— Ну привет, Макс, — сказал я, заходя на склад.
— Привет, — буркнул он.
— Ага, значит разговаривать мы умеем. А почему нас игнорировал вчера?
Он ничего не ответил и отвернулся.
— Ну, не хочешь как хочешь. Но главный сказал, чтобы ты мне всё показал и рассказал.
****
Гайка, он же Макс, неохотно, но всё же рассказал, как они здесь управляются. С завода приходит партия заряженных накопителей, её нужно принять, отсортировать и разложить по категориям: бытовые, промышленные и артефакты ушедших. Да-да, именно артефакты. Я очень удивился, когда узнал об этом, но оказывается, что с материка приходят разряженные артефакты. Видимо здесь их заряжать дешевле. Ничего такого особенного, вряд ли какой-то клан или род отдаст фамильные артефакты на подзарядку. Они ведь и сами могут это сделать. Или же тут местная администрация промышляет контрабандой. С них станется? Любой бы захотел иметь небольшой гешефт на стороне, если есть возможность, конечно.
Кроме нас с Гайкой на складе был Курт. Тот самый молодой парень. Он был вольнонаёмным работником, а так как его источник был седьмого уровня, то он отвечал за погрузку контейнеров. Вроде парень, как парень, но его цепкий взгляд меня сразу насторожил.
Главным же на складе был Роберт, представитель администрации, но появлялся он на складе редко. Так что повседневной работой руководил Курт. К нам он не лез, лишь изредка проверял, как мы справляемся.
По большому счету, работа была не пыльной. Надо было просто запомнить много нюансов, ведь видов накопителей было множество. Но для менталиста это раз плюнуть. Выкрав момент, когда не было работы, я раздобыл плоскогубцы и кое-как закрепив рукоять скальпеля, стал выдирать лезвие. Нет, резать я никого не собирался, но нужно быть готовым к разного рода неожиданностям. А то, что они случатся, я нисколько не сомневался. Закончив возиться со скальпелем, я выбросил рукоять в море, а само лезвие, разрезав рукав засунул внутрь.
— А почему вы всё записываете в тетради? — спросил я Курта, когда мы втроём сели пообедать.
— А куда ещё? — удивился он.
— Ну, можно же создать базу данных и вносить в неё, — пожал плечами я.
— Хм, ну и кто это будет делать? — усмехнулся Курт.
— Я могу попробовать, — предложил ему.
Мне нужно было попасть в сеть, без информации я как слепой. Кстати, давно заметил, что информация для менталиста как наркотик, прям ломка, когда долго не получаю новых знаний. Однако, Курт ничего не ответил и вернулся к трапезе. Остаток рабочего дня прошёл спокойно, но я всё время чувствовал на себе оценивающий взгляд Курта. «И чего он взъелся?» — подумал я — «Точно серые схемы мутит». Я решил, что больше не буду лезть к нему с расспросами, чтобы не вызвать ненужного подозрения, надо будет, сам подойдёт. Но Курт так и не подошёл, и мы с Максом поплелись домой. Нужно принять душ и на ужин.
****
Я уже собирался взять поднос и положить себе вечернюю порцию каши, как дорогу мне перегородили трое.
— Ты обманул меня, омега, и ты понесёшь наказание за это, — громко произнёс один из них.
Я сразу же узнал говорившего, это был вчерашний сигма. «И чего ему неимётся?» Обернувшись, я оглядел зал. Говорил сигма громко, и сейчас взгляды всех присутствующих были устремлены на нас. А в стороне стоял наш дельта и гадко улыбался. «Понятно, показательная порка,» — догадался я.
— Меня зовут Патрик, — произнёс я и повернулся, чтобы взять поднос.
— Стоять! Я тебя не отпускал, — его рука легла на моё плечо.
Быстро накинув на себя ускорение, я накрыл ладонью его запястье и резко дёрнул мизинец вверх.
— Ещё раз тронешь меня, я сломаю тебе все конечности, — впадая в ярость, прорычал я.
Его рот оставался открытым, а глаза расширились, и он с ужасом смотрел на свою руку. Его мизинец неестественно торчал вверх под углом 90 градусов. Через мгновение он завалился на пол. «Обморок от болевого шока».
— Ты что творишь, омега? — подал голос наш дельта.
— Ме-ня зо-вут Пат-рик, — медленно и по слогам произнёс я, чувствуя, что теряю контроль. И обернулся ко всем в столовой:
— Вы что, твари безродные? У вас есть имена и фамилии, почему вы позволяете, чтобы вам выдумывали разные клички? — усилив свой голос, громыхнул я на весь зал.
Все в страхе всунули свои головы в плечи.
— Браво, браво, — стоя в проёме входной двери, хлопал в ладоши Виктор Гарсия. — Что тут у нас? Никак бунт? Где твой дельта, омега?
— Я здесь, доктор, — пискнул побледневший от страха наш дельта.
— Ты не справился со своей работой и будешь наказан, — строго сказал доктор и, переведя взгляд на меня, добавил:
— А наказание тебе придумает твой омега, — кивнул он в мою сторону.
— Не буду я ничего придумывать, я вам тут не подопытный кролик, — рассвирепел я.
— Хорошо, — легко согласился он, — тогда его придумаю я. Пятьдесят плетей твоему дельте.
Я посмотрел на парня. Тот судорожно сглотнул.
— Вы же убьёте его, — ужаснулся я.
— Возможно, но бунты надо подавлять предельно жёстко и эффективно. А что может быть эффективнее проверенного дедовского метода? — его глаза радостно блеснули.
«Да он же садист! Кто догадался дать садисту безграничную власть над детьми?»
— Но ты всё ещё можешь придумать для него своё наказание, эквивалентное пятидесяти ударам плетью.
Я включил свой мозг на полную катушку, пытаясь найти выход из этой ситуации, но ещё раз посмотрев на Виктора Гарсию, я понял, что бесполезно. Маньяк уже почувствовал вкус крови, он не отступится, ему нужен был лишь повод, чтобы устроить казнь. Парень не вынесет столько, а это похоже только ему и надо.
— Хорошо, пусть будет пятьдесят ударов, но не ему, а мне, — облизнув высохшие губы, произнес я. — Это только моя вина.
— Ты готов рискнуть жизнью ради него? — удивился доктор. — Ты даже не знаешь, как его зовут.
— Вы просили, чтобы я придумал эквивалентное наказание, — ответил я. — Я его придумал, а причины не так уж и важны.
— Хорошо, — усмехнулся он. — Так даже будет лучше.
****
Привязали меня к столбу на центральной площади. Смотреть на экзекуцию собрали всех, даже Курт пришел. Оглядев меня с ног до головы, он ничего не сказал, лишь покачал головой. Начальник лагеря выступил с проникновенной речью, что дескать это не наказание, а помощь заблудшим душам, которые не осознают пагубного влияния своего источника. Прямо не доктор, а пастырь какой-то. Но в чем-то он оказался прав, мой источник опять взбрыкнул. Хоть я его и контролировал, но то, что творится в этом лагере, меня реально взбесило. Мне сунули деревяшку в рот, чтобы я ненароком не проглотил язык во время порки. Я обернулся и вновь посмотрел на доктора. Капельки пота на лбу, глаза горят, раскраснелся, видать, давление подкочило. «Точно псих и маньяк,» — окончательно решил я, отключая себе боль и укрепляя почки.
— Раз, — кнут рассек воздух и приложился к моей спине.
Боли я не почувствовал, будет потом отходняк, вот тогда я завою волком на луну. Экзекуция продолжалась, а я не издавал ни звука. На десятом ударе, послышался шёпот среди собравшихся детей, на двадцатом ударе шёпот перерос в нестройный гомон. На сороковом ударе показались рёбра, кто-то вскрикнул и я услышал звук упавшего тела. « Кто-то свалился в обморок.» Ну вот последний удар рассёк воздух, и экзекуция закончилась. Кто-то робко захлопал в ладоши, и уже через пару мгновений это переросло в бурную овацию. В строю детей послышались одобрительные выкрики. Дети выражали свой восторг, что я не закричал во время порки. Виктор Гарсия склонил надо мной своё перекошенное от злобы лицо и прошипел:
— Всё равно я тебя сломаю, маленький ублюдок.
И, повернувшись к остальным, громко объявил:
— Он провисит здесь до утра, никому не разрешается подходить к нему.
И развернувшись, он пошёл прочь.
****
Стояла звёздная южная ночь, все давно спали в своих кроватях. Как только площадь опустела, мне пришлось отменить технику блокиратора боли. И дело не только в том, что это очень затратная техника, но и в том, что чем дольше её держишь, тем сильнее откат. Ведь ты не отменяешь саму боль, а просто блокируешь нервные окончания. Поэтому, запустив оздоровление в автоматическом режиме и предохраняя себя от болевого шока, я отменил блокировку боли. Боль волной прошла через всё тело, меня выгнуло дугой и я потерял сознание.
Очнулся я уже глубокой ночью. Кинул диагностику, чтобы оценить степень тяжести. Ответ пришёл через пару минут — меня можно оценить как больного средней тяжести, и если собой не заняться, то минут через тридцать может быть уже поздно. Пришлось в огромных количествах черпать энергию из источника. Не люблю я это, мы менталисты сторонники точечного подхода, но сейчас нужно было лечить фактически всё тело. Минут через сорок моё состояние стабилизировалось, сейчас главное продержаться до утра.
Спина горела огнём, и вместе с этим меня трясло от лихорадки, а мухи ползающие по моей спине никак не способствовали моему излечению, но критический момент прошёл — я выживу.
Послышались тихие шаги, кто-то приближался, но сил повернуть голову не было. Он остановился рядом со мной, прошло пару секунд, и на мою спину легла мокрая тряпка. Я содрогнулся от боли.
— Потерпи, я обмою твои раны, — сказал Макс.
Минут пять он возился с моей спиной, а потом приподняв мою голову, дал мне попить из чашки.
— Почему? — прохрипел я.
Мне действительно было интересно, почему он пришёл, нарушая все возможные запреты. Он долго молчал, а потом, повернувшись ко мне спиной, снял свою рубашку. Уродливые рубцы, словно канаты, обвивали его спину.
— За что? — спросил я.
Он помолчал, а потом словно через силу рассказал.
— Пять лет назад я нашёл щенка и взял его к себе. Увидев это, доктор приказал мне его убить, но я не смог. Вместо этого я отнёс щенка подальше, а вернувшись сказал, что убил его. Щенок вернулся через два дня. Тогда доктор на моих глазах убил его, а мне всыпали двадцать плетей.
— Поэтому ты ночью пропадаешь? — догадался я. — Ходишь на его могилу?
— Да, — тихо ответил он.
— А как звали щенка? — уже зная ответ, спросил я.
— Гайка, — сказал он и, повернувшись, пошёл к дому.
Глава 3
****
В лазарете я провалялся неделю. Мой организм полностью восстановился за три дня, но рубцы ещё не зажили, да и я особо не спешил снова оказаться в лагере. Как-то не тянет меня встречаться с доктором-психопатом. Сейчас есть время всё спокойно обдумать и проанализировать, надо это использовать. Значит, что мы имеем? Мы имеем следующее: конвеер из детей-сирот в статусе рабов, над ними поставлен психопат и садист, чтобы управлять ими. Связи с внешним миром нет, убежать с острова проблематично. Это из минусов. Из плюсов — за эту неделю я прочитал весь немецко-греческий словарь, так что писать и понимать греческий я уже могу, осталось только попрактиваться в разговорном. Ну ещё непонятно, чем закончится вся эта история с поркой. То, что продолжение будет, я нисколько не сомневался, правда, не думаю, что он продолжит в том же духе. Хотел бы он меня запороть насмерть, то легко сделал бы это. Нет, ему надо меня сломить, и если грубая сила не влияет на меня, то скорее всего, он попробует унизить меня. В итоге я оказался прав. В день моей выписке ко мне пришёл начальник охраны Марк Спенсер.
Внимательно оглядев меня, он протянул мне свёрток:
— Вот, держи.
— Что это? — спросил я.
— Твоя новая одежда.
Я развернул свёрток, там лежало женское леопардовое платье. «Мда, и это всё, что родил мозг этого пресловутого доктора?»
— А если я откажусь это носить?
— Мы никого не принуждаем, — пожал он плечами, — но тогда ты познакомишься с карцером.
— Скажите, господин Спенсер, а доктор дружит с головой?
— Ха, его методики может и выглядят странными, но поверь, они безотказно работают, — усмехнулся Марк.
— Через боль, страх и унижения, — я показал рукой на платье.
— Парень, ты бывал в цирке? Там львы и тигры вытворяют разные штуки, а рядом стоит дрессировщик с кнутом, сомневаюсь, что без дрессировщика получился бы цирковой номер.
— Волки, — сказал я.
— Что волки? — удивился начальник охраны.
— Волки в цирке не выступают.
— Через два часа за тобой придут, — сообщил он после небольшого молчания и вышел из моей палаты.
«Ну в карцер, так в карцер, только пойду я туда на моих условиях», — решил я, доставая скальпель.
****
Начальник лагеря, Виктор Гарсия, оглядел собравшихся на центральной площади детей. Сегодня он преподаст всем очередной урок. Он умел признавать свои ошибки и понимал, что порка произвела совершенно обратный эффект. Парень не только не сломился и не стал молить о пощаде, но стойко выдержал экзекуцию до конца, не издав ни звука.
Виктор Гарсия периодически проводил такие показательные экзекуции. Они охлаждали самые горячие головы в лагере, но парень показал, что можно иначе. Можно дойти до конца и не сломаться. После порки в лагере началось брожение, дети разбивались на группы и о чём-то шептались. Он понимал, что такие вещи нужно подавлять в зародыше, иначе так и до бунта недалеко. Сейчас весь лагерь ждал появления своего негласно выбранного лидера. Ну что ж, он им его предоставит, правда, в женском платье. Унизь человека, выстави его в смешном свете и всё, можно забыть, что он когда-нибудь возглавит сопротивление. Он отправил самых здоровых охранников, чтобы они проследили, что тот наденет это платье. Парень, конечно, бунтарь, но его физическое состояние оставляет желать лучшего, и серьёзного сопротивления он не окажет. Сломить, подчинить, а потом произвести в дельту. Из таких вот сломленных и униженных получаются самые рьяные помошники. Такие уже сами, без подсказок, применяют его методику. Эх, его методика, его детище. В Имперском университете ужаснулись от его научной работы и даже отстранили от преподавания, посчитав негуманными методы обучения. Но нашлись добрые люди, которым до лампочки было как, главное, чтобы всё работало без сбоя, как часы. Кстати, о часах, он посмотрел на циферблат, что-то охранники долго возятся с этим омегой, неужели два здоровых амбала не могут скрутить полуживого подростка. Он невольно поёжился, чувствуя, что ситуация выходит из под контроля.
Вдруг сбоку послышался какой-то нарастающий шум, все повернули головы, но увидели лишь облако поднятой пыли, и это облако стремительно приближалось к ним.
— Тпрррррруууу — вдруг кто-то прокричал из облака, и оно остановилось в трёх метрах от Виктора Гарсии.
Песчаное облако осело, и всем предстал юноша в белой тоге. Он стоял в повозке, запряжённой двумя ишаками. Его рыжие волосы торчали во все стороны, в правой руке он держал какую-то палку, на которой была насажена тряпка в цветах леопарда. Оглядев всех победоносным взором, он ударил кулаком правой руки в сердце и, обращаясь к Виктору Гарсии, произнёс:
— Идущие на смерть приветствуют тебя.
****
«Так вот ты какой, карцер», — произнёс я, оглядев убогую комнату. Само помещение было два на два метра, без окон. Там не было вообще ничего, только голый пол. И здесь мне придётся пробыть аж целых три дня. Сказали, что кормить не будут, но воду обещали. Интересно, а в туалет мне куда ходить? Но спрашивать я не стал, а тупо улёгся на бетонный пол и дал команду вогнать свой организм в анабиоз.
Очутился я тут благодаря своей выходке. Как только начальник охраны покинул мою палату, я начал действовать. Вытащил припрятанный скальпель и, разрезав платье, соорудил нечто, напоминающее флаг. Из белой простыни, при помощи того же скальпеля, я соорудил себе римскую тогу. Сорвав занавески, я использовал карниз как древко моего флага и, покинув лазарет, благо моя палата находилась на первом этаже, отправился искать свою колесницу. Выбор мой пал на тележку с ишаками, на которой подвозили на склад готовую продукцию.
Наш доктор решил устроить шоу с моим участием, что ж, я не против, но внесём коррективы в сценарий. Ну а дальше всё было очень просто, ворвавшись на площадь, я предстал перед всеми в образе римского легионера. Но мой актёрский талант не был оценен нашим доктором, и я очутился в карцере.
****