Дом Монтеану. Том 2

Стан бледнеет и садится рядом со мной. Его глаза выдают невероятный страх, а я… ничего не чувствую. Вот где нужно бояться. Ничего не чувствовать это хреново и странно.

— Говори, — хрипит он.

— Кажется, Ромá и другие из Совета были правы. Я умираю, Стан. Я заболела.

— Нет, это я понял. Я не идиот. Я хочу знать, как долго ты это скрывала? Почему ты не рассказала мне правду в Лос-Анджелесе? Почему так долго тянула с этим, Русó?

— Это важно? Мне нет, — дёргаю плечом и откидываюсь на спинку кровати. — Я знаю, что ты сейчас злишься, вижу это, но не чувствую. Я знаю, что ты в панике, и тебе плохо из-за бессилия. Ты считаешь, что я знала об этом давно. Нет. Я не верила, пока не убедилась в том, что я просто… кусок практически мёртвой плоти. И я позвала тебя, чтобы ты помог мне не в моём медленном самоуничтожении, а в другом.

— Я ни черта не понимаю. Не понимаю, — бормочет Стан.

— Мне нужно, чтобы ты кое-кого нашёл здесь и стёр их память. Одного врача и девушку. Убивать их не нужно, просто стереть воспоминания про меня, и всё.

— Всё? Это всё?

— Ага. Остальное не так важно, потому что я, правда, сильно облажалась. В общем, я была у психолога в тот день, когда на меня наорал твой отец. Я не особо слушала инструкции, поэтому пропустила тот момент, когда мне сообщили, что Сав приедет ко мне и что, вообще, его зовут Сав. Я сама поехала в город, нашла, по моему мнению, ту самую клинику и отправилась на приём к врачу. Но я облажалась. Они, видимо, перепутали клиента, а я перепутала врача. И я сказала человеку, причём довольно тупому, что я вампир, и мне много-много лет. Вероятно, я ещё упомянула про оргии, но не суть. Теперь этот придурок считает, что я шизофреничка, и отправил меня к другому врачу. Его имя — Соломон Ман. Когда я поняла, что ошиблась, поехала туда, чтобы всё исправить, но того врача, Уильяма, там не оказалось. Он, как мне сообщили, перестал консультировать и закончил практику. Он больше там не работает, что довольно хреново. Поэтому я попыталась забраться в голову к обычной девчонке, и в итоге меня чуть не забрали в психушку. Помимо этого, я бежала оттуда со всех ног. Я имею в виду, что реально бежала, а не делала это, как вампир. Я ничего не смогла сделать: ни загипнотизировать человека, ни прочитать его мысли, ни сбежать нормально. А ещё я заснула по пути домой и врезалась в дерево. Машина немного помялась, но я жива. Вот так. Найди их и подчисть всё за мной, а? По старой дружбе сделаешь это?

С надеждой и даже натянутой виноватой улыбкой смотрю на ошарашенного Стана.

— Ты это серьёзно? То есть факт того, что ты умираешь ничего, а то, что тебя какие-то люди посчитали сумасшедшей, для тебя очень важен? Ты нормальная? — повышает голос Стан.

— Нет. Ненормальная. Я больная, это уже факт, — хмыкаю.

— Господи, Русó! Ты потеряла свои силы! — Стан подскакивает с кровати, словно до него только сейчас доходят мои слова.

— Ну да, я об этом тебе и сказала.

— Как такое возможно? Ты же древняя! В тебе огромная сила! У тебя кровь самая чистая из всех нас! Господи, надо звонить отцу! Это же…

— Нет, — резко перебиваю Стана и хватаю его за руку. — Нет. Нельзя. Никто не должен знать об этом. Я не хочу всей этой возни вокруг меня. Не хочу, чтобы меня насильно заставляли лечиться и другую чушь. Не хочу, понимаешь? Ты сейчас испытываешь эмоции, а мне всё равно. Ты боишься, а я нет. Поэтому я хочу просто подчистить за собой, Стан. Подчистить, пока я ещё могу соображать. Это мой долг. Я не смогу умереть нормально, если буду знать, что снова подставила свой народ. Я не… смогу, Стан. Второй раз я стала причиной вероятного истребления нашего вида. Нет. Пожалуйста, никому не говори. Никому.

— Но… но… Русó, — издав, тихий стон Стан опускается на кровать и переплетает наши пальцы. — Русó, как же так? А кровь? Почему внизу всё в крови?

— Я решила, что мне просто нужно поесть, чтобы мои силы вернулись, и не смогла. Я выпила целый пакет, но потом меня тошнило фонтаном. Я не шучу, это был грёбаный фонтан из крови, Стан. А затем я психанула. Пошвыряла пакеты в разные стороны и уснула. У меня больше нет сил. Я слабая, как человек. Я ничего не могу сделать. Совет считает, что я ещё в силах убить одним пальцем, но это не так. Они не должны даже догадываться о том, что я бесполезна, иначе меня убьют, а мне хотелось бы умереть нормально. Всё паршиво. Ты был прав. Твой отец был прав. Все были правы, а я облажалась. Вы выиграли.

— О чём ты говоришь, Русó? Кто выиграл? Думаешь, что кто-то из нас желает тебе смерти? Нет, — Стан крепче сжимает мою руку, и это физически больно.

Я кривлюсь и дёргаю рукой.

— Полегче.

— Прости, — он ослабевает захват. — Но мы всё решим, ясно? Ты ещё не гниёшь. Ты просто потеряла силы, не можешь питаться и слаба, как человек. Ничего. Всё можно вернуть, Русó.

— Я не хочу этого, слышишь меня? Не хочу, — злобно дёргаю головой. — Не хочу.

— Ты умереть хочешь? — возмущается он.

— Да! Тебе станет лучше, если я скажу, да? Хочу, наконец-то, умереть и стать свободной от всего этого дерьма! Хочу умереть! — выкрикиваю я.

Стан замирает, а я понимаю, что уже устала бороться с этими мыслями. Смерть в моей ситуации — лучший выход. И я могу уйти с достоинством, а не как жалкое отребье, предавшее весь свой род.

Горько хмыкаю и отталкиваю от себя Стана.

— Думаешь, что я просто так ушла от всех вас, от тебя? Нет. Это стыд. Это огромный стыд за то, что я сделала. Я доверяла, как меня учили родители. Помогала, как меня учили. Я была честной, как меня учили. И к чему это привело? К налёту огромного вражеского клана, который получал информацию от людей? К тысячам ужасных смертей и унизительных исследований? Из-за меня ты потерял свою мать и трёх братьев, Стан! Господи, да нормальные вампиры меня бы ненавидели!

— Русó, — с болью в голосе шепчет Стан.

— Я помню, как меня зовут, но от этого не легче. Когда я сплю, то не думаю о том, что моё имя носит кровавую историю моего рода. Там хорошо. Во сне хорошо. Я никогда не должна была стать королевой. Я была самой младшей, Стан. До меня трон должны были унаследовать двенадцать претендентов, мои братья и сёстры. Но осталась я. Только я. Та, что, испугавшись, сбежала и никому не помогла.

— Ты спасла меня и остальных, — вставляет он.

— А могла спасти всех, если бы молчала. Если бы была такой же, как вы. А я ничтожество, Стан. Я никогда не ценила свою жизнь, а также жизнь своих родных и свою сущность. А теперь и ценить-то уже нечего. Я не хочу так жить, Стан. Я устала быть той, на кого косо смотрят. Вы же всё помните. И я ненавижу это хорошее отношение к себе. Ненавижу то, что вы все такие милые со мной и до сих пор не считаете меня предателем.

— Господи, Русó, ты была очень нежной и полной романтических грёз вампиршей. Ты была нормальной девушкой, которая верила в добро и в то, что мы не чудовища. Ты хотела лучшего для нас. Хотела мира.

— И к чему это привело? К гибели чуть ли не большей половины нашего вида. Половины! И я обрекла всех на двадцать лет рабства. Двадцать лет для кого-то может показаться мало в нашем временном исчислении, но это долгие часы унижения и боли. Сколько из нас потеряли своих любимых из-за меня? Сколько из вас смотрели на меня, как на жалкое отродье? Все, буквально все. Вы жалели меня, считали, что я просто сирота, которая спаслась и выжила. Но ты же знаешь правду. Ты знаешь, что это я навлекла горе на всех нас. А когда остальные узнают всю историю моего предательства, то убьют меня. Я не хочу умирать, как предатель. Не хочу, чтобы имя моих родителей стало нарицательным, как у предателей и чудовищ. Нет. Пожалуйста, Стан, никому не говори про мой грядущий конец, просто исправь всё. Не дай мне снова уничтожить нас. Прошу тебя.

— Русó, — Стан подходит ко мне и кладёт свои ладони мне на плечи. — Я всегда был рядом с тобой, и совсем не важно, что ты ошиблась. Мы все ошибаемся. Я сделаю всё, что ты захочешь. Никто не узнает о тебе и о прошлом. Я решу всё. Но пообещай мне, что ты не будешь отвергать хотя бы лечение здесь. Давай вновь попытаемся стать одной семьёй. Прошу. Мне это нужно.

— Хорошо, я обещаю. Я не буду противиться лечению, но знаю, что это ничего не изменит. Я разрушаю себя уже давно, Стан, и не вижу причин, чтобы жить. А убить себя трушу. Но я обещаю. Только исправь всё. Исправь. Найди этих людей и сотри всю память о нас. Пожалуйста. Сотри. Это всё, чего я хочу.

Стан так долго и мучительно смотрит на меня, потирая большими пальцами мою шею, как он делал это в детстве, когда я убеждала его в том, что сбежать из дома, чтобы увидеть нечто новое, это классно. Конечно, зачастую нас никто не замечал, но иногда мы были на волосок от смерти. Но Стан был рядом. Всегда.

— Я разберусь со всем, а ты отдохни. Я сообщу отцу, что останусь здесь с тобой. Якобы мы решили снова наладить нашу связь. Он будет только рад.

Стан отпускает меня и отходит на шаг.

— Он хочет получить больше информации обо мне?

— О твоём состоянии. Ты ему как дочь.

— Пока он не узнал о том, что это я убила всю его семью, — хмыкаю.

— Прекрати это повторять, Русó, ты не виновата. В то время многие из нас не были осторожными. Никто не воспринимал угрозу от тех ублюдков всерьёз, ведь у нас была самая сильная армия в мире. Тем более мы урегулировали все вопросы с оборотнями. Думаешь, ты одна рассказывала о том, кто мы такие? Нет. Я тоже. Никто не был осторожен, ясно? Ты не виновата. Ты спасла меня. И благодаря тебе, твоей смекалке и бесстрашию многие выжили, в том числе и мой отец. Так что хватит винить себя за то, что ты не могла предотвратить. Это послужило нам хорошим уроком. Забудь.

Прикрываю глаза и качаю головой. Забыть? Никогда. Ещё один огромный минус быть вампиром состоит в том, что ты никогда не забудешь тех людей, которых убила, и тех, кто умер из-за тебя. Ты никогда и ничего не забудешь, продолжая жить с каждым грехом каждый чёртов день.

— Я всё решу, а ты отдыхай. Мы что-нибудь придумаем, Русó. Придумаем, — Стан мягко целует меня в макушку и натягивает улыбку.

— Ты врёшь мне, а я ненавижу это. Не убеждай меня в том, что это не конец. Давай просто сделаем всё, чтобы защитить тебя и остальных. Я не хочу быть жалкой. Не хочу, чтобы ты меня жалел. Ясно? Я терпеть не могу всё это. И я ничего не чувствую, Стан. Ни страха, ни отчаяния, ни боли. Я просто знаю об этих чувствах. Знаю, какие они. И это лишь воспоминания. Реши всё. А я отдохну.

Отвернувшись от друга, смотрю на непроглядную ночь в окно. Слышу, как Стан тяжело вздыхает и выходит из моей спальни.

Печаль, раскаяние и боль — это лишь отголоски моих воспоминаний. Мне хочется чувствовать всё это, но я не могу. Моё сердце никак не реагирует на страх, который находится в моей голове. Он есть, но не физический, а лишь как память прошлого.

Спускаюсь вниз и оглядываю практически чистую кухню и гостиную. Достаю ведро и тряпку, чтобы отмыть снова эту мерзкую вонь крови, которая витает здесь. Но разве можно отмыть кровь, запёкшуюся на моих руках, в моём сердце и в моём прошлом? Нет. От этого можно спрятаться лишь во сне.

Глава 4

Жизнь — дерьмовая штука, мой друг. Когда-то я легкомысленно разбрасывалась годами своей жизни. Мне было весело, интересно, и вроде бы была такой же, как все. Я многое видела, как и участвовала в жутких казнях невинных людей, потому что это было выгодно более влиятельным живым. Скажи, что-нибудь изменилось? Нет. Хочешь знать почему? Потому что правила всегда одни и те же. Мы убиваем, чтобы спасти свою задницу. Увы, мы убиваем, чтобы люди боялись нас. Убиваем для того, чтобы обрести власть. Мы и себя убиваем каждую минуту, а потом приходит момент, когда всё заканчивается. Заканчивается надежда.

— Вы в порядке?

Поднимаю голову на Саву, расположившегося в кресле напротив меня.

— Да, вполне, — сухо отвечая, киваю я.

— Вы сменили диван.

— Ага, мне понравился его цвет в магазине. Проезжала мимо, когда мы со Станом катались по городу, — легко лгу я.

— Покрасили стены.

— Точно. Думаю, что чёрный цвет прикольный, а белый мне не нравился.

Да мы просто оттереть кровь не смогли, вот и всё. А запах краски напрочь убивает вонь крови. Даже Стан не смог находиться в доме, поэтому сейчас он живёт в машине рядом с домом. Так что вряд ли кто-нибудь узнает, что здесь случилось.

— Я видел князя. Он приехал к вам.

— Верно. Мне стало скучно, и я позвонила Стану. Он был моим другом. Здесь скучно.

— Скучно? — спрашивая, Сав спокойно смотрит на меня.

Я знаю, что должна быть осторожной. Очень осторожной, поэтому мне придётся врать снова и снова.

— Да. К тому же это небольшой ход конём. Мой дядя волнуется обо мне и надоел мне своими нравоучениями. Я подумала, что если здесь будет его сын, Стан, то он отстанет от меня. Я была права, звонков сегодня не было.

— То есть вы используете князя, как оборонительную стену против заботы о вас?

— Против надоедливого старика, — смеюсь я. — Ага, именно так.

— Мой отец тоже постоянно учил меня жизни, хотя я был уже довольно взрослым. Меня это сильно бесило. Приходилось терпеть, ведь он старше меня, это уважение к его возрасту. Даже когда он умирал, всё равно не был доволен мной. Порой мне казалось, что он никогда не будет мной доволен, и я никогда не стану хорошим сыном для него.

— Хреново, наверное, было. А когда он умер, стало легче?

— Честно? Да. Мне стало легче. Я, наконец-то, почувствовал себя взрослым. Но это продлилось недолго. Пару лет примерно, а потом я понял, что мне очень больно. Два года я отрицал смерть своего отца, убеждая себя в том, что это к лучшему, и теперь могу быть любым. Но потом понял, что даже когда он умер, я всё равно чувствовал вину за то, что не смог стать лучше, чем был. Одно время я тоже находился в сильной депрессии. Я был злым и раздражительным, винил отца в своих чувствах. И тогда я решил понять, откуда это пошло, и что стало причиной такой болезненной ярости на отца. Я начал изучать психологию, затем увидел, что мы всё же отличаемся от людей своим восприятием этого мира. Люди имеют сильную эмпатию, у нас ввиду нашей долгой жизни она отсутствует. Мы слишком много видели, чтобы выработать глубокое человеческое сожаление. Мы хищники и можем быть опасны. Так что, с годами я понял, что мне было хорошо до тех пор, пока отец был жив, потому что я был маленьким. Мне уже было много лет, я был женат, и у меня были дети, но рядом с отцом я был его сыном, мальчишкой. Он меня видел таким же. Мы всегда будем маленькими для своих родителей, потому что это их инстинкт защитить нас от большого и грязного мира.

— Сав, если вы надеетесь вызвать внутри меня хотя бы какое-то сожаление о несделанном, то это глупо, — замечаю я.

— Я не пытаюсь это сделать, Ваше Высочество. Я лишь хочу, чтобы вы подумали о своих родителях и вспомнили то, что стало для вас критичным.

— Это идиотизм, — фыркаю я. — Не вижу смысла думать о прошлом, ведь там ничего не изменить. Зачем мечтать о пустоте? Это глупо. Мои родители мертвы, и я знаю, что их жестоко убили. Я видела куски их тел, разбросанные по всему дому. Видела всю свою семью там и собирала все части этого огромного пазла, чтобы попрощаться с ними. Я была там.

Сав бросает взгляд на монитор и тяжело вздыхает.

— Никакой реакции, Ваше Высочество. Никакой, — печально сообщает он. — Это уже третий сеанс, а мы так и не можем найти хоть что-нибудь, что зацепит ваши воспоминания. Семья, любовь, друзья, жизнь. Ничего. Помогите мне, Ваше Высочество.

— Как? Если бы я знала как, то бы помогла, — честно отвечаю.

— Подскажите, где кроется блок, который вы так и не можете разрушить. Где он? Я предполагал, что это смерть вашей семьи и то чудовищное побоище, которое устроили враги. Но нет. Был ли хотя бы кто-то в вашей жизни, кто мог бы появиться здесь и взять вас за руку, чтобы пройти всё это вместе? Есть ли такой персонаж в вашем прошлом?

Задумываюсь о его словах. В моей голове появляется очень много людей, вампиров, оборотней и всех остальных. Я помню всех, даже их имена, даты, время смерти и где это случилось. Но мои воспоминания ни за кого не цепляются.

— Ничего, — произносит за меня Сав. — Никого нет.

— Никого, — подтверждаю я.

— Это удивительно, — он приподнимает уголок губ. — Я слышал, что вы сами по себе уникальны, Ваше Высочество. Внутри вас огромная сила. Неведомая сила. Физическая и ментальная, которая разорвала на части ваших врагов. Это правда? Отец рассказывал мне про то, что вы сделали.

Вопросительно выгибаю бровь, а затем недовольно цокаю.

— Не делайте из меня героя, Сав. Я чудовище, как и все мы.

— Вы отрицаете, что спасли пленных и невинных людей?

— Я отрицаю, что сделала то, что не сделали бы остальные.

— Но ведь именно вы ворвались в свой дом и в одиночку уничтожили всех врагов. Их численность была в пятьсот раз больше, но вы их всех уничтожили. Вы, а не другие. Именно вы, благодаря своей боли и злости.

Отвожу взгляд, не желая отвечать. Это чушь собачья.

— Хорошо, — щёлкаю языком и смотрю в глаза Сава. — Хорошо. Подтверждаю то, что я убийца. Этого достаточно?

— Вы отвергаете то, что сделали, Ваше Высочество. Вы не принимаете это. Вы отрезали себя от прошлого.

— Есть реакция? Давайте так, Сав, если сейчас я реагирую, то расскажу вам всё, что захотите. Буквально всё. Так есть реакция?

Он бросает взгляд на монитор и отрицательно качает головой.

— Тогда мы больше не говорим об этом, потому что это не геройство и не спасение. Это смерть. И уж поверьте, это кровавое дерьмо, которое уже совершенно не важно. Наш сеанс закончен, надеюсь?

— Но вас это злит. Вы явно злитесь, Ваше Высочество, а мониторы молчат. Это странно. Вы сжали кулак, но ваш пульс не повысился, сердечный ритм стабилен. Что-то здесь не так, Ваше Высочество. Или же вы заблокировали сами себе эмоции и специально вогнали себя в регрессию, или же вы влияете на датчики ментально, и ваша сила огромна.

— Решайте сами, я не врач, — фыркаю, срывая со своей груди датчики. Меня, и правда, злит то, что он лезет в моё прошлое. Я здесь не для этого, а для того, чтобы убедить всех, что я в порядке, даже если это не так.

Натягиваю толстовку и наблюдаю, как Сав собирает вещи.

— Моя жена спрашивала о вас, Ваше Высочество, как и дети, — голос Сава становится таким сладким и любящим, а меня тошнит.

— И?

— Я бы хотел попросить Вас прийти к нам на ужин. Это было бы честью для нас.

— Ладно. Мне всё равно.

— Мы могли бы в пятницу перенести наш сеанс на вечер. Сначала поужинаем, а потом пообщаемся с вами. Это Вам подходит?

— Окей, — равнодушно пожимаю плечами.