили дома и даже больницы для своих рабочих. Только дело в том, что Сталин и Молотов неоднократно говорили — называть прибылью это для социалистического предприятия неправильно. Они предлагали термин — доход. Фактически, это не прибыль, а разница между установленной плановым заданием в виде плановой стоимости продукции для поставок государству, которая рассчитывалась из запланированной себестоимости и, если так можно ее назвать, сэкономленной себестоимости. Т. е., разница между плановой и реальной себестоимостью, и эта разница, частично оставаясь в распоряжении коллектива предприятия, переводилась в фонды оплаты труда и на содержание социальной сферы. А частично уходила государству, составляя часть прибыли. Т. е., она, фактически оставалась частью той же себестоимости. А уже прибыль получало само государство, продавая продукцию предприятий населению. Прибыль — это основа прибавочной стоимости, ее превращенная форма. Прибавочную стоимость может получить только владелец предприятия, а коллективы государственных предприятий, даже социалистических, владельцами не были, владельцем выступало государство. Колхозы — там другая ситуация. У них вообще не было прибавочной стоимости, потому что средства, полученные за реализацию продукции и сама продукция, за исключением оплаты налога в виде госпоставок, и то за деньги, оставались у коллектива.
Как это не понимают экономизды — я не знаю. Вроде это азбука экономики.
А теперь — как государство получает прибыль? Очень просто. Берет у принадлежащих ему предприятий товар, продаёт его населению, из полученной суммы возвращает предприятию себестоимость, остаток — прибыль. И никак иначе. Государству некому продавать товар, кроме как населению. Продажа товара — это передача его другому собственнику. Государство не может получать прибыль, передавая товары между предприятиями, находящимися в его собственности, только продавая товар другому собственнику. Личная собственность граждан не является государственной, поэтому только за счет перехода товара из государственной собственности в личную само государство может иметь прибыль. В СССР времен Сталина — еще за счет продажи товаров колхозам, колхозная собственность не была государственной.
В этом коренное отличие социалистической экономики от капиталистической. У капиталистов предприятия получали прибыль, уже до того, как товар ушел населению, торгуя между собой. И продавая товары государству, если покупателем выступало государство, если оно давало предприятию госзаказ. Поэтому во время Великой Отечественной войны немецкие оборонные предприятия, имея в своем распоряжении более лучший инженерно-технический состав, чем в СССР, вдруг стали неспособны конкурировать с советской оборонной промышленностью в плане увеличения выпуска вооружения.
Немецкие промышленники продавали же танки государству, Рейху, получая прибыль. А советские танковые заводы были в собственности государства, оно не могло само себе продавать танки. Производство танков советскому государству не приносило прибыли (если, разумеется, танки не экспортировались), государство, напротив, тратило на производство танков прибыль, полученную из продажи товаров населению. Даже если в войну выпуск товаров для населения был уменьшен, прибыль тоже уменьшилась, то государство брало средства из фонда государственных накопления, который за счет той же прибыли от продажи товаров населению формировался, занимало деньги у населения, получало их от населения в виде помощи, пожертвований.
Поэтому продукция оборонной промышленности всю войну становилась всё более дешевой и дешевой, ее себестоимость падала и падала. А немецкая промышленность постоянно повышала стоимость своей продукции. Продать дороже и получить больше прибыли. Конечно, можно было повысить прибыль, выпуская и продавая не один танк «Пантера», а два, увеличив объемы производства. Но основные издержки при производстве танка включают в себя стоимость металла и двигателя, так зачем идти по пути увеличения вала, если он очень сильно увеличивал издержки и незначительно — прибыль? Можно же к танку присобачить кондиционер с климат-контролем и магнитофон, за счет этих совершенно не нужных в бою прибамбасов задрать стоимость машины и загнать его Рейху по бешенной цене.
И мы подошли к фонду государственных накоплений, который формируется из прибыли, полученной от продажи населению (а в СССР — и колхозам) товаров государственных предприятий.
Как нормальное социалистическое государство распоряжается этим фондом? Разумеется, оно его тратит на увеличение производства товаров для населения, чтобы получить еще больше прибыли. А из полученной прибыли снова увеличить производство товаров для населения. Так уже сама прибыль является средством увеличения выпуска продукции для продажи населению. Понимаете, уходит из экономики частный собственник и вместе с ним уходит прибыль, как самоцель. Уже само по себе исчезновение из экономики частного собственника включает основной экономический закон при социализме, сформулированный Сталиным.
Открываем материалы 22-го съезда КПСС и в них читаем, что за семилетку в стране было построено примерно столько же предприятий, сколько за весь период сталинской индустриализации. А откуда деньги на них взялись? Разумеется, не из шизофреничного «второго контура», а из государственных накоплений. Представляете объем государственных накоплений, получаемый в условиях сталинской экономики? Мне даже страшно его представить. Понимаете, почему Сталин говорил о близком построении коммунизма в СССР? Если бы эти средства были вложены в производство продукции для населения, а потом вложенные средства снова дали бы еще больший объем государственных накоплений и снова — по кругу…
Но хрущевская партия распорядилась ими совершенно по другому. Начали строить материально-техническую базу коммунизма, проводить вторую индустриализацию, если так можно выразиться. И это еще не было бы бедой. Новые предприятия могли в перспективе дать продукцию населению, но индустриализацию проводить начали так, что резко сократили выпуск товаров для народа, резко же сократили сферу услуг населению, а среди построенных новых предприятий резко возросла доля производящих не товары народного потребления, а средства производства. Но средства производства население не покупало, их государству некому было продать (только на экспорт, но внешние рынки для продукции СССР были еще малодоступны), т. е. хрущевская семилетка привела к тому, что в течение очень короткого времени экономика СССР получила груз на ногах в виде большого числа предприятий, не приносящих государству прибыли.
Как можно было не заметить нашим историкам и экономистам, что темпы роста производства средств производства превышали темпы роста производства товаров народного потребления до войны на 4%, директивами 19-го съезда это превышение было установлено в 2%, а во время хрущевской семилетки — 20%?!
И это еще не всё. В СССР не было ни одного человека, кроме профессиональных уголовников и бомжей, которые не участвовали бы в производстве так или иначе, напрямую или опосредовано. Сам рабочий у станка делал напильники, врач ему «делал» здоровье, чтобы он мог делать напильники, учитель учил его делать эти напильники, милиционер охранял его жизнь, чтобы по дороге на работу рабочего не убили уголовники и он мог делать напильники, военный охранял страну, чтобы не пришли фашисты и не разбомбили фабрику, на которой рабочий делал напильники, певец-танцор развлекал рабочего, улучшая ему настроение, с хорошим настроением веселее делать напильники. Даже дети — уже тем, что учились встать на смену родителям, учились делать эти напильники еще не придя на завод, уже участвовали в производстве. Даже пенсионеры, одним своим фактом достойной, обеспеченной старости помогали рабочему делать напильники, создавая ему душевный комфорт, уверенность в завтрашнем дне.
И вся стоимость произведенного напильника дробилась на зарплаты, пособия, пенсии для всего населения страны, чтобы оно могло купить этот напильник. Если сумма денежной массы, выданной в форме зарплат и пособий населению, будет соответствовать стоимости в деньгах напильника, то это будет соответствие денежной массы товарной массе. Заветная мечта любого экономиста, следящего за формированием бюджета. Никакого тебе дефицита бюджета, всё тютелька в тютельку.
Но если у вас крутится одна и та же денежная масса в виде зарплат в размере стоимости напильника, то куда вы денете второй напильник, если захотите расширить производство и увеличить выпуск напильников? У населения на второй напильник денег же не будет.
Капиталист в этом случае идет искать новые рынки, то население, которое у него сможет купить второй напильник. В итоге — мировая война, всеобщий передел рынков.
Но этот путь для СССР Сталина не подходил. И вот на 22-м съезде Никита Сергеевич заявляет, что они покончили со сталинским маразмом в виде превышения роста доходов населения над темпами роста выпуска продукции. Объявил, что этот сталинский принцип ведет к консервированию карточной системы. Т. е., из слов Никиты следовало, что у населения на руках оказывалось такая масса денег, которую невозможно было обеспечить товарной массой. Но почему тогда карточки уже в 1947 году были отменены, через два года после войны, а при Никите в торговле стали вводить нормированный отпуск товара, фактически, те же карточки, только виртуальные, если можно так выразиться.
Т. е., при Сталине населению выплачивались зарплаты чуть выше стоимости товарной массы, у людей на руках оставались лишние деньги, и эти лишние деньги формировали постоянно расширяющийся внутренний рынок, поэтому предприятиям, увеличивающим выпуск продукции, не грозило затоваривание, государство всю продукцию у них принимало, всю продавало и требовало — еще и еще давай! И магазины были завалены самой разнообразной номенклатурой товаров народного потребления.
Это почти анекдот, во времена моего детства родители и старики часто рассказывали, что продавца нашего сельского магазина несколько раз народ бить собирался, то сыр с плесенью он продавал, то воробьев. Люди просто были незнакомы с французскими сортами сыра и перепелами, в диковинку было. А ведь это всё в СССР производилось
Вынужден извиниться перед читателями, в книге о Берии и в этой серии постов о реформе «Косыгина-Либермана» мною была допущена неточность, из-за которой некоторые стали обвинять меня в ложных выводах. Неточность была замечена, но обвинители дальше не пошли, сосредоточились на этой неточности. Вот такой комментарий:
«В плане развития народного хозяйства на 20 лет (генеральная перспектива) намечается значительное сближение темпов развития производства средств производства и производства предметов потребления. Если в 1929–1940 гг. в промышленности среднегодовые темпы прироста производства средств производства были выше темпов прироста производства предметов потребления почти на 70 проц., то в 1961–1980 гг. превышение составит примерно 20 процентов.» Хрущев
21,1% среднегодовой темп роста группы А за 1928–1940 гг.
12,6% среднегодовой темп роста группы Б за 1928–1940 гг.
У Вас другие цифры? Нет, значит вы лжете.
(12,6%/21,1%)=(100%/Х)
Х=167%, или среднегодовой темп роста группы A за 1928–1940 гг. > среднегодового темпа роста группы Б за 1928–1940 гг. на =167%–100%=67%
10,1% планируемый среднегодовой темп роста группы А за 1960–1980 гг.
8,4% планируемый среднегодовой темп роста группы Б за 1960–1980 гг.
У Вас другие цифры? Нет, значит вы лжете.
(8,4%/10,1%)=(100%/Х)
Х=120%, или среднегодовой темп роста группы A за 1960–1980 гг. > среднегодового темпа роста группы Б за 1960–1980 гг. на =120%–100%=20%
Итого, эти ваши утверждения:
— «Как можно было не заметить нашим историкам и экономистам, что темпы роста производства средств производства превышали темпы роста производства товаров народного потребления до войны на 4%, директивами 19-го съезда это превышение было установлено в 2%, а во время хрущевской семилетки — 20%?!»,
— «Установить повышение уровня промышленного производства за пятилетие, примерно, на 70 процентов при среднегодовом темпе роста всей валовой продукции промышленности, примерно, 12 процентов. Определить темп роста производства средств производства (группы „А“) в размере 13 процентов и производства предметов потребления (группы „Б“) 11 процентов.»
Заметили, что изменилось? Темпы роста производства средств производства по сравнению с темпами роста производства предметов потребления снизились с 70% до 2%!
Кто-нибудь, кроме Балаева, вам говорил об этом настоящем революционном решении 19-го съезда КПСС? Да никто почему-то на это даже внимания не обратил.
ЯВЛЯЮТСЯ ЛОЖНЫМИ.
Вы или намеренно упоролись и лжете, не желая переделывать свои книги и статьи, построив свои выводы на ложных фактах, или вы не можете в арифметику, товарищ артиллерист. Первое НАМНОГО хуже.
Арифметика, так арифметика. Поехали. Арифметическая ошибка, точнее, сравнение не тех цифр, у меня в этом месте:
«Как можно было не заметить нашим историкам и экономистам, что темпы роста производства средств производства превышали темпы роста производства товаров народного потребления до войны на 4%, директивами 19-го съезда это превышение было установлено в 2%, а во время хрущевской семилетки — 20%?!»
Если исправить «арифметическую» ошибку, то получится так:
«Как можно было не заметить нашим историкам и экономистам, что темпы роста производства средств производства превышали темпы роста производства товаров народного потребления до войны на 36% (среднегодовой прирост 15,7% — группа А, 11,5% — группа Б — директивы 18-го съезда), директивами 19-го съезда это превышение установлено в 18% (среднегодовой прирост 13% группа А, 11% группа Б), а во время хрущевской семилетки — 27% (9,3% — группа А, 7,3% — группа Б).»
Смысл остается прежним? Видно, что Хрущев стал гнать вперед группу А (даже не до 20%, а до 27%)?
И это еще не всё. Во время семилетки было принято решение, которое с товарами народного потребления ситуацию сделало катастрофической. Если в предвоенные пятилетки отставание группы Б от группы А компенсировалось выпуском товаров потребления многочисленными артелями и кустарями-одиночками, которые не учитывались, за исключением крупных артелей, в планах на пятилетку, то во время семилетки они были ликвидированы (крупные — захвачены государством).
И запланированное Хрущевым опережение темпов роста группа А по сравнению с группой Б на 1960–1980 годы — это был верный путь к быстрой катастрофе. Эту катастрофу остановили «косыгинскими реформами», сократив решением 23-го съезда разрыв между группами А и Б до 13%, даже ниже, чем на 19-м съезде, а на 24-м съезде было принято совсем необычное для социалистической экономики решение, если точнее, обычное для капиталистической экономики — темпы роста группы А стали отставать от темпов роста группы Б. Это время после хрущевского «волюнтаризма» советские люди и запомнили как «золотой век СССР». Но потом брежневско-косыгинские реформы сказались, потом и начался застой, да еще и закупки оборудования для промышленности за рубежом. Но это я забегаю вперед.
Так что моему критику спасибо за замеченную ошибку, но насчет неверных выводов он поторопился.
Ну, и дополню комментарием моего критика (искреннее ему спасибо) к этой части статьи:
2019-09-07 20:08
Продублирую себя:
„9,7% среднегодовой рост 1954–1965 всей промышленности
А — 11%
Б — 7,5%
А>Б на 47%
А — 10,5% (59–61)
Б — 7% (59–61)
А>Б на 50%
15% среднегодовой рост (49–54) всей промышленности, в том числе:
А — 15,8%
Б — 13,3%
А>Б на 18,8%
8,4% среднегодовой рост (61–65) всей промышленности, в том числе:
А — 9,5%
Б — 6,15%
А>Б на 54%
Подсчитал из http://istmat.info/files/uploads/26603/narhoz_sssr_1965_promyshlennost.pdf стр 122, 1 таблица“
„…а во время хрущевской семилетки — 27% (9,3% — группа А, 7,3% — группа Б)“.
если брать директивные показатели, то планировали превышение на 20%, фактически оно составило больше 50%.»
Вот так вот. Как видите, дело обстояло в реальности еще страшнее. В продолжении я объясню, почему так получилось у той «советской» власти, почему Хрущеву понадобилось лгать про сближение групп А и Б, и что стало с «советской» статистикой.
Разобрались с группами А и Б, вернемся к превышению доходов населения над экономическим ростом.
Когда у населения есть лишние деньги — это еще не всё для увеличения производства товаров для него. Этого мало. Эти лишние деньги еще до того, как население покупало на них товары, должны уйти тем, кто товары произведет. Называется это кредитованием промышленности. Экономика она экономика хоть при капитализме, хоть при социализме. Частного собственника при социализме нет, но остальное в экономике не становится навроде сказочного королевства, в котором жила Золушка с ее тетушкой-феей. Это в сказке фея волшебной палочкой помахала — из тыквы карета, а из лаптей хрустальные туфельки. Да еще в головах «многоконтурников», таких, как блогер Алексей Кунгуров, на бумажке написали два слова: «миллион рупий» — и можно на этот миллион строить завод. Ага, тупые капиталисты берут для увеличения производства кредиты в банках, а Сталин вона какую систему придумал! Только на хрена тогда в СССР нужен был банк, он хоть и один был, государственный, но был, если Сталин с Молотовым могли за день на двоих написать на паре сотен бумажек — «миллион рублей»?
Кунгуров, кажется, не в курсе, что промышленность СССР тоже кредитовалась. И не Сталиным с помощью волшебных бумажек, а правительством СССР из средств государственного банка СССР. А деньги государственный банк брал, в том числе, у населения в виде вкладов. Вот те деньги, которые люди не проедали и не тратили на свои насущные ежедневные нужды, а откладывали в кубышку для нужд отложенных, подкапливали на черный день, на образование и свадьбы детям, на покупку товаров, которые стоили больше размеров зарплаты.
К слову, существует такое мнение экономиздов, что дефицит при Брежневе был вызван тем, что у населения было много лишних денег. И рецепт эти экономисты покойному Брежневу дают — надо было цены на товары привести в соответствие с денежной массой на руках и вкладах населения. Чтобы этому скотскому народу не хватало «деревянных» на то, чтобы, создавая очереди, расхватывать товары в магазинах. Есть такой профессор Лопатников, Герцен нашего времени, только, в отличие от Герцена, его не сослали за бугор, он сам туда зарабатывать зеленые уехал, но за Россию он даже больше Герцена переживает. Так этот профессор, заслуживший кличку Лопата, очень сильно переживает, что Брежнев не додумался цены поднять. Т. е., он хотел бы, чтобы советский народ остался без лишних денег, без накоплений, а всё тратил в магазинах на колбасу и штаны. Вроде во всех советских вузах экономику преподавали, а у меня она была еще одним из базовых предметов, мы госэкзамен по ней сдавали, но мимо Лопаты экономика просвистела, его голову не задев. Мы в институте еще студентами преподавателя изводили вопросом: «А советский дефицит не может ли служить средством не дать народу всю зарплату потратить на покупки и концентрировать эту неистраченную часть в банке для кредитования промышленности?» Преподаватели, потупив глаза, с нами вынуждены были соглашаться. А как им было не соглашаться, если они сами нам говорили о незыблемом экономическом постулате «социализма» — соответствии денежных и товарных масс, внушая, что капиталисты это не соблюдают, у них бардак, поэтому инфляция. А мы дальше издевались над преподавателем — если у вас денежная масса равна товарной, то откуда дефицит? Потому что цены низкие на товары, правительство дотирует жизненно необходимые для людей товары? А где деньги оно берет на дотации? За счет высоких цен на предметы роскоши? А почему тогда и предметов роскоши — автомобилей-ковров-хрусталев, не хватает и за ними очереди и давка? Нам преподаватели ничего вразумительного ответить не могли. А мы в конце 80-х им уже в открытую говорили — дохлая экономика в стране, она элементарно не может удовлетворить товарный спрос, всё ваше соответствие денежных и товарных масс — дурилка, нет у нас никакого соответствия, у нас производительность труда упала ниже помойки, у нас такая экономика, которой никакой кредит не поможет, ей хоть какой кредит давай — она выпуск товаров увеличить не в состоянии. Или выпустит такой, который люди, даже водки для храбрости выпив, не купят.
Да и не только дефицит. Пусть у людей на куриные окорочка денег хватать не будет, но они что-то себе на черный день отложат. Без накоплений люди себя чувствуют не намного лучше, чем от недоедания. Жить без накоплений страшно людям. Если денег нет на накопления, выход остается один — кредит. За счет этого частные банки и жируют. Только кредит, заменяя накопления, неизбежно вгоняет людей во всё большую и большую бедность, в результате покупательская способность населения падает и падает до кризиса перепроизводства.
По мысли таких, как Лопата, Брежнев должен был накопления заменить кредитом. Мои ровесники должны помнить, что еще при Брежневе кое-какая информация о жизни у проклятых империалистов к нам просачивалась, фильтруемая, разумеется, информация. И советские студенты завидовали студентам из капстран. Тем хорошо было, закончил колледж или университет, на работу устроился, сразу взял кредит на дом, машину, мебель — всё у тебя сразу есть, живи и радуйся, понемногу выплачивай. А у нас — закончишь свой институт, если родители небогатые, пока на всё накопишь — уже и пенсия пришла.
Кредит советские люди могли взять. На холодильник или телевизор, на мечту советского народа — «стенку», в очень ограниченном размере.
Но даже в ситуации, когда дурацкий принцип соответствия доходов населения росту экономики привел к тому, что экономика затормозилась и рост товарной массы стал отставать от доходов, людям не на что стало тратить деньги, лозунг «Храните деньги в сберегательной кассе» был актуальным. И не всегда добровольно люди несли деньги в сберкассу. В конце 80-х на некоторых предприятиях стали прямо навязывать выдачу зарплаты не наличными, а на сберкнижку. А на селе заготконтора перечисляла деньги за принятые у населения скот и молоко на моей памяти всегда на сберкнижки, наличкой никогда не рассчитывалась.
А теперь представьте дореволюционного рабочего или крестьянина России, хранящего сбережения в банке? Представили? Получилось?
Ну вот Советская власть приняла пятилетний план, в котором было заложено превышение доходов людей над экономическим ростом, эти лишние деньги пошли в зарплаты, из них должна была кредитоваться промышленность для увеличения выпуска товаров с целью дальнейшего покрытия этой денежной массы, а денег на кредитование промышленности в государственном банке… не появилось. Догадались — почему они не появились в банке?
И что в такой ситуации нужно было делать правительству? Включать печатный станок и за счет станка кредитовать промышленность? Так и так уже денег печатали больше товарной массы, выдавали их в зарплаты в расчете, что они уйдут в сбережения, а из этих сбережений можно кредитовать увеличение выпуска товаров. Только советский крестьянин и рабочий не привыкли хранить сбережения в банке, если она не стеклянная трехлитровая. А из стеклянной трехлитровой банки в кладовке у крестьянина кредит заводу не выдашь.
Вот тогда и решили — облигации государственного займа. Добровольно-принудительное изъятие у населения (и у колхозов тоже. Там тоже были в руководстве такие же крестьяне и колхозную кубышку держать предпочитали в сейфе, стоящем в правлении) тех денег, которые оно не хотело относить в сберкассу на хранение. Фактически, облигации были аналогом банковских вкладов. А вы думали, что государство этими облигациями отнимало у населения деньги?..
И государство по этим облигациям, как по нормальным банковским вкладам, не только выплачивало проценты, но даже сделало их аналогом лотереи, стремясь заинтересовать население в их приобретении. Причем, выпуск облигаций и выплаты процентов по ним не прекращались даже во время войны. Да-да, Сталин придумал систему, при которой наличные деньги государству вообще не нужны были, но во время войны на танки и самолеты занимал деньги у населения. Зачем тогда он такую систему придумывал, господа «многоконтурники»?
И конечно, эти облигации рабочие и крестьяне покупали исключительно потому, что в случае отказа их могли в подвале НКВД расстрелять. Как иначе, если советский народ состоял сплошь из неграмотных идиотов, которые не знали арифметики?
Сегодня при банковской ставке по вкладам в 7%, а при инфляции в 10% люди понимают, что хранить дома сбережения в наличном виде означает, что ты теряешь каждый год 10% своих сбережений, а если в банке — только 3%, да еще банкиры, выдавая кредиты под 12%, 2% кладут в свой карман, но что-то не видно, как полиция, угрожая гражданам табельным оружием, заставляет их нести деньги в банки. Граждане сами несут, добровольно. Арифметику же граждане знают.
А когда государство предлагало отдать ему деньги под 3%, а инфляции не только не было, до войны и после войны цены даже снижались, да еще разыгрывало твой вклад, эти облигации, как лотерею и ты мог, при везении, даже автомобиль выиграть («Место встречи изменить нельзя» помните?), то добровольно никто не желал покупать облигации государственного займа, только под страхом расстрела. Никак иначе. Арифметику же советские люди не знали.
После 1957 года некоторые граждане так и говорили — заставляли покупать. Мой двоюродный брат Вовка Гаврик нашел где-то в их доме толстую пачку этих облигаций, когда мы с ним играли, стал спрашивать у матери, что это за красивые бумажки. Тетя Люба, сестра моего отца, старше отца на 12 лет, ответила, что их заставляли покупать эти облигации, а теперь их можно в печку выбросить. Муж тетки Любы, дядька Васька Гаврик, смеялся:
— Это тебя-то кто-то мог что-то заставить? Вы же, бабы, сами их хватали, как полоумные, разбогатеть хотели, а Хрущев вам дулю потом скрутил!
Это же элементарная психология. Кто признается, что выбросил на ветер кучу денег сам, а не под дулом свирепого НКВДэшника?
Конечно, тетя Люба не была полоумной, она только, как и другие граждане СССР, не ждала, что «власть переменится», что те, кто продолжал называть себя Советской властью, так нагло кинут народ.
В 1957 году, сразу, как хрущевский ЦК расправился с «антипартийной группой», по всей стране прошли митинги трудящихся, на которых трудящиеся выражали горячее стремление быть кинутыми на серьезные деньги, т. е., сами просили партию и правительство «простить» им облигации, не выплачивать по ним проценты, а на эти деньги построить коммунизм.
Правительство откликнулось на просьбы трудящихся и их с радостью на деньги кинуло. Вообще-то, отказ правительства от обслуживания долга (облигации — займ денег у населения) — это объявление дефолта. Ну да, правительство не само отказалось, а трудящиеся его об этом горячо просили…
А дефолт свидетельствует только об одном — об исчезновении у государства денег. Куда деньги у того «советского» правительства делись? А нужно открыть речь Ляксея Косыгина на 22-м съезде и прочитать, что этот «противник» дорогого Никиты Сергеевича в ней наговорил. Косыгин начал с того, что «культ личности» Сталина принес народу бедствия и страдания, потом перешел к «антипартийной группе» и назвал Молотова и Маленкова бюрократами и ретроградами, не понимающими прогресса и душащими живую творческую мысль. А что за мысль такая была у Косыгина — живая и творческая? Во всем его докладе съезду только одна. Товарищ Ляксей похвастался, что когда им перестали мешать бюрократы и ретрограды, они за время, прошедшее после их устранения, в капитальные вложения вбухали столько же средств, сколько за весь период Советской власти до 1956 года. Да еще хвастался, что американцы не верили в возможность освоения таких средств за такой короткий промежуток времени. Освоили. На все деньги, что были, освоили. Так эффективно освоили, что сначала крякнули надежды советских граждан разбогатеть на облигациях, цены снижаться перестали, а потом их подняли по ряду товаров народного потребления до 30%, одновременно уронив вниз зарплаты рабочим, снизив расценки.
Поделиться книгой: