Навклер Виал 6: Обязанности верных

Под ногами мягкая и мокрая палуба. Навклер давил тех, кто еще был жив, не обращая внимания на крики, стоны. Пока не добрался до кормы. Тут уж ярость схватки отступила и вернулась возможность мыслить трезво.

У кормы собрался десяток воинов данаев. Вместе с ними держался командир. Надстройку кибернетеса оккупировали лучники, что продолжали стрелять.

Виал не помнил о защите, но его люди находились рядом. Они ловили стрелы на щиты, что захватили с собой или подняли здесь.

Быстро оглянувшись, Виал убедился, что все его суда взяли триеру с флангов. Двухрядник данаев болтался рядом, на палубе никого – все перешли на триеру.

– Они не сдадутся, – шепнул оказавшийся рядом кибернетес с третьего корабля.

– Догадался, – прорычал Виал.

Во рту был привкус меди, язык кровоточил, видать порезал, пока взбирался по веревке. Эти капли не достались данаям.

Моментально Виал оценил обстановку, принял решение и крикнул своим:

– По кораблям!

Незначительная, но заминка. Приказ навклера казался безумным. Зачем покидать трофейный корабль, оставлять тела своих. До победы несколько шагов.

Каждый шаг требовал десятка жизней.

Не нарушая порядков, помогая раненным, гирцийцы вернулись на свои корабли. С пиратами такой трюк не проведешь. А Виал так мечтал провернуть подобный маневр.

Зачем топить кормовую надстройку в крови, если можно вынудить врагов сдаться.

– Всем кораблям, даная на буксир и к мелководью! – заорал Виал со своего корабля.

Сигнальщики уже не требовались.

Натянув абордажные оковы, триеру потащили к устью Теа. Взятый ранее корабль уже находился там, усевшийся брюхом на песок. Он стоял прямо. Так удобней перегружать трофеи.

С флагманом Виал собирался поступить иначе. Да, пленить старшего офицера мечтает всякий воин. Но после допроса душа пленника достанется морю. Пусть уж море сразу возьмет причитающееся.

Мефон жаждет.

По команде Виала сначала один, потом другой его корабль перерубили буксировочные канаты. Разогнав корабль, направили его в устье. Триера, обладая огромной инерцией, неслась к мелководью. Данаям не хватит гребцов, чтобы остановить полет корабля. Да и не смогут они понять, что происходит.

– А теперь – напоим наше судно их кровью!

Подчиненные поняли, чего желает навклер. Чего желает его покровитель.

Таранный удар пришел в борт триеры, опрокидывая ее. Легшая на правый борт триера тут же начала погружаться в воду. Все, уцелевшие на ней люди, спрыгнули с гибнущего корабля и направились к берегу вплавь. Поняв, что происходит, они успели сбросить с себя броню.

– По ним! – Виал указал на уцелевших.

Гирцийское судно прошло по головам, развернулось на месте. Со дна устья поднялась муть, в которой потерялись утонувшие и раздавленные данаи.

Сам бой занял не так много времени, как перегрузка припасов с трофейных судов.

Без потерь обойтись не могло, противник попался сильный и опытный. Виал учитывал это, готовился, но опасался, что простые моряки начнут обвинять навклера в смертях товарищей.

Да, победа.

Цену боги запроси скромную.

Потерян один корабль, протараненный двухрядником данаев. Поднять судно не представлялось возможным. По опыту Виал знал, что такие пробоины лечатся в сухом доке. С потопленного корабля спаслось чуть меньше трети команды, остальные погибли, потонули.

Тела, подхваченные течением, уходили в сторону захода. В мир теней. Некоторое время гирцийцы провожала их взглядами. Течение забрало как товарищей, так врагов. Невозможно отделить одних от других.

– Командир, – обратился к Виалу кибернетес. – Что будем делать с тем кораблем?

Он указывал на оставшийся данайский корабль. Течением его сносило прочь, словно это лодка, сопровождающая уходящих в Бездну мертвецов. Но это корабль, чей экипаж перебили во время абордажа.

Виал распорядился, чтобы корабль вернули.

Речной бог Теа вскоре очистил воду от крови, останков судов и людей. Муть осела. Из воды торчали остовы кораблей, перекрывающих вход в реку. Такая мелкая пакость, чтобы усложнить данаям жизнь. Виал не мог перекрыть вход в залив, но хотя бы одну реку он сможет закрыть.

Погибшие суда станут напоминанием данаям о произошедшем.

Флагман данаев лежал на боку, из него уже выгружали припасы, уцелевшие во время крушения. Особенно Виала интересовали бронзовые тараны – самое ценное на боевых судах. Это и символ, и материальная ценность. Корабельное орудие, к тому же, можно транспортировать отдельно.

Установленную мачту использовали в качестве крана, с помощью системы блоков и десятка веревок таран удалось снять сначала с одного, потом с другого поверженного судна. Виал ограничился двумя судами, остальные бросили.

Раненных распределили по кораблям, чья осадка заметно увеличилась. Переполненные припасами корабли потеряли преимущество в маневренности. Да это не важно. Нужен отдых.

– Командир, прикажете следовать из залива?

Виал взглянул на кибернетеса, кивнул. Навклер даже не обратил внимания, что офицер иначе обращался к руководителю. Все сомнения, что были у команды ранее, развеялись. Праведную или нет они ведут войну, навклер знает свое дело. Человек, способный в невыгодных условиях добиться победы, достоин уважения.

Три гирцийских судна и один трофей ушли из залива. За ними следовал шлейф стонов, судовые доски пропитывались кровью раненных. Ночь и сбегающий с гор туман укрыли гирцийцев. Чужаки не бежали от боя, а уходили на базу, чтобы подготовиться к следующему.

Глава 3

Увлечь даная не составило труда. Аристогитон радовался каждой безделушке, что делала Хенельга. Он освободил рабыню от домашних обязанностей, зато изводил заказами. Сначала ей доверяли простое дерево из местных пород, потом Хенельге удалось потрогать другие.

Ценное дерево Аристогитон заказывал в южных городах. Данай умудрился с удивительной быстротой договориться о поставках. Обладая связями с торговцами, это не составляло труда.

Не имея связей, богатый данай не мог раздобыть тамкарумский кедр. Зато знакомые торговцы привозили мелкие брусочки, почти обрезки, что выпрашивали у мастеровых из Тирина. За мелкую монету ремесленники с радостью расставались с остатками.

Разные породы дерева обладали разными свойствами. Ценность заготовок Хенельгу нисколько не волновала. Она потеряла счет времени, увлекшаяся любимым делом. Дерево отличается от костей, известных резчикам. Дерево мягкое, надо привыкать. Но руки знают дело. Хенельга творила, почти не думая о процессе. Лишь отвлекалась на сон и перекусы.

Другие рабы не беспокоили самородок, что оказался в собственности хозяина. Они чувствовали, что эта женщина обеспечит не только хозяина, но всю его фамилию. Даже самый последний раб будет купаться в роскоши, когда Аристогитон займет положенное ему место.

Богатства достанутся, конечно, городским рабам.

Хенельга изготавливала чудных рыбок, морских гадов, что населяют южные моря. Она изготавливала лодочки и виденные в дальних городах диковины. Аристогитона вполне устраивали эти поделки, но потом он начал давать рабыне задания. Не проверяя ее навыки, а из желания побаловать друзей. Аристогитон раздавал подарки, не заботясь об их происхождении.

Откуда у рабыни навыки, даная ничуть не интересовало. Он это воспринимал лишь как удачу, внимание богов. Размышлять об источнике этой силы кощунственно.

Раз пришел успех, значит, человек заслужил.

Ни красота поделок, ни скорость, с которой они изготавливались, не удивляли Аристогитона. Он даже не видел их красоты. Точнее, видел, но не ощущал. Алчность и жажда власти застилали взор. Аристогитон грезил о будущем, и не видел того, на что смотрит.

Пусть не лезет с расспросами. Хенельгу устраивало положение дел. Вот Виал мог проявить любопытство, откуда у женщины умения, из какого она племени происходит и тому подобное. Любопытство данаев ограничено стенами, что защищают их города.

Мир за границами Саганиса не существовал для Аристогитона. И сотен таких же как он.

Может быть, в этом причина, что они проглядели чужаков, месяц обитавших в окрестностях. Те времена казались сном. Воспоминания заволакивал туман.

Прошло много времени, прежде чем Хенельга смогла расслабиться и отвлечься от работы.

Время зимних праздников. В праздничные дни рабам полагается кувшин вина и кусок жаренного мяса. Отдых от трудов.

Для граждан праздники означают обмен подарками, походы в театр, совместные пирушки. Затем последуют выборы в совет, распределение литургий между состоятельными гражданами.

Аристогитон собирался использовать это время на максимум. Он не мог расслабиться тогда, когда другие предавались веселью. Потому, сделав запас подарков, данай решил показать свое приобретение другим гражданам города.

Хенельга ждала этой возможности, стараясь скрыть нетерпение. Она стала вещью данаев, потому вела себя соответствующе.

А чтобы вести себя соответствующе, надо выглядеть соответствующе. Хозяин придерживался такого мнения. Сама Хенельга думала остаться в простой тунике, что надевала поверх короткой нижней. В этой одежде намного удобней, хотя она подчеркивает рабский статус.

Свободные граждане вынуждены носить тяжелые, громоздкие одеяния. Ведь им нет нужды работать. Одежда – это статус. И даже сандалии на ногах не просто защищают подошвы от ореховой скорлупы или битых черепков на улице.

– Фриза! – Аристогитон вошел в комнату рабыни, отвлекая ее от любимого занятия. – Оставь свои поделки. Ты пойдешь со мной.

– Я почти закончила.

Аристогитон улыбнулся в бороду.

– Понимаю, тяжело прерваться, когда создаешь столь прекрасные вещи. Все же, пойдем. Тебе понравится, что я задумал.

Хенельга на этот счет сильно сомневалась, но перечить господину не могла.

Отложив резец, она поспешно смела стружку со стола, за которым работала. Всего пара движений и новая статуэтка закончена. Хенельга вздохнула и отложила незаконченную работу, подумав, что уже никогда не вернется к ней.

Рабыню ждали на улице. Хозяина сопровождали рабыни, что прислуживали госпоже. Хенельга их почти не знала. Личные рабыни постоянно находятся при хозяйке.

Женщины чувствовали себя не в своей тарелке, словно писцы, которых впервые за два десятка лет вывели из темной каморки.

Хенельга кивнула им и остановилась рядом с господином. Тот стоял, уперев руки в бока, и улыбался. Его взгляд скользил по рабыне, оценивающе. Выглядело это так, будто женщину готовили к продаже или собирались преподнести в подарок.

Удовлетворившись осмотром, Аристогитон с рабынями отправился на рынок. Не тот, где затариваются обычные граждане, а расположенный за стенами верхнего города. Рынок на акрополе, чья площадь используется для собраний, голосований и судебных процессов. Чужаки, рабы и женщины туда не допускались.

За редким исключением.

Аристогитон решил позабыть о приличиях не ради рабынь.

Следуя за хозяином, Хенельга запоминала каждую увиденную мелочь. В верхний город вела узкая дорожка, проходящая под массивными воротами. Две квадратные башни возвышались над стеной и сжимали дорожку с двух сторон. Наверху дежурили лучники. То ли варвары, то ли местные ополченцы. Хорошо, если наемники. Ведь их всегда можно перекупить.

У ворот стоял единственный гоплит в полном вооружении. Металлические детали сверкали на солнце, подчеркивая фигуру воина. Грудь его защищал белый линоторакс. Зато шлем отличался от тех, что носили обычные воины. В колонии воины носили простые шлемы без гребней и нащечников. Простая конструкция, вынужденная мера в виду дороговизны снаряжения.

Шлем парня имел все необходимые элементы. Черно-белый гребень.

Броня на воине древняя, но в хорошем состоянии.

Простой лук отличал снаряжение воина. Оружие покоилось в украшенном горите варварского стиля. Данаи на юге презирают лук, считая использование его в бою нечестным. Лучники должны происходить из варварского племени. Как стражи в Тритогении.

Здесь же в Саганисе воины переняли привычки варваров. Ведь колонисты чаще сталкиваются с варварами, чем сходятся шеренгами против цивилизованных. Это тоже следует учитывать, в осаде лучник опаснее копейщика.

Двустворчатые ворота держали открытыми. Немудрено, чужаки ведь сюда не ходят. А отогнать посторонних сможет один воин. Створки ворот закреплены упорами, к стене прислонен брус засова. В потолке виднелась щель, из которой торчали зубы решетки. Других защитных приспособлений в строении не было.

Хенельга украдкой вздохнула. Она ожидала увидеть тот же ужас, что встречал ее и друзей в Виоренте. Штурмовать подобные ворота самоубийство. В Саганисе, если забыть о массивных башнях, ворота скромные. Больше из дерева, чем из камня. За внешней облицовкой видны тяжелые бревна.

В проходе пахло сосной и пылью. Снаружи на вошедших обрушился шквал запахов. Словно улицы акрополя опрыскивали ароматной водой, настоем душистых трав.

Хенельга споткнулась, пытаясь отдышаться. Другие рабыни тоже задержались, моргая, и недоуменно вертели головами. Для них выход в город уже шок, а оказаться в прекрасном месте, где не красный кирпич, а благородное дерево и редкий мрамор, украшенный прожилками, радуют взгляд.

От входа тянулась мощеная улица, на которой нет обычного мусора: ни шелухи, ни помета вьючных и двуногих животных, ни обломков керамики – ничего! Общественные рабы подмели улицы, помыли мостовую.

– Город готовится к празднику, – заметив удивление рабов, пояснил Аристогитон. – Но даже в другие дни здесь лучше, чем внизу. И селятся в тени акрополя лучшие из нас.

И он принялся расписывать красоты верхнего города, скорее для себя, чем для рабов. Ведь женщины не смели перебить господина. Никто не желал привлекать внимание хозяина, задавая вопросы. Даже Хенельга сдержалась, краем уха слушая разглагольствования Аристогитона. Пока в его болтовне ничего полезного. Хенельга кивала и глупо улыбалась.

Хозяин говорил о том, что каждый особняк в верхнем городе имеет источник воды. Рабам не приходится ходить к общественным фонтанам. Не столько радость для рабов, сколько удобство для хозяина. У каждого дома собственный перистиль, где в саду растут чудесные растения. Оттого весь район утопает в запахах.

Живущие здесь засаживают огородики не капустой и репой, а базиликом, чабрецом и душицей. Лишь лавр не согласился жить в столь отдаленной местности. Потому приходится его импортировать…

Под веселую болтовню хозяина они добрались до рынка. Обошли площадь, хотя Хенельга заметила массивную стелу, расположенную в центре. Камень, не дерево.

В Саганисе для статуй зачастую использовали дерево. Основу сверху покрывали гипсом, иногда добавляли мраморную крошку. Выглядит не очень, зато дешевле, чем искать каменотеса и материал для него.

Аристогитон так рассуждал о достоинствах акрополя, словно сам проживал рядом. В каменном особняке, чей портик поддерживают мраморные колоны. В мечтах данай уже открывал калитку нового дома, шел по галечной мозаике, стуча каблуками красных сапог.

А на самом деле у него деревянный дом, чью крышу подпирали сосновые брусья. Огородик, жена, которую редко видели даже слуги. В общем, обычная жизнь состоятельного даная.

Аристогитон шел в магазин одежды, где собирался заказать гиматий для рабыни. А служанки помогут рабыне одеться. Не будет ведь сам господин выбирать тряпки для «Фризы».

В магазине шили из отличных тканей. Не шелка, конечно. Продавался лен, что привозят из Кемила, цветные тиринские ткани и меха северян. Последнее, скорее использовалось для декорирования домов. Данаи считают ниже своего достоинства одеваться как варвары.

Широкий выбор тканей доказывает, что Саганис торгует с множеством городов и народов. Тут действительно сходятся торговые пути со всех сторон света.

Видя цветные ткани, Хенельга постаралась скрыть грусть. Друзья пытались сделать ей подарок, купив у тиринского купца яркую ткань. Подарок погиб во время путешествия. Гибель корабля, долгий путь через враждебные земли, а затем рабство – тут уж не сберечь свое.

Аристогитон обнялся с хозяином мастерской, указал на рабыню и попросил об услуге. Быстро переговорив об этом, граждане переключились на другие вопросы, забыв о рабах. А те уже занимались, подбирая ткани для Хенельги.