Как управлять вселенной не привлекая санитаров

Абсолютной противоположностью ему был доктор из Гуш Циона. Но этот самый Гуш Цион представлялся нам какой-то провинциальной дырой типа Коростышева. Да и мы сами были доктора из всяких районных поликлиник. Нас этим не удивишь. А вот Брайтон-Бич — это совсем другое.

"Представляете" — вещал новый американец.

"Еду по Брайтон Бич. И на углу с одиннадцатой улицей стоит японский телевизор. Я остановился, погрузил в свой Форд стэйшн вагэн и привез к себе в аппартмэнт. Отлично показывает. Вот в Израиле у вас японские телевизоры стоят на улице?"

"Нет" — честно признавался израильский доктор — "Я телевизор в магазине купил."

"Ну что уж тут говорить." — презрительно продолжал американец, разводя руками — "А у нас, пожалуйста!"

"Вот глядите" — он хвастливо задирал рукав рубашки, демонстрируя свой Rollex с двумя буквами "l" — "Купил за десятку в китайском магазине."

Наверняка Лёвины преследователи бывали на таких вот посиделках. С огромным трудом пробирались они через ОВИРы. Тащили через таможню ценности и отсылали контейнеры за океан. Уже мечтали, что через годик — другой вернутся в Советский Союз, но уже не просто как советские граждане, а настоящими американскими туристами. Войдут в родное КБ и вот так вот, будучи в центре внимания будут раздавать грошовые американские подарки, демонстрировать французские платья и трясти часами Rollex. И вот, на тебе, на пути к сияющей американской мечте стал маленький Израиль, и этот провокатор Лёва — агент мирового сионизма.

Перед нами бесновалась толпа отказниц и отказников. Громко звучали угрозы. Еще секунда и они сомнут нашу хлипкую оборону.

В эту минут мне пришла спасительная мысль.

"Слышите" — закричал я — "Там Миша что-то про пособия рассказывает."

Толпа мгновенно развернулась и работая локтями отказники устремились обратно к трибуне.

"Миша, Миша! Насчет пособий повторите пожалуйста!" — орали женщины

"Какие пособия?" — удивился Миша — "я уже все сказал. Господа, повнимательней. Не отвлекайтесь на всяких провокаторов."

Воспользовавшись передышкой мы бросились бежать.

Не знаю, повлиял ли на Мишу последний скандал, или это был результат действия мишиной оппозиции, которая требовала конкретных результатов работы. Но на следующий день Миша явился с новой идеей.

"Господа, наша борьба с Америкой переходит на новый этап."

"Американским бюрократизмом" — привычно поправил его активист.

Миша, даже не стал извиняться.

"Мы решили объявить голодовку" — продолжил он — "Уже есть группа товарищей, готовых голодать перед Американским посольством. О голодовке мы напишем на наших плакатах и сообщим во все организации."

Потом он сделал паузу и хищно по заговорщически добавил — "Посмотрим, как они там запоют."

Надо сказать что Мишина идея сработала. Америка получила хороший удар под дых. Видимо слово "голод" было чем-то экстраординарным для сытой Америки. В сером здании засуетились. Вскоре из американского посольства вышел седовласый мужчина и сладко-елейным голосом на ломаном русском языке начал упрашивать свернуть плакаты и убраться подальше.

"Все очень скоро решится положительно" — уверял он. Ему никто не верил. "Пол года уж решаете" — слышались недовольные голоса.

Мужчина ушел и вместо него появилась наглая особа лет сорока. Видимо в посольстве решили использовать политику "кнута и пряника". Женщина говорила на чистом русском языке с едва заметным английским акцентом. Она уже угрожала, что если возмутители спокойствия не разойдутся, то и в Америку их никогда не пустят. "А нас и так не пускают" — орали ей в ответ, посылая подальше ненормативной лексикой.

Что-то гудело и варилось в американском посольстве. Миша чувствуя это решил развивать достигнутые успехи. Он явился через несколько дней и громким победно-трагическим голосом сообщил.

"Господа, внимание. Вы знаете что мы пикетируем Американское посольство. Вы знаете, что мы голодаем перед американским посольством. А теперь …" — он сделал многозначительную паузу — "Наш соратник наш товарищ Дима, который живет здесь уже больше полу года решил объявить Сухую Голодовку!"

Кто-то даже ахнул от удивления. Толпа зашушукалась. Мы уже привыкли к хулиганским выходкам Миши и его актива. Цену этой голодовки тоже прекрасно представляли. Слава богу нас этому научил какой-то американский деятель, год голодавший перед Белым Домом.

Поголодаешь перед посольством рабочий день с 9 до 6, потом возвращаешься домой в Санта Маринеллу и спокойно без свидетелей ужинаешь. Утром плотно позавтракав, можно снова отправляться на голодовку. Но сухая голодовка, на жаре, под итальянским солнцем. Тут уж действительно можно получить тепловой удар, если не "коньки отбросить". Кто-то из здравомыслящих участников сходки с места попытался вразумить Мишу. Миша лишь презрительно глянул на него, поднял сжатый кулак и уже без тени сомнения произнес — "Умрем, но не сдадимся".

Люди расходились, обсуждая этот странный поступок. "Да неужели они решатся на это?"

Дима решился. Видимо он был из породы людей, которые бьются за идею до конца, какой бы бессмысленной эта идея не была. К концу дня он потерял сознание. Перепуганные активисты бегали в посольство за водой. Естественно ничего не получили. Притащили таз воды из ближайшего кафе. Потом отмачивали и отпаивали несчастного Диму.

Американское посольство хранило молчание. Лишь изредка за окнами мелькали тени. Определенно чтo-то происходило за толстыми стенами и дверьми, которые стерегли двухметровые охранники.

Еще пару дней прошли без эксцессов и вдруг на сходке появился Миша. Он был чернее тучи. Взойдя на трибуну, и дождавшись тишины, Миша громко произнес: "Нас предали!" Перепуганные люди замолчали, уставившись на Мишу, ожидая самого худшего.

"Нас предали!" — повторил Миша — "Наши бывшие с позволения сказать, товарищи, сбежали в Америку.

"Как сбежали?" — послышались недоуменные голоса.

Можно было легко представить себе, что Мишины друзья сбежали от него в соседний курортный городок Ладисполь. Можно представить себе, что уставшие ребята решились на отчаянный шаг и уехали в Израиль. Но сбежать в Америку — это было нечто неправдоподобное, так же как сбежать на Луну. Тем не менее это оказалось правдой.

Все мы знали что Америка полностью прониклась страданиями несчастных советских евреев. Насколько же была озабочена Америка правом воссоединения еврейских семей, что любой сенатор приезжавший в Советский Союз на встречу с Генеральным Секретарем, считал своим долгом вывезти хотя бы парочку советских евреев. В советском Союзе поражались причудам американских сенаторов. Вместо того что бы увозить какую-нибудь казачью шашку, украшенную рубинами и бриллиантами, они зачем-то выпрашивали парочку еврейских семей.

Кроме того американцы не всегда действовали так вот по-доброму. Вечно подымали вопрос в ООН, подключали средства массовой информации.

Кто же не помнит эти ужасные фотографии облетевшие весь мир. Вот они — правозащитники, приковавшие себя к воротам советского посольства. Вот группа евреев на Красной Площади с плакатами "Выпустите нас в Израиль" Вот другая фотография, где советские милиционеры и люди в штатском избивают этих людей, тащат их в милицейские машины. А вот еще одна сероватая фотография из архивов КГБ. На ней хорошо виден очередной борец за права в смирительной рубашке и доктор с огромным шприцем. На заднем плане этой фотографии просматривается какой-то сосуд с надписью "Вата" и табличка "Айболит" на двери. Видимо работники госдепа, дабы не перепутать с американской психушкой, попросили специалистов из ФБР чего-то дорисовать русскими буквами.

Фотографии печатались во всех газетах. От жалости к несчастным советским евреям рыдали все действительные члены ООН, включая людоедские племена. И что же теперь? Как венец всему, еврейские эмигранты, так и не оценив своего счастья, торгуют самоварами и матрешками на Римском "круглом" рынке и расхаживают с плакатами возле ворот американского посольства. Фотографии этих счастливчиков уже публикуют разные газеты, а американские граждане, заходящие в посольство, начинают вежливо интересоваться "What the fuck …" [ругательство]

Необходимо было что-то срочно предпринимать и в госдепе нашли мудрое решение. Группу "голодающих" пригласили в посольство. Миша попытался сунуться вместе с ними, но его отодвинул двухметровый охранник. Далее "голодающим" дали подписать заранее заготовленные апелляции. За 30 секунд их утвердили. Коротко объяснили что к чему. Посол лично пожал им руки и пожелал счастливого пути. Их отвели в подземный гараж, усадили в здоровенные внедорожники. Потом черная кавалькада машин выскочила из посольства и включив проблесковые маячки понеслась в Санта-Маринеллу. Таким почестям обычно удосуживались лишь президенты Соединенныx Штатов и самые большие террористы. Теперь черные бронированные гиганты несли в своих чревах группу еврейских возмутителей спокойствия — от греха подальше. В Санта-Маринелле им дали 15 минут на сборы. Подсадили членов семей, побросали внутрь чемоданы и унеслись в направлении аэропорта.

Никто из оставшихся на улице пикетчиков естественно ничего не знал. На караван черных машин с затемненными окнами внимание не обратили и продолжали ждать своих товарищей исчезнувших за дверьми посольства.

Прождали их до самого вечера. И лишь когда поздно вечером стало ясно, что никто уж из посольства не выйдет, недоумевающие возмутители спокойствия побежали на вокзал, чтобы успеть на последний поезд в Санта Маринеллу. На следующее утро Миша бросился к квартирам где проживали его исчезнувшие друзья. Все что он увидел — это распахнутые двери и валяющийся кругом мусор, как доказательство поспешного бегства. Соседи ничего не знали, лишь сбивчиво объясняли что-то насчет черных машин и спешки с какой бывшие голодающие закидывали в машины тюки и чемоданы.

Картина бегства и предательства прояснилась и теперь Миша стоял на трибуне и дрожащим от возмущения голосом рассказывал все детали этого чудовищного преступления. Реакция сходки оказалась неоднозначной. Кто-то кипел от негодования, кто-то сочувствовал Мише, а кто-то полностью поддерживал поступок бывших Мишиных соратников.

"Ну и правильно" — раздавались одобрительные возгласы — "Раз повезло, надо пользоваться!"

"Подлецы!" — уверяли другие — "Как это можно так сбежать, не попрощавшись, ни сказав ни слова".

Миша дождался пока шум сходки утихнет. Затем он начал говорить.

Сам того не понимая Миша сумел ухватить удачу за хвост. Сейчас ему бы нужно было продолжать начатое дело — давить на сонных американских бюрократов, лупить их эмигрантскими проблемами, составлять списки желающих поголодать у американского посольства.

Но Мишу понесло в противоположную сторону. Чувство потерянности и обида на предателей не давали ему покоя, эмигрантская молодость тащила его в "пламенный поход."

"Господа" — ледяным голосом начал он — "Поступили сигналы, что некоторые наши с позволения сказать товарищи, получив "добро" на отъезд и "транспорт" начинают торговать на улицах продуктами питания. Это отвратительно. Если вам уж повезло, то проявите гуманизм и пожертвуйте ваши продукты отказникам. Многие из нас сняты с пособий. Живут неизвестно где, питаются неизвестно чем."

Здесь Миша был абсолютно прав и любой нормальный человек мог бы подписаться под его словами. Беда Миши всегда заключалась в том, что он никогда не мог вовремя остановиться. Мишу опять "понесло".

"Господа с этим надо безжалостно бороться" — сообщил он — "С завтрашнего дня мы начинаем патрулировать улицы Санта Маринеллы и если мы увидим торгующих продуктами, будем принимать самые решительные меры. Продукты будут реквизироваться в пользу голодающих Санта Маринеллы!"

Многие были не согласны с последней частью Мишиного плана, но предпочли не высказываться, помня историю с оратором Лёвой.

"Решено" — сказал Миша — "Будем голосовать. Кто — за?"

Мишин актив привычно поднял руки.

"Единогласно!" — сообщил Миша, даже не посмотрев в сторону собравшегося народа.

===

Роза Львовна вместе со своим мужем стояла возле импровизированного столика на углу via Garribaldi разложив какие-то нищенские продукты. Пачку советских макарон в синей бумажной коробке, несколько банок тушенки, еще какие-то концентраты, купленные в здешнем универсаме Conad.

Роза Львовна была женщиной лет 50, выехавшая вдвоем со своим мужем недавно из Одессы. В категории материального благополучия она стояла на нижней ступеньке эмигрантской лестницы, разве что слегка повыше сумасшедших, которых благодаря усилиям американского конгресса, выписали из психиатрических лечебниц и выкинули из Советского Союза. В Одессе у нее остался сын, который наотрез отказался выезжать со своими родителями.

В Одессе Роза Львовна жила очень неплохо. Со своим мужем она проживала в полногабаритной четырёхкомнатной квартире на Дерибасовской. Розин муж был заведующим хирургическим отделением одной из одесских больниц. Сама Роза Львовна работала учительницей пения в какой-то школе на очень неполную рабочую ставку. Большую часть своего имеющегося в изобилии свободного времени она посвящала воспитанию сына. Результаты воспитания не замедлили сказаться. Лишь окончив школу, сын сбежал в общежитие от сумасбродной мамы, а после института, женившись, предпочел жить с женой и ребенком у ее родителей в крохотной двухкомнатной квартирке. Роза Львовна не успокоилась и теперь уже продолжала воспитывать своего мужа.

Женщина она была общительная и прогрессивная. Каждую субботу она собирала у себя в полногабаритной квартире своих подруг с мужьями на ужин и посиделки. Здесь в основном велись разговоры на тему "надо уезжать" и зачитывались радостно-оптимистичные письма с Брайтон-Бич.

"Ах, Америка" — восклицала Роза Львовна, закатывая глаза — "Машины, небоскребы. Все отдала бы, что б попасть туда. Полы буду мести, со столов убирать. Ах, увидеть бы все это!"

Роза Львовна буквально с мясом вырвала своего мужа, зав отделением из одесской больницы и увезла его прочь от Советского Союза к блистающим вершинам Америки. Теперь в Италии, Розе Львовне, было предоставлено все о чем она мечтала. Неприспособленные к жизни, Роза Львовна со своим далеко не блистающим здоровьем мужем, мучились без денег и нормального жилья, снимая даже не комнату, а угол с диваном, у какого-то проворного иммигранта. Единственное в чем повезло Розе Львовне, это то что в американском посольстве сжалились на ними и дали "добро", хотя толком объяснить как же КГБ "преследовало" обладателя 4;х комнатной одесской квартиры и зав отделением больнице, Роза Львовна не могла.

Теперь получив желанное "добро" Роза Львовна активно готовилась к отъезду и решила подзаработать пару долларов на торговле советскими продуктами.

К Розе Львовне не спеша приблизился Миша сопровождаемый двумя активистами.

"Та-ак" — сказал Миша голосом милиционера с колхозного рынка — "Значит нарушаем…"

До полного сходства с милицейским нарядом не хватало только форменной фуражки на Мишиной голове и красных повязок дружинников у Мишиного актива.

"Нарушаем что?" — не поняла Роза Львовна.

"А последние постановления сходки вам неизвестны. Или делаем вид?" — вопрошал Миша.

"Какие постановления?" — удивилась Роза Львовна.

"Постановление об изъятии продуктов питания в пользу голодающих отказников!"

"Не знаю я никаких постановлений!" — завизжала Роза Львовна.

"Незнание постановлений не освобождает от ответственности" — сообщил Миша и потянулся к пачке макарон.

"Не трогай, не твое!" — продолжала визжать Роза Львовна.

Сюрреалистическая картина материализовалась на углу via Garribaldi. Толстячок Миша тянул макароны в свою сторону. Роза Львовна вцепившись в них мертвой хваткой, тянула в свою.

Мишины активисты отступили на шаг назад. То что Миша обещал, что будет приятной прогулкой с реквизицией продуктов, превращалось в большой и мерзкий скандал.

"Розочка, да отдай ты ему эти макароны" — послышался мягкий голос Розиного мужа — "Зачем они тебе, в Америке?"

"Дурак, трус" — истерически заорала Роза Львовна — "Жену защитить не можешь! Ничего не знаешь, не умеешь! Кем бы ты был, если б не я!"

Силы 40-летнего мужчины и 50-летней женщины были явно не равны и смятая разодранная пачка макарон оказалась в Мишиных руках.

"Ах так, закричала обезумевшая от горя и обиды Роза Львовна — "Тогда всё забирай, всё!"

Она ухватила со столика латунно-золотистую банку с армейской тушенкой и швырнула ее в Мишину сторону. Описав небольшую дугу по Санта Маринельскому воздуху, банка приземлилась под левым глазом Миши.

"Сука!" — заорал Миша растеряв последние микроскопические крохи приличия. Он поднял кулак, готовый стереть в порошок несчастную 50-летнюю женщину.

В этот момент громко вякнула полицейская сирена. Рядом с конфликтующими резко остановилась белая легковая машина с надписью "Carabinieri". Из машины вышли двое полицейских. "Commercio ambulante e victate" [торговать на улице запрещено] дружелюбно начал полицейский, видимо решив что это небольшой конфликт между покупателем и продавцом. Двое Мишиных активистов развернулись и сделав вид, что они здесь не причем спешно ретировались. Роза Львовна смотрела на полицейских очумелыми глазами на белом от ужаса лице. Полицейский еще попытался что-то сказать, но потом сообразил что его все равно не понимают. Он порылся в памяти и достал единственную знакомую английскую фразу.

"Янки го хоум" — громко произнес он.

Роза Львовна и Миша бросив макароны с тушенкой устремились по домам. Дома, плачущая Роза Львовна все рассказала хозяину угла с диваном.

На следующий день владелец угла с диваном пошел на общественный пляж, где и поделился новостями о Мишином безобразном поведении с пляжущимися эмигрантами. Те в свою очередь сообщили отказникам, болтающимся на ступеньках "У Терезы". Теперь любой проходящий мимо Терезы оказывался в курсе макаронной потасовки. Ко времени начала сходки все уже были в курсе Мишиных безобразий.

Миша явился на сходку, как обычно, абсолютно не подозревая о надвигающейся опасности. Для него инцидент с Розой Львовной был лишь один незначительный эпизод постоянной борьбы за правое дело. Раздражал лишь синяк под глазом. Миша привычно вскочил на трибуну, но на этот раз он почувствовал не обычное равнодушие толпы, а весьма неприятное внимание к своей персоне. Толпа раздраженно шумела. Миша попытался призвать народ к порядку. Но кто-то из толпы весело крикнул: "Мишуля, расскажи-ка где ты бланж заработал!"

Миша потрогал синяк под глазом и соврал — "Вчера мы попытались взять штурмом американское посольство!"

Толпа встретила его слова хохотом и негодующими возгласами "Позор, вон, надоело!"

Мишу буквально стащили с трибуны. Понимая, что дело плохо Миша поспешно ретировался.

За суматохой даже никто не заметил как на трибуну взобрался невысокий, лысый человечек лет пятидесяти — один из самых крикливых Мишиных оппонентов. Люди немного успокоившись уже с любопытством взирали на странную личность. Лысый господин поднял руку и дождавшись тишины начал говорить громким слегка картавым голосом.

"Дорогие товарищи, господа. То о чем мы так долго говорили — свершилось! Я хочу выразить свое глубочайшее уважение Розе Львовне, которая своим героическим поступком помогла нам свергнуть эту зарвавшуюся шайку мошенников и тунеядцев!"

Тон речи нового вождя явно выдавал бывшего работника советской прессы, навострившегося строчить передовицы и некрологи.

"К сожалению ее сегодня нет с нами, поскольку она находится на пути в лучший мир."

Шепоток пошел по толпе. Кто-то ахнул — "Миша, неужели!"

Сообразив, что он ляпнул что-то не то, лысый человек широко улыбнулся и тут же исправился.

"Не беспокойтесь господа. С Розой Львовной все в порядке. Она сейчас находится в самолете на пути в Америку!"

"В лучший мир" — мечтательно прошептал он.

Лысый человек еще немного поговорил о подлости свергнутой мишиной власти, после чего начал представлять свой актив.

"Троцкий Лев Давидович" — сообщил он имя своего первого заместителя.

Я вздрогнул, ужаснувшись что следующим на трибуне появится Сталин Иосиф Виссарионович. К счастью на этом совпадения кончились. На очереди был человек с типичной, но нейтральной фамилией.

"Кац Моисей Абрамович" — продолжил новый вождь …