Исчезновение [Литрес]

Я киваю.

– Если хотите, я с удовольствием дам интервью. Я не жил здесь, когда пропали ее подруги – переехал сюда год спустя, – но хорошо знаю этот город. И людей. Все эти сумасшедшие теории и самих шарлатанов.

– Шарлатанов? – Я заинтригована.

– Да. Здесь есть медиум; она уверяет, что ей что-то известно. У нее якобы способность видеть что-то недоступное другим. Она уже многих тут обдурила. Но не меня. Не верю ни одному ее слову.

Я вспоминаю вывеску на Мейн-стрит.

– Вы имеете в виду мадам Тоуви?

– Ага, ее. С ней, может, и стоит поговорить, но все надо ставить под сомнение. – Джей ухмыляется. – Она, безусловно, добавит… как бы это получше сказать? Особый дух в ваш подкаст.

– Отлично, – говорю я, радуясь, что хоть кто-то готов дать мне интервью. – Мы можем встретиться попозже? Мне надо забрать свою машину, я оставила ее в лесу.

– В лесу? – Нэптон удивленно поднимает брови.

– Длинная история. – Интересно, знает ли он про Ральфа Миддлтона. Полагаю, что должен – ведь Ральфа нашли на его земле. Откладываю свой вопрос на потом.

– У меня есть несколько дел утром; вы сможете приехать в мой офис около двух? – Джей достает из портфеля визитку. – Вот, адрес здесь. Если повернуть на Хафпенни-лейн и потом направо, напротив Стаффербери-Стэйблз и проехать прямо до конца, как раз попадете к моему офису в промышленной зоне.

Я беру визитку и возвращаюсь домой. Меня переполняет беспокойство. Быстро переодеваюсь, не принимая душ, так хочется скорее отсюда уйти. Из этого дома, из леса, где мне постоянно кажется, что за мной наблюдают.

21

Оливия

Оливия открывает глаза – и сразу же проваливается в чувство обреченности, страха и сожаления. Только секундой позже она догадывается, почему. Ровно двадцать лет… Хотелось бы зажмуриться и проснуться в этот же день в 1998 году. Как много вещей она сделала бы по-другому!

В дверь звонят. Мама во дворе, кормит лошадей. Оливия спешно натягивает бриджи, в которых была вчера вечером, свитер и торопливо спускается, держась за перила.

Сердце слегка сжимается, когда она видит на крыльце Дейла с каким-то молодым человеком. У Дейла взъерошенные волосы и покрасневший от холода нос.

– Извини, что так рано, – говорит он, дыша на руки, чтобы согреться. Через открытую дверь неприятно врывается ледяной воздух. – Это сержант Лиам Стерлинг. Можно войти? Мы хотели бы задать несколько вопросов.

Во рту пересохло. В эту минуту Оливия страшно жалеет, что не осталась ночевать у Уэзли. Она не уверена, что справится с ситуацией одна. Но выбора нет, поэтому Оливия делает шаг в сторону, разрешая полицейским войти. Мужчины идут за ней на кухню. Они как-то несерьезно смотрятся за маленьким деревянным столиком. Дейл в странных носках и сержант Лиам Стерлинг, яркий блондин с мальчишескими прыщами. Ему бы в колледж, а не в полицию…

Она предлагает им кофе, они с удовольствием соглашаются. Пока Оливия наливает напиток в кружки, Дейл произносит:

– Боюсь, у нас плохие новости.

Рука, в которой Оливия держит чайник, дрожит. Кажется, она не сможет донести кружки до стола, не уронив или не расплескав их.

– Думаю, тебе лучше присесть, – предлагает Дейл. Он встает и помогает ей поставить кружки. Садясь напротив Оливии, говорит: – Ральфа Миддлтона нашли мертвым прошлой ночью.

Она не в состоянии ничего сказать. В сознании всплывает их последний разговор. Боль в его глазах. Ее слезы. Ох, Ральф!

Оливия закрывает лицо руками, кровь приливает к голове. Она слышит голос Дейла: он успокаивает ее, говорит, как сожалеет, спрашивает, может ли кто-то с ней сейчас побыть… Она поднимает голову.

– Все в порядке.

– Как я понимаю, ты вчера навещала его, около четырех?

Оливия кивает, ладони ее вспотели. Она не может рассказать, о чем они говорили.

– Свидетель видел, как ты ушла от него в слезах.

Она бросает взгляд на сержанта Стерлинга. Тот еще не сказал ни слова, но у него открыт ноутбук и он внимательно смотрит на нее своими чистыми голубыми глазами.

– Да, – она еле сдерживает слезы, – мы глупо поспорили. Ничего особенного, на самом деле. Я… я пыталась уговорить его поменьше пить. Есть более здоровую еду, следить за собой. Я чувствовала себя в долгу перед ним – он спас мне жизнь, хоть это и случилось давно.

Понимают ли они, что она лжет? Ей никогда не удавалось хорошо скрывать правду, хранить секреты… Сержант Стерлинг что-то пишет в ноутбуке.

– Как, – спрашивает она с придыханием, – как умер Ральф?

– Мы думаем, что из-за травмы головы, хотя точно будем знать только после вскрытия, – отвечает Дейл.

– Может, он упал и ударился?

Дейл качает головой.

– Пока все выглядит достаточно подозрительно. Прости, Оливия. Я знаю, ужасно представить, что кто-то хотел это сделать умышленно.

У Оливии внутри все сжимается. Она вдруг осознает, что Ральфа больше нет. А как же его животные? Как же Берти, Тиддлз и Тимми Вилли, да и все остальные? Надо их найти. Она возьмет их к себе – это самое малое, что она может сделать.

– Оливия? – Голос Дейла отвлекает ее от мыслей. – Нужно позвать маму или Уэзли. Тебе нельзя сейчас быть одной.

– Я справлюсь. – Она хочет взять бумажное полотенце, чтобы высморкаться. Ее голос звучит тяжело и странно, словно все ее эмоции спрятаны внутри. Ей нельзя сломаться. Во всяком случае, перед ними.

– Мама сможет попозже довезти тебя до участка? Нужно официально оформить твои показания.

– П-п… почему я должна это сделать?

– Просто таков порядок. – Дейл говорит очень мягко. – Потому что ты видела его живым одной из последних.

– А сейчас я не могу это сделать?

– Конечно, можешь, если у тебя есть силы.

При одной только мысли, что нужно прийти в полицейский участок, ее начинает мутить. Оливия садится. Дейл достает ноутбук и задает несколько вопросов о ее визите к Ральфу. Она отвечает, при этом так сильно сжимая полотенце, что ладони становятся влажными.

– В чем была суть вашего спора? Что он плохо следил за собой? – спрашивает Дейл. По его лицу пробегает тень. Может, подозрение? Или недоверие?

– Да, я уже говорила. – Ее одолевает раздражение; хочется, чтобы они ушли и оставили ее в покое.

– Можешь вспомнить еще что-нибудь? У тебя есть предположения, кто мог ударить Ральфа? Были ли у него какие-то проблемы? Долги?

Он покуривал «травку», иногда глотал таблетку-другую, это Оливия знала, но чувствовала, что сейчас рассказать об этом полиции значило бы предать его…

– Честно, я ничего не знаю.

Дейл встает, молодой сержант следует его примеру. Слава богу, наконец-то они уходят.

– Спасибо, что уделила нам время.

Она провожает их до двери. Уже переступив порог, Дейл поворачивается и говорит:

– Пожалуйста, позвони мне, если что-то вспомнишь. Даже какую-нибудь мелочь.

…Только закрыв за ними дверь, Оливия начинает рыдать.

Она идет по двору, чувствует себя опустошенной. Все мысли только про Ральфа, Салли, Тамзин и Кэти.

Из конюшен доносятся звуки «Радио-2», и она застывает на месте. Играет песня «Пиксиз»[14] «Где мой разум?». Это одна из любимых песен Салли, она постоянно ее включала. Оливия стоит около конюшен и слушает песню с комком в горле. Как странно, что ее исполняют именно сегодня, ровно через двадцать лет после аварии… Оливия очень давно не слышала ее. Она мысленно переносится назад, в прошлое. Им по четырнадцать, они в спальне у Салли, подруга ставит пластинку. Когда ее касается игла, проигрыватель шипит, звучит вступление на гитаре. Салли могла слушать ее много раз подряд. Оливия прикрывает глаза, и в памяти всплывают тысячи мелочей. Она чувствует запах крошечных безе, которые мама Салли обычно покупала в «Теско» – они ели их прямо из пластиковой коробочки, – сладкий вкус лимонада «Доктор Пеппер» на губах, голубой лак для ногтей, черно-белый плакат с Куртом Кобейном на стене. Она четко видит Салли в вытертых черных джинсах, любимой клетчатой рубашке, кожаных браслетах высоко на руке. Ее первая лучшая подруга. И последняя.

Салли не хотела, чтобы она встречалась с Уэзли. Их первая в жизни небольшая размолвка была вызвана именно этим.

– …Но ведь он отвратительный, – заявила она, когда Оливия первый раз поделилась с ней своими чувствами. Они сидели у Салли в комнате. Оливия сразу же примчалась к ней, чтобы все рассказать, как только Уэзли пригласил ее на свидание.

– Он забавный, общительный и очаровательный, – спорила она.

– Может, он и был таким в школе, но стал очень странный, – настаивала Салли, вызывая у Оливии раздражение. Конечно, думала она, Салли с ее внешностью легко завоевать любого. На нее же впервые обратил внимание такой, как Уэзли, и она никогда не откажет ему. – Ты же помнишь, как он меня преследовал?

Конечно, Оливия помнила. Когда год назад Салли сказала ей, что Уэзли не дает ей проходу, она умирала от ревности. Он забрасывал ее любовными записками, розами… Оливия находила это великолепным, но Салли совсем не радовалась. После того как Уэзли прислал ей гору плюшевых мишек с текстом «Друзья навеки», она пригрозила обратиться в полицию, если это и дальше будет продолжаться. Оливия считала, что это уж слишком. Уэзли просто сходил по ней с ума, в этом все дело. Она мечтала, чтобы кто-нибудь так добивался ее внимания.

Уэзли в конце концов отстал. Однажды вечером, в «Вороне», Оливия с ним разговорилась, и он попросил номер ее телефона. Она чуть не лопнула от счастья, хотя, конечно, напомнила ему про ухаживания за Салли. Уэзли посмеялся над собой, при этом покраснел, все-таки испытав неловкость; сказал, что был полным идиотом, думал, что он нравится Салли и ей приятно, что за ней ухаживают.

– Я неправильно толковал ее поведение, – пояснил он, опустив синие глаза. Оливия же думала только о том, как трудно удержаться, чтобы не поцеловать его, обнять и не отпускать от себя никогда.

Отношения между Уэзли и Салли продолжали оставаться напряженными, поэтому Оливия встречалась с подругами отдельно, а субботний вечер принадлежал только ей и Уэзли. Но спустя месяц произошла авария и все ее в жизни изменилось…

– Где ты ходишь? Надо почистить Рокси и Сабрину.

Оливия подпрыгивает от неожиданности, услышав голос матери. Понимает, что стоит около конюшни, держится за дверную ручку и раскачивается, закрыв глаза. Мать может решить, что она наглоталась чего-то. Оливия распрямляет плечи.

– Мам, случилась ужасная вещь.

Нетерпеливое выражение на лице матери сменяет страх.

– Что?

– Ночью нашли убитым Ральфа Миддлтона.

На мгновение мать застывает. Даже не мигает. Оливии кажется, что она просто не услышала ее.

– Мама?

– Я… как? – Мама как будто возвращалась в действительность. До них доносится тихий голос диджея по «Радио-2». Мать пытается распахнуть вельветовый воротник плаща, как будто он душит ее. Оливия понимает, что она сейчас чувствует.

– Травма головы. Они думают… подозревают, что его убили.

– Господи, когда?

– Прошлой ночью. Они не назвали время.

Порыв ветра несет по двору пучки сена, они скользят по бетону. Мать делает шаг к ним, потом обратно к Оливии – и обнимает ее, что бывает крайне редко.

– Бедный Ральф… Я знаю, что ты любила его. Я его мало знала, но всегда сочувствовала ему – живет один, в вагончике… С ним всегда было связано что-то печальное.

Эти слова вызывают у Оливии новый приступ слез.

– Сегодня и без того тяжелый день, – говорит мать. – Годовщина эта… Все чувства выплескиваются наружу…

Оливия вздыхает и собирается уйти. Когда она поднимает глаза, то читает на лице матери горе. Или вину.

22

Дженна

В свете дня лес выглядит менее угрожающим: тусклое зимнее солнце пробивается сквозь кроны деревьев, отражаясь в замерзших листьях. Грязь под ногами подсохла и хрустит при каждом шаге.

После ухода Джея я нашла адрес семьи Кэти Бёрк. Ее мать по-прежнему живет в Стаффербери, и как только я доберусь до своей машины, смогу поехать к ней. Сначала, правда, придется дать показания в полиции Девайзиса. И неясно, захочет ли мать Кэти со мной разговаривать. Я бреду по грунтовой дороге и пытаюсь при этом дозвониться до Дейла, чтобы рассказать о человеке, который останавливался без разрешения в домике напротив. Но здесь, посреди леса, связь отвратительная, поэтому я прячу телефон в карман и прибавляю шагу. Я раздваиваюсь. Моя родительская половина жаждет скорее оказаться в Манчестере, с моим чудесным сыном, в полной безопасности. Но журналистская половина требует довести дело до конца, не терять силы духа вплоть до пятницы. Вряд ли смерть Ральфа связана с исчезновением девушек в 1998 году, но такое событие в любом случае добавит интриги к рассказу о городе.

…Мне кажется, что ветки заслоняют свет. Я несколько раз спотыкаюсь на ухабах. Добираюсь до места, где на меня напали. На дороге местами ямы, кое-где стоит вода после вчерашнего дождя. Я осторожно дотрагиваюсь до головы. Там шишка, под рукой чувствуется место, где наложили шов. Прислушиваюсь. Со стороны поляны доносятся слабые голоса – наверное, там еще работает полиция. Лает собака. Содрогаюсь при воспоминании о вчерашнем: как чувствовала слежку до того, как меня чем-то ударили. Тот, кто это сделал. Он хотел убить меня, как Ральфа? Или просто напугать? Остановить?

Какое счастье, что Дейл меня нашел! Интересно, спугнул ли он нападавшего? Непонятно, сколько времени я там пролежала…

Иду быстрее, почти отчаявшись добраться до машины. Последние метры просто пробегаю и резко останавливаюсь. Что-то лежит под левым «дворником». Сперва проносится мысль, что это какая-то реклама, но я тут же вспоминаю, что вокруг лес. При ближайшем рассмотрении обнаруживаю, что это линованная бумага. Она похожа на страницу, вырванную из моей тетради. Я вытаскиваю ее – и кровь застывает в моих жилах:

УБИРАЙСЯ ИЗ ГОРОДА, ИЛИ БУДЕШЬ СЛЕДУЮЩЕЙ

23

Я спешу выехать из леса. То и дело ударяюсь головой о крышу машины, подпрыгивающей на кочках. Тороплюсь так, будто за мной гонятся. Не уверена, что с такой раной на голове я вообще в состоянии водить. Успокойся. В принципе меня не так легко напугать, но слишком много всего произошло за последние сутки. В Коридоре Дьявола становится легче дышать. Приятно на какое-то время выбраться из Стаффербери. Девайзис чуточку больше, шумнее. Паркуюсь около полицейского участка. Молодой детектив с детским лицом, сержант Стерлинг, говорит, что ждет меня. Он довольно быстро оформляет показания, я ставлю подпись и возвращаюсь в машину. Ничего не стала рассказывать ему про записку, потому что они сразу захотят ее у меня отобрать и подшить к делу, а мне пока хотелось бы сохранить ее у себя. В глубине души я допускаю, что с ее помощью смогу шантажировать Дейла, чтобы вытянуть из него больше информации.

Очень скоро добираюсь до Коридора Дьявола, пытаясь представить, как же все происходило той роковой ночью. Появляется надпись «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В СТАФФЕРБЕРИ» и предупреждение о необходимости снизить скорость.

Еду по Мейн-стрит. Освещенная зимним солнцем, она выглядит получше. Около военного мемориала вчера поставили большую елку. Боюсь даже думать о том, как пройдет в этом году Рождество. Может, ради Финна проведем его вместе? По пути к Блэкбери-авеню, где живет мама Кэти, проезжаю конюшни. Вижу Оливию, болтающую с какой-то женщиной. Ее не получается толком разглядеть – из-за пони.

«Что же тебе известно?»

Невозможно представить, что Оливия ничего не знает об исчезновении подруг.

…Блэкбери-авеню – небольшая улочка, которая соединяется с другой такой же. На ней стоят особняки из самых разных эпох. Дом номер пять – в стиле псевдотюдор: симметричные окна, сбоку въезд и гараж. Он небольшой, но аккуратный. Интересно, в нем ли прошло детство Кэти. А еще, если верить городскому справочнику, семья Салли живет через несколько кварталов…

Я оставляю машину на улице и стучу в дверь. Из дома не доносится никаких звуков. На въезде никого, валяется на боку зеленое мусорное ведро. Снова стучу, ответа нет. Поворачиваюсь, чтобы поднять ведерко, и слышу:

– Что вы делаете? – Женщина в пестрой жилетке входит через боковую калитку. В руках у нее садовые перчатки. Рядом с ней тявкает маленькая черно-белая собачонка, охраняя хозяйку.

– Я… мм… простите, у вас ведро упало.

– Тихо, Уолтер, – шикает она на собаку. Женщина высокая, обветренное лицо, светлые волосы с сильной сединой, схвачены заколкой. Я сразу понимаю, что это мать Кэти – такой же острый подбородок и светло-карие глаза. Много морщин – следы прожитых горьких лет. Она хмурится.