Театр. Том 2

Цезарь, Клеопатра, Ахорей, Антоний, Лепид, Хармиона, римские воины.

Цезарь.

Я дерзости убийц не устаю дивиться. Вот за кого меня просила ты, царица!

Клеопатра.

Могу я лишь одно сказать в ответ: ступай И попирателей закона покарай. Меня, а не тебя злодеи ненавидят. Они в моих правах себе помеху видят И устранить хотят тебя, защитник мой, Чтоб легче было им разделаться со мной. Но, жаждой страстною возмездия сгорая, Мне помнить надлежит, что их главе сестра я, И я молю, чтоб ты об этом не забыл, Как сильно гнев сейчас тебя ни ослепил.

Цезарь.

Нет, не забуду, я, как сказочно добра ты, Коль и в преступнике щадишь родного брата, Прощай и не страшись: я цел вернусь назад. Ахилла и Потин меня не победят. Чтоб предо мной они исполнились боязни, Мне нужно показать им лишь орудья казни И к ним не воинов послать, а палачей С секирами взамен доспехов и мечей.

(Уходит вместе с римскими воинами.)

Клеопатра.

Повсюду с Цезарем, мой Ахорей, будь вместе, С ним грянь на недругов, мне возжелавших мести, И сделай все, чтоб он, верша над ними суд, Припомнил вовремя, что обещал мне тут, И чтобы кровь царя не пролилась в сраженье, Не то придется лить мне слезы сожаленья.

Ахорей.

Не бойся, госпожа: себя не пощажу, А брата твоего от смерти огражу.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Корнелия с небольшой урной в руках, Филипп.

Корнелия.

Не лгут ли мне глаза? Вдруг это лишь приснилось, Чтоб радостью на миг печаль моя сменилась? Ужели ты, Филипп, и впрямь остался цел? Ужель предать огню Помпеев труп сумел, И прах его сокрыт вот этой бедной урной? О вы, залог любви и ненависти бурной, Вражды и нежности, что в сердце я таю, Останки мужние, услышьте речь мою! Не донесутся к вам ни плач мой, ни стенанья: Высокая душа, скорбя, блюдет молчанье. Лишь горю малому слова дают исход. Кто жалуется вслух, тот утешенья ждет. Останки милые, пред вечными богами, Нет, более того, не только ими — вами, Затем что меньше чту бессмертных я, чем вас, — Ведь мужа моего их промысел не спас; Да, вами, ставшими единственной святыней Для обездоленной Корнелии отныне, Тем, без чего тоска свела б меня с ума, Клянусь, что буду мстить, пока жива сама! Рим! В жертву Цезаря по слову Птолемея Сегодня принесли великого Помпея. Так знай, что не вступлю я на родной порог, Пока не преданы закланью жрец и бог. Надежда и печаль моя, о прах любимый, Пусть ненависть во мне горит неугасимо, Чтоб все сердца она своим огнем зажгла И твоего врага я погубить могла! Скажи, Филипп, какой благоприятный гений В стране убийств, измен и клятвопреступлений Помог тебе найти супруга моего И скромным пламенем костра почтить его?

Филипп.

Побрел я, весь в крови, залившей труп Помпеев, От горя еле жив, с тоской кляня злодеев, К царю презрением и ненавистью полн, В ту сторону, куда гнал ветер гребни волн. Бесплодно обводил я берег долгим взглядом, Как вдруг с утеса труп увидел с сушей рядом: То выносил его на землю гневный вал, То, словно спохватясь, опять с песка смывал. Извлек я из воды останки господина; Разбитых кораблей, что пожрала пучина, Обломки натаскал; сложил костер, как мог, И пламя второпях не без труда разжег. Но мне помощника тут ниспослали боги. Идя из города, приметил по дороге Корд, римский выходец и местный старожил, Огонь, близ коего о мертвом я тужил. Узрев безглавый труп, он сразу догадался, Над кем свершить обряд украдкой я пытался, И мне промолвил так: «Коль был самой судьбой Назначен выполнить ты долг почетный свой, Тебя порадую я, друг мой неизвестный: Не кары жди — наград за свой поступок честный Нагрянул Цезарь к нам, и ждет злодеев месть За мужа, что огню тобою предан здесь. Ты рисковал, почтив Помпея по кончине, Но прах вручить вдове без страха можешь ныне — К ней победитель полн почтением таким, С каким относится он лишь к богам благим. Внимательно следи, чтоб не угасло пламя. Я — мигом». Побежал он с этими словами За урною к себе в недальнее жилье И прах героя мне помог собрать в нее.

Корнелия.

Как я признательна ему за состраданье!

Филипп.

Вернувшись, я узнал, что в городе восстанье. Толпа бежала в порт: как уверял народ, Там с римлянами царь сражение ведет. А Цезарь, весь в крови бунтовщиков, теснимых Оружьем воинов его непобедимых, На главной площади вершил суровый суд, Взирая, как на казнь Потина волокут. Меня увидел он, узнал без промедленья И, урну в руки взяв, сказал по размышленье: «О, удостоенный бессмертья полубог, Которого затмить я, победив, не смог! Хоть алтарей еще и не воздвиг тебе я, Но в жертву приношу вот этого злодея И принесу других. А ты, Филипп, ступай И прах Помпея в дар его вдове отдай. Пусть им утешится она в своей потере И знает: я отмщу убийцам в полной мере». Тут урну он к устам с почтением большим Поднес, облобызал, и я расстался с ним.

Корнелия.

О, сколь завидная, сколь сладостная доля — Оплакивать врага, что нам не страшен боле! Как мы стараемся за смерть его отмстить, Коль этим можем смерть свою предотвратить; Как хвалим мертвеца, как чтим, как уважаем, Коль этим мощь свою и славу умножаем! Да, широта души есть в Цезаре, Филипп, Но царь враждует с ним, супруг же мой погиб. А если б был он жив, едва ли б нас с тобою Мог Цезарь удивить душевной широтою: Когда опасностью она порождена, Не так уж велика на деле ей цена. Играет и любовь тут роль, как мне сдается: Он, за Помпея мстя, за Клеопатру бьется. Здесь чувство и расчет случайность так сплела, Что я у Цезаря в долгу бы не была, Когда б не верила, что об одной лишь мести Сама бы думала на Цезаревом месте, И что, как каждому, в ком дух высокий скрыт, О ближнем по себе судить мне надлежит.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же, Клеопатра и Хармиона.

Клеопатра.

Я не намерена из жалости бесцельной Мешать тебе в твоей печали беспредельной. Нет, просто мне почтить хотелось прах того, Чей труп извлек из волн отпущенник его, И клятву дать тебе, что гибели ужасной С моей бы помощью избег твой муж злосчастный, Когда б послала мне судьба не меньше сил, Чем было у меня желанья, чтоб он жил. Но коль тебе в твоем безмерном сокрушенье Доставил этот прах хоть каплю утешенья И местью скорбь твоя быть может смягчена, Узнай, Корнелия, что ты отомщена И что предатель… Как! Тебе уже известно?

Корнелия.

Да, знаю я, что был казнен Потин бесчестный.

Клеопатра.

Как сладостна тебе, должно быть, эта весть!

Корнелия.

Нет, только для одной тебя в ней сладость есть.

Клеопатра.

Свершенье чаяний всех радует обычно.

Корнелия.

Но эти чаянья у нас с тобой различны. Казнить убийц с тебя достаточно вполне, Но недостаточно покончить с ними мне. В свой срок и час воздать я Цезарю сумею, Пока ж молю богов о смерти Птолемею. Он недостоин жить, хоть Цезарь жизнь ему Стремится сохранить как брату твоему. Но небо, что б тебе ни обещал твой милый, Устроит так, что царь не избежит могилы, И если мне оно вонмет, то, может быть, Случится им в бою друг друга истребить. Вот уж тогда и мне возликовать пришлось бы! Но коль оно сочло чрезмерной эту просьбу И может из двоих сгубить лишь одного, Пусть гнев его падет на брата твоего.

Клеопатра.

Рок все решает сам: он глух к людским желаньям.

Корнелия.

Но согласует все ж последствия с деяньем И справедливое возмездие с грехом.

Клеопатра.

Да, правосуден он, но милостив притом.

Корнелия.

Согласна я с тобой, но лишь по той причине, Что он не милостив, а правосуден ныне.

Клеопатра.

Карает он сейчас, прощает — через миг.

Корнелия.

Не сходен у вдовы и у сестры язык. Мы к участи царя неравнодушны обе, Но ты — по склонности, тогда как я — по злобе. Прервем бесцельный спор. Не проще ли узнать, Кому же небеса благоволили внять? Вот Ахорей!

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Ахорей.

Клеопатра.

Увы! Судьбу уже кляну я: По виду судя, он принес мне весть дурную. Кого оплакивать должна я, Ахорей? Всю правду говори смелей и поскорей.

Ахорей.

Чуть Цезарь услыхал про заговор, он сразу…

Клеопатра.

Да не перечисляй ты мне его приказы! Я знаю, что велел он перерезать ход, Который под землей сюда, к дворцу, ведет, И воинов своих стянуть распорядился На площадь, где Потин за дерзость поплатился; Что порт, едва пришлось уйти оттоль войскам, Ахилла захватил; что царь с ним тоже там; Что всех, кто на судах у римлян оставался, Антоний двинул в бой, а Цезарь к ним прорвался, И, без сомнения, Ахилла обречен: Разбит в сражении он будет и казнен.

Ахорей.

Да, счастье Цезарю опять не изменило…

Клеопатра.

Скажи одно: мой брат спасен им от могилы? Он обещание сдержал?

Ахорей.

По мере сил.

Клеопатра.

Довольно! Вот ответ, что мне так нужен был! Корнелия! Судьба вняла моим моленьям.

Корнелия.

Нет! Ей угодно лишь повременить с отмщеньем.

Клеопатра.

Но все-таки царя бессмертные спасли.

Ахорей.

Быть сострадательней к нему они могли.

Клеопатра.

Сперва ты говоришь одно, потом — другое. Что думать я должна об этом разнобое?

Ахорей.

Царя не удалось и Цезарю спасти. Сам сделал все твой брат, чтоб смерть в бою найти, Зато в нем и погиб так славно, как едва ли Когда-нибудь еще монархи погибали. Своею доблестью он оправдал свой сан, И римлянам нанес немало тяжких ран, И отходить уже Антония заставил, Но Цезарь подоспел и разом все поправил. Чуть в сечу он вступил, как, за Потином вслед, Затмился навсегда и для Ахиллы свет. Увы, легка была предателю кончина: Он пал с мечом в руках, спасая властелина. Тут Цезарь что есть сил вскричал: «Царя щадить!» Но этим только страх сумел в нем пробудить. Несчастный усмотрел ловушку в этом кличе, Решил, что палачу не станет он добычей, И показал, на что способен в битве тот, Кому отчаянье отвагу придает. Врубился царь в ряды легионеров яро, Но ни один из них смертельного удара Безумцу не нанес, щадя его, хоть он Был и почти один, и полуокружен. Тут лодку Птолемей увидел у причала И бросился в нее, но следом набежало Так много египтян, что утлое судно, Еще не отвалив, уже пошло на дно. Уйдя из жизни, царь стяжал по смерти славу И Цезарю помог вернуть тебе державу. Но хоть никто из нас отнюдь не виноват В том, что безвременно погиб твой младший брат, Столь Цезарь удручен, что даже подступиться К нему боимся мы… Но вот он сам, царица, И ты из уст его услышишь, почему Ничем не смог помочь он брату твоему.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же, Цезарь, Антоний и Лепид.

Корнелия.

Мне, Цезарь, как сулил, верни мои триремы! Ахилла и Потин теперь навеки немы. От их царя не смог ты гнев богов отвесть, И отомщен Помпей — по крайней мере здесь. Не собираюсь я задерживаться боле В стране, где все меня преисполняет боли, Где зверски пролита мне дорогая кровь, Где добыта в бою тобой победа вновь И, главное, где мне придется быть всечасно В долгу пред тем, кого я ненавижу страстно. Груз благодарности сними с меня скорей, Чтоб я свободу дать могла вражде своей! Но есть еще одно о чем просить должна я, И не унизит честь мою мольба такая. Вот урна, где лежит прах мужа моего. Теперь вели вернуть мне голову его.

Цезарь.

Не откажу тебе я в просьбе справедливой, Но прежде выполним наш долг благочестивый Пред манами того, кто был тобой любим, И обрести покой им наконец дадим. С тобой пред свитою и армией моею Возложим на костер мы голову Помпея И пламя разожжем такое, чтоб стократ Торжественнее был, чем в первый раз, обряд, И урну, более достойную героя, Наполним вслед за тем нетленною золою. Помпею алтари воздвигнуть я велю И кровь несчетных жертв рукой своей пролью В помин и честь того, кто был по воле рока Моею же рукой в бою разбит жестоко, Но погребальный чин, что завтра я свершу, Своим присутствием почтить тебя прошу. Всего лишь до утра принудь себя к терпенью, А после можешь в Рим отбыть без промедленья, И прах возлюбленный в отчизну отвезти, И…

Корнелия.

Нет, мне в Рим еще заказаны пути. Не раньше предо мной он распахнет ворота, Чем с жизнью в свой черед сведет и Цезарь счеты, И я предам лишь в день победы над тобой Родной земле тот прах, что уношу с собой. Я еду в Африку, где славный мой родитель, Помпеевы сыны, Катон, свобод ревнитель, И царь, что не спешит обетам изменить{31}, На сторону свою хотят судьбу склонить, Там ждет тебя война на суше и на море; Там за Фарсал тебе с лихвой отплатят вскоре; Там с воинами я пойду в одном строю, Чтоб перелил мой плач в них ненависть мою, Чтоб в битве скорбь моя их умножала силы, Чтоб эта урна им взамен орлов служила И помнили они, в нее глаза вперив, Что не отмщен Помпей, покуда Цезарь жив. Соперника почтить со мной ты хочешь вместе, Затем что и тебе прибавит это чести. Раз победитель так велит, я остаюсь, Но сердцем все равно с тобой не примирюсь. Моя утрата столь, увы, невосполнима, Что ненависть моя вовек неугасима, Что жить Корнелия до смерти будет с ней И унесет ее с собой в страну теней. Но, Цезарь, не одной враждою я пылаю: Я уважение еще к тебе питаю. Два эти чувства мной и двигают равно, Но первое из них мне долгом внушено, Второе же вселил ты доблестью своею В меня, как римлянку и как жену Помпея. За эту доблесть я хвалу тебе, врагу, Не воздавать, как сам ты видишь, не могу. Вот и суди теперь, какой враждой безмерной Повелевает долг кипеть супруге верной. Знай: подниму, отплыв от здешних берегов, Я против Цезаря и смертных и богов, Которых пристыжу, за то, что даровали Они неправому победу при Фарсале И правого убить не помешали тут. Пусть за него теперь, раскаясь, воздадут! Коль и тогда они презрят мои моленья, Без них я обреку тебя на пораженье, А там, где окажусь бессильна даже я, На помощь мне придет любимая твоя. О, я уверена, что, ослепленный страстью, Располагаешь ты достаточною властью, Чтобы, наперекор обычьям вековым, На Клеопатре дал тебе жениться Рим! Но помни, что тогда и римской молодежи Дозволено закон нарушить будет тоже И что своих друзей принудишь ты убить Того, кто в брак дерзнул с царицею вступить. Тебе мешая, тщусь тебя спасти я снова. Прощай! Надеюсь я, ты сдержишь завтра слово.

(Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Цезарь, Клеопатра, Антоний, Лепид, Ахорей, Хармиона.

Клеопатра.

Знай, Цезарь: легче мне пожертвовать собой, Чем подвергать тебя опасности такой. Коль недостойна я твоею быть женою, Бессмертные пошлют мне счастие иное, И жизнь за Цезаря я для того отдам, Чтоб жить в душе его наперекор годам.

Цезарь.

Владычица моя! Даруют всеблагие, Как утешение, намеренья такие Тому, чей слишком дух возвышен и силен, Чтоб в силах был себе простить бессилье он. Но небо сжалится, и твой обет отринет, И довершить мое блаженство не преминет, Коль над печалью верх возьмет в тебе любовь, И радостью глаза твои зажгутся вновь, И, вняв моим мольбам, держать не будешь зла ты На друга милого за смерть дурного брата. Соратники мои свидетели тому, Как тщился сохранить я в битве жизнь ему, Как страх, которому так слепо царь поддался, Рассеять знаками и голосом пытался. Но недоверья он преодолеть не смог И, смерти убоясь, на смерть себя обрек. О стыд! При всем своем могуществе безмерном, При всем желанье быть тебе слугою верным, Исполнить все-таки я не сумел приказ, Что ты изволила отдать мне в первый раз. Но в этом не меня — богов вини, царица, Затем что никому от мести их не скрыться, И утешайся тем, что гибелью своей Тебе твой трон вернул покойный Птолемей.

Клеопатра.

Я знаю: лишь он сам и суд богов — причина Его доставившей мне столько благ кончины, Но так как счастье тем похоже на вино, Что вечно горечью быть сдобрено должно, Не сетуй, коль твою победу над врагами, А значит, свой успех, встречаю я слезами И столь же слышен зов природы мне сейчас, Как и холодного рассудка трезвый глас. Едва в грядущее вперюсь я гордым взором, Как кровь моя в виски стучит с глухим укором И сокрушенно я раскаиваюсь в том, Что жаждала опять украситься венцом.

Ахорей.

Пресветлый властелин! К дворцу толпа сбежалась И требует, чтоб ей царица показалась, И ропщет на богов за то, что ими трон Моей владычице так поздно возвращен.

Цезарь.

Царица! Подданным предстань без промедленья И с этой милости начни свое правленье. Пусть криком заглушит ликующий народ Твой плач, который мне на части сердце рвет, И пусть одна лишь мысль тебя преисполняет — О том, как страсть к тебе меня воспламеняет! А спутникам своим и твоему двору Велю я торжество устроить поутру, И облекут на нем они тебя короной, И над Помпеем чин отправят похоронный, И алтари ему воздвигнут в знак того, Что свято, как тебя, клянутся чтить его.

РАЗБОР «ПОМПЕЯ»

Размышляя над этим сочинением, я сомневаюсь, существует ли другая пьеса, столь же верная истории и вместе с тем столь искажающая ее. События, изображенные в ней, настолько известны, что я не осмелился изменить их, но лишь немногие из них происходили в жизни так, как происходят у меня.