Человьи

Щебетали птички.

А внутри стеклянной витрины в немом крике искажалось лицо беснующегося старика.

И был у этого старика один глаз.

Глава 6. Не при чём

Воздух пах озоном. В оставшихся лужах отражалось небо с облаками. Между лужами шёл «чёрный котелок», вонзая свою трость в высь под ногами.

Когда он миновал человейник, оттуда выбежал мужчина с голым торсом и прокричал:

— Постойте! Вы мне нужны! Пожалуйста!

«Чёрный котелок» остановился. Обернувшись, он стал наблюдать за подбегающим к нему человьём. Маленькая плешивая голова с тонкой шеей казалась несуразной на мускулистом теле мужчины и напоминала издалека пу́цку воздушного шарика. Впечатление усиливал круговой рубец на шее. Казалось, что ниточка оборвалась, и человьиный воздушный шарик теперь несёт ветром по тротуару.

Между тем, как бы не казался мужчина странным, «чёрный котелок» не выказывал ни удивления, ни заинтересованности.

Подбежав же к представителю власти, человей-шарик поклонился, и что-то негромко сказал; седые волосы при поклоне обнажили на «пуцке» макушку, и теперь свисали возле оттопыренного уха редкой паклей. «Шарик» протянул папку с бумагами, и, пока «чёрный котелок» знакомился с ними и сканировал их эмблемой на подлинность, стал переминаться с ноги на ногу.

Вот он заметил переползающего дорожку дождевого червяка и, не отрываясь, вперил в него взгляд. Будто почувствовав это, червяк уменьшился в размерах и, став похожим на упавшую с дерева веточку, замер.

Наконец, «чёрный котелок» вернул документы.

— Могу вас только поздравить. Вы меня остановили только за этим?

«Шарик» икнул и, поникнув плечами, еле слышно что-то прошептал.

Его услышали.

— Зачем вам это? Взяли слишком большой разбег? И не можете остановиться?

И хотя эти вопросы задались ровным монотонным голосом, пенсионер — а мужчина с голым торсом был именно он — почувствовал в них насмешку. Он заморгал единственным глазом и побагровел: сначала румянец выступил на его щека́х, а затем стали пунцовыми шрамы на плечах и шее. Особенно выделялся рубец на шее, став похожим на странгуляционную борозду висельника.

— Всё не так… моя жена мне… как мужчине… в общем, она не… — пенсионер наклонился к уху «чёрного котелка» и снова что-то прошептал.

— Даже так? — это было невероятно, но брови под чёрным котелком приподнялись.

— Да. Она сказала, что принадлежит этому телу, но только если всему. И не может…

— Или не хочет? Но вы вправе потребовать. Она — теперь ваша собственность!

Рубцы пенсионера стали ещё отчётливей. Он опять зашептал. А затем, указав на свою голову и пожав плечами, уже в голос проговорил:

— Мне нужна она, понимаете? Вы… вы же меня можете понять?!

Червяк под ногами продолжил движение, а «чёрный котелок» снова сделал невозможное: усмехнулся.

— Ваше желание мне понятно. Вы добрались до вершины мира, но по-прежнему лишены обычных плотских удовольствий — по взаимному согласию. Так?

Мужчина виновато развёл руками.

— Но это же чистейшей воды анахронизм!

Эмблема на котелке заблестела, заставив пенсионера на время зажмуриться.

— Хорошо. Допустим. То есть, вы, руководствуясь своей неприспособленностью к собственным правам, хотите отобрать у торговца последнее, что у него осталось? Его голову?

— Не отобрать. А поменяться… формами.

В повисшей тишине стало слышно жужжание эмблемы. Прозондировав пенсионера, «чёрный котелок» предложил ему жестом пройтись.

— Что же. Это возможно. Технологии Центра позволяют это сделать. Но есть несколько «но». Во-первых. Хотя обмен сознаниями опробован уже давно, всегда остаётся риск, что что-то пойдёт не так. Вы понимаете, о чём я?

Пенсионер кивнул.

«Чёрный котелок», заложив руки за спину, продолжал:

— Полпроцента. Половина процента — это вероятность брака. Статистика неплохая, правда?

Пенсионер сглотнул ком в горле и снова кивнул.

— Права же на реинкарнацию у вас нет. И никогда не будет. Только родившиеся в Центре могут получить такое право. Если дослужатся до определённого статуса. А потому: риск. Это первое. Теперь второе.

Они остановились.

— Какой резон торговцу?

Пенсионер лишь растерянно тряхнул паклей на «пу́цке».

Эмблема снова зажужжала.

— Пожалуй, на этот вопрос смогу ответить и я сам. — «Чёрный котелок» хрустнул за спиной пальцами. — Допустим, ему можно предложить год за два. И при благоприятном стечении обстоятельств он сможет выйти на пенсию лет этак через пятнадцать. От такого отказаться будет сложно. Не так ли?

Пенсионер кивнул.

— Да. От такого он вряд ли откажется. Ведь через пятнадцать лет он уже сможет получить новые социальные конечности. Всё по заслугам. Ну, а Центру — это дополнительное прославление добродетели. Поэтому, принято.

От нового хруста пальцев у пенсионера по телу прокатились мурашки. Эмблема на котелке тут же засветилась.

— Ваша парестезия излишня. Ведь пока что всё складывается в пользу вашего желания. — «Чёрный котелок» снова усмехнулся. — Остаётся лишь одно. Приобретая добро одно, нужно пожертвовать другим. Вы понимаете, о чём я?

Пенсионер вдруг улыбнулся, наступил на дождевого червяка, размазал его по асфальту и, придвинув «пуцку» ближе к котелку, зашевелил искусанными в кровь губами.

— Даже так?

На этот раз в монотонном вопросе пенсионер не расслышал никакой насмешки. Он закивал головой и уверенно добавил:

— Да. Это её собственное желание.

Затем он, будто не при чём, развёл руки в стороны.

Где-то вдалеке прогремел гром.

Глава 7. Я найду тебя

Обмен сознаниями происходил прилюдно. Это освещали все средства массовой информации.

О дополнительных преференциях для двух доноров должны были узнать даже на самых отдалённых уровнях. Ведь впервые такие высокие технологии применялись к родившимся не в Центре.

К сожалению для прославленного экспоната статистика в полпроцента оказалась не в его пользу. Что-то пошло не так.

К счастью для него этот брак оказался не совсем критичным. Всего-то: потеря голоса! Сознанию, успешно помещённому в чужую форму, приходилось мириться и не с этим! Да и, как справедливо отмечала общественность, немота — это ведь не самые страшные издержки. Получаемого-то намного больше: как никак, путь к социальным конечностям уменьшился ровно вполовину!

В отличие от общественности, экспонат такого оптимизма не разделял. Уж как он бесновался внутри стеклянного ящика! Это, в свою очередь, привлекало к нему дополнительное внимание. Буйство головы приходилось по вкусу народу. А потому толпа кривляк, зевак и физиогномистов росла с каждым днём. Всем было интересно наблюдать за стеклом — особенно тогда, когда там происходило настоящее сумасшествие.

Дошло даже до того, что какой-то ушлый бизнесмен выкупил шефство над экспонатом. И теперь специально обученные человьи вытирали ему пот, давили прыщи, втирали дорогие крема, брили его, чистили зубы и уши, делали ему модные причёски. Стекло в его небольшом доме теперь всегда блестело, воздух внутри — благоухал; рядом с ним теперь играла приятная музыка, а на всех дорожках к его дому — стояли специальные турникеты с монетоприёмниками.

Иногда печать бесноватости исчезала с лица экспоната. И появлялась печать отрешённости. На такие изменения народ реагировал незамедлительно — человьи крутили носом, и поток посетителей уменьшался. Тогда специально обученный человей с приборами посещал стеклянный дом, и всё возвращалось на круги своя — одноглазый экспонат снова бесновался, а турникеты снова работали без остановки.

«Лишь бы до пенсии дожил», — думал бизнесмен, подсчитывая барыши на пятнадцать лет вперёд.

* * *

Как-то раз к экспонату на площади пришёл дородный человей с татуировкой колибри на щеке. Во рту у него торчала зубочистка.

И вот они встретились взглядами.

Единственный глаз экспоната налился кровью, выбеленное кремами лицо исказилось, дёрнувшись на питательных трубках, рот раскрылся в немом крике, а искусанные губы побелели.

Человей по ту сторону стекла кивнул экспонату и, круто развернувшись, зашагал к выходу.

Когда он уже подходил к турникету, позади него что-то громко зашипело. Закричала какая-то женщина. Забегали человьи, кто-то засвистел. Сразу несколько «чёрных котелков» быстрым шагом направились к экспонату.

Человей же с татуировкой на лице не оборачивался. Он шёл и шёл. Мимо него проходили люди со шрамами на шеях, так похожими на странгуляционные борозды висельников. Завидев в нём своего, они кивали ему, но он отводил от них свой пустой взгляд.

«Мёртвый город, — проносилось в его голове. — И я — будто тоже неживой».

Слёзы на его глазах всё наворачивались и наворачивались, пока вдруг не побежали крупными струйками по щека́м. Он смахнул их рукавом, уходя всё дальше и дальше от «Площади добродетели».

Остановившись в «Парке смирения» у дерева с поющей птичкой, человей сел на ближайшую лавочку и прикрыл глаза.

Ветер щекотал его ноздри запахом медовой липы, его слух ласкали трели маленькой пичужки, а лицо его делалось то злым, то радостным, а то невыносимо грустным.

Человей вспоминал.

Воспоминания переносили его от уровня к уровню. Вот он был на девятом. Потом он перешёл — вернее, его перевезли — сразу на седьмой. Там ещё несколько перемещений. И вот он уже в Центре. В обители добродетели.

Когда пресловутая добродетель в очередной раз коснулась перстом его сущности, мир снова перевернулся. Обмен сознаниями — тут либо пан, либо пропал! И что в итоге?

А в итоге он выиграл в лотерею и попал в крохотный процент брака.

Когда после обмена он открыл глаза и осмотрелся, то не мог поверить в случившееся. «Всё получилось?» — спросила его тогда жена. «Получилось», — ответил он ей и посмотрел на экспонат.

— На такое ты точно не рассчитывал, да? — беззвучно прошептал он губами голове за стеклом.

Та разинула рот и так же беззвучно прокричала…

А затем человей стал вспоминать самое тяжёлое.

Жена тащила его в постель. Но он вырвался из её объятий и задал один вопрос:

— Где наша дочь?

Её лицо тут же исказилось:

— Память отшибла, да? Хотя… это и неудивительно. Что ж, я тебе напомню.

Она стала расстёгивать блузку и рассказывать:

— Пришлось чем-то пожертвовать. Ты же понимаешь, о чём я? Притом, это было её личное желание — идти вслед за папочкой. Всё надеялась его быстрее вытащить оттуда. Такая же, как и он — самонадеянная эгоистка! Ну, теперь ей до самой пенсии на кочевых автоповозках кататься.

Наверное, в тот момент глаза торговца и выдали его. Оголившаяся по пояс жена побелела и заплетающимся языком сказала, что очень рада ему, что рассчитывала именно на это, и что они ещё нарожают себе кучу детишек…

Хруст её сломанной шеи торговец вспомнил с особым удовольствием.

В это время ещё одна птичка села на лавочку и словно поздоровалась с ним. Он достал из кармана печенье, размял его и протянул певунье. Птичка села ему на руку.

— Я найду тебя, доченька, — прошептал торговец.

Когда птичка склевала все крошки, он поднялся и медленным, но уверенным шагом, побрёл по дороге.

Эпилог. Развлечение

Рождённые в Центре элиточеловьи подсчитывали конечности.

— В этом месяце негусто. Триста семьдесят пять ног, двести шестьдесят рук, четыреста шестьдесят почек и сто двадцать лёгких. Правда, сердец у нас, как никогда — ради своих близких народ из глубинки идёт даже на это! Почти полсотни сердец!

— Да. Именно сердца могут сыграть решающую роль. Ещё несколько таких месяцев, и кого-то из нас наверняка повысят: на сверхуровень, или даже на два!

— Было бы здорово! К чёрту этот Центр!

И тут наступила ночь, и мир разворошило.

— О, Боже, что это?! — успел прохрипеть последний в живых элиточеловей.