Верочка и Анечка

— Хорошо, чем ты гордишься у русских?

Я задумываюсь, потом вспоминаю книжку Алексея Толстого «Петр I», которую я недавно пыталась прочитать, и говорю:

— Например, я горжусь Петром I.

— А чем еще? — продолжает допрашивать меня Сергей Владимирович

Как я не напрягаю мозги, ничего, чем можно было бы гордиться русским, мне в голову не приходит. И мне не остается ничего, кроме как сказать:

— Знаете, Сергей Владимирович, я вообще-то не русская. Я мордовка.

Рассмеявшись, он говорит:

— Ладно, мордовка, иди, «пять».

«Сяка»

Из всех уроков в школе больше всего я не люблю английский язык. Это так скучно: целый урок делать какие-то глупые упражнения и отвечать неправильные глаголы. Тем более, всё, что мы проходим сейчас, я знаю уже давно. Поэтому на уроке я обычно либо не делаю ничего, либо учу другие предметы. Наша англичанка, Ольга Андреевна, меня тоже не любит, но ничего ниже пятерки мне поставить не может — я отличница, иду на медаль, кроме того, знаю язык лучше любого другого в нашем классе. Поэтому Андреевна решает отыграться на моей подружке Ирке.

Англичанка задает Ирке переводить сложнейшие предложения и тексты, спрашивает ее каждый урок. Но, так как мы с Иркой сидим вдвоем за последней партой, мне удается ей подсказывать, и Ирка почти всегда отвечает хорошо. Англичанку такой расклад не устраивает, и она решает рассадить нас в разные концы кабинета.

Мы с Иркой некоторое время сопротивляемся, но после того, как Андреевна обещает поставить Ире трояк за четверть, если мы будем сидеть вместе, я пересаживаюсь за первую парту в соседнем ряду.

Теперь я сижу одна, мне скучно, и так тянет пообщаться с Иркой. Вслух не поговоришь, и мы начинаем общаться языком жестов. Недавно мне показали настоящий алфавит глухонемых, и я научила ему Ирку. Конечно, особо много таким образом не скажешь, и подсказать тоже не удастся, но для того, чтобы выразить эмоции алфавита вполне достаточно. Я внимательно слежу за движением Иркиных пальцев, которые показывают одну букву за другой. Первое слово я разбираю без труда: «АНГЛИЧАНКА». Второе же никак не могу понять: «СЯКА». Что за сяка? Я придаю лицу как можно более вопросительное выражение и смотрю на Ирку. Та тоже смотрит на меня с удивлением и повторяет фразу. Я все равно не могу разобрать второе слово и жестами объясняю это Ирке. Ирка показывает «ЗАБЕЙ» и тут звенит звонок. Мы выходим из кабинета, и я спрашиваю у Иры, что же такое «сяка».

— Какая сяка? — Ира удивлена,

— Ну, покажи фразу, которую на уроке показывала,

Ира последовательно показывает кистью руки всю фразу, которую я параллельно произношу по буквам. А-Н-Г-Л-И-Ч-А-Н-К-А — С-Я-К-А. Ирка в недоумении смотрит на меня, а потом ее лицо озаряет радостная улыбка:

— Блин… «у» с «я» перепутала. А ты могла бы и догадаться!

Только штаны не снимай!

Летом в Ташкенте жарко. Асфальт раскален так, что от него поднимается пар. Воздух, горячий как в печи, заставляет всех разойтись по домам, включить кондиционеры и, поставив около себя большую чашку с абрикосами, смотреть телевизор. С полудня до сумерек жизнь на улицах замирает. Но сегодня мне придется оживить пустынный уличный пейзаж своим присутствием. Папа пообещал свозить нас вечером искупаться на озеро, если мы помоем машину. Почти час мы с Олежкой отмываем от Ташкентской пыли нашу красную «Ауди». Когда машина уже сверкает чистотой, выясняется, что у родителей какие-то дела, и им нужно часа на два уехать. Олежка решает ехать с ними, а я остаюсь одна. Мне дают ключи от квартиры и желают приятно провести время. Я смотрю, как наша чистая машина скрывается за поворотом, а потом понимаю, что наедине с телевизором приятно провести время мне не удастся. Я крепко сжимаю ключи, чтобы не потерять, и иду к Малику. Он открывает мне дверь:

— Заходи.

Я прохожу в комнату. У Малика в квартире всегда идеальная чистота: все лежит на своих местах, нигде ни пылинки, и даже в воздухе стоит запах свежести. Я сажусь на диван и замечаю, что на столе лежат учебники: Малику в этом году поступать в институт, и он готовится к сдаче экзаменов.

— Ты занимайся, — говорю я, — А я сама посижу. Мне просто одной дома сидеть скучно…

— Да ладно, я уже начитался сегодня учебников, — Малик подсаживается ко мне и за разговорами время проходит незаметно. Глянув на часы, я думаю, что мама с папой должны были уже вернуться. И, собравшись пойти домой, замечаю, что ключей у меня в руке нет. Должно быть, я положила их на полочку. Но и на полочке ключи отсутствуют.

— Малик, ты не видел, куда я дела ключи?

— Видел. Найдешь — забирай, — Малику захотелось поиграть в прятки. Я включаюсь в игру:

— Хорошо. Только будешь говорить, где горячо, а где холодно.

Следующие пять минут я осматриваю комнату, а Малик в ответ на мой вопросительный взгляд постоянно повторяет: «Холодно… Очень холодно». И вдруг я слышу звон ключей — они у Малика в кармане. Я довольно бесцеремонно засовываю руку ему в карман, и Малик со смехом говорит: «Ань, только штаны не снимай!»

Надо же было нам в этот момент оказаться около настежь открытого окна, за которым, несмотря на жару, проходили несколько наших общих знакомых! Что они о нас подумали остается только догадываться.

Звонок из США

Сегодня у нас было первое собрание всех получивших грант на год обучения в США. На собрании было человек 30 — это финалисты из Ташкента. Всем не терпится поскорее узнать, в каком штате и с какой семьей они будут жить. Я не исключение. Несколько раз я, закрыв глаза, тыкала пальцем в карту, и постоянно попадала в Род-Айленд, малюсенький штат на Западном побережье. Наверное, поеду туда, решила я.

На собрании, где я так надеялась получить всю информацию, нас расстроили, сказав, что некоторые из нас, возможно, не будут знать, с какой семьей они будут жить, до самого отъезда. Что же, придется подождать.

Когда мы пришли домой, у меня поднялась температура. Это оттого, что всю вчерашнюю ночь я проспала в зале на матрасе, смотря американские фильмы и пытаясь хоть немного оживить в памяти английский язык.

А сейчас больная, я лежу на диване, смотрю телевизор и пью чай с медом. Тут раздается телефонный звонок. Мама берет трубку, некоторое время слушает, потом протягивает трубку мне:

— Кажется это тебя,

Я подхожу к телефону и слышу мужской голос:

— I need to talk to Anna

Я начинаю говорить и то ли от волнения, то ли от высокой температуры, я говорю на французском: «C’est moi, — и тут же поправляюсь, — It’s me, Good evening».

— Hello, this is Ralph Burner. You will stay with our family, — я не верю своим ушам. Неужели это и есть моя принимающая семья? А нам говорили… И от волнения опять перехожу на французский:

— D’ou etes vous? Ой…Where are you from?1

— We live in Michigan, — отвечают на том конце провода, и я шепотом говорю маме, что поеду в Мичиган. Мама начинает искать его на карте. Нашли! Мичиган находится на севере США и окружен Великими Озерами. Здорово!

Потом Ральф Бурнер говорит мне, что у него 8 детей и 15 внуков, что они живут в маленьком городке, под названием Монтроз. Я же почти ничего не могу ему рассказать. Я попросту забыла весь английский и вместо него говорю на французском.

— Well, I will need your e-mail address, — говорит Ральф, и я с трудом по буквам диктую [e-mail]. Самые большие проблемы у меня с собачкой. Символ «@» они называют не «dog» или «frog», а «a commercial». В итоге, мне удается продиктовать мой адрес через пару минут на него приходит письмо. Первое письмо от Ральфа.

Cider Point

Наша церковь организовала поездку в парк развлечений Cider Point. Это классный парк: там находятся шесть из десяти самых крутых американских горок мира! Поездка стоит недорого: всего двадцать долларов. В эту стоимость входит и дорога, и целый день пребывания в парке. Нам сказали, что мы можем приводить друзей, и я решила, пригласить своих. Итак, со мной едут Келли, Челси, Джеред, Джон, Масами, Ник, Дженнифер и Элисон. Вместе со мной получается девять человек. Мы здорово проведем время!

Выезжаем мы рано утром, пока на улице еще темно. Дорога в парк займет часа четыре. На трех машинах мы добираемся до церкви, а там садимся на колымагу, гордо именуемую Церковным автобусом.

Несмотря на то, что дороги в США значительно лучше, чем в Узбекистане, мы все равно находим кочки, и автобус подпрыгивает на каждой из них. Вскоре мне становится плохо, и я, завернувшись в одеяло (благо у американцев есть привычка таскать с собой небольшие одеяла в долгие поездки), засыпаю на плече у Ника. Будят меня, когда мы уже на подъезде к парку.

Вот он, Cider Point! Мне сразу становится лучше, и мы бежим занимать очередь на аттракционы. Выстояв около получаса, мы, наконец, забираемся в кресла. И… поехали!

Ну и ощущения! Я бы с удовольствием прокатилась еще раз, но слишком долго ждать.

Потом мы катаемся на американской горке, на которой надо ехать стоя, потом на горке, где нет пола и ноги болтаются в воздухе, потом еще на одной, потом еще…

Тут мы видим, что только что открыли еще одну горку. Она не очень крутая, но и народу там не очень много. Мы идем туда. Через четверть часа, мы уже сидим пристегнутые в креслах. «Поезд» трогается и быстро набирает скорость. Впереди первая мертвая петля. Она прямо надо водой. На секунду над головой мелькает голубой пруд и снова небо. Теперь мы поднимаемся выше. И вдруг, когда мы находимся на высоте около тридцати метров, поезд резко останавливается. Мы пытаемся заглянуть вперед и выяснить, что же случилось. Оказывается, оборвалась цепь, на которой движется «поезд». Интересно, что будет дальше. Я поворачиваюсь к Джереду, и трагическим голосом начинаю говорить:

— Джеред, я давно хотела тебе сказать… И вот сейчас как раз подходящий момент… Теперь, когда мы все умрем, я могу признаться тебе…

— Что? — Джеред смотрит на меня удивленно — вопросительно,

— Ты что фильмы не смотришь? — от пафосно-трагичной, я перехожу к обычной манере разговора. Теперь Джеред понял и подхватывает:

— Да, Аня, я тоже давно хотел тебе признаться… С самого первого дня как я увидел тебя…

Наши признания прерывает девушка-работник парка. Она проходит мимо нас, извиняется за причиненные неудобства и говорит, что мы будем спускаться по пожарной лестнице.

Мы начинаем по очереди выходить из «машин». Спускаться по лестнице немного страшно, но, наконец, мы все на земле. Там всем дают купоны, позволяющие пройти на один любой аттракцион без очереди. Это для того, чтобы мы не подали в суд и не попросили компенсацию морального ущерба. У них так принято, у американцев.

По этим купонам мы проходим на самую высокую горку. В очереди на нее пришлось бы стоять часа два.

У стоматолога

Позавчера я приехала из Америки. Первую ночь, я не спала, разбирая чемоданы и пытаясь вспомнить как это — говорить по-русски. Несколько раз я начинала что-то объяснять маме на английском и только по удивленному выражению ее лица понимала, что говорю что-то не то. На следующий день я ходила в школу, встречалась с Костиком и Маликом. И вообще была занята. А ночью у меня разболелся зуб. Разболелся так сильно, что уснуть я так и не смогла. Учитывая то, что не спала я уже больше пятидесяти часов, чувствовала я себя не очень хорошо.

На следующий день с утра я пошла к стоматологу. Вот я и в маленькой стоматологии прямо около моего дома.

— Зуб болит, — жалуюсь я стоматологу, — вот этот.

Она осматривает мой зуб и заявляет, что нужно ставить пломбу.

— Все что угодно, лишь бы не болел, — говорю я

Стоматолог замораживает мне нерв и по мере того, как половина лица теряет способность двигаться и чувствовать, боль утихает, и… я засыпаю. Сказывается усталость. Меня будят, и лезут ко мне с визжащей бормашиной. Но, несмотря на мою отчаянную борьбу с Морфеем, через минуту я опять сплю. Меня снова будят, я опять засыпаю. После пятой попытки стоматологу видимо надоедает и она, положив мне на зуб какое-то обезболивающее и уверив, что болеть не будет, предлагает мне прийти завтра. Я с радостью соглашаюсь, иду домой, и, забравшись в кровать, засыпаю часов на двенадцать.

«Камикадзе» или …

Ташкентский аквапарк — место в высшей степени замечательное. Во-первых, там чисто. Во-вторых, трава там даже в июле еще зеленая. В-третьих, там есть большие водные горки, с которых так весело кататься. Для Ташкентцев, измученных летней пылью, сухостью и жарой, аквапарк — поистине спасение. Билет на три часа стоит всего пять долларов, а удовольствия хватит на неделю вперед.

Мы пришли в аквапарк поздно, когда все лежаки были уже заняты. Для нас это конечно не проблема. Бросив полотенца на траву, мы идем кататься с горок. Вдоволь накатавшись и наплескавшись в бассейне, мы с Маликом растягиваемся на траве, чтобы немного позагорать. Солнце печет так сильно, что, если облить себя водой, она испарится уже через несколько минут. Я еще не сплю, но веки уже стали такими тяжелыми, что открыть глаза я не могу. Со всех сторон копошатся и разговаривают люди, играют дети, постепенно все голоса сливаются в шум, в котором даже нельзя разобрать отдельных слов… От этого состояния полусна меня пробуждает голос, раздающийся прямо над ухом:

— Малик, ну пойдем со мной на камикадзе!

— Нет, Олег, ты иди, а я тут посижу — судя по голосу Малика, Олег уже давно его мучает, уговаривая сходить на самую большую белую горку — Камикадзе. Она высотой, наверное, с пятиэтажный дом, а может и выше. Я сама только в прошлом году решилась, наконец, скатиться с нее, но второй раз я вряд ли бы на это пошла. Чтобы Олежка даже не пытался уговорить меня сходить с ним, я притворяюсь, что сплю.

— Малик, ну пошли… ну пойдем, сходим со мной… ну пошли на белую горку…

— Да иди ты на свою камасутру! — вырывается у Малика и тут он понимает, что ляпнул что-то не то. Народ, сидящий вокруг, с любопытством оглядывается в нашу сторону буквально на пару секунд, а потом каждый возвращается к своим делам. Очевидно, оглянувшись, они надеялись застать более интересную картину, чем им пришлось созерцать.

Хомячиная эпопея

Когда мы были в Актюбинске, в гостях у бабули, она дала мне и Олежке денег, чтобы мы купили себе что-нибудь на память. Я быстро потратила свои, купив золотые сережки и сумку, Олежка же сохранил деньги до приезда в Ташкент. Когда я спрашиваю его, что же он себе купит, он отвечает:

— Я копить буду,

— А на что копить? — интересуюсь я,

— Не знаю. На что-нибудь.

Сегодня он подходит ко мне радостный:

— Я знаю, что я куплю. Я хочу тамагочи!

Мы собираемся и идем в магазин покупать тамагочи. Но ни в одном магазине их нет. По дороге мы заходим в зоомагазин. Я люблю туда заходить. Столько разных зверюшек: мышки, канарейки, попугайчики, рыбки! Олежка внимательно рассматривает хомяков в аквариуме:

— Ань, а давай не будем покупать тамагочи. Давай лучше купим живых хомяков.

Идея мне нравится, и мы быстро считаем Олежкины деньги. Как раз хватит на пару хомячков и на клетку.

— Дайте нам двух разнополых хомячков и клетку, пожалуйста.

Молодой продавец-узбек достает серого и белого хомяка, долго их рассматривает, а потом говорит нам:

— Вот. Серий малчик. Белий дэвочка.

Потом он сажает их в клетку, и мы с Олежкой довольные идем домой.

— Ну что, купили тамагочи? — спрашивает мама, открыв нам дверь

— Ага. Только живых…, — и мы заносим клетку в квартиру.

Хомяки мамиными заботами и папиным трудом по очистке сначала клетки, а потом большого аквариума с затейливо устроенными «пампасами» прожили у нас несколько лет, давая обильное потомство, которое мы регулярно относили в зоомагазин.