Помоги проекту - поделись книгой:
Разведчик присутствовал на специальном совещании террористов в Брюсселе, которое состоялось на квартире архитектора Дмитрия Андриевского. Помимо самого Андриевского на совещании присутствовали члены Центрального провода (руководства) ОУН Коновалец, Богуш и Сциборский. Осуществление террористического акта возлагалось на «пятерку» украинских боевиков во главе с Лукой Мишугой. Террористы получили подробные инструкции и были обеспечены необходимым оружием. В октябре 1933 года группа Мишуги прибыла в США из Западной Европы.
На совещании в Брюсселе украинские националисты обсуждали также вопрос о том, как известить население Украины об убийстве советского наркома.
Угрозы со стороны украинских националистов были вполне реальными. Незадолго до этого, в том же 1933 году, внешняя разведка ОГПУ сорвала их планы организовать взрыв советского полпредства в Варшаве, осуществить который было поручено членам ОУН Сциборскому и Ляхойну.
Аналогичную информацию о планах Русского общевоинского союза (РОВС) совершить теракт в отношении М. М. Литвинова во время его проезда через Францию получила резидентура ИНО ОГПУ в Париже.
Исходя из имевшейся информации, чекисты-разведчики предприняли меры по усилению охраны наркома Литвинова. Вся агентура резидентур ОГПУ в Польше, Германии, Бельгии и Франции, через территории которых пролегал его путь, была приведена в боевую готовность. Советская внешняя разведка через официального представителя «Амторга»[5] в Нью-Йорке оповестила власти США о готовящемся заговоре.
Президент США Ф. Рузвельт принял энергичные меры по предотвращению покушения: по его распоряжению ФБР взяло под плотный контроль всех членов группы Мишуги. К 7 ноября 1933 года, когда теплоход «Беренгардия» прибыл в Нью-Йорк, все украинские террористы были обезврежены.
На теплоходе советского наркома охраняли восемь крепких телохранителей-американцев, которые не отходили от него ни на шаг. Все передвижения Литвинова по стране проходили только на автомашине, маршруты движения которой держались в секрете до последнего момента. За все дни пребывания в США советская делегация пешком ходила всего дважды.
Переданное Советскому Союзу здание бывшего посольства императорской России, в котором останавливались в Вашингтоне члены советской делегации, было также окружено плотным кольцом охраны. Переговоры прошли успешно. 16 ноября 1933 года в Вашингтоне между СССР и США была достигнута договорённость о начале процедуры по восстановлению дипломатических отношений. 25 ноября нарком иностранных дел СССР Литвинов благополучно покинул США. План покушения на него украинских террористов провалился.
Позже в ИНО была получена информация, что один из лидеров ОУН Евгений Коновалец «был взбешён провалом операции и собственноручно избил всю “пятерку” боевиков, на которых возлагалось убийство советского дипломата».
В том же 1933 году от агентуры советской внешней разведки в ОУН была получена своевременная информация о предстоящем взрыве в здании советского полпредства в Варшаве. Для организации намеченной диверсии в Варшаву выехали члены закордонного Центрального провода ОУН: Евгений Ляхович из Оттавы по канадскому паспорту и Николай Сциборский из Франции по литовскому паспорту. Принятыми советской разведкой мерами злодеяние удалось предотвратить.
Однако советской разведке не всегда удавалось действовать на опережение. Так, 21 октября 1933 года во Львове, принадлежавшем тогда Польше, был убит сотрудник ИНО ОГПУ Андрей Павлович (по документам прикрытия — Алексей Петрович) Майлов, работавший там под дипломатическим прикрытием секретаря советского генерального консульства.
Убийство было совершено членом возглавляемого С. Бандерой террористического отделения ОУН (общее руководство осуществлял Е. Коновалец) Николаем Лемиком. Жертвой покушения должен был стать генеральный консул СССР. Лемик предварительно записался к нему на приём. Однако в тот день консул отсутствовал и приём посетителей вел секретарь консульства Майлов. Поскольку Лемик консула в лицо не знал, войдя в кабинет, он выстрелил в Майлова.
После трагического убийства советского дипломата председатель ОГПУ Вячеслав Менжинский издал приказ о разработке плана действий по нейтрализации террористических акций украинских националистов. К этому времени украинскому ГПУ удалось внедрить в подпольную военную организацию ОУН своего проверенного и надежного агента В. Лебедя, который к тому же был лично знаком с самим Е. Коновальцем.
«
В апреле 1933 года Эйтингон назначается на должность начальника 1-го отделения ИНО, иными словами, становится руководителем нелегальной разведки ОГПУ.
К этому времени во внешней разведке произошли серьёзные изменения. 1 августа 1931 года начальник Иностранного отдела Станислав Мессинг за открытое выступление против действий первого заместителя председателя ОГПУ Генриха Ягоды, сфабриковавшего дело так называемой «Промпартии», а также явившегося инициатором операции «Весна», направленной против военных специалистов Красной армии, был снят с работы и в дальнейшем репрессирован. Руководителем ИНО был назначен выдающийся чекист Артур Христианович Артузов, возглавлявший до этого Контрразведывательный отдел ОГПУ и разработавший свыше пятидесяти оперативных игр с противником, в частности знаменитые операции «Трест» и «Синдикат». Это был сильный и грамотный оперативник, блестящий организатор. Он принял решение укрепить кадры внешней разведки и расширить её штаты. Предвидя неизбежность прихода Гитлера к власти в Германии и, следовательно, неизбежность новой мировой войны, Артур Артузов ещё в ноябре 1932 года отдал распоряжение об усилении нелегальной работы и о подготовке «легальных» резидентур к переходу на нелегальные формы работы в «особый период». Именно по предложению Артура Артузова Наум Эйтингон, которому исполнилось всего 33 года, был назначен руководителем нелегальной разведки.
«
Несмотря на то, что осуществлённая ОГПУ операция по нейтрализации генерала Кутепова нанесла тяжёлый удар по РОВС, полностью парализовать его деятельность не удалось. Преемником генерала Кутепова на посту председателя РОВС стал генерал-лейтенант Евгений Карлович Миллер[6], кадровый военный (являвшийся с 1929 года заместителем Кутепова. —
Замещая Кутепова, Миллер не был допущен к боевой работе РОВС, его не информировали об этой стороне секретной деятельности организации. Поэтому, вступив в должность председателя, генерал сразу же отправился с инспекционной поездкой в Югославию, Чехословакию и Болгарию, чтобы на месте разобраться с практической деятельностью РОВС и оживить разведывательную работу. Это обусловливалось и тем, что многие генералы и старшие офицеры РОВС считали Миллера кабинетным работником, не способным к решительной борьбе. Однако Миллер постепенно входил в дела организации, посчитал мелкими булавочными уколами различного рода «бессистемные покушения, нападения на советские учреждения и поджоги складов» и поставил перед РОВС стратегическую задачу — организацию и подготовку крупных выступлений против СССР всех подчинённых ему сил. Не отрицая важности проведения террористических актов, он обращал особое внимание на подготовку кадров для развёртывания партизанской войны в тылу Красной армии в случае войны с СССР. С этой целью он создал в Париже и Белграде курсы по переподготовке офицеров РОВС и обучению военно-диверсионному делу новых членов организации из числа эмигрантской молодежи.
Следует подчеркнуть, что планы генерала Миллера и его сподвижников и практические шаги по реализации этих планов своевременно становились достоянием советской разведки. Благодаря полученным через агентуру данным в 1931—1934 годах удалось обезвредить 17 террористов РОВС, заброшенных на территорию СССР, и вскрыть 11 их явочных пунктов. Большой вклад в эту работу внесли разведчик-нелегал Леонид Линицкий, а также сотрудники парижской и берлинской резидентур ИНО ОГПУ и разведчики-нелегалы Особой группы ОГПУ. Им, в частности, удалось предотвратить готовившиеся РОВС террористические акты против наркома иностранных дел СССР М. М. Литвинова в Европе и его заместителя Л. М. Карахана — в Иране.
В начале 1930-х годов советская разведка установила технику слухового контроля в штаб-квартире РОВС в Париже, которая с мая 1930 года располагалась на первом этаже дома 29 на улице Колизей. Этот дом принадлежал семье Сергея Николаевича Третьякова, надёжного агента парижской резидентуры.
Семья Третьякова занимала второй и третий этажи дома, а его личный кабинет располагался как раз над помещениями первого этажа, арендованными штаб-квартирой РОВС. Это позволило парижской резидентуре установить микрофоны прослушивания (на чекистском сленге именовавшиеся «петьками») в кабинетах руководителя РОВС генерал-лейтенанта Евгения Миллера, начальника 1-го отдела генерал-лейтенанта Павла Шатилова и руководителя канцелярии генерал-лейтенанта Павла Кусонского. Аппаратура приёма информации была размещена в кабинете Третьякова.
Таким образом, с января 1934 года заработал технический канал получения информации, что обернулось для Третьякова годами тяжелейшей работы. Почти ежедневно, пока Миллер, Шатилов и Кусонский находились на работе, он, надев наушники, вёл записи разговоров, происходивших в их кабинетах.
Находясь большую часть времени дома, Третьяков имел возможность фиксировать всех посетителей штаб-квартиры РОВС, своевременно включать аппаратуру и записывать содержание бесед Миллера со своими помощниками.
В Центр отныне регулярно поступала «Информация наших дней» («ИНД») — так в ИНО ОГПУ окрестили получаемые от Третьякова сведения. Из этой информации, проверяемой и дополняемой другими источниками, разведка смогла воссоздать достаточно точную картину деятельности РОВС, а также более полно контролировать и пресекать его подрывную деятельность против Советского Союза. Разведка была в курсе почти всех деловых и личных встреч Миллера с другими руководителями организации, их планов по организации работы, замыслов и даже настроений отдельных белоэмигрантских лидеров.
Исключительно важная информация по РОВС поступала в парижскую резидентуру и от ближайшего соратника Миллера генерала Николая Скоблина, сотрудничавшего вместе с женой, известной русской певицей Надеждой Плевицкой, с советской разведкой с 1930 года.
В течение семи лет супруги добросовестно и активно работали на советскую разведку. Разумеется, главная роль в этом разведывательном тандеме принадлежала Николаю Скоблину, который вскоре, по оценке ИНО ОГПУ, стал «одним из лучших источников разведки, который довольно чётко информировал Центр о взаимоотношениях в руководящей верхушке РОВС, сообщал подробности о поездках её руководителя Миллера в другие страны».
Генерал Скоблин возглавлял отдел РОВС по связям с периферийными органами и был осведомлён обо всём, что планировалось в кругах русской эмиграции, в том числе о совместных операциях с участием разведок Румынии, Польши, Болгарии и Финляндии.
Что касается роли самой Надежды Плевицкой, то её гастроли по Европе, в которых певицу неизменно сопровождал Скоблин, позволяли ему инспектировать периферийные организации РОВС и обеспечивать советскую разведку оперативно значимой информацией.
О том, какое значение для советской разведки имел Николай Скоблин, свидетельствует докладная записка, подготовленная в начале 1934 года куратором французского направления её деятельности С. М. Шпигельглазом на имя начальника Иностранного отдела ОГПУ А. X. Артузова:
«Завербованные нами “Фермер” и его жена “Фермерша” (оперативные псевдонимы Скоблина и Плевицкой. —
Основные результаты работы “Фермера” сводятся к тому, что он:
во-первых, ликвидировал боевые дружины, создаваемые Шатиловым (бывший начальник штаба Врангеля. —
во-вторых, свёл на нет зарождавшуюся у Туркула[7] и Шатилова мысль об организации особого террористического ядра;
в-третьих, выяснил, кто из наших людей открыт французам, и разоблачил агента-провокатора, подсунутого нам французами и работавшего у нас 11 месяцев;
в-четвертых, донёс о готовящемся Миллером, Драгомировым (генерал от инфантерии. —
в-пятых, выдал организацию по подготовке убийства Литвинова (1933 год. —
в-шестых, разоблачил работу РОВС из Румынии против СССР.
Исключительная осведомлённость агента помогла нам выяснить не только эти шесть дел, но и получить ответы на целый ряд других, более мелких, но имеющих серьёзное оперативное значение вопросов, а также быть совершенно в курсе работы РОВС».
В конечном счёте Скоблин стал одним из ближайших помощников Миллера по линии разведки и его поверенным в делах центральной организации РОВС. Это обстоятельство было использовано, когда встал вопрос о проведении острой операции по Миллеру после получения данных о том, что он через своего представителя в Берлине генерал-майора Алексея фон Лампе установил тесные контакты с фашистским режимом в Германии. «РОВС должен обратить всё своё внимание на Германию, — заявлял Миллер. — Это единственная страна, объявившая борьбу с коммунизмом не на жизнь, а на смерть».
Чтобы окончательно разрешить проблему РОВС, руководство страны поручило органам государственной безопасности доставить генерала Миллера в Москву, где намеревалось предать его открытому суду.
«
Глава 3.
«Наш человек в гестапо» и некоторые другие
1929 году на контакт с берлинской резидентурой инициативно вышел криминаль-ассистент столичной полиции Вилли Леман, вскоре получивший оперативные псевдоним А/201, а несколько позже — «Брайтенбах». Из Москвы в резидентуру пришла тогда воистину провидческая шифровка, подписанная руководителем Иностранного отдела ОГПУ Меером Абрамовичем Трилиссером:
«Ваш новый А/201 нас очень заинтересовал. Судя по материалам, которые мы уже получили, источник может развиться в очень ценного агента.
Единственное наше опасение — это то, что Вы забрались в одно из наиболее опасных для нас мест, где при малейшей неосторожности со стороны А/201... может прийти много бед».
Вилли Леман действительно стал ценнейшим агентом советской разведки, тем более что вскоре, весной 1930 года, он стал работать по полпредству (то есть посольству) СССР — отныне к нему поступали все полицейские материалы на эту тему, а он готовил по ним сводные доклады. Затем, в конце 1932 года, в тот отдел, где работал Леман, были переданы дела по польскому шпионажу (эта тема представляла для советской разведки особенный интерес); в начале 1933 года в состав отдела вошло контрразведывательное отделение по борьбе с «коммунистическим шпионажем». Когда же 26 апреля того же самого года была учреждена государственная тайная полиция, известная под зловещим наименованием «гестапо», отдел Лемана был переодет в чёрную форму, а через год А/201 вступил в ряды СС. Теперь он выполнял ответственную задачу по контрразведывательному обеспечению военных предприятий рейха. Уж если криминальная полиция считалась «одним из наиболее опасных мест», то что говорить про гестапо?
«
Ценность Лемана в Москве поняли сразу. Уже в сентябре 1929 года из Центра в берлинскую резидентуру пришла шифровка: «Ваш новый агент А-201 нас очень заинтересовал... Считаем необходимым проработать вопрос о специальном способе связи с А-201».
В ответ резидентура сообщала: «...опасность, которая может угрожать в случае провала, нами вполне учитывается, и получение материалов от источника обставляется максимумом предосторожностей...»
После отмены номерных псевдонимов (случайная опечатка хотя бы в одной цифре могла привести к тяжёлым последствиям), Лемана стали именовать «Брайтенбахом».
Когда Гитлер пришел к власти в Германии, а Геринг стал главой правительства и министром внутренних дел Пруссии, Леман занял в политическом отделе полиции, преобразованном несколько позднее в гестапо, достаточно прочное положение. Его приметил и даже приблизил к себе «Наци номер два» Геринг. Леман находился при нём в «ночь длинных ножей» 30 июня 1934 года, о чём он подробно информировал Василия Зарубина, который тогда поддерживал с ним связь. По просьбе Зарубина (Леман знал его как чешского специалиста рекламного дела Ярослава Кочека, но понимал, что на самом деле он советский разведчик-нелегал) «Брайтенбах» умудрился найти повод, чтобы проникнуть в знаменитую берлинскую тюрьму Моабит (это не входило в его прямые обязанности), дабы убедиться, что вождь немецких коммунистов Эрнст Тельман жив, и выяснить состояние его здоровья. Этот вопрос весьма волновал руководство и СССР, и Коминтерна.
По заданию Центра Леман добыл тексты телеграмм гестапо для дешифровальной службы советской разведки.
«
Весной 1931 года на работавшую в «Амторге» Китти Харрис обратила внимание советская внешняя разведка. Сотрудник нью-йоркской резидентуры Абрам Эйнгорн (оперативный псевдоним «Тарас») решил привлечь её к разведывательной работе в качестве связника и спецкурьера внешней разведки в Европе...
На предложение работать на советскую разведку Китти ответила согласием. Ей был присвоен оперативный псевдоним «Джипси» (за время работы в советской разведке Китти пришлось менять псевдонимы более двадцати раз).
Первым местом назначения разведчика-нелегала «Джипси» стала Германия. Здесь ей довелось работать связником вместе с опытными разведчиками Борисом Берманом, Фёдором Парпаровым, Василием Зарубиным, Эрихом Такке и другими сотрудниками нелегальной разведки ИНО ОГПУ. Обстановка в те годы в Германии была напряжённой, в стране набирал силу фашизм. В этих сложных условиях, порой с риском для жизни, Китти десятки раз пересекала границы сопредельных государств, перевозя ценную информацию и документы, секретную почту берлинской резидентуры.
Всего же за всю свою разведывательную биографию Китти пришлось работать более чем с сорока оперативными сотрудниками и двадцатью четырьмя наиболее ценными источниками нелегальной разведки в различных странах. Это был своего рода рекорд.
15 апреля 1932 года Китти уволилась из «Амторга», а 25 апреля на трансатлантическом лайнере «Куин-Мери» отбыла в Европу под видом американской туристки. Из германского порта Бременсхафен она добралась до Берлина, где устроилась в недорогой гостинице. В немецкую столицу Китти приехала за год до прихода Гитлера к власти, ей предстояло работать в нелегальной резидентуре НКВД. Берлин в 1932 году напоминал растревоженный людской муравейник. Повсюду были видны молодчики в коричневых рубашках, множество людей в военной форме. Периодически между коммунистами и нацистами вспыхивали стычки, но полиция явно сочувствовала «наци». В назначенный день, волнуясь, Китти вышла на обусловленное место встречи в табачной лавке. Войдя в неё, она произнесла пароль и, услышав отзыв, успокоилась.
Продавец проводил её в заднюю комнату и попросил подождать. Вскоре появился худощавый человек, назвавшийся Карлом. Он подробно расспросил Китти о том, как она добралась и где устроилась, рассказал об обстановке в стране. В качестве прикрытия нелегальной деятельности разведчик рекомендовал Китти поступить на учёбу в Берлинский университет и подыскать недорогую квартиру в хорошем районе. Она должна понравиться хозяйке дома, завести знакомства с соседями, почтальоном, лавочником, короче, со всеми лицами, которые потенциально могут быть осведомителями полиции, и произвести на них впечатление скромной девушки, всецело занятой учёбой и не интересующейся политикой.
По работе «Джипси» предстояло нелегально перевозить документы в непроявленной плёнке в различные страны. В случае опасности от плёнки необходимо было избавиться, предварительно засветив её. Карл познакомил её с хозяйкой магазина Герди, с которой ей предстояло работать. С Герди они обсудили способ поддержания связи, в том числе вызова на экстренную встречу. Договорились встретиться через две недели. За это время Китти должна была снять квартиру и устроиться в университет.
Она без труда решила обе задачи. В университете Китти изучала немецкий язык, стараясь не демонстрировать его знание. Впрочем, это оказалось не очень сложным делом, поскольку занятия выявили, что она была не в ладах с немецкой грамматикой.
В назначенный день Китти вновь встретилась с Карлом. Он вручил ей небольшой пакет, который можно было легко спрятать в дамской сумочке, и дал задание доставить его в Прагу.
В столицу Чехословакии Китти выехала по своему американскому паспорту и без труда прошла пограничный контроль. В Праге, не заезжая в гостиницу, где на неё могли обратить внимание, она направилась по указанному адресу и без труда нашла нужный магазин. Произнеся пароль и получив отзыв, прошла в комнату за стойкой магазина, где вскоре появился высокий голубоглазый блондин, представившийся Яношем. Ему она передала пакет с документами в непроявленной плёнке. Китти ещё несколько раз ездила в Прагу для встреч с Яношем. Всё проходило благополучно, их встречи и прогулки по городу выглядели естественными и не привлекали внимания посторонних. Однако однажды, передав Яношу почту, она по привычке проверилась и вдруг увидела, что её преследует какой-то подозрительный тип. Китти не растерялась. Зайдя в мясную лавку, она обратилась к мяснику с просьбой проводить её через чёрный ход, объяснив, что к ней, замужней женщине, пристаёт незнакомый мужчина. Хозяин проводил её через проходной двор и объяснил, как найти дорогу.
Всё обошлось благополучно, однако Карл, которому Китти рассказала эту историю, встревожился. Яношу было дано указание прекратить всякую работу и затаиться. Через некоторое время он получил назначение на нелегальную работу в Париж. Китти тоже на всякий случай предстояло сменить маршрут поездок. Эти меры предосторожности диктовались условиями конспирации: Китти перевозила в плёнке документы, имеющие отношение к новейшим образцам вооружений, производимых на знаменитых военных заводах «Шкода». Поскольку торговля оружием всегда связана с большим риском, малейшая оплошность со стороны разведчиков могла привести к серьёзным последствиям для разведки в целом.
В июле 1932 года в Берлин приехал новый сотрудник резидентуры Василий Рощин. В Германии он находился с паспортом на имя Туманова и отвечал за связь с нелегальными резидентурами. С Рощиным Китти встречалась в Харбине. В Берлине Рощин создал паспортно-техническое бюро, которое обеспечивало документами разведчиков-нелегалов. Такой же «липовый» паспорт на имя Элеоноры Дэвис, уроженки Чикаго, был выдан Китти для выполнения очередного задания, связанного с поездкой в Париж.
Её первая поездка в Париж состоялась в декабре 1932 года. Поскольку в сумочке Китти был поддельный паспорт, на этот раз она сильно волновалась. Однако всё обошлось вполне благополучно. Поезд прибыл в Страсбург в два часа ночи, и полусонный жандарм, войдя в купе, молча проштамповал паспорт Китти. В столице Франции, встретившей её дождем и мокрым снегом, Китти разыскала нужный ей адрес. В кафе она отдала коллеге почту, получила обратное письмо и без приключений добралась до Берлина.
В Берлине хозяйка дома рассказала Китти по секрету, что на днях полицейский интересовался, на какие средства живут квартирующие у неё иностранные студенты. Это сообщение встревожило резидента «легальной» резидентуры Бориса Бермана. Было решено, что Китти вернётся в Нью-Йорк, чтобы сделать ряд денежных переводов от имени своей семьи на её имя в Берлин. В Нью-Йорке она побывала в начале 1933 года, посетила могилу отца, встретилась с родственниками и вновь возвратилась в Германию, где её ожидали неотложные дела.
В Германии в тот период действовали две нелегальные и одна «легальная» резидентура, которая руководила их работой. Связь с Центром нелегалы поддерживали через связников, и поэтому Китти приходилось выезжать в различные страны. Берлинская резидентура ИНО ОГПУ сумела наладить работу по добыче документальной информации о внешней и внутренней политике германского правительства, деятельности спецслужб и разведки МИДа. Эта информация, перевозимая Китти в непроявленной плёнке, высоко оценивалась в Центре.
Однажды в канун Рождества 1932 года Китти по приглашению своего сокурсника, англичанина Джона Смита, члена фашистской партии Англии, возглавляемой Мосли, попала на вечеринку нацистов. Один из них доверительно сообщил собравшимся, что крупнейшие германские промышленники и финансисты решили поддержать Гитлера на предстоящих выборах и что 19 ноября они вручили престарелому президенту Гинденбургу петицию, в которой потребовали передать всю полноту власти в стране фюреру нацистской партии. Нацист хвастливо заявил, что в начале 1933 года власть будет в руках Гитлера. Эта информация, полученная от Китти, была доложена в Центр и получила его высокую оценку. <…>
Предсказание нациста, сделанное в канун 1933 года, сбылось. Ошибся он всего на один месяц. 30 января 1933 года рейхсканцлером Германии стал бесноватый фюрер нацистов Гитлер. В марте начались преследования коммунистов, евреев и других противников нацистов. Социал-демократы, дружно голосовавшие в рейхстаге за запрет компартии Германии и лишение коммунистов депутатских мандатов, вскоре сами стали объектом преследования со стороны нацистов. В результате берлинская резидентура внешней разведки лишилась многих своих надёжных агентов. Ряду сотрудников «легальной» и нелегальных резидентур, в основном еврейской национальности, пришлось срочно покинуть Германию.
В декабре 1933 года резидентом нелегальной разведки в Берлине был назначен опытный разведчик-нелегал Василий Зарубин. В Германии он работал вместе с женой, опытной разведчицей-нелегалом Елизаветой Зарубиной (оперативный псевдоним «Эрна»). Зарубин принял энергичные меры по перестройке нелегальной работы и обеспечению её безопасности. Он восстановил связь с сотрудником гестапо Вилли Леманом («Брайтенбах»). От него начала поступать информация о провокациях гестапо в отношении сотрудников советских представительств в стране. Благодаря этой информации разведка не знала провалов в своей работе. Ценная информация поступала и от других источников резидентуры в МИДе Германии, промышленных корпораций, ряда иностранных посольств. Китти предстояло обеспечивать бесперебойную доставку этой информации в Москву.
Приехав в Берлин и устроившись, Китти пришла на старую явку — знакомую ей табачную лавку. Здесь она встретилась с «Эрной», с которой подружилась на всю жизнь. «Эрна» поставила перед Китти задачу установить контакт с агентом «Наследство», работавшим в германской фирме «Бамаг» и снабжавшим советскую разведку ценнейшей технической информацией. На встречи он обычно выходил вместе со своей женой.
В назначенный день Китти вышла на встречу в берлинском зоопарке Тиргартен и уже издалека увидела семейную пару. Присела к ним на скамейку и, обменявшись паролями, получила пакет с документальной информацией, который затем благополучно передала «Эрне». Работа «Джипси» с «Наследством» вошла в регулярный режим. Всё шло хорошо, но вдруг агент перестал выходить на встречи. Встревоженный Центр поручил резидентуре выяснить его судьбу. Китти посетила агента и выяснила, что он жив и здоров, в поле зрения гестапо не попадал. Свой разрыв с советской разведкой он объяснил тем, что на полученное от неё денежное вознаграждение построил загородный дом и теперь ни в чём не нуждается.
После переписки с Центром было решено восстановить связь с этим ценным источником технической информации, имевшей оборонное значение. «Эрна», зная, что жена «Наследства» Гертруда неравнодушна к деньгам, поручила «Джипси» перехватить её где-нибудь в городе по дороге в магазин. Несколько дней Китти поджидала Гертруду в самых различных местах и наконец встретилась с ней. В результате беседы выяснилось, что в связи с покупкой дома супруги весьма стеснены в средствах и хотели бы продолжить сотрудничество с советской разведкой. Контакт с агентом был восстановлен, и за период сотрудничества он получил за переданную информацию 35 тысяч марок, что по сегодняшнему курсу соответствует примерно 350 тысячам долларов США.
«
Самой влиятельной фигурой в довольно многочисленной тогда уже советской колонии в Берлине был торгпред СССР — некто Давид Канделаки, он пользовался даже большим весом, нежели полпред Яков Суриц. О причине этого влияния Коротков узнал лишь спустя много лет. Дело в том, что через посредство президента Рейхсбанка и одновременно рейхсминистра экономики Ялмара Шахта Канделаки поддерживал сверхсекретные контакты Сталина (они были лично знакомы ещё по Кавказу) с высшим руководством Германии, включая самого Гитлера. «Доверие» вождя дорого обошлось торгпреду: после одного из конфиденциальных докладов в Москве Сталину он был расстрелян. <…>
Новых вербовок в этот период сотрудники резидентуры не производили, даже если перспективные источники информации, как говорится, сами плыли в руки. На то было строгое указание сверху. Объяснение странному решению было найдено спустя много лет: Сталин тогда полагал, что через Канделаки удастся договориться с Гитлером, а потому не хотел раздражать фюрера интенсивностью разведки. Следующий период подобного затишья ещё раз наступит после заключения «Пакта Молотова — Риббентропа» в августе 1939 года.
«
В конце 1933 года «легальным» резидентом, под прикрытием должности атташе, а затем — 2-го секретаря полпредства СССР, прибыл опытный чекист Борис Моисеевич Гордон, который в 1936 году станет старшим майором госбезопасности. «Генеральский» чин этот будет присвоен ему за дело: уже в 1935 году, и только по линии политической разведки, резидентурой будет привлечено к сотрудничеству 13 источников. Одним из самых ценных агентов оказался доктор Арвид Харнак, крупный чиновник Министерства экономики, получивший оперативный псевдоним «Корсиканец». Харнак помог приобрести ещё целый ряд источников, составивших самую, пожалуй, знаменитую агентурную группу времён Второй мировой войны, окрещённую гитлеровскими контрразведчиками «Rote Kapelle» — «Красная капелла».
«
Доктор Арвид Харнак действительно во всех отношениях был личностью выдающейся… К тридцати годам Арвид успел стать обладателем дипломов трёх университетов и двух докторских степеней: по юриспруденции и философии. Как проявивший исключительные способности, он получил стипендию Фонда Рокфеллера, что позволило продолжить учёбу в аспирантуре в Англии и США. В университете штата Висконсин он познакомился с Милдред Фиш — из старинной американской семьи немецкого происхождения — и вскоре женился на ней. Милдред и сама была способным молодым учёным — доктором филологии и профессионально занималась переводом на английский язык классиков немецкой литературы.
К этому времени Харнак уже проявил глубокий интерес к рабочему движению и разделял социалистические взгляды.
Вернувшись в Германию, Харнак примкнул к Союзу работников умственного труда, объединявшему широкие круги либеральной и прогрессивно настроенной интеллигенции, и вошёл в состав его правления. Вскоре он стал также секретарем «Общества изучения советской плановой экономики» («Арплан»). Обе эти организации находились под прямым влиянием Германской компартии. Председателем Арплана был профессор Йенского университета Фридрих Ленц. После прихода нацистов к власти Ленц, известный своими левыми взглядами, эмигрировал в США.
Летом 1932 года в составе делегации Арплана Харнак приезжал в СССР по приглашению ВОКС[8]. За три недели делегация побывала в Москве, Ленинграде, Киеве, Одессе, Днепропетровске (на строительстве Днепрогэса). К этому времени Харнак уже нелегально состоял в компартии Германии. Взгляды молодого учёного полностью разделяла его жена Милдред.
В ВОКС (как впоследствии и в его преемнике ССОД — Союз советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами) всегда работали несколько кадровых сотрудников разведки и контрразведки госбезопасности. Арвид Харнак сразу привлёк внимание как возможный объект для привлечения к сотрудничеству — своими взглядами, твёрдым характером и потенциальными разведывательными возможностями.
По возвращении Харнака в Германию его изучение продолжили сотрудники берлинской резидентуры.
После изучения материалов их наблюдений руководитель ИНО (теперь оно называлось 7-м отделом ГУГБ НКВД СССР) Артур Артузов 15 июля 1935 года дал указание: «Подготовку к вербовке Харнака считать целесообразной».
Провести с Харнаком решающую встречу поручили Гиршфельду. После трехчасовой беседы Харнак дал принципиальное согласие на сотрудничество с советской разведкой. Правда, он пытался увязать его со своей деятельностью в уже запрещённой нацистами компартии. Гиршфельд с трудом (Харнак отличался изрядным упрямством) убедил учёного, что это невозможно по конспиративным соображениям, что для успеха своей, теперь куда более действенной борьбы с гитлеровским режимом, ему надо прекратить все контакты с коммунистами и иными известными антифашистами. Более того, Харнаку рекомендовали вступить в нацистскую партию, а также в Национал-социалистический союз юристов. Со временем Харнак даже стал руководителем секции этого союза в своём имперском министерстве экономики.
Опытнейший Артузов одно время совмещал должность начальника ИНО с постом заместителя начальника военной разведки. Он пришёл к выводу, что Харнака, человека глубоко штатского, целесообразнее использовать по линии разведки НКВД, а не военной.
В том же 1935 году в Берлин в качестве резидента внешней разведки прибыл Борис Гордон и установил с Харнаком личную связь. В министерстве Харнак сделал успешную карьеру: в 1937 году он вступил в НСДАП, ему последовательно были присвоены ранги регирунгсрата и оберрегирунгсрата (то есть правительственного советника и старшего правительственного советника). В министерстве Харнак ведал отделом, занимавшимся торговыми и экономическими связями Германии с США. Благодаря этому он был вхож в посольство США и вообще в американские круги Берлина.
«
Поделиться книгой: