Чернышёв оказался довольно высоким, грузным вельможей далеко за пятьдесят, одетым в традиционный для флота белый мундир с зелеными обшлагами и камзолом, с обильным золотым шитьём и золотым же эполетом. На простом, сильно изрытом оспой русском лице выделялись карие живые глаза.
— Здравствуйте, Иван Григорьевич!
— Приветствую вас, ваше высочество — приветливо отозвался он. — Донесли мне, что вы интересуетесь предстоящей кругосветной экспедицией?
— Я интересуюсь решительно всем, касающимся предмета ведения Адмиралтейств-коллегии! Весною мы с цесаревичем Константином наблюдали за спуском на воду кораблей со стапелей Петербургского Адмиралтейства. Как-нибудь хотелось бы обсудить и кораблестроительные вопросы, и вооружение флота, и многое другое. Но сейчас — расскажите мне по экспедицию капитана Муловского!
— В эскадру Муловского — начал Чернышёв, — включены пять судов: флагман «Колмагор» в 600 т водоизмещением, «Соловки» — 530 т, «Сокол» и «Турухтан» — по 450 т, и транспортное судно «Смелый». Экипаж флагманского судна «Холмогор» под командованием самого Муловского насчитывал 169 человек, «Соловков» под командой капитана 2-го ранга Алексея Михайловича Киреевского — 154 человека, «Сокола» и «Турухана» под командой капитан-лейтенантов Иоакима Карловича фон Сиверса и Дмитрия Сергеевича Трубецкого — по 111 человек.
Рассказывал Иван Григорьевич о предстоящей экспедиции охотно; видно было, что и его увлекают дальние странствия.
— Целью сей экспедиции поставлено проведение научных изысканий в Тихом Океане, с утверждением власти Российской державы на важных морских коммуникациях.
Для научных открытий на кораблях присутствует господин Питер Паллас, известный путешественник, академик. Для «ведения обстоятельного путешественного чистым штилем журнала» поставлен секретарь Степанов, обучавшийся в Московском и Английском университетах. Также, среди учёных — участник плавания Кука астроном Уильям Бейли, естествоиспытатель Георг Форстер, ботаник Соммеринг и четыре живописца. В Англии будут закуплены необходимые астрономические и физические приборы: секстаны Годлея, хронометры Арнольда, квадранты, телескопы, термометры и барометры.
Для утверждения флага Российской Империи имеется 90 пушек, 300 ружей, и соответственный к ним боезапас. Из мест, объявленных собственностью Российской короны, немедленно удаляются все иноземцы, вплоть до уничтожения их поселений и потопления судов.
Также стоит задача доставки пушек в Петропавловск, припасов на Аляску.
— Что сделано для сбережения людей от тропических болезней?
После этого вопроса в глазах Чернышёва я увидел что-то, похожее на уважение. Нечасто подросток, в местной терминологии — отрок, задаёт вопросы по существу дела!
— На флагманском судне, Ваше высочество, оборудован лазарет на сорок коек с ученым лекарем, на все другие суда определены подлекари. От цинги запасены бочки с морошкою и клюквой, от лихорадки — запасы коры хинного дерева.
— Похоже, у вас всё продумано масштабно и каждой мелочи уделили внимание! — польстил ему я.
— Адмиралтейств-коллегия и Балтийский флот с особым тщанием готовили эту экспедицию, ваше высочество. Кругосветных плаваний с таким размахом доселе не было! Ни у Кука, ни у Лаперуза не имелось столько кораблей!
— Кстати, а что известно об экспедиции Лаперуза?
— Говорят, идут в сторону наших берегов, к Камчатке.
— Странно. Южных морей ему, что ли, мало? В торговом отношении они интереснее!
— Ну, экспедиция Муловского тоже более к северным морям склоняется…. А вы, Ваше высочество, значит, считаете иначе?
— Я вот что думаю на сей предмет: нам надо получить на южных морях фактории для удобной торговли с Китаем, Индией и иными странами Востока, и приличные территории для выращивания тех плодов, которые у нас, на Севере, не растут. Ту же хлопчатую вату, чай, кофей, иные колониальные товары приобретать можно! А северные моря, конечно тоже нужны. Но, у нас их уже во множестве, ничего нового мы там не приобретём.
Чернышёв развеселился. Видимо, мои рассуждения казались ему и забавными, и справедливыми одновременно.
— Вы, Ваше высочество, я смотрю, не зря допущены до заседаний Совета! Таких глубоких познаний и интереса к государственным делам в столь юном возрасте не показывал и Пётр Великий! Вас непременно надобно принять в наше Вольное Экономическое Общество!
— Что за общество? — не понял я.
— Заведение для распространения познаний о правильном земледелии. Стоит оно прямо напротив Зимнего Дворца, через площадь! Мы собираемся там иногда, обсуждать европейские новации, сельского хозяйства касающиеся!
— Ну, это хорошо, но ведь надобно не только на земледелие смотреть, но и на промышленность и торговлю. Это всё вещи суть взаимосвязанные! Но, возвратимся к нашей экспедиции. Давайте откроем карту!
Карты у нас не оказалось, зато в кабинете имелся огромный глобус.
— Вот здесь — после некоторого замешательства, вызванного незнакомыми очертаниями материков и земель, ткнул я туда, где в современном мне мире находится город — государство Сингапур.
— Малаккский пролив? — удивился Чернышёв. — Опасное сие место! Пираты и рифы весьма препятствуют тут судоходству!
— Вот и отлично! Пиратов надобно разогнать, рифы изучить! Место очень важное. Есть там островок, называемый Сингапур, очень подходящий для базы нашего флота! И, думаю, надобно ещё устроить факторию где-то здесь — и я ткнул в районе мыса Доброй Надежды.
— Место хорошее, но не думаю, что тут есть свободные гавани, — покачал головой Иван Григорьевич. — Тут уж кого только нет, и голландцы, и англичане… Французы, вот, не нашли уже себе места, и заняли остров Бурбон.
— Надобно поискать! Не может быть, чтобы совсем ничего не было! Ещё надобно факторию здесь — я указал на устье Амазонки, и здесь — неопределённо проведя по западному побережью Африки. — Ну, то есть, цепочку острогов и портов, для ремонта судов и пополнения припасов. Подумайте над этим, Иван Григорьевич! Дело можно поставить на широкую ногу, если хорошо всё спланировать! Это будет и путь и на Восток, и в Русскую Америку!
— Хорошо, Александр Павлович, хорошо, — увлеченный моею горячностью, Чернышев, казалось, был очень рад встретить в юном наследнике престола неожиданного единомышленника. — Мы всё обсудим в коллегии, если желаете, можете к нам присоединиться! Всегда рады видеть вас на обсуждении всех дел, морского дела касающихся!
Глава 15
Проведя две недели в Петергофе, мы снова вернулись в Царское Село. Это обычный, из года в год повторяющийся летний маршрут императорской фамилии — лето в основном проводится в Царском селе, но на самое жаркое время года государыня старается уезжать Петергоф, к прохладе фонтанов и Финского залива.
Мы в этот раз играли в залах в «закидушку», как у нас называют французскую игру бильбоке, когда гофкурьер от императрицы явился позвать нас на лодочную прогулку.
А мы с Курносовым от лодочных прогулок никогда не отказывались!
Императрица в сером дорожном платье уже была у подъезда внизу. Её сопровождали четыре «дежурные» фрейлины и несколько «кавалеров», в числе которых были и иностранцы. Когда мы появились на берегу пруда, в павильоне на островке грянула музыка: туда уже был переправлен целый оркестр. Этот павильон и был выстроен для того, чтобы музыка играла, пока монаршие особы изволят кататься. При всех затевать разговор о войне было неудобно; зато когда мы сели в шлюпку — Екатерина на носу, мы в середине, и сзади пара гребцов — я наконец смог задать тревоживший меня вопрос.
— Доброго дня, бабушка. Что слышно о делах турецких?
Императрица взглянула на меня немного насмешливо и лукаво.
— Вот ты какой стал, Сашенька, — до отъезда моего в Тавриду был истинное дитя, а теперь о политике всё толкуешь!
— Прости великодушно, если надоедаю тебе с вопросами, но очень меня сон тот беспокоит!
Императрица слегка нахмурилась.
— Ну, что сказать тебе…. Турки шалят! Порта на днях потребовала от посланника нашего сразу много такого, что он дать им не может, даже если бы и восхотел. Требуют изменения статей последнего мирного договора, отзыва консула нашего из Молдавии, открытия своего консульства в Крыму, отказа от протектората Грузии, и выдачи молдавского господаря! Яков Иванович пишет, англицкий посол Энсли и прусский — Диц, подстрекают турок к войне с нами. Французские инженеры отстраивают флот турецкий, перестраивают Очаков и иные крепости их на новый лад.
— Плохо. Не зря сон тот мне снился. Война будет, ma grand-mere, непременно будет!
— Григорий Алексеевич советует мне идти на уступки с тем, чтобы 2 года протянуть еще без войны. К тому времени мы втрое сильнее на юге будем!
— Это хорошо бы, но, боюсь, нам без того не обойтись…
— Ну, что же — Екатерина посмотрела на «Чесменскую колонну», мимо которой мы как раз проплывали, — Очень хорошо, что Екатеринославская армия наша находится в столь добром и исправном состоянии, как видели мы совсем недавно!Прошлый раз мы хуже готовы были, а меж тем, славные победы одержали! Но лучше бы не было ничего, хоть бы не два года, а год…
Наконец мы пристали к берегу. Шталмейстер Нарышкин, ждавший на берегу, помог императрице выйти на берег, и сразу что-то шепнул ей.
— Давно? — резко спросила она его, на что Нарышкин снова чего-то ей полголоса проговорил.
— Пойдём! Дети, идите с Александром Яковлевичем — бросила нам на ходу императрица, поспешно шагая к возвышавшейся невдалеке громаде Царскосельского дворца.
К нам с Костей подошел Протасов.
— Только что прибыл курьер. Императрице доложили, что наш посол в Константинополе заточен в крепость. Непременно, это война!
И война, действительно, разразилась. Екатерина еще некоторое время надеялась, что арест нашего посланника — всего лишь форма давления на переговорах, но затем начались обстрелы Кинбурна, и стало ясно, что новой войны с Портою не избежать. По поводу моего, сбывшегося предсказания со мною она больше не разговаривала, однако, с тех пор, я то и дело начал ловить на себе странный, загадочный взгляд её серых глаз.
— Императрица вас примет. Пройдите, Андрей Афанасьевич!
Самборский поднялся с обитого желтым шёлком канапе, на котором уже четверть чала ожидал аудиенции, и спешно вошел в распахнутые пажами двери. Уведомивший его о вызове гофкурьер ничего не пояснил о его причине, но законоучитель нисколько не сомневался, что знает её.
Императрица встретила его одна.
— Андрей Афанасьевич, вы, должно быть, уже слышали весть о войне. Турки напали на наши пределы, начав с заточения посланника Булгакова. Всё, как предсказал Александр! Я, право, не знаю, что и думать. Можно было бы решить, что впечатлительный мальчик наслушался чужих разговоров и его фантазии случайным образом совпали с действительностью. Но, и Николай Иванович, и Александр Яковлевич уверяют меня, что никаких разговоров, не подобающих возрасту, с Сашей никто не вёл. Кроме того, я и сама вижу, как сильно и резко он изменился. Его суждения, иной раз, настолько глубоки и демонстрируют такие познания, что совершенно невозможно и далее делать вид, что это обычный ребёнок. Что вы думаете на сей предмет?
— Матушка императрица, я каждодневно наблюдаю юного наследника, и могу сказать — с этого года он, действительно, очень сильно изменился. Но я не вижу никакого тлетворного влияния, никаких дурных истоков этой перемены! Вы знаете, что господин Моцарт, композитор, блистающий в Вене, очень рано стал сочинять музыку, девяти лет превзойдя многих взрослых заслуженных, убелённых сединами композиторов. Сие, верно, наблюдаемо и нами.
Что же касательно его предсказаний Турецкой войны — я тут вижу прямое вмешательство божественного Провидения. Тут нам примером служит девица Жанна, в былые времена предсказавшее падение английского владычества во Франции.
— Что же нам делать, Андрей Афанасьевич? — с надеждою спросила императрица. — Он предсказал еще войну, со Швецией. Сей оборот представляется невероятным, чтобы, имея всего тридцать тысяч войска, посягнуть на наши пределы. Если сие состоится — то будет верный знак, что шведы лишились рассудка.
Самборский несколько приободрился: его ни в чём ни обвиняли, наоборот, императрица с ним советовалась, как поступить.
— Давайте же подождём исполнения того предсказания. Если случится невероятное, то, чего никто не может предсказать, — значит, прозрения цесаревича не от диавола, и можно им доверять!
— Решено. Быть по сему! — сказала Екатерина, твердо сжав губы в прямую линию. — Теперь, ответьте мне на другой вопрос: большим ли грехом будет передать всероссийский престол, минуя сына, прямо внуку?
Самборский, секунду помедлив, будто бы проверяя, не послышалось ли ему, медленно покачал своей рано начавшей седеть головой.
Между тем, наступал октябрь, и мы переехали из Царского Села в Зимний дворец. Одним из первых дел, планировавшихся мною в Петербурге, было посещение Вольного Экономического Общества, Горного Училища и Академии Наук. Здание Общества было видно прямо из окон Зимнего Дворца — ведь находилось оно примерно там, где в будущем встанет огромное строение Главного Штаба.
Вольное Экономическое Общество было своеобразным клубом, где большие хозяева рассказывали друг другу свой опыт в улучшении продуктивности своих поместий. Был он более дворянским, даже, можно сказать, вельможным, чем промышленным или купеческим. И само Общество находилось в двойственном положении: вроде бы и «вольное», но при этом «императорское», а президентом его оказался целый вице-канцлер Российской Империи граф Остерман. Оказалось, Андрей Афанасьевич вхож в это Общество, состоит там действительным членом и весьма интересуется его делами.
— С наслаждением готов сопроводить вас в сию обитель, Ваше Высочество, и всех членов его представить. Извольте, я оповещу правление, и в удобный день мы всё соберёмся для встречи с вами!
— Мне любой день удобен. Андрей Афанасьевич, так что, сообразуйтесь с интересами участников Общества!
Через несколько дней всё было устроено, и мы с протоиереем Самборским отправились через Адмиралтейский луг в здание Вольного экономического общества. День выдался погожий, без дождя, потому пошли мы пешком. Дорогою не без интереса осмотрел я работы дорожной артели, мостившей камнем будущую Дворцовую площадь.
Прибыв в Общество, мы с Андреем Афанасьевичем скинули с плеч плащи, и мне начали представлять участников Общества, столпившихся в приёмной.
Первым оказался пожилой господин, лицо которого показалось мне странным образом знакомым. Всё разъяснилось, однако, как только я услышал его имя: Матвей Васильевич Дмитриев-Мамонов, энергичный чиновник пятидесяти с лишним лет, между прочим — отец нынешнего фаворита, вместе с ним взлетевший на вершины имперской иерархии.
— Рад знакомству, Матвей Васильевич. Где служите, чем занимаетесь?
— Ведаю я, Ваше высочество, Межевой канцелярией Сената. В сферу трудов моих включено обмер земель, как частновладельческих, так и коронных, установление межевых знаков, разрешение споров, при сем проистекающих.
— Ох, и велико поле вашей деятельности, уважаемый! — произнёс я, пожимая его руку с по-старчески сухою кожею. — Всю Россию перемерять — это десяти жизней не хватит!
Собравшиеся заулыбались; настороженность и ледок первого недоверия начали потихоньку таять.
Затем шёл сорокалетний господин, светло-русый, с красивым, прямым носом.
— Христофор Леонтьевич Эйлер, артиллерии полковник; командир Сестрорецкого оружейного завода!
Ого. Сестрорецкий завод — это ведь производство оружия! Это я удачно зашёл…
— Очень рад знакомству, очень рад! Как успехи в подшефном вам заведении?
— Мы, Ваше Высочество, сейчас согласно указаний Ея Императорского величества перестраиваем завод для его расширения. Очень серьёзно будет поднято производство!
— А что строите?
— Возводим дополнительно цеха, и ещё переделываем плотины для установки новых водяных колёс, Ваше Высочество!
— Понятно; хотел бы вас посетить, посмотреть, как всё работает!
— Всегда рады вам! — ответил тот, видимо недоумевая от такой инициативы, идущей от совсем маленького ещё мальчика.
Следующим мне был представлен Василий Фёдорович Зуев, профессор, путешественник, зоолог, сотрудник Академии Наук. Попутешествовал и по северу Сибири, среди ненцев и остяков, в Поволжье, и по югу, в Тавриде и Крыму.
— И как нашли сии места?
— Очень богатые почвы, климат много мягче российского; несомненно, это будет изобильный край! Того же мнения придерживается и господин Паллас!
Фамилию эту, «Паллас» я уже от кого-то слышал.
— А господин Паллас это…
— Виднейший из наших путешественников! Под его началом прошла большая часть экспедиций наших.
«Надо бы с ним познакомиться», сразу подумалось мне.
— А что касательно богатства недр?
— Они, конечно, изучены недостаточно, но даже поверхностное знание уже позволяет свидетельствовать их исключительное богатство! В степях Тавриды находили неоднократно каменный уголь; общеизвестны соляные Крымские озёра. В Самарском наместничестве находили мы нефтяные ключи; будучи у местечка Кривой Рог, видел я железистый шифер, должно быть, пригодный для выплавки чугуна!