Театр. Том 1

ПЬЕР КОРНЕЛЬ

ТЕАТР

ТОМ 1

МОСКВА

«ИСКУССТВО»

1984

ПЕРЕВОД С ФРАНЦУЗСКОГО

Редактор переводов И. М. ЛЮБИМОВ

Составление, статья и комментарий А. Д. МИХАЙЛОВА

Художник С. М. БАРХИН

КОМПАНЬОНКА

КОМЕДИЯ

{1}

Перевод Мих. Донского

ПОСЛАНИЕ

Милостивый государь!{2}

Представляю Вам комедию, которая не получила единодушного одобрения знатоков; у многих из них, ценителей весьма тонких, она не снискала шумных похвал; многие другие поставили ее ниже прочих моих писаний. Что до меня, то я выслушиваю чужие мнения, извлекая пользу из добрых советов, от кого бы они ни исходили. Развивая сюжет, я, в меру своих способностей, всегда стараюсь сделать это как можно лучше; затем, исправив те непростительные оплошности, на которые мне указывают, я представляю сочинение публике. Если меня постигла неудача, пусть кто-нибудь другой добьется большего успеха; я сочиню в его честь хвалебную оду вместо того, чтобы критиковать. У каждого своя метода; чужих я не порочу, но придерживаюсь своей собственной: доныне я был ею вполне удовлетворен; случись, что она мне разонравится, я буду искать иную. Тем, кто устремляется на представления моих пьес, я чрезвычайно признателен; тем же, кто их не одобряет, лучше избавить себя от головной боли: они и денег не потратят понапрасну, и мне доставят удовольствие. В сих материях суждения независимы, а вкусы разнообразны. Мне случалось видеть, как люди весьма здравомыслящие приходили в восторг от таких пассажей в пьесе, которые я бы вымарал; мне также известны сочинители, снискавшие на театре шумный успех благодаря употреблению приемов, коих я в своих сочинениях избегаю. Им кажется, что правота на их стороне, мне — что на моей; кто из нас заблуждается, решить не легко. Философы утверждают, что все — кроме догматов веры и основных аксиом — спорно. Они зачастую берутся отстаивать в диспуте любой, на выбор, тезис — про или контра, что свидетельствует о совершенстве человеческого разума, умеющего найти доводы в пользу чего угодно, или, вернее, о его слабости, раз он не в состоянии найти доводы достаточно убедительные, чтобы их нельзя было опровергнуть. Следственно, чему тут удивляться, если критики неверно толкуют твои стихи или превратно понимают выведенные тобою характеры? «Пусть мне укажут, — говорит де Монтень{3} в книге первой, главе XXXVI, — на самое прекрасное и бескорыстное деяние, и я найду полсотни способов объяснить его нечистыми побуждениями». Беспристрастный читатель и сам опознает лицевую сторону медали. Коль скоро он нам в какой-то мере обязан за старания его развлечь, то, отважусь заметить, и ему бы следовало оказать нам милость: разве не было бы с его стороны неблагодарностью, если бы он не искал с большим тщанием доводы за нас, нежели против? Если бы он не употребил гибкость своего ума скорее на то, чтобы затушевать и оправдать истинные наши промахи, нежели на то, чтобы изыскивать несуществующие? Мы многое прощаем древним; порой в их творениях мы восхищаемся такими вещами, которых не допустили бы в своих; неудачное мы называем загадочным, ошибки прикрываем ярлыком «поэтической вольности». Высокоученый Скалигер{4} нашел погрешности у всех латинских авторов, люди менее образованные могли бы заметить довольно ошибок и у греков, да и в самом Вергилии, алтарь которому он воздвиг на презрении к прочим поэтам. Судите же сами, насколько смешны были бы мы в своей гордыне, полагая, что справедливому критику не к чему придраться в наших сочинениях, тогда как даже труды гениев древности не могут выдержать строгого испытания. Я не мнил, что выпустил в свет совершенное творение, и не надеюсь, что мне это когда-либо удастся; тем не менее я стараюсь делать все от меня зависящее, чтобы приблизиться к совершенству, а самый громкий успех других сочинителей лишь подстрекает меня к благородному соревнованию и заставляет удвоить усилия, дабы удостоиться подобной же хвалы:

Я не завидую, коль окружен почетом Не я, а мой собрат: хоть и стремлюсь к высотам, Но незачем чужой мне принижать успех. О слава — ты пример бездонного колодца: Чем больше черпаем, тем больше остается, Ты можешь напоить живой водою всех.

Что до «Компаньонки», посвящаемой мною Вам, то она относится к разряду пьес, где уместен слог скорее безыскусный, нежели возвышенный. Комедия строится на обманах и уловках; страсти же вторгаются в нее лишь невзначай. Правила, установленные древними, в ней свято соблюдены. К единому действию сходятся все нити; место его ограничено пространством сцены, а время не выходит за пределы продолжительности спектакля, если исключить час обеда, приходящийся на первый антракт. Соблюдена даже непрерывная связь явлений, что, впрочем, служит лишь к украшению, но не предписано правилами; и если Вы возьмете на себя труд счесть количество стихотворных строк, то убедитесь, что в каждом действии их равное число.{5} Из этого отнюдь не следует, что я и впредь собираюсь ставить себе столь же строгие условия. Мне по душе подчиняться правилам, однако я не являюсь их рабом и расширяю или сужаю поставленные рамки соответственно потребностям сюжета, а иной раз и ломаю их без малейших угрызений, когда они замедляют развитие действия, когда суровые ограничения находятся в решительном, на мой взгляд, противоречии с изяществом описываемого эпизода. Быть знатоком правил и владеть секретом искусного их применения на театре наших дней — это две совсем разные науки; пожалуй, сейчас для написания удачной пьесы отнюдь не достаточно досконального изучения трудов Аристотеля и Горация. Я надеюсь впоследствии потолковать об этом более подробно и показать, по каким причинам авторам былых времен удавалось, не нарушая правдоподобия, наделять даром речи и зверей, и даже предметы неживые. Впрочем, я держусь взглядов Теренция.{6} Коль скоро мы сочиняем для сцены, то первейшая наша цель — доставлять удовольствие двору и публике и привлекать в театр зрителей. Необходимо по возможности не отклоняться от правил, дабы не вызвать неудовольствия знатоков, а следственно, снискать всеобщее одобрение, но важнее всего завоевать публику. В противном случае — если пьеса, в которой нам удалось соблюсти все правила, будет освистана — знатоки не отважутся защитить нас и скорее предпочтут заявить, что правила нами дурно истолкованы, чем решатся восхвалять нас вопреки единодушному неодобрению людей, смотрящих комедии только ради удовольствия.

Остаюсь, милостивый государь,

покорнейшим Вашим слугою.

Корнель.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ЖЕРАСТ

отец Дафны

ПОЛЕМОН

дядя Кларимона

ФЛОРАМ

ФЕАНТ

молодой человек, влюбленный в Дафну

КЛАРИМОН

молодой человек, влюбленный в Дафну

ДАМОН

друг Флорама и Феанта

ДАФНА

АМАРАНТА

компаньонка Дафны

СЕЛИЯ

соседка и поверенная Жераста

КЛЕОН

слуга Дамона

Действие происходит в Париже.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Дамон, Феант.

Дамон.

Я, друг Феант, себе все голову ломаю, Но тактики твоей совсем не понимаю: Влюбленный бы не мог, — уж ты меня прости, — С возлюбленной своей приятеля свести. Быть может, охладев, рвать не решаясь прямо, Ты ждешь, чтоб на разрыв твоя решилась дама?

Феант.

Да, в Амаранту был я пламенно влюблен. Но голову ломать не надо, друг Дамон, В моих намереньях ты разобрался тонко. Влюблен! Но кто она? Всего лишь компаньонка. Желаешь, — мой порок насмешкой уязви, Но честолюбие во мне сильней любви. Как быть? Тебе, мой друг, я искренне отвечу, Что, чувство подавив, теперь я выше мечу. Бедняжка мне мила, но я решил уже, Что помыслы к ее направлю госпоже. Я рад, любезный друг, что посвящен в мой план ты. Однако ж острое чутье у Амаранты: Поняв, что я хочу любовный сбросить гнет, Она, как бы дразня, ну так ко мне и льнет; Чуть только появлюсь — без умолку щебечет И взгляды жаркие в меня, как стрелы, мечет; Все время начеку: не удается мне Остаться с Дафною никак наедине — Не то чтобы на час, но даже на минутку. Вчера полувсерьез сказала, полу- в шутку: «Мои поклонники, — вам, сударь, не в укор, — Должны поддерживать со мною разговор, Ослушников же я не глажу по головке».

Дамон.

И порешил тогда прибегнуть ты к уловке… Да!.. Свет не видывал такого хитреца!

Феант.

Имей терпение, дослушай до конца. Ты знаешь моего приятеля Флорама. Об истинной любви толкует он упрямо, Что это — глупость, блажь. Приволокнуться — да! Тут, что и говорить, он мастер хоть куда. На днях он хвастался, вступив со мной в беседу, Что женщинам над ним не одержать победу, Что хороши, мол, все, но нету ни одной, Какую бы назвать он захотел женой. «Флорам, — я говорю, — найти бы мог изъян ты У каждой женщины, но не у Амаранты». «Ну что ж, — он возразил, — попробуем, Феант, Не ценишь, вижу я, ты редкий мой талант. Когда его пущу я в дело хоть отчасти, Ты будешь ревновать, она — сгорать от страсти». Я высказал свои сомненья на сей счет, Он раззадорился: «Попробуем!», «Идет!». Введенный мною в дом, мое он принял бремя И с компаньонкою свое проводит время, Которое я сам иначе провожу: Растрачиваю весь свой пыл на госпожу.

Дамон.

Что ж Амаранта? Ей приятно или больно?

Феант.

Дивлюсь, но, кажется, она вполне довольна. То ль потому, что я с ней слишком мягок был, А он ей властною своей повадкой мил, То ль из тщеславного решила интересу Поймать и приручить отпетого повесу, Но хитрость удалась. Ведь прежде было так: Не смел я отойти от милой ни на шаг; Теперь все иначе: свершеньем важным самым Ей кажется триумф над ветреным Флорамом, Всем сердцем отдалась сей сладостной борьбе — И предоставлен я отныне сам себе.

Дамон.

Смотри, Феант, чтоб ты обманут не был другом, Флорам и ты — одним болеете недугом: Лелеет он, увы, такие же мечты, На Дафну устремил он жадный взор, как ты. А то, что он теперь воркует с компаньонкой, Является, поверь, политикою тонкой: Втирается, ведет издалека подкоп, Коль скоро цитадель взять трудно штурмом, в лоб. Он ценит красоту, а деньги наипаче. Он столь же родовит, но Дафна побогаче. И если только их соединит судьба, Он сможет подновить блеск своего герба. Средств мало у него, а честолюбья много, Жениться с выгодой — одна пред ним дорога. Все это мне открыл он под секретом сам. Так пораскинь, — на что нацелился Флорам.

Феант.

Да, получил Флорам блестящую возможность. Но, выболтав свой план, свершил неосторожность.

Дамон.

Поверь, я свято бы хранил чужой секрет, Когда б не действовал Флорам тебе во вред.

Феант.

У нас свиданье здесь. Нет у меня охоты Флораму возвещать, что предал мне его ты. Иди!

Дамон.

Я — за тебя! Прощай.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Феант один.

Феант.

О злобный рок! Выходит, что я сам сопернику помог. Глупец же ты, Феант! Сам угодил в капкан ты, Поставленный хитро тобой для Амаранты. Ты думал, что тебе окажет помощь друг, Но лакомый кусок он рвет из твоих рук! А впрочем — пусть его любовь иль зависть гложет, Ведь объясниться-то он с Дафною не может: С ним Амаранта — раз, а я при Дафне — два! Ну как он ей шепнет любовные слова? Ему не одолеть такой двойной преграды. Лишь разве томные бросать он может взгляды… Но для чего слова? И взгляды говорят! Все может выразить красноречивый взгляд. Не привыкать ему, такому сердцееду. Они уже ведут безмолвную беседу, Обмениваются признаньями в любви!.. Воображение! Мне душу не трави! Любовь рождает рой ревнивых подозрений, Пред любящим встают порою злые тени. И часто, здравому уму наперекор, Почесть за истину он может сущий вздор. Допустим, он влюблен, — что ж, Дафна так прелестна! Но влюблена ль она? Вот это неизвестно. Его понять легко: увидел — полюбил; Но чем бы мог он ей внушить ответный пыл? Такой ее каприз никем бы не был понят: Флорама вознеся, он Дафну лишь уронит. Простак! Что говорю? И горько и смешно! Бывает разве страсть с рассудком заодно? И что я на него накинулся так яро? Ну, пусть я доказал, что ей Флорам не пара. А я? Мы с ним равны. И чувства мои к ней Не благородней, чем его, и не стыдней: Иль не про нас, увы, прелестная особа, Иль право на нее мы с ним имеем оба; Коль смею я питать надежды, — смеет он, Нельзя мечтать ему, — я тоже обречен. Ага, вот и Флорам.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Феант, Флорам.

Феант.

Ты опоздал, однако.

Флорам.

И то. Спешил сюда так точно, как собака К хлысту хозяина, как арестант в тюрьму.

Феант.

Ты шутишь?

Флорам.

Да ничуть.

Феант.

Ты, вижу по всему, Хваленое свое утратил хладнокровье?

Флорам.

Увы! До сей поры высмеивал любовь я. Интрижки заводить случалось сотни раз; Я таял и вздыхал, но лишь скрывалась с глаз Красотка — будь она хоть краше всех на свете — Как тут же забывал я о своем предмете И, дома своего перешагнув порог, Был вновь — сам по себе, свободен, одинок. Спокойно и легко. И никому в угоду Не стал бы я менять любовную методу. Но с Амарантой все не так, как я привык, — Нет, не из тех она, кого забудешь вмиг! Впервые сердце в плен красою женской взято. Я с ней не расстаюсь до самого заката, Да и тогда вполне расстаться с ней невмочь: Она, одна она мне грезится всю ночь, Во сне, как наяву, и слышима и зрима. Наполнен ею ум и сердце одержимо. Послушай-ка, Феант, освободи меня, Иначе… Сердце-то мое не из кремня! При том, что изменить я другу не намерен, Боюсь — не устою.

Феант.

Зато я в ней уверен. Пусть даже влюбишься в нее ты без ума, Она с тобой легко управится сама; Я ж позлорадствую, не прогневись, мой милый, Когда окажется, что зря ты тратил силы. Пока же ты не все испробовал, изволь По-прежнему играть условленную роль.  Холодный сердцеед! Размякнешь ты как тесто В ее руках, — тогда свое займу я место. Ты ранен; должен быть сражен ты наповал.

Флорам.

Такой жестокости от друга я не ждал! Смотри, как бы тебя за кровожадность эту Суровая судьба не призвала к ответу. Вдруг на любимую твою найдет каприз…

Феант.

Что ж, продолжай борьбу за драгоценный приз. И если победишь в сражении любовном, Лишь самого себя признаю я виновным, Не стану упрекать соперника ни в чем. А муки ревности мне будут поделом.

Флорам.

Нет, лучше откажусь от дерзостной попытки, — Оставить не хочу тебя, мой друг, в убытке. Сдаюсь. Я побежден. Я проиграл. Ты рад? Свое сокровище ты можешь взять назад. Поссорить любящих, чье чувство безупречно? На что я посягнул! За что взялся беспечно! Феант! Я совершил кощунство, признаю, Исправить следует ошибку мне свою. Труд предприму теперь для вас необходимый: Чтоб мог беседовать ты без помех с любимой, Чтоб неразлучными вы с нею быть могли, Я с Дафной буду сам гулять от вас вдали.

Феант.

Не затрудняйся, друг, нужды в том нет нимало: Нам Дафна никогда доселе не мешала, Она, сочувствуя, не против наших встреч. Да может и одна она себя развлечь.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Феант, Флорам, Амаранта.