Помоги проекту - поделись книгой:
Ай-ай-ай, как нехорошо поворачивается разговор!
— Никто, решительно никто! Токмо ночные видения! Бабушка, ведь слова мои легко проверяются! Подождите лишь, как турки объявят нам войну; до того недолго осталось. Союз наш с Австрией будет очень кстати! А на другой год и Густав шведский возьмется за рать!
Наконец императрица приняла решение. Взгляд её вдруг стал твёрд, и, как будто бы, пронзив мне лицо, ушел в иное пространство.
— Давай мы с тобою сделаем так: я поговорю с Андрей Афанасьичем, и вместе мы решим, что всё сиё значит и как нам поступить! А ты пока никому ни о чём не рассказывай. Никому, даже Косте! Понял, Сашенька? Ну, да ты у меня молодец — все хорошо будет! А теперь, прости, мой друг — устала с дороги, и в баню страшно хочется!
И я ушел, оставив позади этот тяжелый разговор. Впрочем — а что «я»? Люди погибнут, очень много людей погибнет, вот кому тяжело-то будет! А я уж, как-нибудь, потерплю.
Отец Андрей, вызванный вдруг к императрице на конфиденциальный разговор, внешне был совершенно спокоен. Внутренне же духовник малолетних великих князей холодел: он догадывался о предмете предстоящей беседы, и страшился её. Дело относилось к его самому непосредственному ведению, и грозило создать очень неблагоприятные последствия. Шутка ли — прошибка в воспитании цесаревича!
Андрей Афанасьевич знал, среди клира и так уже шла о нем дурная молва. Слишком, мол, долго прожил он среди англицких еретиков, да и нахватался там всякого! И так уже многие иерархи замечания делают, и что бороду бреет, и супругу-англичанку его поминают… В общем, репутация у Самборского неоднозначная, как говорят на Туманном Альбионе — фифти/фифти. И, если с цесаревичем случится что-то потустороннее, или даже, просто негативное, та же душевная болезнь, например — тотчас спустят на его вероучителя всех возможных собак!
Нет, допускать до скандала никак нельзя. Это будет конец всех трудов и начинаний, — ортодоксальные противники не замедлят воспользоваться этой историей, чтобы очернить его перед Императрицею и всем светом!
Наконец дверь покоев государыни отворилась.
— Войдите, отец Андрей, государыня ждёт! — камердинер Екатерины, Захар, появившийся в дверном проёме, смотрел на Самборского сочувственно и с тревогою. Да, дело серьёзно!
Императрица встретила его сидя в глубоком кресле. Она успела сменить дорожный костюм на скромное летнее платье; на лице её читалась усталость и тень каких-то затаённых, гнетущих размышлений.
— Андрей Афанасьевич, я вызвала вас поговорить о Саше. Ещё весною Николай Иванович Салтыков в письмах своих уведомлял меня о странных и необъяснимых переменах его поведения и нрава. Он вдруг забыл почти французский, который знал сызмальства, стал совсем почти равнодушен к религии, мало интересуется делами гатчинского своего семейства; зато стал удивительно много читать и усердно занимается языками. Но, что совсем уж удивительно, господин Александр вдруг начал разговаривать на темы, совершенно неподходящие его юному возрасту! Толкует о войне и мире, — и не просто играет в солдатики, это не диво, — а именно что о делах международного значения, о стратегии, о полководческом деле; вдруг интересуетсяныне экономикою, статистикой, торговлей; наипаче же — научными открытиями и промышленными усовершенствованиями. Сие одно уже кажется невероятным; но теперь случилось и большее! Сейчас он признался мне, что видел провидческий сон, на предмет, касаемый внешних сношений Российской державы. Я бы отнеслась к сему, как к безделице, и не стала с вами об этом говорить, но он — наследник престола! Вы знаете, сколько разной сволочи крутилось вокруг цесаревича Павла Петровича, (тут Самборский машинально кивнул), как разного рода проходимцы и масоны старались завлечь его в тенета. Я менее всего хочу, чтобы и с внуком моим случилося то же! Вы его духовник, вы знаете состояние его ума более даже, нежели я. Мне кажется, я сегодня встретила совсем другого ребёнка, чем того, что оставила полгода назад! Скажите мне — что сиё означать может?
Самборский, до того внимательно слушавший императрицу, понял, что надобно уже отвечать ей.
— Прежде всего, государыня императрица, позвольте заметить, что отроки в этаком возрасте могут очень сильно меняться. Они растут, впитывают всяческие впечатления; опять же, в зиму эту у обоих братьев были серьёзные болезни. Что же относительно видений…
Екатерина, слушавшая его и так очень внимательно, тут даже подалась вперед.
— Про видения свои Его Высочество поведал мне во время нахождения нашего в Коломенском. Мы, и правда, много разговаривали с ним об этом, и я пришёл к выводу, что это его визионерство, столь внезапно открывшееся, не должно быть ни происками Врага Человеческого, ни внушением злонамеренных лиц. Возможно, — я не могу утверждать этого наверное, но — возможно, это действительно боговдохновенное свидетельство! История знает тому примеры — Иоанна дАрк, предрекшая победу французского короля в войне его с Плантагенетом; Мишель Де Нотрдам, и некоторые другие…
— Ах, Андрей Афанасьевич! — прервала его Екатерина. — Вы знаете, что боюсь я не рогатого чёрта, а токмо людей, успешно подражающих Дьяволу! Много их, — мартинисты, спиритуалы, масоны, розенкрейцеры, теперь еще и месмеризм появился… Уже пытались завлечь в свои сети сына, и лишь усердием верных моих дворян не преуспели. Вы и сами знаете, как, в бытность Павла Петровича в Париже, обхаживала его эта публика; и, по сю пору не оставляют попыток тех. Вот чего опасаться надобно! Не могло ли быть на Сашу чьего-то вредного влияния? Мне страшно о сём подумать: ведь это должны быть те, кто достоверно знает о близящейся войне! Не может ли это быть влияние мосье Де Ла Гарпа?
Самборский, подумав, медленно покачал своей рано начавшей седеть головой.
— Такого не замечено. Сам Александр никогда не упоминал господина Ла-Гарпа в такой связи. Не думаю, что он мог бы утаить это: ведь он ещё ребенок! Опять же, названный Ла-Гарп служит уж не первый год: наверное, мы заметили бы перемены много ранее!
— Да я тоже сему не верю, — горячо воскликнула Екатерина. — Господина Де ла-Гарпа с самой лучшей стороны рекомендовали люди, доверие к которым несомненно! Но, право же, я не знаю, в какую сторону и думать!
Кажется, она готова была заплакать; но, вместо этого, императрица взяла табакерку и достала щепотку душистого табаку.
— Знаете, что ещё поразило меня сегодня… Я ведь этого мальчика с рождения знаю. Я всегда всю душу его с лица читала, как открытую книгу. А теперь не так — смотрю на него, и не понимаю ничего, будто бы он личину одел. Андрей Афанасьевич! — Екатерина вдруг приняла просительный тон, несказанно удививший Самборского. — Я умоляю вас: будьте бдительны! Бдите, не спуская глаз, ведь речь идёт о наследнике престола Российской державы! Вы знаете, я возлагаю на него огромные надежды!
В глазах её мелькнули слёзы: никогда еще Самборскому не доводилось видеть ее такой встревоженной.
— Сделаю всё возможное, Ваше Императорское величество! — воскликнул отец Андрей, и, приложившись к ручке императрицы, вышел, взволнованный до глубины души.
Оставшись одна, императрица некоторое время сидела в задумчивости; затем призвала к себе статс-секретаря Безбородко.
— Александр Андреевич, ты ведь, я знаю, не масон, как Храповицкий; давай, хоть тебе уже и не по чину, напишем с тобою письмо на имя Салтыкова Николая Ивановича, касательно воспитания цесаревича Александра.
Тот приготовил бумагу и перо; императрица, медленно, тщательно обдумывая каждую фразу, продиктовала:
—
Закончив это дело, Екатерина стала почти совершено покойна. Она приняла решение, что и как предпринять, а значит, дальше дела пойдут своим чередом.
— Отправь скорее, Александр Андреевич. Пусть Николай Иванович проследит, с кем там якшается этот господин республиканец!
— Может, отписать еще господину Шешковскому? — осторожно и тихо спросил Безбородко, сам внутренне холодея от собственных слов.
— Да нет, преждевременно. Уж очень крут Степан Иванович! Наломает он дров, а Ла-Гарп, между прочим, иностранец, и с многими видными персонами знаком. Сраму не оберешься… Нет. Впрочем, знаешь, любезный Лександра Андреич, напиши ещё князю Потёмкину!
— Отправь Светлейшему, в Екатеринослав. Даст бог, всё хорошо будет. У него ума палата, справится… Только бы не чума!
Глава 10
Пока императрица отдыхала с дороги, меня посетил господин Болотов. В один прекрасный день Протасов сообщил мне, что некий дворянин прибыл на встречу со мною.
Андрей Тимофеевич Болотов оказался очень немолодым господином с простым русским лицом, сплошь изрезанным мелкими морщинами, как это бывает у людей, много времени проводящих на солнце и ветре. Такое лицо всегда отличишь от дряблых морщин, вызванных жирными складками дряблой кожи; нет, это лица людей, выдубленные солнцем и зноем, отшлифованные морозным зимним ветром, закалённые невзгодами и зимнею стужей. Взгляд его, полный здавомыслия, простой, но твердый, не имевший даже намека на возможность какого-то подобострастия или лести, выражал сейчас внимание и умеренный скептицизм.
— Господин Болотов, здравствуйте. Душевно благодарю вас, что вы любезно проделали такой длинный путь для встречи со мною!
Взгляд Болотова от этой нарочито любезной тирады совсем, однако же, не смягчился. Казалось, внутренне он вопрошал самого себя: «Путь-то я, мил человек, проделал, да не зря ли?»
— Я вот о чём хотел с вами поговорить… В Богородицких поместьях, как я слышал, вы принялись выращивать новые культуры. И что получается у вас с картофелем?
Лицо у Болотова, наконец, прояснилось. Видимо, он был рад, что разговор касается близкого и понятного ему предмета, а не «бог его знает чего пришло в голову этому мальчишке».
— Ро́стим помаленьку — хаврониям нашим на корм идёт. Да и много ещё куда!
— И как, получается?
— Урожаи хорошие, грех жаловаться. Конечно, сноровка нужна, как и в любом деле… Сажать нужно попозже, в прогретую землю, убирать вовремя, пока не подгнил, землю рыхлить, удобрять щедро. Прекрасная вещь!
— А крестьяне-то едят его?
— Теперь — едят, как увидели, что я сам им питаюсь. А раньше ни в какую, и в рот-то его не брали! Говорили, мол, что картошка сия рождается с головой и глазами, и употреблять ее в пищу — все равно, что есть человеческие души. Даже ямочки на картофельном клубне кличут «глазками»! А я вот его и варю, и жарю, и стружку делаю!
— «Стружку» — это как?
— Тонко порезанную картошку жарю, и, как еду куда-нибудь беру с собою. Вот даже и сейчас он у меня есть!
— А покажите!
— Сейчас, к тарантасу сходить надо!
— Ну, тогда потом посмотрю!
Я уже понял, что он изготавливает что-то вроде чипсов. Вот ведь, задумщик! Кулибин от сохи, можно сказать!
— Я вот вас зачем вызвал, Андрей Тимофеевич: слышал, крестьяне картофель не хотят растить, отговариваются всякими глупостями. А вот как бы их научить?
— Ну, я вот сам картофель ем, и людей им угощаю: и многие в Дворяниново, поместье моём, глядя на то, взялись его сеять. Опять же, распространял его и методом прусского короля: ставил под охрану поле, чтобы люди глядя на то, интерес к сим посадкам проявляли.
— Я уж про то наслышан был и думал, но ведь так всю Россию не научишь: мы ведь несколько просторнее Пруссии. Не все ведь мимо вашего поместья ходят!
— Это точно, — вздохнул Болотов.
— А если вот как поступить…
И я изложил ему свои мысли на сей счёт. Раздумывал я об этом уже немало, так что поговорить нам было о чём!
— Ну, что скажете?
— До́лжно получиться, — произнес Болотов, глядя на меня уже совсем иными глазами.
— А сколько денег вам понадобится для, хотя бы, Тульской губернии?
— Бесплатно сделаю, голубчик Александр Павлович! Бесплатно! Уж на Тульскую-то, и своих средств хватит! А там посмотрим, может быть, окупится дело, так своекоштно и далее пойдёт!
— Ну, на своем кошту далеко не уедешь, я так думаю. Вы посчитайте, прикиньте, и дайте знать, сколько и чего вам нужно для этакой службы.
— Всенепременно! Очень я рад, что наследник престола к хозяйству имеет такой интерес, и подходит к сему предмету с тщанием и выдумкою!
— Я тоже рад знакомству с вами! Ещё раз спасибо, что приехали, Андрей Тимофеевич!
— Не за что, Ваше Высочество! Я давно хотел в Коломенское наведаться, посмотреть местные аптекарские огороды!
— Вы и лечением занимаетесь?
— Да, постоянно! Лекарственные травы в этом деле очень нужны! Я и у себя в поместье много чего выращиваю, и вот, подглядываю, как люди делают!
— Ну, может, дойдёт и до этого. А пока, Андрей Тимофеевич, попробуйте с картофелем!
Интерлюдия
В один погожий осенний день народ уездного города N собирался на какое-то совершенно необычное, невиданное доселе зрелище: «презентасьон», сиречь, выставку. Посреди небольшой городской площади стояла коляска с опущенным верхом, а в ней стоял крепкий, как палка, прямой старикан, сразу видно, из отставленных офицеров. Тут же рядом пара помощников его разожгли большой костёр, насухую, без раствора, кирпичами выложив подобие очага, и водрузили на него большущий котел, в котором что-то варилось. Тут же на огне стояла пара большущих противней, на одном из которых уже шкворчало сало.
— Подходите ближе, всякого рода-звания люд, расскажу вам я, как быть сыту без круп! Вот — картошка, хоть куда, первосортная еда! Ну так, слушайте, сюда! — прокричал громогласный лакей-глашатай, и пожилой барин, степенно оглядевшись, начал рассказывать, что это за «картошка», как её сажать, как ростить, и вообще, всякую всячину.
Народ относился по-разному: кто слушал, и вполголоса говорил одобрение, кто принюхивался к ароматам, возносящимся от противней и котла, а кто и, похохатывая, отходил, недоверчиво крутя головой. Такие собирались поодаль в кучки, обсуждая, как дурят нынче народ.
— Вот же рассказывает, — «тыща пудов с десятины»! Врёт, как сивый мерин! Не бывает такого, даже капуста столько не даст! — возмущался один, жёлчный, тертый жизнью старикашка в суконном картузе с редкими зубами, с виду какой-то бывший мелкий служака.
Поделиться книгой: