Это было хуже смерти. Ясно было, что я в каком-то питомнике, где меня точно усыпят, и я умру в теле собаки. Как после смерти мне смотреть в глаза предкам? Это не станет смертью воина.
– Теперь понимаешь цену? – услышала я голос.
Я прижалась боком к решетке клетки. Петунья стояла за дверью, ее глаза следили за мной, сузившиеся и расчетливые. Откуда она только взялась?
– Печально, да? Когда-то гордая и опасная волчица теперь пушистая собачка. Что хуже, как думаешь? Умереть как скулящая собака или быть вынужденной жить в таком обличье всю оставшуюся жизнь? Если бы не мягкое сердце моего мужа, ты бы уже умерла, – проговорила она.
Пошла в мою золотую задницу!
Она же сейчас говорила не о том, о чем я подумала?
За исключением… Конечно, они хотели, чтобы я провела всю жизнь в таком виде. Пока меня не усыпят. Или пока я не умру от стыда. Сложно сказать, что произойдет первее в моем нынешнем состоянии.
Она улыбнулась – на мгновение я увидела красивую и даже потрясающую женщину. Вот только вместе с тем она все еще оставалась жалкой тварью. Всю красоту украла ее ярость.
– Я думаю, твоим страданием станет жизнь, но, похоже, это будет зависеть исключительно от того, заберет ли кто-то тебя. Может, ты умрешь здесь через какое-то время. Может, они просто усыпят тебя, – проговорила она.
Я гавкнула на нее. Черт возьми,
– Когда я выберусь отсюда, то найду тебя и выпотрошу! – закричала я на нее. Но мои крики становились не чем иным, как тявканьем и гавканьем.
– А что? Твою мать я бы убила сразу же. Но больнее всегда видеть, как страдает собственный ребенок. Поверь мне, я знаю, каково это – терять ребенка. – Она хлопнула в ладоши.
У меня отвисла челюсть. Она правда думала, что Джунипер хоть немного беспокоилась за меня?
– Она ненавидит меня, ты, чертова дура! Ты бы спасла стаю, убив ее! Ты тупая курица! Избавься от мужчины, если он изменяет тебе, он того не стоит! – ругалась я.
Я пыталась несколько раз донести до нее свои мысли, но все, что она в результате слышала, – это лай. Петунья наклонилась ближе ко мне.
– Я хочу, чтобы ты помнила: твоя мать сделала это с тобой. Может, тебе стоит подружиться с твоей новой компанией? Учитывая, сколько тебе осталось жить, так ты хотя бы не будешь одинока. – И после, не сказав ничего другого, она отвернулась и ушла, оставив меня в клетке. Без возможности принять человеческую форму.
В клетке рядом с другими собаками.
Смесь питбуля. Немецкая овчарка. Несколько дворняг. Овчарка зарычала на меня и бросилась, а я… Я поджала хвост.
Я даже не могла ответить ей.
Похоже, нападать в ответ больше не было в моем ДНК. Кстати, говоря об экзистенциальном кризисе: неужели именно оборотень во мне делал меня такой сильной? Была ли я всего лишь безвольной душой под всей этой пушистой дурацкой шерстью? Очередной рвотный позыв заставил меня лечь на пол. Я быстро задышала, пока мир снова не стал размытым.
Паника нарастала, и я пыталась собрать воедино все события, придумывая план, который помог бы выбраться из этой неразберихи. Через несколько минут мое дыхание замедлилось, и я смогла думать яснее. Для начала нужно сфокусироваться на первостепенных задачах.
Будет лучше, если кто-то заберет меня отсюда. Тогда я смогу сбежать и… И что? Не уверена, что на это был ответ. Мои мысли прервались из-за нового голоса.
– Эй, за что ты тут?
Дрожа всем телом, я посмотрела наверх и увидела кошку, прогуливающуюся по подиуму над нами, иначе нельзя было назвать эту конструкцию в данный момент. Она была серо-полосатой с кремовым отливом на груди и вокруг носа и очень миниатюрной. Она больше походила на котенка, чем на взрослую кошку.
– Ты можешь… Говорить. И я могу понимать тебя. Ты понимаешь, что я говорю? – Я сглотнула. Одно ее ухо дернулось.
– Ну, это не так, как говорят люди, но да, дурочка. Мы можем говорить. Думай об этом как об упоротом Диснее. – Она начала облизывать свою переднюю лапу, когда немецкая овчарка выпрыгнула из-под нее и щелкнула зубами. Меня впечатлило, что она даже глазом не повела. – Конечно, не все могут говорить. Только те, которых прокляли. Знаешь, души, застрявшие в животных.
Другие, как мы… Как я? Иисус Христос на байке. Я не была одна. Вот о чем говорила Петунья?
Немецкая овчарка снова прыгнула и ударилась об решетку. Кошка едва махнула хвостом в ее сторону.
– Слабак, – пробормотала она. – За что ты здесь? Последний говорящий заключил настоящую сделку с дьяволом. – По ней пробежала дрожь до самого хвоста. – Не утверждаю, но думаю, его душу съели. Отвратительно.
Я с сомнением уставилась на нее. Важно ли было, кто знал о случившемся? Шансы велики, что я умру в этом питомнике.
– Ведьма превратила меня в собаку, – наконец проговорила я. – За то, чего я не совершала. Моя мама переспала с ее мужем.
– Черт возьми, Петунья добралась и до тебя? – Ее глаза расширились, и она наклонилась ближе ко мне.
– Что ты подразумеваешь под «и до меня»? Ты… Кем ты была… Кем ты была до кошки? – Я сразу же встала на лапы, хвост раздраженно вилял в разные стороны.
Неужели еще один оборотень понес подобное наказание? Может, мы могли бы работать вместе, чтобы выбраться отсюда.
– Женщиной, любившей ярких мужчин. – Она вздохнула и мечтательно прикрыла глаза. – Он был таким сексуальным мужчиной. Это того стоило, я думаю. Я все еще вспоминаю те ночи, крики и оргазмы, доводящие до такого безумия, что я чувствовала себя бесполезной и слабой еще несколько дней. И пусть я не хотела оказаться здесь, но не уверена, что поменяла бы что-то. Никогда еще я не теряла сознание от оргазма.
Дрожь пробежала по мне, когда я вспомнила, как тот вой в Эдмонтоне повлиял на меня и что могло случиться, если бы я не противостояла ему. Нет, сейчас это никак мне не поможет.
– Как давно ты здесь? – спросила я.
– Чуть больше полугода. Я подружилась с работниками, так что они еще не поджарили мою задницу. Я могу ходить туда-сюда по разным комнатам через этот маленький туннель. – Она села, осторожно балансируя над другими собаками, и махнула хвостом на потолок с отверстием.
Кстати, о подружиться… Нас прервал пришедший работник. Он посмотрел вверх на кошку и махнул ей, призывая спуститься.
– Скитлз, такими темпами тебя когда-нибудь съедят! – крикнул он кошке.
– Только если мне очень, очень повезет, – проговорила она, издав в ответ длинное, наполненное мучениями мяуканье.
Я сморщила нос и чихнула.
Работник направился ко мне. На нем были зеленые армейские штаны и светло-зеленая футболка, на которой было написано его имя – Тэд, а сверху виднелся логотип места.
«Уличные ангелы-хранители».
– Доброго дня, прекрасная девочка, нам нужно придумать для тебя имя. – Его австралийский акцент был ужасным, очевидно ненастоящим. Кем он пытался казаться? Стивом Ирвином?[5] Никто не мог заменить Стива. – Да-да, ты маленькая милая Шейла, да?
На этот раз я смогла улыбнуться… Ладно, смогла удержать свою пасть от этой глупой широкой улыбки. Я отошла назад от главной двери, пока моя задница не уткнулась в дальнюю стену. Там же отлично спрятался мой глупый хвост, который отказывался прекращать вилять от счастья, даже когда я садилась на него.
– Не нужно так, не надо бояться. – Он улыбнулся, и мне удалось выдавить из себя легкое рычание. Похоже, он не понял, что мне не нравится его присутствие. Я знала, что нужно хорошо себя вести, но сейчас чувствовала себя слишком травмированной.
Придурок продолжал подходить.
Неужели он думал, что работа с животными и закос под Стива Ирвина помогут ему склеивать девушек? Да, похоже на то. Я слышала о флирте и похуже.
Да, еще я больше думала о нем и его личных отношениях, чем о своей ситуации. А что мне еще оставалось делать в этом чертовом хаосе? Похоже, у Петуньи был фетиш превращать женщин, с которыми спал ее муж, или их близких в бездомных животных. Но, может, это поможет мне? Может, я смогу уговорить Скитлз (о боги небесные, не дайте кому-то назвать меня таким именем) помочь мне сориентироваться в этом бреду?
Эта ведьма превратила меня в чертова золотистого ретривера. Лучшего друга человека. С хорошим поведением. В того, кто всех любит. Никого не кусает. Но вот только когда Тэд подошел ко мне, моя реакция была немного другой. Я не хотела, чтобы он прикасался ко мне.
– Нет, будь милой с ним! Он… – Скитлз зашипела.
Слишком поздно. Тэд протянул руку вперед, когда зашел, и я бросилась на него, несмотря на волочащуюся шерсть длиной в четыре дюйма, которая сильно мешала мне. Он сделал шаг назад, и его руки оказались вне моей досягаемости.
– Спокойно, резвая малышка. Просто хочу принести тебе еды, – проговорил он.
Он передвинул серебряную миску так, чтобы она оказалась между нами.
Собачья еда. Дешевый сухой корм с запахом воска и грязи, а еще каким-то ненастоящим переработанным мясом.
Мой нос дернулся, а живот заурчал, но я еще не была настолько в отчаянии, еще нет.
Тэд что-то пробормотал, а после наконец оставил меня в покое, закрыв за собой клетку. Хотя «в покое» было не совсем подходящим словом. В клубе любителей собак «Уличные ангелы-хранители» были еще псы.
И, конечно, Скитлз. Которая вообще ничего не боялась.
Она спустилась в мою конуру и, подойдя ближе, уткнулась своим носом в мой, как бы приветствуя.
– Ты не боишься, что я перегрызу тебя пополам? – спросила я, пока она ходила вокруг меня.
– Ты трахалась с ним? Знаю, ты сказала, что это была твоя мама, но… – спросила она.
Я растерялась. Ничего не могла с этим поделать.
– Нет. Это была моя мама. В ее стиле спать с кем-то, с кем не следует, – ответила я.
– О, ты прям как супершекспировец – приняла на себя наказание. – Она покачала головой, протянула лапу и похлопала меня по носу. Я фыркнула на нее, обрызгав слюной, к своему удовольствию и ее явному негодованию.
– Я не супершекспировец. Все из-за проклятья, которое нависло надо мной после того, как в меня стреляла сестра, душили, а затем запихнули в рот кляп и передали ведьме.
Пусть она подавится.
– Твою ж! А я думала, моя семья ужасна! Ты победила в этой номинации, моя новая подруга. – Она улыбнулась. – Ты одна такая, малыш, но радуйся, что не в таком же теле, как Хэмми.
Мне не хотелось знать, но Скитлз все равно рассказала.
– У морских свинок не так много свободы. Мы хотя бы с тобой можем бродить. И, так как ты ретривер, тебя точно выберут, а это твой счастливый билет на волю, – проговорила она. Наконец я вспомнила о своих зубах и огрызнулась.
– Ты думаешь, я могу бродить? Я в клетке! И шансы, что нас выберут, чертовски малы. – Об этой части я уже успела подумать. Я никогда не слышала названия этого питомника. – Петунья не просто так посадила нас именно сюда. Можем поспорить, что здесь почти всех усыпляют и абсолютно никто не обретает дом.
– Боже мой. В этом есть смысл. Значит, мне просто везло? Между прочим, я всегда знала, когда они идут за мной, так что старалась вести себя как дерево с листьями. – Ее глаза расширились.
– Да, что-то в этом роде. Откуда ты знаешь, что они идут именно за тобой? – я фыркнула.
– Они обычно не скрывают, – сказала она. – «Чертова Скитлз!» – вот так они начинают кричать.
Ее возгласы заставили остальных собак начать лаять – все эти звуки отражались от бетонных стен. Она посмотрела на других собак.
– Этот, немецкая овчарка, хотел бы тебя съесть. Постоянно прокручивает эту сцену в голове, снова и снова. Питбуль хочет дружить. Она милая. Просто хочет любви, – проговорила Скитлз.
Упомянутая питбулиха уткнулась в решетку мордой, из-за чего ее губы изогнулись в нелепой ухмылке.
Дрожа, я легла и положила голову на лапы, а Скитлз вздохнула и спряталась под моей мордой.
– Ты очень теплая. Здесь лучше, чем в той комнате. Пахнет, правда, собакой, но я привыкну. – Она замолчала на какой-то момент. – Если ты права насчет усыпления, то нам нужно скорее вытащить тебя отсюда.
– Почему ты хочешь помочь мне? – пробормотала я.
– Почему нет? – резво ответила она. Похоже, Скитлз не особо хотела говорить мне причину. Справедливо.
Я закрыла глаза, дрожь усилилась, заставив мои зубы стучать. Но я ничего не могла с этим поделать. У моей волчицы паника. Потеря свободы, ловушка, невозможность сдвинуться с места. Это было то, чего больше всего боялась моя волчица, как и моя человеческая сторона боялась того, что уже произошло. Мег, которая смотрела на меня и держала оружие. Братья, бросающие меня в реку. Потеря Денны и Мартина.
Скитлз начала мурчать, ее передние лапы массировали мои. Вибрация от ее мурчания замедлила дрожь. Теперь я скучала по Мартину еще больше.
Закрыв глаза, я смогла увидеть сестру. Она плакала, когда стреляла в меня. Как они заставили ее отвернуться от меня? И как, черт возьми, я выберусь отсюда?
Денна наверняка будет искать
Тайини и Коппер должны были быть уже в Лондоне. Мы решили не связываться друг с другом, только в случае… если что-то такое произойдет. Хотя вряд ли мы могли предположить, что
У моих друзей нет шансов на мое спасение, так что я не особо на них надеялась.
Мысли путались, когда я пыталась понять, что теперь будет делать моя семья. Если бы они узнали, что со мной сделали, то отнеслись бы с безразличием к этому? Нет, я так не думаю. Но, полагаю, им известно, что я жива, поэтому они сделают все, чтобы покончить с этим.
Если бы я делала ставки, то поставила бы на то, что хотя бы одного из моих братьев уже отправили искать меня, дабы убить. И с учетом того, что теперь я была золотистым ретривером, меня точно по-королевски пришибут. Мне не убежать от этого.
Часы шли. Ночь пришла, а затем ушла, и на следующее утро ситуация не стала лучше.
Я все еще оставалась чертовой собакой, запертой в питомнике, моим единственным другом была сумасшедшая кошка со стервозным характером.
Но хотя бы никто из моей семьи не показался. Это уже можно считать чем-то хорошим, ведь так?
– Нам нужно выбраться отсюда, – пробормотала я, когда встала и потянулась. Ночью я смогла лучше подлечиться, поэтому теперь можно перейти к главному…
К попытке выбраться отсюда.
Питбуль тихонько заскулила и снова прижалась к решетке, пока ее губы не оттянулись назад, из-за чего она стала похожа на клоуна.
Я отвернулась. Другие животные все еще были животными. Я же не была как они и не могла их спасти.
– Что ж, привет, мои красотки. К вам посетитель, и он ищет нового друга! Первый за месяц, так что ведите себя хорошо. – Через несколько минут Тэд распахнул двери.
– Наверняка не за кошкой. Но это твой шанс. – Скитлз лениво потянулась.
– Он в поисках милой собачки. – Тэд ставил еду в клетки. Я снова проигнорировала ее.
– Это хуже кошачьей еды. – Скитлз понюхала содержимое миски. Я же точно не собиралась прикасаться к этому, особенно после ее реакции – она так крепко сжала пасть от отвращения, что даже язык вылез.