Поиск

Землянин, всё ещё неся в себе кое-какое сопротивление, правда, уже не так ярко выраженное, внутренним взором увидел, как в его полях разворачивается описанный выше компас. Он — компас — также, как и его прародитель (первозданный компас с корабля), стал вращаться, кое-где движениями напоминая раскачивающийся маятник, кое-где мельницу, а кое-где хаотичный танец лопастей странного механизма. Струны, которые тянулись к наконечнику-кристаллу, имели световую структуру, но, вместе с тем, создавалось ощущение, что они способны уплотняться и создавать звук из окружающего пространства. Помимо вращающегося ячеистого обруча, который являлся их истоком, они вращались и по его радиусу: одна сторона в одном направлении, а другая— в другом. От кристалла к кристаллу тянулась центральная струна, проходя через центр обруча. От самих кристаллов теперь лился рассеянный прозрачный свет, который образовывал сферу, диаметром которой была струна, протянутая от кристалла к кристаллу. В самом центре этого круга образовался ещё один кристалл, от которого вверх и вниз отошли лучики— к Земле (к её кристаллу) и безграничному космосу, а дальше— к Единому Источнику всего и вся. По этому лучику компас-шар мог закручиваться ещё в двух направлениях и скользить вверх и вниз, создавая вихревые потоки. Из центра компаса вышел ещё один луч— теперь горизонтальный, — который также распространился на безконечную даль этой плоскости. Он, со своим перекрёстным собратом (а может и сестрой — кто знает) могли менять своё положение в пространстве — каждый в своей плоскости— и в нужный момент фиксироваться, переходя в устойчивость и уплотняясь по мере необходимости. За счёт возможности к уплотнению-разуплотнению, этот артефакт мог проявляться в разных слоях реальности и мерности одновременно, что трудно было переоценить, если руководствоваться его назначением — поиском. Все эти качества вкупе играли важную роль, а сфера, которая образовалась от краёв кристаллов, тоже несла в себе некоторые функции: устойчивая защита от любых инвазий, кражи, перепрошивки, переделки и прочих угроз — было первое, на что «способна» была сфера. Её мембрана являлась ещё и полем, собирающим и фильтрующим информацию из пространства, что упреждало любые хаотичные перекрёстные волны из окружения. Землянин видел, как компас расширяется и выходит за пределы его и дома, в котором он живёт. Он, достигнув нужной высоты и размеров, стал сканировать и собирать всё, что могло послужить в дальнейшем для любых, ещё даже не сформированных на идейном уровне целей. Расширившись и удалившись, сфера оставила на своём месте ещё одну свою копию— видимо, она была способна дублироваться множество раз, — которая обосновалась в пространстве, где жил землянин.

***

— Смотри, что там происходит! Нужно его вытаскивать. — Это уже слишком. Собираем все его осколки. Растерял по мерностям. — Цен развернул перед собой интерактивную объемную карту, но её вид лишь отдалённо напоминал земную топографическую модель — она больше походила на спектр разнящихся по цвету и свечению форм, которые составляли единую картину. Иначе говоря: это была многослойная модель выбранного кусочка пространства, которым оперировал Цен. Он — Цен — то и дело «изолировал» отдельные части, вырывал их из общей канвы, затем вертел, видоизменял, увеличивал и прогонял сквозь полупрозрачную мембрану светло-бежевого оттенка. После таких «прогонов», из такого отдельно взятого кусочка, как труха выпадали различные частички непонятного происхождения. И, в конце концов, к его руке примагничивались — или стягивались — те самые «осколки», о которых говорил он с Пером, но очищенные и отполированные до первозданного лоска и блеска— до своего первозданного состояния. Осколки разительно отличались от всего, что представляли собой остальные объекты интерактивной карты— это были небольшие частички, напоминающие цветное стекло, отдающее неоновым светом; другие представляли из себя пучки очень концентрированного света, будто бы специально сжатого до самой маленькой формы; третьи выглядели как разнообразные кристаллы; четвёртые были как что-то бесплотное и вибрирующее и, если не знать про подобного рода «осколок», то можно очень легко упустить его из вида. Заметить его можно было только почувствовав «внутренним ухом» или «внутренним глазом»— его форма походила на вибрирующий в закатном или раскалённом от солнца воздух. Ещё одни осколки имели вид плазмы, оформленная в мелкий пузырик с играющими по его поверхности волнами и всполохами. Все найденные осколки проходили через мембрану повторно, уже отделённые от некогда своей временной среды обитания— места, откуда их извлекли. Помимо светло-бежевой мембраны, параллельно с ней выстроились ещё одиннадцать таких же по форме, но различных по цвету мембран. И все осколки волнообразно снизу вверх проходили через все двенадцать мембран, будто прошивая полотно и связывая воедино многослойную структуру. Мембраны, как стройная колода карт, расположились по кругу, отчего «танец» частичек-осколков шёл по круговой спирали. Проходя очередную мембрану, в момент касания осколком полотна мембраны происходила вспышка, которая рождала кучу искр. Искры, в свою очередь, играли подобно бенгальским огням с Земли, только вместо того, чтобы вспыхивать и гаснуть, они распространялись и соединялись, образуя что-то, напоминающее сцепку звеньев из одной цепи, где каждая искорка являлась центром или средоточием расходящихся от неё всполохов. Это было нечто, вроде нейросети или даже— она самая. Рост шёл, охватывая пространство корабля и выходя за его пределы. Помимо всего прочего, зрелище было очень красивым. Сфера-координатор корабля «выпила» освещение, впустив внутрь космическую темноту, отчего искры со всполохами смогли во всём величии раскрыть грандиозную красоту своего явления. Над интерактивной картой всё это время кружила сфера-компас, которая активно вращалась во всех направлениях, напоминая ребёнка-непоседу, готового покорить весь мир и на этом не остановиться. Многогранный компас занимался— или помогал— Цену с его запросами и поиском потерявшихся осколков: то и дело от его кристаллов, бороздящих пространство карты, вырывались импульсы в виде струек, которые устремлялись в пространство карты, какое-то время блуждали отдельными кусочками местности и возвращались обратно с информацией о найденном или не найденном объекте — да в принципе, с любой информацией, которая могла быть востребована сейчас или в дальнейшем. А, может, и в прошлом. Импульсы проникали сквозь все измерения, из которых состояла интерактивная карта. Основной их задачей было— собирать информацию и отмечать найденные частицы и осколки, чтобы они повторно не затерялись за многочисленными вуалями земных ограничений, искажений и иллюзий. Затем Цен передавал данные Перу, чтобы тот подводил к ним лучи, расчищая «полотно иллюзий», земной «смог» и инфо-шумовую завесу, которые успели оплести ту или иную затерявшуюся часть их Духа.

— Отличная идея, этот компас, — констатировал Пер — знай себе, собирай урожай с грядки!

— Да, я тоже рад, что появилось сие творение. Кольца тоже надо чаще активировать. И вообще, проведём между ними связь, думаю, получится отличный тандем. Кто знает, во что выльется эта спайка. Ну, а пока займёмся просмотром уровня светимости найдёнышей. Я прогоню их через «мембраны истины» — посмотрим, каковы в своей изначальной форме наши «осколки-потеряшки».

— Мембраны истины? — в непосредственной близости от Пера воздух заиграл рябью, за которой пузырями взрывались эмоциональные эманации его души.

— Готов выслушать любые предложения по корректировке наименования этой разработки. — Нарочито по-деловому и с видом обиженного творца, изобретение которого незаслуженно, по его мнению, осмеяли, ответил Цен. При этом, уже в непосредственной близости от Цена — в его поле — сформировался полупрозрачный монолитный лёд, означающий, судя по всему, недосягаемость и высокую степень отрешённости.

— Нет, нет, довольно подходящее название. — Огоньки и мерцание слишком притворной тревоги окутали Пера, отчего он стал похож на новогоднюю ёлку.

— То-то же. — Цен в самодовольно скрестил руки на груди, а лёд превратился в маленького медвежонка, который на двух лапах потопал в сторону панорамного иллюминатора, где приник к стеклу, упёршись в него передними лапами.

— Так, Экхи порываются к участию. Есть что им предложить? — Пер быстро вышел из мимолётной игры, переключившись на возникшие задачи. Изображая экспрессивного дирижёра, он проводил лучи, очень активно участвуя всем телом в сотворении этих манипуляций. Попутно он вступил в контакт с Экхами — это было видно по его меняющейся мимике лица, которое то ухмылялось, то принимало задумчивый вид, то что-то изображало губами и кивками головы, так, словно он вёл беседу с самим собой. Это выглядело странно и забавно, учитывая, что он «пританцёвывал», дирижируя и направляя руками лучи, общался с Экхами и ещё умудрялся говорить с Ценом. Талантливый человек — талантлив во всём, как сказали бы на Земле. Но он был не совсем человеком (точнее, какой-то частью он являлся и им), но, тем не менее, эта фраза вполне могла быть приурочена к данной ситуации, даже учитывая его «Сверхчеловечность».

— Всегда найдём! Ну-с, пусть возьмутся за «липкий страх», если им так хочется. Там, как тёмное веретено какое-то. Я… Вижу… Да… Это мрак! Это… Страх… Это… Ночь души!!! — перед Ценом возник шар-кристалл со стойкой-оправой и Цен, закрыв глаза и запрокинув голову, стал водить перед ним руками, попутно изображая из себя иступлённую гадалку в процессе гадания. Клоунада получилась очень точная и, так как она первоначально было направлена на Пера, то тому, вольно или не вольно, пришлось «оценить» этот вид мимикрического искусства, а попросту— клоунской пародии. Он, — Пер — не прекращая своих занятий, соткал образ восторженного ребёнка, прыгающего и хлопающего в ладоши. Дитя походило на голограмму, но от этого казалось не менее реальным.

— Премного, так сказать, благодарен. Ну, если Экхи справятся с такой «пряжей страха», то прясть можно будет уже совсем с другим настроением. Итак, миссия по очистке веретена готова к реализации. Передавай.

— Готово. Да помогут нам небеса! — учитывая, что они находились за пределами любых атмосфер, фраза звучала неуместно, но только если это была не ирония. Пер торжественно сложил ладони в исконно земном молитвенном жесте и прикрыл глаза.

— Конечно, помогут, только нам придётся для этого явить себя земному миру и, желательно, в материальных оболочках. — Цен вопросительно и одновременно приглашающе вздёрнул брови и остановил взгляд на Пере. — Кхм… Отложим этот вопрос до лучших времён. Да поможем мы себе сами, да помогут они себе сами и да поможем мы друг другу! — торжественность и вдумчивое сосредоточение, что сейчас окутало Пера, граничило с мистической атмосферой при посвящении человека в некое таинство, где лидер или вожак изрекает кристаллизованную мудрость под оглушающую тишину собравшихся адептов.

— И да будет так! — приняв подобное выражение лица и спародировав манеру, тон и внутреннее звучание, Цен в подтверждение склонил голову. Они немного помолчали, на самом деле наслаждаясь созданной ими атмосферой и отчасти из любопытства — не созреет ли что-то ещё из этого этой небольшой постановки. Но ничего больше не проросло.

***

Станция-корабль, пребывающая сейчас в форме шара, от которого отходили многочисленные ответвления, испускала энергетические импульсы. Цен, как и прежде, стоял в центр корабля, а между рук у него висела сфера-координатор корабля. Она аккумулировала в себе заряд и, достигая необходимого предела, выбрасывала в пространство, уходящее далеко за пределы корабля. Смысл, заложенный в энерго-выбросы, и качество этой энергии были направлены на разглаживание любых нестабильных энергетических сгустков, как в пространстве, так и внутри отдельно взятых существ. Достигая какого-нибудь проводника, способного усвоить эти волны, энергия сеяла внутри него семя подобия, в результате чего, человек или существо обретали способность или талант, если хотите, к генерированию подобной энергии. При встрече же двух и более сознательных существ (не обязательно людей и не обязательно имеющих материальную оболочку) ареал её обхвата многократно увеличивался, а степень воздействия обретала более глубокий и ярко выраженный характер. Встреча же группы лиц, способных принять, обработать и направить дальше эти «посылки» ещё более многократно усиливала эффект. Помимо созидательных трансформационных характеристик и свойств, индивиды, способные к оперированию этой энергией или, если хотите, субстанцией «награждались» некого рода защитой, которая отводила от них разнородные нападки извне— где-бы то ни было и от кого бы то ни было. Они— люди-трансляторы— становились невидимыми или недоступными для всех контролирующих систем или отдельно взятых враждебно настроенных существ. Многомерность и многоплановость распространения энерго-импульсов и содержащихся в них закодированной информации затрагивала все возможные слои бытия, которые человек попросту не мог одномоментно объять. Речь идёт, конечно же, не о Сверх-людях, а о тех, кто достиг определённого уровня на своём жизненном пути.

Пер соорудил себе подобие кресла-мешка, напоминающего желе по консистенции, внутри которого бурлили пузырьки и происходило световое шоу. Кресло стремительно перемещалось вдоль панорамного иллюминатора, окольцовывавшему всю периферию судна (а точнее: пространства судна, в котором располагались они с Ценом). Подобно заклинателю, Пер артистично жестикулировал, а лучи за бортом, как послушные змейки обрушивались в открытый портал, чтобы на земле отыскать и скоординировать павших в забытье человечков и потерянные душ. Само собой, всё происходило с соблюдением свободы воли всех и каждого. Внутренне готовые души или, во многих случаях, осколки душ в свете луча вспоминали кто они, откуда и как оказались здесь, если в том была необходимость. Осколки переносились к источнику, от которого они откололись либо подобно семени рождали из себя независимое существо. Луч, как сверх-мощный прожектор и лазер одновременно, проходил сквозь все блокирующие слои в пространстве и обходил любые ограничители. По лучу также осуществлялась связь с «домом» отдельно взятых душ.

— Посмотри-ка, вот тут, скорее всего. — Пер слепил в пространстве небольшой шар, формой и цветом напоминающий теннисный мяч, и кинул его Цену. Внутри мяча происходило мельтешение, движение потоков, масс и объектов. Не было понятно— что это такое и что там должно быть, но, видимо, напарникам на судне было всё очевидно.

— Да, я тоже так думаю. Нырнём поглубже и там, глядишь, выудим несколько потеряшек. — Цен вращал «мяч», внимательно разглядывая его содержимое. Потом он резким кистевым движением закрутил его вокруг своей оси, в результате чего содержимое сферы-мяча стало развёртываться или отслаиваться и, достаточно сбросив с себя слоёв и форм, представило на свет мерцающие искорки, будто придавленные отслоившимися лоскутами. Затем Цен аккуратно поместил их в сотканные им «поля регенерации» и оставил восстанавливаться до полного соответствия с Первозданной Сутью. Возле полей регенерации появился компас, который опознал сами искры и их «Дом», а также остальные перевалочные пункты, в которых они успели побывать.

— Ну, осталось только подождать и компас отправит их по месту назначения. Мы своё дело сделали. — Цен удовлетворённо растянулся на желеобразном кресле-мешке, которое создал по наводке Пера.

***

Цен, вняв зову тишины, не спеша и наполняя каждое движение жизнью и присутствием, шил торроидальные поля, накладывая на себя, на Пера, на корабль и передавая их миниатюры Перу, чтобы тот в дальнейшем по лучу отправил их землянину и остальным потеряшкам или уже найденным братьям по разуму. Каждое из полей несло уникальный характер и обладало непохожестью на остальные: так, одно могло побуждать обладателя оного к активным действиям и повышению всех жизненных систем, а другое, наоборот, — сглаживать беспокойство и унимать излишний пыл и горячность, если последние растрачивались понапрасну и без особого назначения. Ещё один Тор преимущественным своим назначением собирал из всех мест любые потерянные частички души и осколки потеряшки— где бы ни оказался он и его владелец-носитель, самопроизвольно проходил процесс поиска и сбора утраченных частей. В принципе, каждый из Торов обладал заданными параметрами другого, но в основе своей, всё-таки, нёс уникальную обозначенную функцию. Между собой поля соединялись особого рода связями и, если владельцы оказывались относительно близко друг к другу, торроидальные поля способны были сливаться, образовывая дополнительный общий Тор, помимо родного-основного. Все поля также обладали защитной мембраной, которая фильтровала все идущие снаружи потоки энергий и попросту информационный или любой другой мусор. Цен вшивал в поля и способность к регенерации: физического тела, психики, энергетической оболочки, эмоциональной сферы и прочих, доступных человеку измерений его самого. Интересно и то, что находясь в контакте— как физическом, так и на расстоянии— поля усиливали любые свои особенности, особенно регенеративную. Важной особенностью или даже функцией Торов было: исцеление и восстановление памяти на всех доступных уровнях— можно сказать, это было приоритетом "номер один!" в текущем положении. Также, обладая особым излучением, крутящиеся Торы генерировали благость, идущую от ПервоИсточника каждого отдельного существа и от Единого Первоисточника, объединяющего всех и вся на более глобальном плане бытия.

Пер, не оставаясь в стороне, активно что-то разрабатывал: он, как токарь, ткал новые лучи из тонких нитей, которым задавал различные параметры— нить изобилия, путеводная нить, нить внутренней истины, нить объединяющая, нить веры, денежная нить, нить судьбоносных встреч и так далее. Нити сплетались между собой в пучки и образовывали союзы, триумвираты и четверичные объединения. После этого уже законченные пучки образовывали новый луч, который Пер впоследствии направлял к землянину и активирал в последнем обозначенные качества и свойства, а также многие другие. А через землянина подобного рода воздействие распространялось на все доступные пространства и существ, что в нём находились.

***

Внутри и снаружи корабля царила полная космическая тишина. Её всеобъёмность поглощала любые признаки зарождающихся звуков. Не было желания ни говорить, ни посылать телепатические или эмпатические сигналы. Была потребность просто быть в этом, поглощенном тишиной месте, и растворяться в нём. Пространство сейчас словно пропитывало всё безмолвностью и негласностью, будто призывая не распыляться на ненужные внутренние и внешние подвижки, будь то колебания сознания или речевого аппарата, или движения их— Пера и Цена, — похожих на физические, тел. И, если достаточно расслабить внимание и погрузиться в тишину, можно было услышать её песню— такую же беззвучную и неуловимую, слышимую особенным глубоким органом восприятия.

Уже какое-то время назад нужно было сместить корабль в другой слой пространства и перестроить все существующие связи с земными контактёрами. Ноги Цена стало обволакивать вырастающее из дна корабля субстанция и, в конечном итоге, он будто врос в судно. Перед ним возникло два колеблющихся облачка, которые синхронизировались с его правой и левой ладонью соответственно. И получалось так, что двигая то одной, то другой рукой, облако было как-бы «привязано» к руке. Облака состояли из вяжущей и податливой энергии, внутри которой находилось ядро более плотной консистенции, нежели окутывающее его облако, но тоже очень податливое. Вся поверхность корабля изменила свои свойства и стала такого же типа и вида, что и ядра, окутанные облаками и находящиеся «в руках» Цена. Самих членов экипажа— Пера, Цена и сферу-координатор— окутала золотистая вуаль с изрядной массой вкраплений субстанции, что покрывала поверхность корабля и из чего состояли ядра. В один момент эта однотипная масса заиграла светом, словно синхронизируясь между собой и членами экипажа. Пространство внутри судна, само судно и его внутренние участники стали менять свою форму, размеры, светимость и прочие параметры. Космический корабль сжался, быстро завибрировал и вдруг с мгновенным хлопком исчез из того пространства, где находился всё это время, оставив после себя невидимый слепок-оттиск с информацией о своём пребывании, который просуществовал ещё некоторое время, а затем растворился в небытии.

Пер, находясь в защитной оболочке, в принципе, как и Цен, которая не позволяла исказить их тела, перемещался внутри корабля, просчитывая маршрут и мгновенно передавая данные Цену. Последний, используя "облачные ядра", корректировал маршрут по наводке Пера. Сейчас он стоял в центре корабля в позе витрувианского человека: из раскрытых пальцев тянулись энергетические линии разных цветов, которые витиевато расходились к различным частям корабля. Кистями он управлял сферами-ядрами, которые гнулись в зависимости от команд, что он закладывал в движения, отчего судно становилось то меньше, то больше, то быстрее, то медленнее, то тяжелее, то легче, а также изменяло свою форму. Все «перемены» корабля были не просто капризом его пилота— каждый слой пространства и измерения, через которые они проходили, обладали различными условиями, «правилами» и законами, в результате чего нужно было перестраиваться, чтобы не застрять «в конфликте параметров» между их кораблём и этими самыми пространствами.

Пер, игнорируя любые объекты внутри пространства их корабля, быстро перемещался из верха— вниз, из низа— по диагонали вправо, а оттуда— по эллипсу влево. Логистика и осмысленность его перемещений были сейчас понятны лишь ему. Зависнув в одной части корабля, он посылал импульс-луч и, не дожидаясь ответного отклика, быстро перемещался в другом направлении, где посылал ещё один импульс, а потом ещё и ещё. Через какое-то время импульсы-лучи возвращались, неся информацию из тех мест, куда они забрасывались. На основе этого и простраивались наиболее благоприятные маршруты их путешествия.

Корабль несло по световым тоннелям, потом его выкидывало в свободное пространство, не ограниченное ничем и не накладывающее никаких ограничений, что позволяло творить в нём всё, до чего дотягивалась фантазия, воображение и сила намерения разумных существ. Следом попадались пространства, где приходилось пробираться очень осторожно и максимально осознанно, углубляя степень своего присутствия— это были напитанные болью и страданиями места. Здесь, чтобы не хватануть на себя часть чужой боли и излишка страданий, нужно было очень бдительно, безкомпромисно и невовлечённо продвигаться, мгновенно реагируя на любые волнения и всплески в окружающей их текущей действительности. «Как нож сквозь топлёное масло…»— возникла в общем информативном поле знакомая фраза, сказанная знакомым персонажем. Ещё одно пространство, через которое они проходили, позволяло скинуть любые древние связи, что могли тревожить Дух. Оно— это место— впитывало в себя древний груз, как губка. И если в нём остаться надолго, можно насовсем лишиться псевдо-оболочек, накопленных за бесконечность существования.

Пер подал сигнал Цену задержаться здесь подольше, а сам перенаправил часть здешнего эфира (если это был эфир) по лучам к землянину и к тем, кто с ним связан— вольно или невольно. Это, по его идее, должно было помочь в избавлении от излишних тягот трёхмерной жизни.

***

Приняв то, что транслировали ему герои его произведения, человек первым делом просканировал этот дар на возможность негативного воздействия. Канал связи был защищён, но дополнительная ясноокость и бдительность не помешает. После того, как он убедился в чистоте «посылки», он позволил произойти необходимым трансформациям, связанными, с принятием этого подарка. Этот дар из другого пространства планомерно и уверенно, набирая обороты, стал вытягивать из человека древние закостенелые скопления. Процесс пошёл, и ему требовалось время.

***

— Здесь нам больше делать нечего, — Пер закончил направлять эфир здешней среды и смотрел на то, как их корабль и всё в нём, за исключением их с Пером и сферы (из-за защитных оболочек), преломлялось и искажалось из-за характеристик этой мерности. Это было похоже на то, как художник разбавляет и смешивает краски на своей палитре, вправо и влево размазывая их по дощечке. Было ощущение, словно корабль сливается с этим пространством.

Цен приложил руки к своему защитному полю, оно подёрнулось рябью и структура корабля стала сонастраиваться с его с Пером неискажёнными полями. Постепенно, сегмент за сегментом, судно выправилось и пришло в резонанс с их полевыми структурами. Появилась гряда кристаллов, которая равномерно распределилась по зонам корабля, образовав соединённую между собой нейросеть. При контакте с кристаллами чувствовалась индивидуальность каждого из них — чем глубже была сонастройка, тем яснее и очевиднее становилось понятно его назначение, настроение и способы взаимодействия с ним. Объединённые в цельную структуру, они передавали друг другу информацию, перенимали качества друг друга и были способны взаимозаменять при необходимости один— другого. Форма, цвет и светимость также разнилились и также могли изменяться как самими кристаллами, так и тем, кто мог с ними взаимодействовать.

— Устанавливаю защиту на каждый кристалл в отдельности и на всю структуру целиком… — Цен был излишне серьёзен, что бывало не так уж часто и скорее всего говорило о накопленной усталости, которая до поры скрывалась им самим от него же самого. Это было настолько очевидно, даже для тех, кто не являлся существом настолько чувствующим, эмпативным и тонким, как они с Пером, что Пер не преминул обратить на это своё внимание в их бессловесной манере — в пространстве перед Ценом, слегка «дребезжащем» и даже тревожном, возник полу анимированный, а вполовину реальный образ маленького ребёнка, который плыл в невесомости в состоянии тотального расслабления (точно не меньше!), раскинув свои маленькие пухлые конечности в произвольном направлении. Из левой ноздри малыша медленно, словно пытаясь собрать все осколки рассеивающегося внимания на себе в моменте здесь и сейчас, выползала огромная зелёная сопля, которая, будь она у кого другого, непременно вызвала бы чувство омерзения. Но милаха-малец сглаживал это впечатление и даже делал всю картину в целом очень милой, смешной и ироничной. Цена объяли заложенные Пером в образ ощущения и постепенно нервная рябь и волны раздражения затопились чувством покоя и безмятежности. С его плеча, словно попугай с плеча пирата, вспорхнули две большие ладони, которые имитировали в полёте крылья птицы, а, подлетев к адресату— перестроились и медленно стали смыкаться и размыкаться в беззвучных рукоплесканиях. Затем из рук стал вырастать человечек в чёрном костюме с пенсне и тростью и, окончательно материализовавшись, он поклонился недавнему благодетелю. Пер, оценив жест, комично поклонился в ответ неживому образу, после чего с напускной серьезностью поблагодарил «всех собравшихся». Человечек, отсалютовав, стал рассеиваться, напоследок помахав рукой и пустив слезу.

Цен сложил пальцы на руках подушечками друг к другу. Ноги, по-прежнему утопающие в остове корабля, «потянули» снизу струйки энергии, генерируемые кораблём. Сведенные друг с другом пальцы не давали энергии выйти за пределы его контуров. Было похоже, будто Цен вдыхает всем собой струйки, которые ползли по всем стенкам, корпусам и прочим объектам изменяющего форму корабля.

В космическом пространстве за пределами судна стали появляться воронки, из которых на них смотрели звезды, планеты или просто пространства, наполненные формирующимися мирами. Из каждого портала в сторону корабля Цена, Пера и сферы направились различные «дары»: это мог быть луч связи; ещё это могли быть нематериальной формы частицы, оформленные в «космический свёрток»; также это могли быть недостающие элементы— энергия, информация, распутыватель квантовых узлов, обновлённый список происходящего во Вселенной и многое другое. В общем, различные цивилизации посылали то, что по их разумению было необходимо небольшой команде и также то, что было нужно независимо от взгляда на вещи самих нуждающихся. Или будет нужно когда-нибудь.

Всё это «проникало» в Центрального через его макушку, которая сейчас функционировала как гигантская расширяющаяся бесконечно воронка, выходящая за пределы их небольшого космического корабля. Дальше «подарки» распределялись по всем тонким и более плотным системам и оболочкам Цена и впоследствии он направлял Переферийному уже обработанные под земные реалии облачка с информацией. Впоследствии, когда Пер отправит всё на Землю, облачко будет «висеть» в пределах человеческого поля и своевременно начнёт дополнять его пробелы в информации. Ещё облачко, ввиду своей многофункциональности, способно было латать искарёженные и повреждённые многомерные оболочки, присущие человеку. Оно выделяло тот материал, который был необходим для того или иного поля либо оболочки. А всё, что имело паразитическую природу вытягивало на себя, где преобразовывало в нужный тип энергии, будь то плотный или тонкий. Как только у человека появлялось окошко в его восприятии, так облако сразу использовало эту возможность, чтобы сдвинуть угол его внимания в нужную ему сторону— в нужную для человека сторону. Облако выделяло гель, который смазывал разрывы, вынуждая при новых пробоях очень быстро срастаться энергетическое тело, не позволяя зайти процессу далеко, гася в зародыше любое негативное воздействие.

Сфера, про которую благополучно на время забыли, напомнила о себе, вылетев за пределы корабля, причём не используя для этого никаких дверей и окон— она устремилась к корпусу судна, которое словно пряное молочко сначала поглотило её, а затем выпустило с другой стороны. Оказавшись снаружи, она стала описывать вокруг корабля эллипсы и синусоиды, с каждый кругом скользя по новой орбите и то увеличивая, то уменьшая скорость. Знание, с чем это было связано, было доступно пока только ей.

Цен по ходу изобретал и придумывал всё новые возможности для «облачной живородящей посылки», как они условились называть синтезированное Ценом облако. А Пер, тем временем, в каждое из облачков внедрял компас-поисковик.

***

Сфера-координатор, что кружила вокруг судна, начала испускать волнообразные сигналы постоянной направленности. И, вслед за этим, корабль стал вытягиваться и преобразовался в одиннадцать круглых шаров, соединённых трубками-перемычками. Они — шары — то вытягивались в стройную колонну, условно вертикальную, то блуждали в известном только им танце, то в беспорядке прекращали какое-либо действие, позволяя невесомости нести медленно нести их в каком-либо направлении. Связь между ними не прерывалась ни на мгновение — трубку-перемычки то растягивались, то сжимались, то видоизменялись, полностью соотносясь с причудливыми траекториями и векторами шаров. Спустя небольшой промежуток времени шары образовали круг, и из каждого из них к центру стала стекаться энергия, устремляясь в одну точку. На пересечении исходящей из шаров энергии образовался ещё один — двенадцатый — шар, который в несколько раз превышал их по размерам. От него к остальным протянулись трубочки-спайки, правда немного другого вида и качества. Соединившись с шарами, вся объединённая сеть стала блуждать хаотичным образом, а после началась их организованная структуризация… Щары по нисходящей — от бОльшего к мЕньшему, выстроились в линию. В итоге корабль, состоящий из связки с шарами, как игла, острым концом развернулся к Земле. В таком положении они зависли, явно ожидая следующей связки из действий и ожидание было недолгим— в главном шаре стал накапливаться заряд, что было понятно по тому, как со всей его поверхности словно вязкая цветочная жидкость стекается плазменный коктейль. Он — коктейль — устремился по цепочки уменьшающихся шаров: задержавшись на какое-то время в одном и собрав необходимые качества, присущие этому шару, энергетический сгусток плазмы перетекал в следующий, где также собирал что-то уникальное, присущее уже другому шару. Навестив таким образом каждый шар, энергия вырвалась из последнего в виде синего сплошного луча с белой сердцевиной и устремилась на Землю, где прорвалась сквозь грязно-серую муть, градиально перетекающую в различных участках земной и около-земной атмосферы. Неявленная для визуального восприятия основной массы населения, эта муть-хворь воздействовала на каждого тем или иным образом и не почувствовать её влияние было практически невозможно, разве что люди, не зная о ней, списывали свои состояния на что угодно, за незнанием своего «врага в лицо». Эта муть вползала в человека через любые щели, окошки восприятия и двери, которые открывала душа или истинная суть человека навстречу миру. Любые мало-мальские травмы, душевные раны, психические пробои были для этой оказии входным билетом и приглашением. И тут она с радостью пользовалась гостеприимством радушных хозяев, не знающих что с ней делать и как быть. Попутно серая муть, если привязывалась к носителю, способна была поселяться в пространстве, куда её «приносил» с собой человек. В таком случае, там могли открыться воронки для других эмиссаров и связанных с нею в деструктивном союзе сил. Основная задача луча состояла в освобождении от этой мути тех, кто взывал о помощи и не мог помочь себе сам. Настигнув автора этих строк, пламя сфер «выгнало» из его тел укоренившиеся образования, конструкции и воронки, а дальше планомерно стало распространяться в окружающем его пространстве. Заполнив и его, луч— а уже целые потоки, эманирующие от основного канала-луча— впитывались в землю, выправляя и нижние каналы человека, как многопланового многомерного существа.

Свет луча, из духовного центра (духовного сердца), отражался и достигал других людей, связанных с человеком, а от них — далее к другим. Причём, как и в случае со сферами, луч преображался, дополняясь уникальным узором каждого нового человека. Корабль сверху, на основе данных компаса, испускал лучевые выбросы и в месте, где он соприкасался с серой-мутью, создавалось свободное пространство, где словно драгоценные камни тут же подсвечивались люди и другие существа, пребывающие под гнётом «мути». Исполнившись энергии, что нёс в себе луч, подобно освежающему душу, от них вертикально вверх отделялся импульс и уносился стремительно в направлении к Высшей форме этого человека или существа, для налаживания связи с «Домом» или любым другим местом, которое было ближе всего для человека или существа в данный момент. И, независимо от того, сколько человек находился в так называемых «неадекватах», в большинстве случаев происходила плавная и стремительная (как бы парадоксально это ни звучало) смена внутреннего состояния, причём человек не испытывал при этом шок— его истинная суть вступала в свои права тут же, словно подготовленный спортсмен, ожидающий подходящего момента и окошка, чтобы максимально ярко вспыхнуть и раскрыть свой потенциал, утвердившись в своих правах и телах. Венцом происходящего было возвращение человека, как многоплановое существо на «собственную орбиту», где ясность, как «незыблимая истина» открывала порталы к потерянным, забытым или невостребованным граням и пространствам человека— независимо ни от кого и ни от чего.

***

Пост-фактум вырезка:

— Не могу дотянуться, закрыли! Много черни! Гаа-а-а-аа-а-а-а-юм! — Пер сбивчиво кричал, даже не переходя на эмпато-телепатический тип общения. Было удивительно, что он эмоционировал— такое в их среде случалось редко и практически сразу рождало нестабильные колебания в информационных, энергетических и прочих полях взаимодействия и восприятия.

— Сейчас, я соориентирую нас относительно его позиции в пространстве, только удержи связь на какое-то время. — Цен, чувствуя эмоции и переживания Пера как свои собственные (что, опять-таки, бывало очень нечасто), непроизвольно занял позицию эмоциональной отстранённости, чтобы не подогревать и без того накаляющуюся обстановку. Он снова «врос» в днище корабля, отчего походил на исполина или двуствольное дерево, где стволы были — его ноги. Руки, раставленные в стороны на уровне плеч, удерживали на расстоянии две сферы, которыми он манипулировал, управляя кораблём. Цен искал нужный слой пространства, который будет максимально совпадать с тем пространством, в котором находился сейчас землянин. Наведённый Пером луч, пробитый сквозь «чернь», то касался, то терял землянина. Наконец, он установил постоянную связь. Не теряя времени и не мешкая, он синхронизировал частоту, на которой они сейчас находились, и задал курс корабля на неотступное следование за землянином, словно «персональная опека» в футболе.

— Долго мы здесь не протянем! — снова нарочито драматично и копируя «земные» шаблоны с афоризмами, изрёк Пер. Всё его тело взмокло от пота, а на лице застыла маска вымученного безсилия и застывшего страха. Конечно, это было лишь часть его преувеличенной сценической роли, в которую он не без основания сейчас играл, ведь тот слой и даже слои, через которые они проходили, были далеки от гармонии и благодати. — Я на такое не подписывался! Сворачиваемся, шеф!

— Никто, пожалуй, не подписывался. Сейчас попробую его и нас вытянуть из этого болота. Не без вашей помощи, конечно. Активируй луч «Вознесение». И настрой ответвления, захватим кого получится — Цен, помимо корректировки курса и сонастройки с землянином, искал наиболее подходящее поле-слой реальности, на который можно перенести (а точнее — мягко увести) землянина и тех, кого они смогут отыскать. Две сферы, которыми он управлял кораблём, слились в одну и автономно фиксировали корабль относительно землянина. Сам же Цен развернул многослойную интерактивную карту, на которой условно одна и та же местность обладала различной степенью «светимости», вариантов развития событий, путеводных линий и развития сценарных сюжетов, а также разную проточность энергий внутри пространства. Компас, появившийся вместе с картой, включился в процесс: прошивая все существующие слои, он находил того или иного заблудшего персонажа и оставлял на нём метку-индикатор, благодаря которой Пер получал возможность видеть их и проводить луч «по наводке», что существенно облегчало его работу— поиск исключительно лучом походил на блуждание пятна фонарика в полнейшей темноте, хоть и мега-яркого и супер-широкого. «Пятно-индикатор» для проведения луча по наводке или «вибрационная метка» позволяла притянуть луч, независимо от расстояния, состояния и прочих факторов, которые могли препятствовать поиску и синхронизации. Вибрационный метка сама притягивала луч, манила, словно мёд — мишку. А дальше отмеченные ею счастливые обладатели извлекались на самый подходящий для них слой, где были заготовлены наилучшие сценарные развёртки и событий ряды.

Пер, не выходя из образа «перегруженного персонажа», направил основной луч к землянину. Луч разветвлялся, подобно волокнам, и соединялся с другими потерянными частями единого Духа. Каждая нить цепляла одну из светящихся частиц и наматывала на себя, пеленая, словно найденное вновь дитя. И, спустя какое-то время, они выскочили, захватив все светоносные элементы, которые удалось отыскать.

***

Цен, чувствуя необходимость в новых инструментах, воссоздал модель лифта и ступенек, спирально вьющихся вверх. В зазор между ступенями он поместил лифт, прикрепил трос к высшей точке и получилось так, что лифт мог перемещаться вверх и вниз по любым этажам, а в данном случае— слоям пространства. Эту модель он прикреплял к каждому из найденных компасом, самим Ценом или Пером потеряшек. Теперь у них — потеряшек — появлялась способность путешествовать по любым плотностям, надолго не задерживаясь ни в одной из них, если не было на то необходимости. При застревании или так называемом "залипании" где-нибудь на одном из слоев, лифт активировался автоматически и вылавливал того, за кем он был закреплён, из состояния застревания. Он — лифт — собирал в себя все части застрявшего, а дальше переносил на тот слой, где на текущий момент ему будет максимально комфортно и где разрозненное вновь станет целым.

— Как насчёт кофейка? — Пер, сдерживал рвущиеся наружу брызги восторга, непонятно откуда взявшегося, как только его посетила идея выпить кофий. Из пола перед ним начала вырастать каталка с небольшим количеством посуды, самоваром и различными напитками. Формирующаяся передвижная тележка постепенно обрела форму и плотность, равную плотности корабля. Пер, имитируя в повадках стюардессу, взял стеклянный сосуд с водой, из которого шел пар, и стал лить, казалось бы, прямо на столик на колесиках. Но в месте, куда он лил воду, тут же стала появляться чашечка — словно наперегонки, формирующиеся края чашки лишь на немного обгоняли повышающийся уровень воды, обрамляя влагу со всех сторон.

Цен смотрел на все, и в нем помимо воли возникали чувство желания обладать напитком, именуемым "кофе", чувство голода и чувство сладострастия. Эти, такие несвойственные для их тел, плотности и уровня сознания чувства, мягко говоря, удивили Цена и немного сбили с толку, что также было большой редкостью. Пер заговорщически улыбался и в нем явно зрели нотки детского озорства, вкупе с почти маниакальной тягой к желанию удивлять.

Цен изобразил на лице немой вопрос, который без всяких слов считывался, как: "А что, собственно, происходит?" ПЕР ещё шире улыбнулся — его ближайшее пространство бурлило и искрились от захватившего его озорства и веселья. Цен заметил, как корабль стал впитывать коктейль из охватившего Пера состояния, и невольно стал трансформироваться, ещё не совсем определившись с тем, какую форму принять.

— Люд-ди милстивые-е-е, — пространство будто заполнилось водой, расслабляющей и растягивающей и развенчивающей серьезную концентрацию или концентрированную серьезность. Пер протянул Цену чашку с жидкостью, которая преобразовалась в черно-коричневую субстанцию, с пенкой, плавающей на поверхности. Но последний не спешил брать её и всеми своими силами тянул время в и так уже растянутом пространстве. На его лице читалась мольба и вопрошание. Но Пер был неумолим и, игнорируя любые телесные, ментальные и телепатические знаки своего камрадовца, настойчиво протягивал ему чашечку.

— Это я приготовил! — с ребяческим восторгом и гордостью за самого себя, воскликнул Пер. Но что-то ещё сквозило в том, как он преподносил это — вселяющее уверенность в то, что это нечто грандиозное и не совсем то, чем кажется. Цен, доверившись, принял чашу и небольшими глотками стал пить. Странно, хоть он и не мог испытывать вкуса так, как это испытывает человек, он ощутил по контурам своего тела энергетические всплески, которые волнами гуляли по его оболочке. Он сделал ещё несколько глотков и словно вышел из "состояния расплывчатости" и частичного анабиоза.

— Секрет моего напитка в его уникальном почерке и тех необратимых изменениях, которые происходят после принятия… — голос Пера вещал, но Цен погрузился на какую-то собственную глубину, откуда восприятие вещей, происходящих снаружи, казалось отдаленным, глухим и неважным. — … А его послевкусие и эффект, наступающий постфактум, гарантирует вашей уставшей душе толику невероятного экстатического преображения… — как отдаленное радио, Цен ловил разглагольствования Пера, а сам будто укутался в "балахон невосприимчивости". Казалось, он очутился в самой глубокой точке океана. Страх выходил из закукленного состояния, в котором был забыт когда-то в недрах его существа, и стремительно разворачивался, покидая свою прежнюю обитель. Теперь он не только чувствовал, но и видел место, в которое он попал. "АТЛАНТИДА", мелькнула заметная мысль. Что ж, весьма возможно. Освоившись в своем новом качестве, он попробовал переместиться, хотя ещё не совсем понимал— какой частью он здесь, а кокой там — на станции "Лебедь" (ещё одно всплывшее воспоминание). Темные воды неизвестной глубины приятно обволакивали границы его тела. Он не испытывал давления, а наоборот — стремительно расширялся, разворачивая сжатые и подобранные оболочки своих тел, словно в матрёшке содержащиеся в друг друге. Он пошевелил конечностями и они довольно легко, словно он был морским обитателем, раздвигали водную гладь.

Из темной пучины медленно что-то поднималось, сверкая и мерцая. Это оказался трезубец, видимо, символ власти над водной стихией. Поравнявшись с Ценом, он остановился, медленно вращаясь вокруг своей оси и заливая золотом ближайшее пространство. Цен протянул руку и посох с тремя зубцами двинулся навстречу и, когда ладонь коснулась его поверхности, трезубец изошелся золотыми с желтым искрами. Искры, собранные в звенья или же по-отдельности, стали распространяться во всех направлениях. Вода от некоторых искр вскипала и бурлила, от некоторых превращалась в кристаллы льда.

Ещё не совсем понимая что делать с этим, Цен проводил посохом во всех направлениях и сверху, прорезая толщу водного массива, атмосферу земли и космические просторы посыпались синие молнии, ударяясь об горящий ярким золотым огнем трезубец и соскальзывая дальше— к ядру планеты.

В этой феерии или, иначе, энергетическом танце вода стала закручиваться, рождая водоворот, который расширялся по мере того, как набирал скорость. Цен, подхваченный потоком, скользил вокруг невидимой оси, которая должна была быть центром этого водного танца.

Коснувшись выступающим средним зубцом закручивающей его волны, Цен создал ледяную колею, которая спиральным ободом уходила вверх. Он ловко выпрыгнул из потока и встал ногами на ледяную дорожку, которая загодя формировалась по мере того, как он скользил по ней вверх по спиральному кругу. Так он и увивался, пока не оказался на поверхности, после чего прыгнул обратно в крутящуюся пучину, пенящуюся и беснующуюся. Достигнув дна, он поднял руку, сжимающую трезубец и стремительно взлетел вверх, словно снизу его активно выталкивали, а сверху тянули. ОН летел, выйдя из водной пучины, летел до того, пока не покинул земную атмосферу и не вышел в космос, где и там продолжил свой полет. Летел, пока не достиг Олимпа— обители Богов. Великие обступили его со всех сторон, поражая величиной и светимостью своих тел. Преисполнившись благости, величия и чистоты этого места, Цен, поблагодарив их за все и выразив своё почтение, подал сигнал к возвращению на корабль — компас возник в его руке, вырос и трансформировался в портал. Цен шагнул и благополучно покинул обитель олимпийцев.

— Ты чем меня, твою же мать, опоил?! — воскликнул Цен, попутно извиняясь перед всеми матерями, которых только можно было вообразить.

— Це кофий-мофий, по рецепту моей бабули! Понравилось? — игнорируя искреннее возмущение Цена, продолжил свою восторженную браваду Пер.

— Сколько меня не было? — в свою очередь проигнорировал его Цен.

— Да буквально… — здесь пошла негласная пантомима, главной частью которой выступали руки: пальцы, особенно их кончики, изображали очень ма-а-а-а-аленькую частичку — песчинку, — невидимую глазом и вообще очень труднодоступную для восприятия.

— Понятно.

"И правил больше нет, режимов гнет

От этих пор не прекратит свобод.

И где нельзя себя нести самим собой –

Из этих мест иди: далеко, навек, долой."

Они переглянулись и стало очевидно без слов, что это последствия погружения выцедили небольшую крамольную истину, висевшую неоформленной в слова до этого момента.

Цен лег на пол и растянулся. Потолок моделировал интерактивный пейзаж с меняющейся объемной моделью миров, на которых они побывали за время их путешествий. Каждый из таких миров отслаивался и стекал в Цена, а на месте него появлялся другой— со своими законами, обитателями, пейзажами и «настроениями». Цен впитывал их, подобно губке, наполняясь дарами этих пространств и вспоминая самые лучшие моменты и состояния, в которых тогда находился. Все эти моменты и состояния составляли внутри него огромный букет, который источал аромат объединённых воедино самородков опыта.

Время шло и шло, хотя какая разница — при желании можно было нырнуть во вневременную капсулу и сколь угодно долго заниматься тем, чем необходимо, а на выходе вернуться ровно в том момент, из которого ушёл. Это была та роскошь, которой нужно было пользоваться осторожно: с одной стороны, это давало огромное преимущество в освоении любых навыков или прорастании в любом направлении, в котором только можно вообразить, а с другой стороны, могло напрочь лишить чувства времени, момента «здесь и сейчас» и породить ещё кучу разных недугов. Да, они не «заболевали», как земные обитатели, но сбои, недуги и ошибки случались. За этим, в принципе, часто и шли на Землю— исцелиться от «космической» хандры, потери чувства времени, потери чувства реальности, потери идентичности, растворении себя во всём, что есть…

Цен словил себя на том, что уже какое-то время стал больше ощущать себя человеком. Ментальный фон, эмоции, человеческие термины и понятия, которые использовались без иронии, а как часть речевого обихода. Это, с одной стороны, пугало, а с другой— возвращало какой-то огонь, присущий исключительно земной ипостаси его многомерного бытия. И сейчас эта ипостась вновь выходила на передний план внутреннего ядра его существа. Словно это внутреннее ядро, разбитое на множество сегментов, повернулось сейчас «человеческой» гранью и её подсветил луч, что выводит в поле внимания те или иные качества и составляющие части его внутреннего мира.

Не провалиться бы в сентиментальность только, иначе опять потянет в романтическое турне по Гайе. А это любовь навсегда. И попробуй потом вернуться. Он решил не использовать капсулу, а побыть в своём «флоу» вместе с кораблём, Пером и Сферой-координатором в одной временной плоскости.

Из этого состояния его выдернул Пер, который незаметно, как ниндзя, подкрался к нему со стороны макушки и склонил голову над его головой. Получилось так, что их головы были перевёрнуты относительно друг друга, а глаза находились на одном уровне.

— Ну чит-то вы туть лежите? — дурачась и искажая голос, произнёс Пер. — И чит-то это за ковёр, разре-ш-ш-шить-е узнать?