Правильный выбор

Правильный выбор

Татьяна Ренсинк

Вступление

«Чем удивит нас матушка-Россия в новый век?» — спросил себя граф Александр Алексеевич Зорин, когда вышел в сад покурить трубку.

Был конец весны тысяча восемьсот четвёртого года, и не так давно родилась его вторая дочь. Ради этого случая он вновь прибыл на дачу в Гунгербург, бродил по саду, поглядывал на виднеющийся горизонт морского залива и удивлялся, что впервые за все годы вдруг задумался о том, что раньше мало тревожило: о смысле жизни, о судьбе своих детей и родной стороны.

Время от времени поглядывающая в окно молодая супруга не подозревала, что так погрузило мужа в угрюмость. А Александр Алексеевич продолжал углубляться в свои мысли, которыми часто стал делиться с близким другом: князем Николаем Сергеевичем Нагимовым. То он приезжал в его имение под Петербургом, то тот навещал его, но разговоры их только и велись, что о политике и как их детям будет нелегко, пока те резвились в своём счастливом детстве.

Россия того времени была взбудоражена войнами, происходящими дворцовыми переворотами, появляющимися разносторонними политическими идеями и возникающими тайными группами заговорщиков.

Более всего Александра Алексеевича волновало, что станет, если военные волнения Франции повлияют на его родину. Он понимал, что, так или иначе, влияние всё равно будет, но страх, что может начаться война, не покидал.

Устраивая каждодневные посиделки с другом, они по долгу беседовали и читали «Политический журнал», который выписывали из Москвы. Они боялись не только за войну, но и что власть будет угнетена, низкие сословия будут более защищены и получат больше прав. Переживая за столь усугубляющееся положение родины, они тайно выкупали и читали французские книги, которые были переведены заинтересованными тем же студентами. Те, в свою очередь, продавали их, как простые рукописи, отчего подобные издания смогли распространиться…

— Мне, право, очень беспокойно, если наш дорогой император не будет подобен нашему Павлу, — делился Николай Сергеевич, когда в очередной раз прочитал «Политический журнал». — Вы за зря беспокоитесь, мой дорогой друг, — махнул рукой Александр Алексеевич. — Он обязательно подавит этих беснующихся крестьян! Всё будет так, как должно быть, как угодно нам, как угодно самому Богу!

И всё бы было так, как надеялись на то некоторые, но государь Александр Павлович продолжал поражать многих, высказывая самые противоречивые взгляды и действуя абсолютно так же, как отец.

Так или иначе, кто бы ни был виноват в том, что император стал считаться неискренним человеком, но Александр Алексеевич Зорин был доволен тем, что при вступлении на престол император пригрозил строгостью законов и гарантировал борьбу против произвола… Очень надеялся он, что так и будет.

Сойдясь некогда на одном из придворных балов с советником императора, графом Михаилом Михайловичем Сперанским, Александр Алексеевич нашёл в нём своего единомышленника и друга, чем вызвал разногласие с другом, Николаем Сергеевичем Нагимовым, который считал Сперанского сторонником французских идей и был уверен, что тот повлияет на союз с императором Наполеоном. На этом дружба графа Зорина и князя Нагимова была закончена. Каждый пошёл своим путём и придерживался сугубо своих взглядов и целей, параллельно стараясь повлиять на воспитание и обучение своих детей…

1

Я весь в крови на бале беспощадном. И пылью круг закрыл весь белый свет. Но… не успел, всё пролетело мимо… ладно…. И пули-дуры пляшут, и поют свой бред.

Не смерти подлой час торжествовать, Не крови из души и вен истечься…. Не перестанет сердце танцевать — И бьёт душа кнутом, и никуда не деться…

Затихло… Тьма исчезла в бытие, И кружева в крови, и кудри гладит ветер, Лежать и смерти ждать здесь — не по мне. Глаза открыл, встаю… Мне жить на свете!

— Алексей Николаевич, — приближался молодой офицер к лежащему в гамаке сада молодому другу. Тот увлечённо нашёптывал себе стихотворные строки, но от зова товарища тут же поднялся: — Сашка! Ты ль это?! — А то!

Крепко обняв друг друга, друзья отправились в медленную прогулку среди цветущих яблонь. Внешне молодые люди были чем-то даже похожи: оба молоды, с мягкими чертами лица и чёрными, как смоль, волосами. У обоих военная выправка, вот только Алексей был на пол головы выше и с более длинными вьющимися волосами и отпущенными бакенбардами. Внутренний мир был тоже схож, но тяга к разному разделяла их порой…

— Слушай, возвращаюсь от нашей Мумии и думаю, надо всё-таки с тобой переговорить! Интересные у него речи, опыт богатый, и это в столь молодом возрасте! Ещё со времени плавания в Голландию восхищаюсь им. Он мой герой! — Нет, Сашка, не повторяйся. Хоть я и уважаю и его, и остальных наших товарищей, но я не изменю своего решения! — покачал головой ставший вдруг серьёзным Алексей и остановился. — Послушай, ну долго ещё будет такое продолжаться? — всплеснул руками друг. — Сашка, прекрати, — усмехнулся недовольно Алексей. — Ты на себя посмотри. Ты-то кто? Бездарь, которого смогли обучить, а он кинулся лясы точить. Трепаться каждый может.

— Лёшка, не суди, не судим и будешь, — выдал Сашка. — Ты по глупости своей можешь упустить шанс себя утвердить, раскрыть, показать всем, как надо жить! Зря ты ушёл. Я тебе уже столько рассказал, что мы теперь планируем, и ещё скажу. Иди с нами! — Я не раз просил тебя не ходить ко мне с подобными рассказами. Повторяю, клянусь, никто от меня ничего не узнает, но ты ко мне больше не ходи. Я вышел из общества и не вернусь, пока тот олух там. Да он же подражает всеми своими мыслями тому же Наполеону! Наполеону, о котором ты же, ты, кричал на каждом углу, что он твой первый враг! О себе заботятся такие, как он.

— Ах, я оскорбил князя, — кивал Сашка. — Я знаю, что ты человек чести, но подумай! Мало ли олухов. Мы их можем использовать. — Я на службе у Михаила Михайловича Сперанского. Я знаю его, как человека. Я знаю, что он пережил, и представляю, что ещё может быть, — убрал руки за спину Алексей. — Я больше не примкну ни к какому обществу! — Ты делаешь неверный выбор. Тебя и твой батюшка не поймёт! — Мой батюшка ошибся однажды, за что поплатился в своё время, но время лечит. Он изменил свои взгляды на многое.

— Да, лучше поздно, чем никогда? — усмехнулся Сашка. — Пусть так, — пожал плечами Алексей. — Но мой тебе совет, как другу, не влезай. Поверь, придёт время, и всех их, — махнул рукой он. — В лучшем случае, сошлют на каторгу. — Ты выбираешь беззаботную жизнь. Ты хочешь стать, как они? Размахивать кнутом? Уничтожать жизнь простого народа? — поражался друг. — Где честь твоя, где дух бороться за идеалы, против произвола? Пускай сошлют, но мы дадим начало новому! Другие повторят, но победа будет.

— Махать кнутом? — усмехнулся Алексей. — Я выбираю женщин и шампанское, — улыбнулся он криво. — Я служу Сперанскому и не в моих планах оставлять службу. Не нашими руками Россия поправит дела. Я выбираю путь свой. Я хочу жить, любить и наслаждаться пением соловьёв, запахом берёзовых рощ и блеском наших чистых серебристых рек. — Это твой окончательный ответ? — поднял брови неприятно удивлённый Сашка. — Да, прости мне, мой друг, и тебе советую то же самое сделать. Ради тебя же. Ты же присягал государю. Ты изменишь? — Ты пешка… К сожалению, я не хочу быть другом пешки и становится таким же.

Алексей ничего не сказал и долго смотрел вслед быстро удаляющегося от него товарища, пока на плечо не легли руки подошедшего к нему отца.

— Отец, — вздохнул Алексей. — Мы с Сашкой не слышим друг друга, а слов я не нахожу объяснить мою сторону. — Правление императора или кучки властных людей? Что лучше? — спросил отец. — А ничто… Нам будет без разницы. И наверное, без особых изменений, — ответил Алексей и взглянул в тёплые глаза отца. — Только прав ли я? За то ли я воевал и живу? Ведь мои идеи не так отличаются от их идей. Мы схожи, только вот неприятели, вошедшие в то же общество, меня не вдохновляют.

— Этому ты научишься в своё время, — кивнул отец и улыбнулся. — Делай, как подсказывает сердце. — Я уже выбрал, — пожал плечами Алексей. — Я остаюсь дома. — Ты знаешь, как у испанцев идёт борьба? — подмигнул довольный отец. — Да, одно правление сменяет другое, и войны продолжаются. — Именно, есть такие, кому не сидится спокойно. И этот круг нескончаем нигде, ни в какой стране. А вот, если каждый, хотя бы вокруг себя, начнёт изменять всё в благоприятную сторону, вот тогда и мир может измениться. Но и на это всё равно уйдут годы, если не века.

— Давай оставим эти беседы пока? — отвёл задумчивый взгляд в сторону Алексей. — Давай, тем более что тебе предстоит праздник в честь твоих именин! — радостно похлопал его по плечу отец. — Не забыл? — Не забыл. Но праздника не хочу. — Ну же, выше нос! Ты же уверен в своей правоте?! — Уверен, но мой лучший друг погибнет, и я уже не могу ему помочь. — Если твой друг достоин быть твоим другом, он поймёт. И, дай бог, это произойдёт раньше. Помнишь Александра Алексеевича? Моего давнего друга? — Графа Зорина? — переспросил Алексей.

— Да, его… К счастью, я успел перед его смертью объясниться с ним. Мы поняли, в чём оба были не правы, хотя и было уже поздно его спасти. Он погиб, его семья разорена и уничтожена. А всё за что? За то ли, что выбрал свой путь, благодаря убеждениям других? Или, может, за то, что некогда он принял сторону тайного общества? Или, может, что состоял некогда в масонстве? — Какая разница, — опять отвёл задумчивый взгляд в сторону Алексей. — Именно, никакой. Ничего и никого нельзя вернуть. Тебе завтра будет тридцать. Ты вступаешь в такой возраст, когда пора утвердиться и остановиться в чём-нибудь, пока не стало поздно, и кто-нибудь не взял над тобой право распоряжаться твоими мыслями, исправлять твои убеждения и планы. Ты, и только ты должен решить, где ты встанешь и что ты будешь делать всю жизнь. Всю жизнь. Всю.

Высказав свою твёрдую речь, отец медленно пошёл к возвышающемуся на пригорке дому. Их стоящее средь фруктовых садов имение находилось под лучами яркого солнца, словно то его ласкало. Алексей смотрел вслед родителя и, любуясь видом на родной дом, облегчённо вздохнул. Он будто понял своё предназначение…

— Сколько лет мне понадобилось, чтоб уразуметь, что милее всех на свете дома не было и нет, что…. куда бы я ни глянул, иль чего не захотел, я приду к тебе, я знаю…. я попал в твой вечный плен, — нежно улыбнувшись, сказал Алексей и последовал за отцом…

2

Если в сердце печаль, если тесно в душе, Если песнь соловья слышишь чаще теперь, Значит, тихо пришла, За собой позвала, Пригласила в свой дом Гостья мира — любовь.

Если солнце слепит, если ласкова ночь, Если мысли полны самых сказочных слов, Если всё вдруг не так, Всё танцует, как в снах, Значит, всё же с тобой Теперь будет любовь.

Я б хотела узнать это счастье любви. Чтоб пришла, позвала, хоть на миг, хоть на миг, И сирени чтоб цвет Был так радостен мне, Чтоб ласкала меня Той любви чистота.

Счастье — это любить! Не перечьте вы мне. Если б было не так, Не пришла бы весна.

Проехав по тропе и улыбнувшись цветочному лугу, Алексей поднял лицо к солнцу и закрыл на миг глаза. Казалось, всё вокруг ласкою своею обратилось к нему. Былые волнения вдруг отступили. Будто ничего беспокойного… Будто прощались спетые зори, а встречались лишь радости, заставляя забыть печаль.

Только птичьи трели среди проснувшихся весенних лугов слышались ему, пока не приблизился к виднеющемуся неподалёку имению. Белые цветы сиреневого сада будто улыбались и звали к себе, приглашая вслушаться в доносившуюся до слуха девичью песню.

Ласково гладила цветы сирени девушка, и Алексею казалось, будто белые рукава её — бархатные крылья птицы невиданной красоты. Он зачарованно следил за девушкой и не мог оторвать взгляда ни от плавных движений, ни от божественной её красоты. Даже светло-голубой сарафан казался ему волнами нежной реки, что своим теплом манила к себе прикоснуться. А золотистый свет на русых волосах виделся, как лучи весеннего солнца, которые не желали задерживаться больше нигде и легли на локоны, чтобы купаться в них…

Душа Алексея замерла и от девушки, и от прелестного её пения. Голос этой барышни звучал так ровно и гладко, словно то играла флейта. Ничего более не было заметно Алексею, пошевелиться не смел, очаровываясь красотою и наслаждением жизнью…

— Даже Антропов не смог бы запечатлеть на своём холсте это диво, — вымолвил Алексей, вдруг очнувшись от дёрнувшегося под ним коня. — Да, мой друг, — продолжал он любоваться не замечающей ничего вокруг прекрасной девушкой. — И во времена Антропова таких не было… И вряд ли уже будут…

Конь его, словно в согласие, фыркнул и закивал головой, на что Алексей, похлопав его нежно по гриве, рванул скорее к имению. Только подъехал к ступеням дома, увидел выбежавшего к нему управляющего:

— Барин, приехали! А мы ждали, ждали! — Чего ты ждал-то? Думаешь, раз я теперь твой хозяин, что-то изменится? Я с тебя пуще отца глаз не спущу, прорва! — выдал будто недовольный Алексей и спрыгнул с коня, которого тут же принял вышедший молодой конюх.

Алексей удивлённо вздёрнул бровью на того, оглядев с ног до головы, и проводил задумчивым взглядом.

— А ну, Яшка, говори, кто эдакий богатырь? — кивнул он управляющему. — Дак это же наш конюх, — развёл тот руками. — И давно у нас служит такой? — Так полгода как, — пояснил управляющий.

— Понятно, — закивал Алексей и, направляясь в дом, промямлил. — Откуда такого взяли? Вышел, словно господин… Посмотрим, что ещё здесь творится. — Барин, всё замечательно! Батюшка ваш позаботился о том, чтобы вы получили лучшее имение! С именинами, Ваше Сиятельство! — услужливо говорил следовавший за ним управляющий. — Заткнись, я проверю, — цыкнул Алексей и прошёл прямиком в кабинет. — Неси чаю и все бумаги! — Да, барин, сейчас всё будет!

Оставшись один, Алексей не отрывал глаз от окна в сад. Он нерешительно коснулся бархата штор. Он осматривал сад, но только кусты цветущей сирени и молодая зелень травы улыбались ему сквозь яркие лучи весеннего солнышка.

— Убирать, убирать, скорее, — вдруг послышался голос управляющего и отвлёк от подступающих раздумий.

Алексей повернулся лицом к распахнувшимся дверям. Вошедший управляющий поставил на стол поднос с чаем и хрустальной вазочкой домашнего печенья.

— Чай для барина, — поклонился он.

Алексей покачал головой и вышел из кабинета. Оставшийся позади управляющий лишь прикусил губы и несмело отправился следом. Алексей слышал тихие голоса девиц. Он приближался туда, откуда они доносились, и остановился за полуоткрытой дверью слушать…

— Ой, девки, да кто ж знает, — говорила одна. — Ну…. бабник, кто… Слышали, как он в батюшкином имении всех перецеловал, а уж… — Да лишь бы миловал, — перебила другая. — Ой тебе лишь бы туда попасть, — хихикнула первая. — Ты мой, мой, — огрызнулась вторая. — Не всё Милане делать. Не предупреждены же были, что барин соизволит сегодня приехать. — Прям в день именин, — смеялась первая. — Ой, говорят, он строгий! — От ваших рассказов неспокойно мне, — молвил вдруг нежный голос третьей девицы. — Что, коли он узнает? — Попадёт нам всем. — Ой, Милана, может выгнать даже. Батюшку нашего не любит он чего-то. — Давайте же всё уберём. Может, так на нас не обратит внимания? — сказала Милана, и всё стихло, дав начаться девичьей песне:

Ох, ты, берёзонька, Ох, моя душенька, Мне теперь покоя нет ни дня. За тем лесом, за той рекою Мои сердце и судьба.

Где-то есть и мой любимый. Кто он, где он — неведомо. Расскажи ты мне, берёзка, Где же встречу его я.

Ох ты солнце, Солнце красное, Разгони ж мою тревогу, Прогони мою заботу, И в новый путь отправлюсь я.

Где-то там есть мой любимый, Он тоже ждёт, тоской томимый. Укажи мне путь ты, солнце, Где же встречу его я.

— Нет, Миланочка, барин молодой уж очень любит девиц. Говорят, не пропустит, — прервала песню первая девица и захихикала.

Алексей опустил мимолётный взгляд в пол и, сорвавшись с места, умчался назад в свой кабинет. Он громко хлопнул дверью и вновь встал у окна. Уставившись хмуро в синь неба, он молчал…

3

Почти неделю Алексей пробыл в своём имении, но бумагами и делами заниматься никак не мог. Весь его интерес и внимание были в наблюдении из окон и украдкой из-за дверей за тем, как то готовила, то мыла полы та самая прекрасная девушка, Милана, которую он видел среди весенней сирени, когда только прибыл в имение, и беседу с подругами которой подслушивал…

Ни с кем не разговаривая, Алексей укрывался от глаз всего дома, пока вдруг не прибыл друг.

— Алексей! — вошёл он, проводимый управляющим к нему в кабинет. — Тихо, Сашка, — замахал ему рукою тот, не отрывая глаз от чуть распахнутого окна.

Оставшись наедине с Алексеем, друг встал возле и присоединился слушать звонкое пение девицы, которая под кроною сирени что-то плела из тонких прутьев:

Я не пойму, как мне сердцем не жить. Весна, подскажи, как же всё-таки быть, Если, вновь заливаясь, поют соловьи, Да пышные вербы поутру расцвели.

Только в любви Сердце живёт и стучится. Так хочется мне хорошей любви И чтобы с ней никогда не проститься.

Песни поёт под окном мне скворец. От него же душа так светла. Ой не хочу, чтоб весне был конец. Ей бы всю жизнь я свою отдала.

Только в любви. Сердце живёт и стучится. Так хочется мне хорошей любви И чтобы с ней никогда не проститься.

— Вот это голос, — зачарованно молвил офицер, на что Алексей тут же закрыл окно: — Тихо! — Получше любой актрисы театра. — Тихо же, Сашка, — повторил Алексей и, будто очнувшись, уставился удивлённо на того. — А ты что у меня делаешь?! — Явился с повинной головой, — встал Сашка в стойку смирно и тепло улыбнулся. — Вот как?!.. — Я всё-таки остался в обществе, но и мы друзья. — И?

— Не будем о том, забудем, — махнул рукой, не желая вдаваться в подробности, Сашка. — Был у батюшки твоего! А он тебе щедрый какой подарок преподнёс! Имение красивое… А девицы, как вижу, медовые, — хихикнул он. — Слова выбирай, — так и продолжал на него серьёзно смотреть Алексей, но Сашка встал у окна: — А вот ещё две, ничуть не хуже той! Особенно тёмненькая… Ммм, ягодка! Да, девки что надо. Может, пускай нам потанцуют, покажутся? — Пошёл вон, — сквозь зубы выдал Алексей. — Ты что, Лёшка? — не понимал ярости друга Сашка, но, видя накипающий пыл в глазах того, больше не стал продолжать разговор и ушёл.

Алексей встал вновь к окну и вскоре недовольно наблюдал, как друг по пути ущипнул каждую из девиц и стал бегать за ними, пытаясь поймать хоть одну. Схватив темноволосую, он смело прижал её к себе и жарко поцеловал в губы. Догнав затем другую, что-то той хихикнул, а после неудачных попыток дольше поиграть с разбежавшимися от него девицами, он отправился к своему коню, которого вывел молодой конюх.

Обратив опять внимание на крупное мускулистое тело этого красивого конюха, Алексей покачал головой и крикнул на дверь:

— Яшка!!!

Не заставивший себя долго ждать управляющий вошёл в кабинет.

— Барин? — Неси мне бумаги на каждого здесь. Я буду знакомиться! — Да барин, сию минуту, — тут же ушёл на исполнение тот.

Когда все списки лежали перед глазами Алексея, он сел за стол и, сказав управляющему остаться, внимательно стал их читать. Его глаза показывали накипающее недовольство. Управляющий сглотнул тревогу, но, пытаясь скрывать волнение, убрал руки за спину и сжал их вместе.

— Кто такая Елена Васильевна Иванова? — спросил вдруг Алексей. — Это та, которая служила у моих родителей? — Э…. да, — несмело ответил управляющий и вздрогнул от полетевших ему в лицо бумаг. — Сволочь! — воскликнул вскочивший Алексей, только что бросивший в него все списки. — Ты что?! — схватил он его твёрдой рукой за шиворот. — Ты не подумал, что я дурак? Она умерла два года назад! — Смилуйтесь, барин, — забеспокоился тот. — Кто такая Милана? — строго прошептал Алексей, не отпуская ворот задрожавшего управляющего. — Почему её нет в списке? Кто она? Что здесь делает? — Помилуйте, Ваше Сиятельство, спросите батюшку, не меня, не меня, — молвил в страхе управляющий и был тут же оттолкнут в сторону.

— Пошёл прочь, а по моему возвращению буду лично со всеми знакомиться! И не дай бог, я недосчитаюсь кого! Вылетишь отсюда вместе со своими дочерьми прочь, без денег и будущего! — объявил Алексей и скоро уже мчался на своём резвом коне прочь от имения, из которого не выходил все эти дни…

4

Скорее примчавшись в родительский дом, Алексей прямиком отправился искать отца, но управляющий поведал, что родители ещё не вернулись из церкви. Услышав это, Алексей тяжело выдохнул и сел в кресло гостиной…

— Может, чаю с пирогом? Мы и пирогов уж напекли, — предложил управляющий. — Нет, Никита, благодарю, какие там пироги, — отказался Алексей.

Просидев ещё с полчаса, он встал к окну и следил за резвившимися деревенскими детьми, набежавшими к имению. Весёлый их смех и беготня друг за дружкой начинали уже раздражать Алексея:

— Что за непорядки нынче? — Алёшенька, — вошла в гостиную счастливая мать.

Скинув с себя платок, она бросила его на стул рядом и кинулась обнимать сына.

— Матушка, добрый день вам, — ласково улыбнулся тот и, целуя ей руки, стал спрашивать. — Где батюшка? Зачем вы в церковь ходили? Не воскресная же служба. — А мы, — вошёл отец, сияющий от видимого в его душе счастья. — А мы не пропускаем ни один семик! Сегодня восемнадцатое мая, седьмой четверг после пасхи! — Неужели ты забыл? Поминали мы усопших в церкви, а теперь и за пироги пора приниматься, да деток местных угощать, — улыбалась матушка.

— Да, я забыл, — признался Алексей, но улыбаться не мог от предстоящей серьёзной беседы с отцом. Не желая ждать более, он пригласил отца пройти на разговор куда-нибудь в уединение. Понимающий настрой сына отец позвал его в свой кабинет, где они и скрылись. — Что тревожит тебя? Мы уже начали думать, ты так занят делами своего имения, что забыл навещать нас, — сев удобнее в кресло, улыбнулся отец. — Что за имение вы мне подарили? — недовольно выдал Алексей, чем вызвал удивление. — Как это понимать? Ты бы хотел жить ещё дальше от нас?! Ты бы наверняка предпочёл имение в Крыму, но ради спокойствия твоей матушки я этого не сделал. Слишком далеко. Как я ни хотел, пришлось подарить именно это!

— Кто такая Милана, и почему Яшка мне сказал, что всё объясните вы? — вздохнул, себя успокаивая от терзающего переживания, Алексей. — Не думал, что ты станешь допытываться о том, кто у тебя там служит. Надеялся, будет всё равно, как и здесь… Какая тебе разница, кто она или другая, если в имении дела идут прекрасно? — нахмурился отец, а взгляд его устремился в незримую даль. — Вам лучше сразу открыть все тайны. Вы меня знаете, я дела веду строго, как у Михаила Михайловича, — высказал Алексей, на что отец понимающе закивал:

— Знаю, знаю… Всё же надеялся, что узнаешь намного позднее… Или никогда, — сел в более удобную позу отец и глубоко вздохнул. — Сразу скажу, об этом знают твоя матушка и Яков Исаев с дочерьми. Всё строго тайно. И заклинаю так и оставить. Жизни многих от этого зависят. И я не хочу звать несчастье, но прошу тебя понять и скрыть всё, что узнаешь сейчас, — выдержал он паузу и продолжил, глядя на молчаливого и внимательного сына. — Ты служишь у человека, который в своё время пострадал от тех же людей. Ему пришлось многие годы провести далеко от родных мест, чтобы потом вернуться и вернуть себе хоть что-нибудь. — Я знаю его историю, отец, не томите, — перебил Алексей.

— Я был против Сперанского. Вернее, его идей и стремлений, которые, как мне тогда казалось, приведут к упадку родины и всего того, что мы так любили и ценили. И я был не один такой. У него появилось достаточное количество врагов и людей, желающих отстранить и даже убрать. И вот, в такой период его жизни, рядом оказался граф Зорин, мой тогдашний друг, во всём его поддерживающий, как немногие. Граф был настоящим человеком и верным другом, как оказалось потом, и моим, — сглотнул тоску по прошлому отец, но поспешил продолжить. — Сперанского отстранили, спасти его жизнь удалось, но вот Зорин за это спасение поплатился жизнью… Узнав о ранении, я тут же прибыл к нему и был с ним до последней минуты. Я поклялся выполнить его просьбу и спасти оставшихся в живых его родных людей. У него было три дочери и сын. Две дочери умерли ещё в раннем возрасте, если помнишь, и вот, остались сын и дочь… То ж, Милана и Иван… Он сейчас скрывается, как конюх, в твоём имении, — сообщил удивлённому сыну он. — С раннего их детства я и твоя матушка тайком обучали их всему, потому так часто и пропадали в том имении то я, то она. Яков нам во всём помогал. Кстати, чтобы ты не удивился бумагам, которые будешь разбирать в своём имении, Иван и Милана записаны под фамилией Якова. Он их принял, как своих детей, чтобы скрыть. Ты за зря на него обозлился. Всё, чем он вызывал твою ярость, — это по причине укрыть тайну. Не мог он быть искренним с тобой, и да будет эта тайна вечно скрыта. Люди, которые пытались убрать Сперанского, которые уничтожили Александра Алексеевича Зорина, ещё живы. Они сразу, после смерти Зорина, пытались найти его детей, но им это не удалось, как и их тётке, желающей избавиться от подобных корней. Посему, с их лёгкой руки, по доносу, будто Зорин государственный преступник и предатель, лишили его наследников всех титулов и наследств.

— Неужели его имя не очистить? Столько лет уже прошло. Сколько лет его детям? — задумался поражённый Алексей. — Ивану двадцать три года, Милане семнадцать. Что ты теперь намерен делать? — сразу спросил отец. — Ничего, — поднялся Алексей и, поклонившись отцу, вышел из кабинета.

Ему казалось, что всё вокруг стихло, хотя вокруг имения продолжали гулять. Ноги вели мимо застывшей на месте матушки, мимо провожающего его взглядом отца. Всё, что он узнал несколько мгновений назад, старалось в голове встать на места.

Он вскоре мчался на коне прочь от дома, но мысли не унимались и вся история, которую узнал, словно мелькала перед глазами, заставляя вживаться и… тревожиться вместе…

5

Берёза моя, берёзонька! Берёза моя белая, Берёза моя кудрявая. Стоишь ты, берёзонька, Осередь долинушки. На тебе, берёзонька, Трава шёлковая. Близ тебя, берёзонька, Красны девушки Семик поют. Под тобою, берёзонька, Красны девушки Венок плетут. Что не белая берёзонька К земле клонится; Не шёлкова травонька Под ней расстилается; Не бумажны листочки От ветру раздуваются. Под этой берёзонькой С красной девицей Молодец разговаривает.[1]

Благоуханный весенними цветами воздух ласкал и одетый в зелень одежд лес, и разноцветные луга… В празднестве одного из важных дней года сошлась местная молодёжь на окрестном лугу, раскинувшемся рядом с прозрачной рекой.

Как весенняя природа, разоделись девицы в красочность нарядов и убрали себя цветами. Украсив одну из берёз цветными лентами, они расселись и дружно плели венки из прутьев свежей берёзы, запевая сладостные песни берёзоньке, которая, как они всей душой верили, благословит и поможет найти счастье, о котором сегодня можно гадать…

Поднялись под берёзонькой и подруги Миланы, вместе с ней перецеловались друг с дружкой через венки, и сказали:

— Здравствуй, кума. Покумимся, кума, покумимся, чтобы нам с тобой не браниться, вечно дружиться.

Покумившись, они достали каждая свой вышитый платочек и подбросили их в воздух.

— Ольга наша, кума наша, быть тебе старшей! — поклонились темноволосой своей подруге Милана и их третья подруга, тем самым выбрав среди них главную куму, поскольку именно её платочек взлетел выше остальных.

После этого подруги достали из карманов вышитых передников жёлтые яйца и обменялись ими в знак укрепления таинственной клятвы.

Алексей давно уже прибыл назад и сидел ото всех в стороне, наблюдая за гуляньями. Он неотрывно следил только за Миланой. Он теперь знал, кто она, какова у неё судьба, и даже догадывался, что может произойти. Чего он хотел, что чувствовал на самом деле, Алексей не совсем отчётливо понимал. Его необъяснимая словами тревога зацепилась за душу, терзая сердце бешеным стуком, которого ранее не слышал никогда.