Помоги проекту - поделись книгой:
А ведь, в сущности, что они (что он, когда-то комсомолец Карпышев) только что сделали, поспособствовав тому, что из войны с Японией Российская империя вышла безусловным победителем? Не дал ли он этим самым господину Романову с камарильей вполне обоснованный повод утвердиться в том, что все их закостенелые внутригосударственные порядки «живее всех живых, ибо – живут и побеждают»?
Конечно, информация от Вадика обнадеживала. Да и дела самодержца (обещание октроировать Конституцию и созвать народное представительство) сами за себя говорили. Только качество и количество человеческого материала, занятого пока в повседневном управлении страной, удручали. И кого вскоре «понавыберут» в Думу первого созыва? Тот еще вопросец. Чем-чем, а безответственными болтунами и интеллигентами-демагогами русский средний класс славился. Как, к сожалению, остальная народная масса умением на этот треп и пустые обещания вестись.
Дураки и дороги. Они на виду. А в корне – общий кризис управления и потеря авторитета РПЦ. Поэтому, как ни горько сознавать, но единственный путь наладить в госсистеме работающую обратную связь лежит через воссоздание Тайного приказа, исторического аналога КГБ. Здесь это ИССП под руководством Зубатова, выдающегося государственника и профессионала.
И предстоит ему с Балком сотоварищи не только биться с террористами всяческих мастей, разношерстными пятыми колоннами на иностранном содержании, прямой вражеской агентурой, разного толка масоно-сектантами и прищипывать язычки «прогрессивной общественности», но также чистить войско от «драконов-виренов», а госаппарат – от вконец уже оборзевших чинуш-мздоимцев.
Зажравшихся дворян, дельцов, банкиров и всех прочих наших купцов-подрядчиков-мироедов тоже придется взнуздывать. Одна печаль: просто так с собой они эту живительную для страны процедуру проделать не позволят. Ломать привычные, устраивающие их общественные устои этим персонажам совершенно не хочется. Мудрые китайцы не зря к проклятию приравнивают пожелание жизни в эпоху перемен. Не по душе делиться господам хорошим. Но придется. Или же будет по Некрасову:
Да не робей за отчизну любезную…
Вынес достаточно русский народ,
Вынес и эту дорогу железную —
Вынесет все, что Господь ни пошлет!
Вынесет все – и широкую, ясную
Грудью дорогу проложит себе.
Жаль только, жить в эту пору прекрасную
Уж не придется ни мне, ни тебе.
И проложит народ свою дорогу в более справедливое общество по костям тех, кто дерзнет встать у него на пути. Да, пока напряжение в стране благодаря их «маленькой и победоносной» удалось несколько разрядить. Только надолго ли? Общий кризис системы управления государством прекрасно описывается классической формулировкой одного из признаков революционной ситуации: верхи не могут управлять по-старому, а низы не хотят по-старому жить. И пока он никуда не делся, этот кризис.
Путь реформ в нынешней ситуации – сплошное минное поле, где каждый неверный шаг может привести к социальному взрыву. Но эволюцию революции они с Василием и Вадимом предпочли вполне осознанно: непозволительно высокую цену страна заплатит за «рассечение Гордиева узла», а смотреть на весь этот кошмар собственными глазами нет ни малейшего желания.
К сожалению, на политическом фронте от него сегодня мало что зависит. Это вам не флотские дела, порулить которыми изрядно трухнувший Николай дал ему практически безропотно. Тут первая скрипка у царя. Ну, может, Вадик с Василием подсуфлерят. Если он им дозволит, конечно. Верно подметил Василий: герой-победитель здесь сегодня один – Николай. И решать все будет он.
А лично ему, адмиралу Рудневу, третьего дни, как И. Д. начальника МТК, на залитом кровью линолеуме боевой рубки «Громобоя» под снарядами броненосцев Того было и проще, и спокойнее, чем на столичных паркетах. В Питере его ждет неизбежный клинч с царевым дядюшкой, генерал-адмиралом. И с его блюдолизами. А это что-то с чем-то…
Петрович тяжко вздохнул, кутаясь в плед и за раздумьями о целях и перспективах своей будущей «райской жизни, не включая госдачу и машину», не заметил, как дверь в коридор бесшумно приоткрылась и, аккуратно ступая по ковру, в салон вошел невысокий, ладно сложенный человек в черной тужурке с погонами каперанга на плечах и свитским аксельбантом.
– Добрый день. Я не помешал, Всеволод Федорович? Сидите, сидите! Как вы себя чувствуете? Получше уже?
– Здравия желаю, ваше величество. Физически, слава богу, полегчало. И то три дня влежку пролежал, врачи пугали, что сердчишко не юное. И контузия некстати. А вот с самочувствием душевным – ужасно. От стыда сгораю. Как я мог так опростоволоситься?
– Ну, полно вам кручиниться. Случилась авария, – улыбнулся Николай. – Миловала Царица Небесная, никого пули не зацепили. Значит, мало грешили для посланца свыше.
– Да уж. Пули-то не зацепили, а вот…
– О чем это вы? Если только… Но герр Тирпиц утверждает, что сам случайно наткнулся на раскрытую дверь в вагоне. Мы все ему сочувствуем. Однако, во-первых, синяк – вовсе не рана, пройдет быстро. А во-вторых, в дальнем пути и не такие досадности случаются. В детстве мне даже крушение пережить довелось. Так что эту станцию мы проехали. Забудьте.
– Спасибо, государь. Вы на минутку проведать меня заглянули, или выдалось время, когда мы можем наконец спокойно переговорить?
– Да, дорогой мой Всеволод Федорович, пора, пора нам познакомиться поближе, и время есть, и вы, я вижу, вполне уже оправились. Вот только… – Николай слегка покручивал правый ус, что говорило о некотором напряжении или внутреннем дискомфорте. – Только не знаю даже, с чего начать. Так долго ожидал этого разговора, знакомства нормального, а все какая-то суета, спешка…
– Начинайте с начала, – усмехнулся Петрович, – Сейчас-то что уж волноваться? Война, слава богу, позади. Завершили мы ее как должно, я надеюсь. Пусть кто-то и недоволен, что, мол, мало мы с косоглазых взяли, но ведь верно сказано: бери лишь то, что способен удержать. Англичане с американцами не встряли, как представляется, во многом благодаря вашему решению проявить великодушную умеренность при заключении мира. И время у нас какое-никакое, а есть. Достаточное, чтобы все обсудить, погонять расклады в преддверии второго раунда, как говорится. А дальше вы решите, каким путем идем. И по флоту, и вообще…
– Вот-вот. И вообще. Я тоже считаю, что продолжение будет. Ясно, что ни британцы, ни янки, ни французы таким итогом войны не удовлетворены… Вот только начать нам придется не с этого. Хотите новость, которой здесь только с вами могу поделиться?
– Конечно, государь.
– Позавчера небезызвестный вам господин инженер-механик Лейков, выкупив билет до Гельсингфорса, опоил свою охрану водкой с шампанским и вознамерился покинуть пределы России. По информации Сергея Васильевича Зубатова из утренней его шифротелеграммы, этот господин намеревался инкогнито отбыть в Североамериканские Штаты в компании с агентом мистера Вестингауза, который ожидал его в порту со всеми документами и билетом на лайнер Гамбургской линии. И если бы не одна его новая знакомая, по доброму совету Дурново, кроме всего прочего, за господином Лейковым зорко приглядывавшая… Да еще перлюстрация его переписки, часть которой он вел через ее ящик, скорее всего, мы бы его остановить не смогли… Как вам такое известьице? Почему молчите?
– Что тут скажешь? Прямо как обухом по голове…
– Образно, Всеволод Федорович. Вот и сам я испытал нечто подобное… – Николай в задумчивости прикрыл глаза. – И что досадно: все условия для работы, неограниченный кредит на приобретение оборудования, приборов и тому подобного и у нас, и за рубежом. Мало? Так ты скажи! А впереди – свободная дорога, хоть академиком становись…
– Стало быть, посчитал господин Фридлендер, что свободы ему здесь маловато. А может, и денег… С этим народом надо ухо держать востро.
– Вы думаете? Так ведь Михаил утверждает, что он немец.
– Может, и немец. Только тогда, скорей бы, в фатерлянд и рванул.
– Пожалуй, не соглашусь. Он же, как и вы трое, знает печальную судьбу Германии в вашем… э… будущем времени. И как человек практичный, все рассудил и решил, что такой вариант слишком рискован.
– Ага. А самый, значит, рискованный – остаться с Россией… Ух… падла!
– Не стоит так горячиться, Всеволод Федорович. Слава богу, большой проблемы не возникло. Но, надеюсь, вы понимаете, что, в отличие от вас троих, вполне доказавших и свою преданность – Родине, и готовность служить мне как ее императору, в ближний круг этот человек входить не сможет?
– Ну, мы-то с Василием его, откровенно говоря, ко всем нашим обсуждениям и там, на Дальнем Востоке, не допускали. Сомнение было…
– Знаете, что он сам поведал на предмет попытки своей ретирады? Оказывается, он так боится Балка, что думал о том, что тот или заставит его впредь всю жизнь работать в тюремной камере, или попросту убьет. И даже если повезет, то потом с ним сведет счеты Михаил Лаврентьевич, так как спасти его отца, создав у нас машину для перемещения по времени, шансов нет, не позволяет техника. Все сложные электрические детали, из которых ее можно будет сделать, по его оценке, предстоит десятилетия создавать. А учитывая исторический опыт России, он считает, что сами мы с этим не справимся. Однако, как я понимаю, господин Лейков или для подъема своей значимости, или еще зачем-то поддерживал у Банщикова эту несбыточную надежду… Жаль, конечно, но профессора Перекошина мы здесь не увидим.
– Вот ведь гадость бздливая…
– Эмоции сейчас, увы, не помогут. Жаль, но получается, что умная и нужная нам голова досталась человеку трусоватому и нечестному. Это печально. Как считаете, что теперь делать с ним? – вздохнул Николай.
– В шарагу его, и всего делов. Пусть считает, что предчувствие его не обмануло. Нам что? Разбираться теперь, просто он струсил или осознанно к янки рванул, чтобы дать им все научные и технологические преимущества для захвата власти над миром? А смысл?
– Шарага… Это, как я понял из объяснений Михаила, лаборатория-тюрьма?
– Ну да.
– Хм. Давайте еще подумаем все-таки… Тем более он пока еще на излечении.
– Подстрелили? Или Васеньке на кулак упал?
– Да нет, обморок от испуга. И ударился головой об острый камень.
– Какие мы нежные, блин… Но мне-то на кулак он точно упадет. Раза три.
– Эх, Всеволод Федорович… А может быть, хватит нам о грустном?
– Предлагаете об очень грустном? – невесело пошутил Петрович. – И какое у вас к нам теперь, после всех этих антраша, доверие? Один старый молодой дурень напивается вусмерть с представителем державы вероятного противника, ибо кто поймет, что там у этих немцев на уме? И Бог знает что ему выбалтывает. Другой вообще подонок, дезертирует с поля боя. И даже не в тыл, к бабе под юбку, а прямиком к врагу.
– Все! Довольно. Словами делу не поможешь. Будем разруливать, как Миша любит говорить. – Николай с улыбкой положил свою руку поверх сжатого кулака Петровича. – Я никаких претензий к вам не имею. Да и не вправе на них после всего вами сделанного за год…
Что же касается господина Лейкова, откровенно говоря, я более вашего вижу поводы для снисхождения. Ведь если вы втроем оказались здесь по чьему-то умыслу, которым, бесспорно, руководила Высшая воля, то его-то явление – это уже акт вынужденный, причем сознательный с его стороны. Бегство от гибели. Но куда? На войну? Согласитесь, при такой логике все наши ратные бури и внутренние катаклизмы для него вряд ли привлекательны. Это не его схватка. И не забывайте, в конце концов, даже на одиннадцать апостолов нашелся двенадцатый… Давайте по чайку, а потом продолжим. Пирожных хотите?
И тут Петрович внезапно почувствовал лютый, зверский голод. Организм наконец окончательно преодолел последствия алкогольного отравления.
Глава 3
Дорожные споры – последнее дело?
– Почему именно немцы, вы спрашиваете? – Петрович неторопливо подлил себе кипяток в опустевшую чашку. – Здесь есть несколько веских причин. Что касается нюансов политики, резонов поступков государственных деятелей и разного такого прочего, пожалуй, я куда худший советчик, чем Василий и Вадик… Михаил то есть. Но некоторые моменты даже мне очевидны и ходом истории вполне доказаны. Если не возражаете, изложу их поподробнее.
Первое. Равноправного союза с англосаксами у России быть не может. В принципе. Никогда… Или, во всяком случае, в обозримом будущем. Именно с них, с их мировосприятия, князь Бисмарк срисовал свою формулу «В любом политическом союзе один из союзников – наездник, а другой – его скаковая лошадь». Сами англичане высказались конкретнее: «У Британии нет постоянных друзей или врагов, у нее есть лишь постоянные интересы». Смысл этого утверждения прост: для бриттов все остальные двуногие – человеческие существа второго сорта. Независимо от цвета кожи, веры или языка. Их можно и должно использовать во благо себе.
– Ну, это для нас не откровение. Английский эгоизм давно притча во языцех.
– Но согласитесь, государь, что такой взгляд на прочих себе подобных скорее подходит для ортодоксального иудея с его талмудной богоизбранностью и определенным ею отношением к гоям-иноверцам, чем для христианина, пусть даже и протестанта?
– Англиканство, Всеволод Федорович, это нечто особенное. Но соглашусь, что есть там моменты, которые сложно увязать с пониманием морали и человечности.
– Вот-вот. И пока во главе прочих держав стоят люди, исповедующие принципы и мораль, им трудно буквально следовать таким формулам. В этом заключается их слабость при столкновении с бездушной машиной, которая действует, исходя из этих постулатов. Причем личность, формально ею управляющая, имеет не большее значение, чем ее фотография на стене. Реальная власть у группы субъектов, всегда находящихся в тени. Стоящих за троном, так сказать.
Британия сегодня, САСШ завтра суть такие машины. Во главе их интересов стоит тотальная, всемирная власть, какой бы мишурной, газетной риторикой эта цель не прикрывалась. А главный механизм ее достижения – морская мощь, дающая монополию глобальной торговли и утверждающая их интересы на любом побережье. Конечная форма реализации такой власти – контроль над мировыми финансами. И ничто иное. Они же – финансы – смазка механизма.
С этим моментом прямо связано и второе: с тех самых пор, как благодаря жадности британской аристократии несколько семейств иудеев-ростовщиков ухитрились в Лондоне не просто выплыть на самый верх, но даже породниться с сэрами-пэрами, смазки этой у англосаксов в достатке. Даже в избытке. Все эти новоявленные джентльмены, привыкшие жить без родины, давно уже не смотрят на такие мелочи, как границы, союзы и подобные формальные пустяки. Зато виртуозно используют в своих интересах местных имперцев-идеалистов из числа приютивших их аборигенов, типа Родса, Керзона, которые в своей наивности просто не в силах понять, что сейчас за их спиной Британскую империю цинично хоронят, уже определив будущей мировой столицей капитала Нью-Йорк.
Какой смысл в колониях, протекторатах и всех прочих формах прямого закабаления, если достаточно подмять, подчинить своим интересам финансовую систему другой страны? И уже не важно, кто там сидит на троне или толкает громкие речи в парламенте… Увы, в отношении России во время пребывания фон Витте в Минфине, господа парижский и лондонский Ротшильды с их местными подельниками этим-то как раз и занимались. И преуспели здесь больше, нежели в отношении Германии. Два серьезных экономических кризиса немцы прошли, так и не проглотив «золотую» блесну Сити, в чем есть и личная заслуга кайзера, и бисмарковского германского законодательства. Благодаря им даже немецкие банкиры-евреи в большинстве своем пока еще патриоты фатерлянда.
Конечно, Вильгельм II Гогенцоллерн отличается от Бисмарка во многом. И порой не в лучшую для России сторону. Но в главном их различие нам на руку. Германский император, ваш дядя и кузен, человек слова и чести. Пока еще, во всяком случае… Сейчас он не чувствует себя, простите ваше величество, в роли раненой крысы, окончательно загнанной в угол и готовой бросаться на всех, лишь бы подороже продать свою жизнь. А ведь именно это готовят ему англосаксы, упорно пытаясь сколотить Антанту с нашим участием. Окружают загонщиками их главного врага, дерзнувшего бросить открытый вызов британскому морскому всевластию.
Третье. Бытует мнение, что Англия – это кит, а Россия – медведь. Им-де всерьез драться не за что и не с руки. Это очень большая ошибка. Интересы океанской империи, каковую построили англосаксы, лежат именно на нашем континенте, где и сосредоточено большинство богатств мира, как материальных, так и человеческих. Регулярные раздоры, конфликты и войны на этом пространстве, не позволяющие его странам опередить островитян в развитии, постоянная нужда континенталов во фрахте, в заемных деньгах для этих войн, как и для восстановления регулярного разора, – вот она, основа благоденствия господ атлантистов.
И пока они в силах, будут из кожи вон лезть для организации в Евразии очередной бойни, ибо появление на материке государства-гегемона или союза нескольких сил, к такому гегемону де факто приравненного, угрожает существованию их паразитической империи и планам тотального мирового господства, поскольку ресурсов континента достаточно, чтобы быстро разрушить их главный силовой инструмент – морскую мощь. А без контроля над морской торговлей благоденствие атлантистов обречено. Поэтому «англичанка» гадила, гадит и будет гадить как нам, так и немцам.
Четвертое. В той, в моей истории англо-американцам и их придворным кукловодам удалось в течение двадцатого века дважды стравить нас с рейхом. В результате – десятки миллионов смертей. Увы, в этих войнах мы потеряли намного больше, чем германцы. Были и чудовищные злодеяния, и даже попытка уморить голодом все население Петербурга. И был наш ответ, когда в степях Поволжья у Царицына от голода и холода вымерла практически целиком полумиллионная армия немцев. Только, несмотря на все это, ни у нас, ни у них не выработалось стойкой, врожденной взаимной ненависти. Что говорит о том, что между Россией и Германией не было и нет непримиримых противоречий. И получается, что Петр и Екатерина были правы в немецком вопросе. Может быть, поэтому также они – Великие.
И наконец, пятое. Нравится это нам, великороссам, или нет, но очень во многом технический и научный прогресс России невозможен без германского участия. Приведу лишь один пример, для меня наиболее близкий и понятный. Это школа подводного кораблестроения. Без немецкого влияния в 1930-е годы, без их наследства после Второй мировой войны в пятидесятые мы не смогли бы создать того воистину могучего подводного флота, который к концу двадцатого века стал важнейшим фактором мировой стабильности. Он не позволил янки, бриттам и их союзникам начать против нас войну даже в момент, когда Россия оказалась в крайне затруднительном, почти беспомощном положении…
– Миша уже рассказывал мне о том безумии, что едва не погубило у вас русскую державу. Я много думал об этом. Семена бунтарства в народе вызревают постоянно, к сожалению. Но не зря сказано: если Господь желает кого-то покарать, он лишает его разума. И я бы добавил еще: а душу – веры и смысла существования. У вас там святая Церковь изгонялась, рушились храмы, людей истинно воцерковленных было крайне мало. Вот вам и закономерный результат.
– Но сейчас Россия тоже, как говорится, беременна революцией. Только причины этого разве в вопросах церкви и веры, государь? Земельный вопрос, еврейский, рабочий; кризис системы государственного управления, прямо вытекающий из катастрофического недостатка грамотных, профессиональных кадров, порождающий хроническое отставание от держав-конкурентов. И на каком тут месте стоит религия, простите?
– В самую первую голову! – Во взгляде Николая полыхнуло пламя истовой убежденности. – «Возлюби ближнего своего как самого себя», так учит Спаситель. От забвения сей заповеди идут все несправедливости. Силой в счастье не загонишь, любезный Всеволод Федорович. Вы вот попытались, а в итоге все затрещало по швам и рухнуло. Верить надобно в Бога, в Высшую справедливость и смысл, а не в абстрактное всеобщее равенство.
У нас же проблемы с церковью иного рода. Как мне сегодня представляется, во многом правы те, кто предлагает ввести патриаршество и государственное управление церковью прекратить или существенно ослабить. Не столько управление, сколько ее обеспечение. Дурно, если молодой человек идет учиться в семинарию единственно с надеждой на свое будущее, безусловно, доходное место. Гарантированное. И таких, увы, много. Отсюда определенное падение авторитета церкви, явление проходимцев вроде того же Георгия Аполлоновича.
Но, извините, я отвлек вас. Хотя по поводу германцев вообще и в частности моего кузена не волнуйтесь, убеждать меня в очевидном смысла нет. С немцами мы поладим, что бы ни кричали господа газетчики. Не спорю, проблем тут много, как и опасностей, но получать в будущем такие «подарочки» от якобы союзников, которые уготованы были бы нам англичанами и их друзьями, мы не собираемся.
– Слава богу!
– Воистину так. Ведь с вашим чудесным здесь появлением, после всего, что мне поведал Михаил, как пелена с глаз упала. И хотя видится, что для вас лично вопросы Высших предначертаний на должно высоком месте не стоят… пока… – Николай сделал акцент на последнем слове, – богоугодные дела ратные свершали вы с чистым сердцем и во славу православной России. Представляю, на что вы будете способны с истинной верою в душе. Да, кстати… Всеволод Федорович, а вы уже выбрали себе духовника?
– Так, говорите, подводный флот. И с опорой на германскую инженерию… А почему, позвольте поинтересоваться? Не вы ли сами в начале войны столь категорично потребовали не заключать контрактов с Круппом и Холландом? Возможно, сейчас самое время вернуться к этому? И не вы ли категорично протестовали против идеи Верховского и Скрыдлова о переброске во Владивосток всех наших имевшихся подводных миноносцев по железной дороге? Только ли по причине больших надежд на торпедные катера и из-за нежелания забивать железную дорогу еще и лодочными транспортерами? Или все-таки дело было в плохих характеристиках самих подлодок?
– Можно по-еврейски ответить, ваше величество? Вопросом на вопрос? Вам как рассказывать? Только про то, что вас заинтересовало, или с самого начала? Подробно или покороче? Как-никак, а речь о столетнем развитии флота.
– Хм… А мне Михаил рассказывал, что вы – русский, – рассмеялся Николай.
– Конечно. Там был русак чистопородный, правда, с примесью ханской касимовской крови, но кашу маслом не испортишь. Разве это что-то меняет?
– Смеетесь? Вы думаете, мне сейчас легко перекладывать руль в сторону Германии? Ведь тут же поднимется в продажных газетенках визг и гвалт. И если бы только в них…
– Про царя германских кровей и про его царицу немку?
– Разве не логично? Думаете, господа французы и их друзья на такое не способны?
– Обязательно начнут поносить. Только вам-то что с того, ваше величество? Вы в своем праве и правоте. А с моей точки зрения, это вполне законный повод для того, чтобы Зубатов господами газетчиками занялся предметно. У Плеве с этим как-то не очень. Но корень вашей тревоги, он ведь глубже зарыт, не так ли? Национальный вопрос в России давно уже принял уродливые формы. С одной стороны, простите, просто дурость вроде насильственной русификации, с другой – недальновидность: длительное сохранение всех этих Польш-Финляндий в виде обособленных национальных анклавов.
То же и по еврейской теме, раз уж мы это затронули. Слава богу, что вы решились отменить дискриминационные законы в их отношении. Собственно говоря, есть лишь два пути для ликвидации главной революционной закваски, баламутящей все общество: или признание их равноправия, или тотальное выселение. Причем второй вариант в скором будущем нам непременно аукнулся бы их непримиримой враждой в мировом масштабе. Оно нам надо? Нравятся они нам, не нравятся – второй вопрос. Если живем под одной крышей, то с пониманием того, что взаимопомощь гораздо лучше скандалов на кухне. Деятельность клана мировых финансистов и прикормленных ими масонских лож не может являться ярлыком или каиновой печатью для всего еврейского народа.
– Пусть благодарят Бога. И вас с Мишей. Вы меня в сем убедили, – холодно произнес Николай с расстановкой. – Да, проблему надо снимать. Но буду откровенен: решение я принял после того, как осмыслил с вашей помощью роль САСШ для развития России. Указ будет после нашего возвращения. Хотя, возможно, второй путь был бы проще… И вернемся уже к флоту. Излагайте так, как вам будет удобнее.
– В нашей истории за столетие, с этого года считая, в мировом военном кораблестроении и, соответственно, в доктринах применения флотов произошли пять революционных скачков, заставившие все без исключения морские державы серьезно скорректировать ассортимент и вес корабельного состава. Имея их в уме, можно не только оптимизировать типы и качества наших кораблей, но и существенно сэкономить, не влезая в тупиковые ветви.
Кратко о каждом из этих революционных изменений. Первое целиком и полностью на совести англичан. Это уже известный вам, ваше величество, корабль «Дредноут». С его появлением все морские державы втянутся в лихорадочную «дредноутную» гонку, поскольку все их наличные броненосцы разом устареют. Чисто внешне мы должны выглядеть как все, но главный упор необходимо сделать на том, что поможет нам эти самые дредноуты успешно топить. Это – морское подводное оружие: мины якорные и донные, но в особенности – торпеды. Согласитесь, что все нынешние «уайтхеды» выглядят детскими игрушками в сравнении с «рыбкой», несущей в себе полтонны взрывчатки и проносящейся больше десяти миль на скорости в сорок с лишним узлов.
Второе породили немцы. Через десять лет в нашем мире. В ответ на подавляющий численный перевес английских дредноутов над германскими они начали массово строить подводные лодки, которым удалось морской блокадой поставить Альбион на грань голода и поражения в войне. Сейчас мы можем перехватить у Тирпица этот приз.
Важно лишь самим не спровоцировать в Германии ускоренного развития подводного кораблестроения, что в нашей истории сделали именно русские заказом трех субмарин конструкции Эквиллея у Круппа. Нам пока и того, что Джек Фишер всерьез подлодками заинтересовался, хватит для геморроя. Хорошо бы продумать пару диверсий там, кстати. Чтоб выглядело натурально, а в случае чего можно было бы на ирландцев свалить.
– Вот так вот, в мирное время? Вы меня откровенно пугаете.
– С волками жить, по-волчьи выть, ваше величество. Грех на свою душу возьму…
Третью революцию в военно-морском деле совершили японцы. До этого еще больше трех десятилетий. В тот день их палубные самолеты с бомбами и торпедами, взлетев с шести кораблей-авианосцев, буквально за несколько часов перетопили и повредили в Пёрл-Харборе все дредноуты американского тихоокеанского флота. Прямо в базе. Линкор окончательно уступил место авианосцу в качестве главной ударной силы на море.
На этом направлении мы обязаны перехватить инициативу. Причем во главу угла нужно ставить даже не сами корабли, а их оружие – самолеты. Главных ноу-хау тут три: их аэродинамические схемы, профиль крыла, плюс мощные и легкие моторы. Именно для работы над ними нам нужны Луцкий, братья Риоты, Майбахи. Вся затеянная нами эпопея с торпедными и гоночными катерами – это мощный базовый вклад именно в авиационное двигателестроение. Кстати, развитие производства автомобилей имеет тот же вектор, это массовая подготовка специалистов для двигателестроения в первую очередь. Не зря же в нашей истории войны двадцатого столетия именуются «битвами моторов».
Поделиться книгой: