Помоги проекту - поделись книгой:
Большинство исламских банков относительно невелики. Лишь 11 % существующих исламских банков имеют активы свыше 20 млрд долларов, столько же – от 10 до 20 млрд. 12 % исламских банков обладают активами от 5 до 10 млрд долларов, у 27 % они находятся в пределах от 1 до 5 млрд, а оставшиеся 40 % обладают активами менее 1 млрд долларов США[116]. Даже самые крупные исламские банки не дотягивают до размеров средних западных банков.
Зато у мусульманских стран (особенно зоны Персидского залива) есть гигантские суверенные фонды. Пример тому – Abu Dhabi Investment Authority (ADIA) – суверенный фонд благосостояния эмирата Абу-Даби, созданный в 1976 году для инвестиционных целей правительством ОАЭ. Поначалу это был сугубо национальный инвестфонд, где копились сверхприбыли от нефтяного экспорта, за счет которых спонсировались разные сферы жизнедеятельности эмирата. Однако со временем ADIA превратился в крупнейший в мире суверенный инвестиционный фонд, стоимость его активов ныне приближается к 1 трлн долларов[117]. Фонд оказывает существенное влияние на международные финансы, инвестируя на всех международных рынках в акции, коммерческие и государственные облигации, инфраструктуру и недвижимость, частные инвестиционные фонды, хедж-фонды и трейдеров (commodity trading advisers). Глобальный портфель ADIA разделен на несколько секций, инвестирующих в активы определенного класса. Для каждого класса активов фонд имеет своих управляющих и финансовых аналитиков. Три четверти активов фонда управляются внешними управляющими. В силу характера своей деятельности ADIA работает как по правилам международного банкинга, так и (реже) исламского банкинга. Аналогичные суверенные инвестфонды имеют все богатые энергоресурсами страны Персидского залива. Суверенный фонд Саудовской Аравии работает по модели исламского финансирования, остальные – по смешанному варианту.
Несмотря на небольшой размер активов, исламские банки в целом хорошо капитализированы и ликвидны, хотя степень ликвидности варьируется в зависимости от региона и их доли на рынке. Коэффициент достаточности капитала для исламских банков обычно значительно превышает международные нормативные требования. В 2014 году исламские банки в Великобритании, Турции, Африке, странах Персидского залива и Иране соответствовали самым высоким требованиям достаточности капитала. Коэффициенты достаточности капитала для исламских банков в этих странах составляли 33, 32, 26 и 19 % соответственно, что значительно выше минимального требования в 8 % к достаточности банковского капитала в соответствии с соглашением «Базель III»[118]. С точки зрения прибыльности доходность активов исламских банков тоже положительна: банки, работающие в Африке, странах Персидского залива, Иране и Азии, являются более доходными, чем банки в других регионах. Одна из возможных причин заключается в том, что многие банки в этих регионах являются государственными и в основном финансируют государственные предприятия и проекты[119].
В последние годы исламские банки и инвестфонды усилили внешнюю экспансию, стремясь расширить сферы своего влияния и вписаться в современную глобальную банковскую систему, став весомыми игроками на международном рынке банковских капиталов и в сфере мировых инвестиционных потоков. Исламские деньги осваивают всё новые регионы мира. Западная Европа ими уже вполне освоена. Но вопрос финансовой исламизации Европы мы исследуем ниже, в контексте общего исторического процесса исламизации Старого Света. Исламская финансово-банковская система постепенно осваивает и постсоветское пространство.
В современной России было несколько попыток создания исламских банков. Однако такие банки, созданные в 1992 году в Кемерове и в 1996‑м в Махачкале, вскоре прекратили свое существование. В 1998 году в Москве был открыт Бадр-банк (переименованный в Бадр-Форте банк) – первый российский банк, работавший по канонам ислама и принятый в Международную ассоциацию исламских банков. Контрольным пакетом его акций владела российская сторона, но активы банка формировались в основном за счет капиталов, поступавших из Саудовской Аравии, Ирана, Кувейта и Катара. В декабре 2006 года Банк России отозвал у Бадр-банка лицензию на осуществление банковских операций. В настоящее время исламские банки существуют в Чеченской республике, Татарстане и некоторых других российских регионах, но массового распространения исламский банкинг в России пока не получил. Его развитию мешает отсутствие законодательного регулирования исламских финансовых структур. В соответствии с Гражданским кодексом Российской Федерации договор между заемщиком и банком рассматривается исключительно как процентный, а федеральный закон «О банках и банковской деятельности» предусматривает только принцип процентных платежей при плате за кредит. Поэтому деятельность исламских банков в рамках нынешнего российского законодательства практически невозможна. Это положение, видимо, придется менять по ряду причин.
Во-первых, численность населения России, исповедующего ислам, постоянно растет, и эти люди потребуют банковские услуги, соответствующие их вере. Во-вторых, рыночные преобразования финансово-банковского сектора России требуют существенных инвестиций и привлечения в страну иностранного капитала в его разных формах, в том числе из исламских стран. Более актуальной проблема привлечения исламских капиталов стала после введения Западом в 2014 году экономических санкций против России и возникших сложностей с заимствованием финансовых ресурсов за рубежом. Исламские финансовые институты открывают альтернативные возможности для российских банков и предприятий получать заемные ресурсы. Эти возможности надо использовать, и их уже используют. Суверенные фонды Саудовской Аравии, Катара и Объединенных Арабских Эмиратов вкладывают значительные средства в инфраструктурные проекты в России, а также в разработку полезных ископаемых на российском Севере. А суверенный фонд Qatar Investment Authority в конце 2012 года купил около 5 % акций ВТБ – второго по величине российского банка. Но главное даже не в этом.
Сам принцип исламского банкинга, предусматривающий вложение капиталов в реальный сектор экономики, инфраструктуру и научно-технический прогресс, может быть очень полезен для России. Переход на принципы исламского банкинга (хотя слово «исламский» можно не употреблять) создаст смычку финансового сектора и реального сектора экономики, чего сейчас нет. Крупнейшие государственные и частные банки России погрязли в спекуляциях на финансовом и фондовом рынках и плохо выполняют свое изначальное предназначение как ключевых инвесторов в экономическое развитие страны. Хотя бы частичный переход на принципы исламского финансирования может исправить положение. Здесь важно не опоздать, а в качестве примера можно взять опыт бывших советских республик Средней Азии.
Казахстан стал первой страной СНГ, внедрившей законодательство в этой области. Там в 2009 году был принят закон с длинным названием «О внесении изменений и дополнений в некоторые законодательные акты Республики Казахстан по вопросам организации и деятельности исламских банков и организации исламского финансирования». Власти прилагают усилия для внедрения исламского банковского дела, хотя пока оно пребывает в зачаточном состоянии. Доля активов исламского банкинга составляет менее 1 % от стоимости активов казахстанского банковского сектора. Исламский банкинг пока представлен в Казахстане одним учреждением – Al Hilal Islamic Bank, зарегистрированным в 2010 году в качестве филиала банка из Абу-Даби. Общая сумма его активов в 2015 году составляла 77,8 млн долларов. Клиентами банка являются государственные и крупные частные компании, хотя он стремится выйти на розничный рынок и предлагать людям полный ассортимент исламских финансовых услуг. Но население не готово к этому. Согласно социологическому опросу, 71 % опрошенных казахов сказали, что никогда не слышали об исламских банках, а 41 % опрошенных не понимают различий между обычным и исламским банком. Но в Казахстане существуют концепция и дорожная карта по развитию исламских финансов. Согласно этим планам, к 2020 году доля исламских денег в совокупных активах казахстанских банков должна достичь 3–5 %[120]. Страна уже стала членом Совета исламских финансовых услуг (IFSB), Организации бухгалтерского учета и аудита исламских финансовых институтов (AAOIFI) и Международного исламского финансового рынка (IIFM).
В Кыргызстане действует множество нормативных актов, регулирующих деятельность исламских банков. В 2008 году в стране на принципах исламского банкинга заработал ОАО «Эко Исламик Банк». Тогда же в Баку была основана Каспийская международная инвестиционная компания, действующая по канонам исламского финансирования. В Азербайджане работают филиалы зарубежных исламских банков, которые производят свои операции в соответствии с существующим законодательством, аналогичным российскому. Его, видимо, придется менять. Жизнь заставит.
Концепция, принципы и формы финансирования
Исламские банковские учреждения отличаются от прочих не по географическому происхождению капитала, а по принципам и инструментам операционной и инвестиционной деятельности, осуществляемой по канонам ислама. Исламские банки выполняют те же функции, что и традиционные: они аккумулируют средства своих клиентов и инвестируют их в разные проекты, а также осуществляют посредничество в платежах и расчетах между коммерческими организациями и физическими лицами. Ключевым пунктом, отличающим исламские банки от традиционных, является то, что они не используют в своей деятельности вознаграждение в виде банковского процента. Ислам не осуждает сам факт получения прибыли, но запрещает получение прибыли, не зависящей от результатов деятельности. Вознаграждение владельцу капитала (банку) не может быть гарантировано вне зависимости от результатов деятельности заемщика, как это имеет место при взимании ссудного процента обычным банком. Исламский банк может получить доход, только если он сам является участником проекта и готов разделить с предпринимателем как прибыль, так и убытки.
Исламские банки и банкинг не противоречат принципам рыночной экономики и не выступают в качестве чужеродного организма в мировой финансовой системе. Они лишь имеют свою специфику работы и иначе мотивированы в своей деятельности. Принципиальные сходства и различия исламских и традиционных (коммерческих) банков представлены в следующей таблице[121]:
Прогрессивное преимущество исламской модели банкинга перед западной заключается в том, что исламские банки получают прибыль не через рибу и лихву, а через вложение капиталов в реальную экономику, что стимулирует развитие как самих банков и инвестфондов, так и производственного сектора экономики. Владельцы и менеджеры исламских финансовых институтов, в отличие от погрязших в финансовых спекуляциях западных коллег, заинтересованы в выгодных вложениях в сферы промышленного производства, торговли, строительства, энергетику, инфраструктуру и IT-технологии, поскольку лишь эффективные прямые инвестиции в экономику и современные технологии приносят им прибыль. Работа на реальную экономику – огромный плюс таких финансовых институтов. Вложения с отдачей идут и в научно-технический прогресс. А вот надувание финансовых пузырей, которые плодят глобальные финансово-экономические кризисы, исламской модели банкинга не свойственно, что делает ее особенно привлекательной.
Успеху предприятия способствует и умелая пропаганда. Порочность западной финансовой системы, основанной на рибе и лихве, адепты исламской модели экономического развития доказывают на простых примерах. Если бы в день рождения Иисуса Христа, говорят они, кто-то положил в банк один пенни под 4 % годовых, то в 1750 году на вырученные деньги он смог бы купить золотой шар весом с Землю, а в 1990 году – 8190 таких шаров. Отсюда следует вывод, что в длительной перспективе выплата процентов как математически, так и практически невозможна. Западные банки «пьют кровь народа». Исламская же модель банкинга, по их словам, справедлива и включает несколько всем понятных и доступных форм.
В структуре портфеля исламских банков три четверти всех контрактов приходится на мурабаху, 10–11 % занимает иджара, 4–5 % – мушарака, остальное на уровне 1–2 %. В исламском мире есть еще два важных финансовых института:
Существует также древняя мусульманская форма движения денег, известная как
В основе исламской концепции финансово-хозяйственной деятельности лежит принцип их нераздельности, а также принцип партнерства и справедливости, который предусматривает совместную ответственность сторон за их вклад в деловое предприятие и признание равной ценности как знаний и способностей предпринимателя, так и капитала банка. Ислам не рассматривает деньги в отрыве от хозяйственной деятельности, а их стоимость не должна расти «из воздуха», когда они ссужаются под процент. Деньги должны способствовать приращению добавленной стоимости через вложения в реальную экономику, только тогда получение вознаграждения за предоставление кредита является справедливым. Доход, получаемый исламским банком, представляет собой не фиксированный процент от выдаваемой ссуды, а определенную долю прибыли от реализации проекта. Сам же банк должен быть партнером финансируемого им заемщика (предпринимателя), они совместно обговаривают возможные инвестиции, объекты инвестирования и раздел прибыли. Схема предусматривает не только участие банка в прибыли от финансируемого проекта, но и его обязанность нести часть возможных убытков, пропорциональных размеру денежного вклада в общее дело.
В основе исламского банкинга лежит запрет на процентное кредитование, разделение банком рисков со своими клиентами-партнерами, запрет на финансирование запрещенных видов деятельности[123] и инвестирование в высокорисковые производные финансовые инструменты и спекулятивные операции, определенность условий контракта в отношении товара, сроков и вознаграждения.
В исламских банках нет понятия собственного и вложенного капитала, есть капитал партнерский, и он используется по взаимной договоренности. В западных банках эти понятия разделены. Доля собственного капитала в западных коммерческих и депозитных банках составляет от нескольких до 10–12 %, остальное – деньги вкладчиков, которыми банки распоряжаются как своими собственными, нередко инвестируя их в рискованные проекты и прогорая[124]. Финансовые пузыри, которые на Западе постоянно надуваются и лопаются, порождая кризисы, являются следствием спекуляций с использованием банками и инвестфондами чужих денег. В исламском банкинге этого нет.
Исламские банки говорят своим вкладчикам: мы не наживаемся на вас, как наши западные коллеги, а являемся партнерами, поскольку вкладываем деньги в совместные проекты, прибыль от которых делим по справедливости (в зависимости от суммы взноса). Апологеты исламской экономики и банкинга провозглашают стремление создать финансово-экономическую систему, основанную на честности и справедливости. И это срабатывает, ведь идея социальной справедливости – одна из ключевых в исламском вероучении. Исламские банки строят свою деятельность в зависимости от процента прибыльности инвестиций, а не от рыночной ставки доходности денежного капитала. Это гораздо более здоровая финансовая система, нежели созданная Западом спекулятивная система, плодящая кризисы.
Однако идеализировать исламскую банковскую модель нельзя, так как она имеет ряд недостатков. Одним из них является то, что исламский банкинг стирает различия между банком, промышленным предприятием и торговой компанией, превращая их в однотипные хозяйствующие субъекты, получающие прибыль от вложений в реальную экономику и получение конкретного продукта. Это сковывает развитие банков и создает альянсы коррупционной направленности, разъедающие общество и тормозящие развитие экономики. Это серьезная проблема, решения которой исламские финансисты пока не предложили.
Другой серьезной проблемой является то, что исламский банкинг не учитывает человеческую природу – стремление людей (особенно богатых) к наживе любым путем. Если можно на чем-то быстро нажиться, то люди, независимо от их вероисповедания и взглядов, как правило, наживаются. Например, шариат запрещает финансирование торговли оружием, табаком, алкоголем и азартных игр, а на практике крупные предприниматели-мусульмане всем этим занимаются, и не только этим.
Многие исламские банки, а особенно инвестфонды ближневосточных нефтяных монархий, через теневые схемы участвуют в биржевых спекуляциях на западных финансовых рынках. Крупные финансовые структуры Саудовской Аравии, Бахрейна, Кувейта, Катара и ОАЭ тесно связаны с мировыми офшорными зонами. Эти факты общеизвестны, достаточно зайти на их сайты. Местные правители время от времени наводят здесь порядок. В 2012 году престарелый король Саудовской Аравии Абдалла приказал обрушить всю силу закона на финансовых спекулянтов, наживающихся на манипуляциях растущего, как на дрожжах, фондового рынка нефтяного королевства, который с начала века увеличился на порядок благодаря росту цен на энергоносители. Саудовский фондовый рынок стал одним из крупнейших в мире. Но в 2006 году он пережил болезненный крах, разоривший сотни тысяч мелких саудовских инвесторов, которые во всем обвинили правительство. Недовольство правящим режимом в королевстве росло. Имея перед глазами примеры арабских «цветных революций» и не желая их повторения у себя, саудовский монарх решил навести порядок в своем подгнившем королевстве, дабы умерить аппетиты алчных дельцов, которые занимаются финансовыми спекуляциями вопреки запретам Корана. В июне 2012 года Абдалла направил специальное послание главе управления фондового рынка страны, где говорилось, что «в случае необходимости карательные меры должны применяться против любых спекулянтов, включая членов королевской семьи». Меры подействовали. Тогда же Эр-Рияд вдвое увеличил золотой резерв королевства, доведя его до 323 тонн[125]. А уже нынешний король Саудовской Аравии Салман жесткими мерами заставил своих родственников вернуть в страну вывезенные за границу капиталы. Аналогичные истории имели место в Дубае и Катаре. Так что финансовая жизнь даже в главных исламских странах идет не только по заповедям Корана. Но такие деяния наказуемы и к исламской банковской модели как таковой отношения не имеют. Куда опаснее другое.
Оборотная сторона медали
Как известно, самым быстрым способом заработать деньги в «реальной» экономике является криминальный бизнес, и исламские банки его нашли. С 1980‑х годов через них потекли деньги от торговли наркотиками из Афганистана, работорговли (Судан, Эфиопия, Сомали) и нелегальной торговли оружием. Партнерами исламских банков и связанных с ними структур в этом деле стали власти названных государств и квазигосударств, спецслужбы западных и мусульманских стран. Такие схемы работали и в некоторых местах бывшего СССР, а одной из опорных точек был аэропорт города Грозного, который в 1992–1994 годах имел статус международного. Этот аэропорт стал для российских «оружейников» прибыльным окном в Африку и на Ближний Восток. Там регулярно приземлялись борта из столицы Судана Хартума и улетали в Хартум. Я это видел своими глазами. Это окно использовали лидеры Ичкерии во главе с генералом Дудаевым для закупок оружия. Последний борт с грузом оружия приземлился в Грозном за день до введения российских войск в Чечню в декабре 1994 года.
Другим опасным явлением является финансирование через исламские банки и фонды религиозно окрашенного международного экстремизма и терроризма. Вот лишь один пример. У отца всем известного Усамы бен Ладена было полсотни детей, а Усама был семнадцатым сыном. Многие из них живут, занимаются бизнесом в Европе и США. В столице Судана Хартуме, куда в 1991 году перебрался изгнанный с родины Усама бен Ладен, есть Al Shamal Islamic Bank, на счета которого гость правительства Судана перевел 50 млн долларов из полученной в наследство 300‑миллионной доли, вложенной в семейную компанию Saudi Bin Ladin Group. Одним из главных акционеров банка Al Shamal являлся Tadamon Islamic Bank, в административный совет которого входили представители бахрейнского Faysal Islamic Bank, созданного в 1977 году и управлявшегося Саудом аль-Фейсалом – сыном короля Саудовской Аравии.
В конце 1990‑х годов Faysal Islamic Bank of Bahrain в результате поглощения трансформировался в Shamil Bank of Bahrain, который возглавил Хайдар Мохаммед бен Ладен, входивший в административный совет хартумского банка Al Shamal, где держал свои капиталы его брат Усама. Faysal Islamic Bank of Bahrain и Saudi Bin Ladin Group имели и имеют обширные деловые связи на Ближнем Востоке, в Европе и США. Другому брату Усамы, гражданину Швейцарии Исламу бен Ладену, принадлежала авиакомпания Avkon Business Jets SA, чьих пилотов, как выяснила швейцарская прокуратура, Ислам отправлял учиться во Флориду – в те самые Академию безопасности и авиационную школу Хоффмана, где обучались террористы, угнавшие 11 сентября 2001 года «боинги». После этого Ислам бен Ладен ликвидировал свою авиакомпанию, но тут же основал другой бизнес. Через эти семейные банки и фирмы шло финансирование террористической сети Усамы бен Ладена.
Для финансирования джихадизма во всех его формах используются также «благотворительные» и «культурные» фонды, действующие в десятках стран. Их содержат богатые спонсоры и спецслужбы. На их финансирование идет и закят – обязательный для мусульман гуманитарный налог на богоугодные дела, а это огромные деньги. Одной из форм финансирования радикального исламизма является хавала. Она родилась тысячу лет назад в Индии и сейчас кроме Индостана широко распространена на Ближнем и Среднем Востоке, а также в азиатских землячествах по всему миру. Суть ее проста. Например, некий гражданин Пакистана решил помочь своему родственнику в США. Для этого он обращается к местному брокеру всемирной сети хавалы и просит передать по указанному адресу названному лицу энную сумму денег. Уведомление о переводе при помощи пароля посылается по факсу, электронной почте или телефону географически ближайшему к получателю другому брокеру хавалы, а тот доставляет деньги адресату. Никаких расписок и квитанций не требуется. Всё построено на доверии и потому всегда шито-крыто.
Система хавалы создавалась веками и доведена до совершенства. Брокеры являются хорошо проверенными людьми. Они оперируют разбросанными по всему миру кассами хавалы, где аккумулируются деньги клиентуры. Всё сохраняется в абсолютной тайне, и концов «трансакций» найти практически невозможно. Поэтому систему хавалы используют террористические группировки, а спецслужбы не могут с ней ничего поделать. Сколько денег проходит через хавалу, не ведомо никому. Министр финансов Пакистана признал, что ежегодно через хавалу из его страны вывозится больше денег, чем переводится за границу по официальным каналам. А в отчете министерства финансов США, опубликованном после атаки 9/11, указывается, что ежегодный оборот хавалы исчисляется десятками миллиардов долларов, а Индия, Пакистан и Объединенные Арабские Эмираты названы «треугольником хавалы». Хавала не противоречит канонам ислама, поскольку ее брокеры зарабатывают не на рибе, а берут «справедливый процент» за оказанную услугу, что Кораном не воспрещается. Хавала не нравится сторонникам «бизнеса по-шариатски», но они вынуждены с ней считаться, хотя и пытаются подмять под себя веками обкатанную систему, которая аккумулирует и распределяет огромные финансовые потоки.
В исламском мире происходит слияние исламских денег с политикой. Оно идет через исламские фонды, которые играют очень важную роль. В Иране такие фонды, созданные после «революции Хомейни» на базе конфискованной шахской собственности, превратились в крупные холдинги, обслуживающие интересы высшего духовенства, а возглавляют их доверенные люди аятолл. «Фонд обездоленных», созданный на базе собственности свергнутого шаха Резы Пехлеви, контролирует лично духовный лидер Ирана. Представители иранского духовенства влияют на деятельность многих исламских фондов, которые спонсируют «нужных» кандидатов на президентских и прочих выборах. Как правило, эти фонды оказывают поддержку консервативным исламским политическим деятелям.
В Турции основными источниками финансирования исламских фондов стали филиалы финансовых групп из Аравии и нефтяных монархий Персидского залива, а также средства, переводимые турецкой диаспорой из-за границы. Поначалу эти фонды финансировали предпринимательскую деятельность, основанную на канонах ислама, что существенно укрепило позиции исламского капитала в Турции. В 1990 году там появилась «независимая» Ассоциация промышленников и предпринимателей (МЮСИАД), целью которой провозглашалось «индустриальное развитие страны, не ущемляющее традиционных исламских ценностей». Ассоциация опиралась на мелких турецких производителей и средние слои городского населения, став одной из влиятельных организаций турецкого бизнеса. Она выполняла функции коллективного представителя турецких производителей в ЕС и на мировых рынках. Потом МЮСИАД стала финансировать происламские партии – в пику Обществу либеральных людей Турции (ТЮСИАД), поддерживавшему светские прозападные партии. В итоге МЮСИАД и связанные с ней структуры создали мощную финансовую и политическую базу для исламизации страны.
Учитывая турецкую специфику, исламские фонды изначально ориентировались на происламские националистические партии. Многие предприниматели были членами этих партий и направляли большие средства на их поддержку. Прослеживалась четкая взаимосвязь турецкого политического ислама и его экономического базиса в виде исламского сектора национальной экономики. Турецкое правительство пыталось разными мерами ограничить влияние исламских деятелей на экономику и политику. Но, уходя от прессинга властей, исламские политические движения и поддерживавшие их бизнес-структуры меняли вывески, пока не сконцентрировали усилия на Партии справедливости и развития (ПСиР), одержавшей победу на выборах 2002 года. Лидер партии Реджеп Тайип Эрдоган начал постепенный разворот Турции с завещанного Ататюрком светского (прозападного) пути развития на исламский. Он постепенно нейтрализовал влияние армейской верхушки на политическую жизнь страны, а после провалившейся попытки госпереворота в июле 2016 года установил авторитарный режим с ориентацией на исламские ценности. Судя по результатам состоявшихся в июне 2018 года президентских и парламентских выборов, на которых убедительную победу одержали Эрдоган и его партия, этот курс поддерживает большинство турецкого народа.
Аналогично развивались события в Египте, где идеологи и финансисты Саудовской Аравии (а затем и Катара) сделали ставку на запрещенных властями, но популярных в народе «Братьев-мусульман». В 1980‑х годах в Египте появились исламские нефтедолларовые фонды, которые стали инвестировать в египетскую экономику, создавая в ней исламский сектор. Параллельно исламские фонды и связанные с ними бизнес-структуры установили связи с подпольными лидерами «Братьев-мусульман» и начали двигать их к власти. Процесс длился более двадцати лет и увенчался победой мусульманского «братства» на парламентских и президентских выборах в 2011–2012 годах. Мухаммед Мурси и его сторонники взяли курс на исламизацию страны, вызвав раскол в египетском обществе. Воспользовавшись недовольством значительной части городского населения, египетские военные во главе с Абдул-Фаттахом Ас-Сиси совершили переворот и отстранили исламистов от власти. Но их победа не окончательная, и время еще преподнесет здесь сюрпризы. И не только в Египте.
Америка и исламисты
Исламские банки и фонды тесно связаны с финансовой и политической олигархией США. Этот альянс возник еще при Рональде Рейгане, когда Саудовская Аравия и США стали стратегическими союзниками. До поры он Америку не волновал. Но после атаки 9/11 ситуация изменилась. Комиссия конгресса США во главе с сенатором Карлом Левином начала расследование источников и каналов финансирования международного терроризма и сделала «удивительное» открытие: за предыдущие десятилетия Америка превратилась во всемирный «отстойник» и всемирную «прачечную» сомнительных денег, а американские банки стали одним из главных каналов легализации преступно добытых капиталов. В подозрительных связях и операциях были уличены такие столпы американской банковской системы, как Chase Manhattan Bank[126], Bank of America, First Union Bank и New York City Bank (ныне City Group Inc). Комиссия Левина выяснила, что большинство американских банков имеют связи с офшорными банками и подставными структурами, через которые ежегодно отмывается от 500 млрд до 1,5 трлн «грязных» и «серых» долларов (ныне значительно больше). Примерно половина из них напрямую проходит через американские банки, а их львиную долю составляют деньги из арабских нефтедобывающих стран, прежде всего из Саудовской Аравии.
Один видный саудовский оппозиционер тогда сказал: «Кто поверит, что страна, добывающая ежедневно 9 млн баррелей нефти, с населением всего в 15–20 млн человек, имеет долг в 200 млрд долларов?! Как смогла эта страна влезть в такой долг? Это могло случиться только потому, что идет массированный грабеж наших ресурсов в результате сговора между королевской семьей и американцами». Это именно сговор, нарушающий запрет Корана брать банковский процент. Поэтому преступающие его арабские правители и богачи скрывают свои финансовые связи с американцами. Не афиширует их и американская сторона. Идет процесс, приносящий его участникам колоссальные барыши. Он спаял финансово-политическую олигархию США и ее арабских партнеров, сделав их соучастниками одних преступлений. Но это далеко не всё.
По данным лондонского Международного института стратегических исследований (IISS), Ближний Восток является крупнейшим рынком сбыта американского оружия. Половину его скупает Саудовская Аравия, чей военный бюджет в 2001 году перевалил за 20 млрд долларов, а ныне превышает 60 млрд. По импорту оружия Саудовская Аравия ныне уступает только Индии, а раньше была мировым лидером[127]. Среди главных покупателей оружия значатся также Египет, Катар, Алжир, ОАЭ. В целом на долю ближневосточных и африканских арабских стран приходится 2/3 американского военного экспорта. Занимаются этим связанные с исламскими банками инвестиционно-посреднические компании, которые возглавляют видные американские политики, киты военно-промышленного комплекса США, банкиры, отставные военные и эмиссары арабских режимов. Среди них есть интересные имена. Вот лишь один пример.
На полпути между Белым домом и Капитолием, по адресу: Вашингтон, Пенсильвания авеню, 1001, в большом офисном здании размещается инвестиционный фонд Carlyle Group. Его основал в 1987 году миллиардер Уильям Конвей. Ныне фонд управляет активами на сумму более 150 млрд долларов. В рекламном проспекте сказано: «Компания Carlyle Group за время своего существования финансировала множество известных компаний, деятельность которых распространяется на различные области – недвижимое имущество, здравоохранение, информационные технологии, потребительские товары, производство всевозможных напитков, сфера коммуникаций». На самом деле это вотчина Пентагона и ВПК. Фонд долго возглавлял бывший министр обороны США Фрэнк Карлуччи, в руководстве – отставные генералы и офицеры, а основные интересы сосредоточены в сфере оружейного бизнеса. В списке 100 крупнейших американских компаний, выполняющих заказы Пентагона, Carlyle Group замыкает вторую десятку. В момент атаки 9/11 среди главных акционеров компании значились бывший президент США Джордж Буш-старший, члены саудовской королевской фамилии и нефтяных монархий Персидского залива, а также члены семейства бен Ладенов. По данным Carlyle Group, с 1995 по 2001 год это семейство инвестировало в компанию 2 млн долларов. Не так уж много. Но если вспомнить, что фамильная корпорация бен Ладенов Saudi Bin Ladin Group занимается строительным бизнесом и банковскими операциями, то резонно спросить: зачем ей оружие и кому оно предназначалось? Хотя догадаться нетрудно. Стоит ли поэтому удивляться, что сразу после террористической атаки на Америку все находившиеся там члены семейства бен Ладенов на американском военном самолете были эвакуированы, а информация о связях этого семейства с кланом Бушей и Carlyle Group засекречена. Таких «тихих заводей» в Америке множество. Они выступают в роли заказчиков и толкачей продукции американского ВПК на мировом рынке. Их названия не мелькают на полосах газет, но их влияние на формирование военно-технической и внешней политики США огромно, а внутри их велико влияние аравийского лобби.
Еще одной лакуной, где сильно арабское денежное и политическое влияние, являются фонды, финансирующие предвыборные кампании в США. Крупнейшим из них в настоящее время является скандально известный Фонд Клинтон. Накануне президентских выборов 2016 года сайт WikiLeaks опубликовал подборку документов о связях этого фонда с саудовскими властями и исламистами и их влиянии на внешнюю политику США. Согласно обнародованным документам, пожертвования Фонду Клинтон от Саудовской Аравии составили 25 млн долларов, а Хиллари Клинтон уличили в связях с исламистами. Посредником в этих связях выступала подруга, помощница и, как пишут, любовница бывшего госсекретаря США Хума Абердин – личность весьма примечательная.
В поле зрения американской общественности эта дама попала в 2012 году, когда пять конгрессменов-республиканцев выступили с совместным заявлением о том, что Абедин связана с исламистской организацией «Братья-мусульмане», которая пришла к власти в Египте. По заявлению конгрессменов, три члена семьи Абедин – ее покойный отец, мать и брат – были связаны с «Братьями-мусульманами» и другими иностранными экстремистскими группировками. На протяжении ряда лет Абедин была заместителем главного редактора издававшегося в Лондоне журнала о мусульманских меньшинствах в разных странах и публиковала там свои статьи. Ее мать состояла в совете директоров благотворительной организации, которой руководил сам духовный лидер «Братьев-мусульман» шейх Юсуф аль-Кардави. Основываясь на этих фактах, конгрессмены потребовали лишить Абедин доступа к секретным материалам Госдепартамента, к коим она имела доступ и вела служебную переписку Клинтон через свою электронную почту.
Окружение Хиллари Клинтон тогда заявило, что «нет никаких оснований» считать, что Абедин связана с исламистами. Но обвинения продолжились и обострились в ходе предвыборной кампании 2016 года. Сторонник Дональда Трампа Кеннет Тиммерман в издании Hill написал: «По моему мнению, данные совершенно очевидны: Хума Абедин ни много ни мало принцесса «Братьев-мусульман», рожденная в знатной семье лидеров «братства».<…> Абедин 13 лет работала в организации, заявленной целью которой было завоевать Запад во имя ислама. Неудивительно, что Клинтон хочет замести это дело под ковер». По его мнению, именно под влиянием Абедин на посту госсекретаря Клинтон проводила внешнюю политику в интересах «Братьев-мусульман», способствуя свержению многолетнего верного союзника США президента Египта Хосни Мубарака и приходу исламистов к власти в этой стране; она поддержала свержение ливийского лидера Муаммара Каддафи и добивалась прямого участия США в сирийском конфликте, потому что в свержении Башара Асада были заинтересованы спонсоры «Братьев-мусульман» Саудовская Аравия и Катар. В этой связи бывший советник Республиканской партии в сенате США Джим Джэтрас заявил: «Можно с уверенностью сказать, что провальная политика Хиллари Клинтон в поддержку «арабской весны», которая способствовала распространению радикального ислама, включая «Братьев-мусульман», стала результатом тесного сотрудничества с Абедин».
Хума Абедин оказалась замешанной и в других скандалах, связанных со своей подругой. Фонд Клинтон получил 12 млн долларов от компании по производству удобрений, принадлежавшей правительству Марокко. Условием поддержки, как выяснилось из переписки Абедин, опубликованной WikiLeaks, была поездка Клинтон в Марокко. Cоветники госсекретаря отговорили ее от визита. Но Абедин написала им: «Отказ от поездки сейчас приведет к большому битью посуды» – и добавила: «Она (Клинтон) устроила этот беспорядок, и она это знает». В конечном итоге госсекретарь отправила в Марокко своего мужа Билла и дочь Челси. Так, казалось бы, частный американский фонд предоставляет политические услуги иностранным правительствам и экстремистским организациям, жертвующим ему десятки миллионов долларов.
Но Фонд Клинтон отнюдь не единственный. Спонсорами фонда по выдвижению кандидатов от Демократической партии, который ранее возглавлял 39‑й президент США Джимми Картер, тоже выступали члены саудовской королевской семьи и всё те же бен Ладены. А если еще вспомнить американские военные базы в районе Персидского залива, потоки текущих за океан нефтедолларов, то станет ясно, что Америка оказалась на арабском финансовом поводке, длину которого регулируют спонсоры.
После трагедии 11 сентября американцы это с ужасом осознали. Но политическое руководство страны не предприняло никаких контрмер, хотя знало, что террористы, протаранившие Всемирный торговый центр, финансируются арабскими теократическими режимами через систему подконтрольных им финансовых институтов, а 15 из 19 террористов-самоубийц были выходцами из Саудовской Аравии. 24 сентября 2001 года президент Джордж Буш-младший заявил: «Самый сильный удар в нашей войне против терроризма начинается с росчерка пера» – и подписал декрет о замораживании банковских счетов 27 организаций и лиц, обвиняемых или подозреваемых в поддержке терроризма. Но его черный список выглядел странно. В него «забыли» включить саудовско-пакистанский фонд, который финансировал Аль-Каиду и «Талибан» и членом руководства которого был президент Пакистана Первез Мушарраф. Туда не попали упомянутые нами банки Усамы бен Ладена и его братьев. и, разумеется, в черный список не попала компания Carlyle Group. Интересно и другое.
По списку Буша был сделан запрос в европейскую штаб-квартиру FATF – Financial Action Task Force – структуры, созданной под эгидой Организации экономического сотрудничества и развития для борьбы с отмыванием денег. В запросе кроме названных 27 организаций и лиц американцы просили экспертов FATF выявить швейцарские связи фирмы Euro-American Corporate Services Inc. и связанных с ней структур. Эта фирма с 1996 года юридически учредила на территории США две тысячи (!) предприятий, которые продавались пакетами по 10–20 штук по сходной цене всем желающим, и посему попала в поле зрения комиссии Левина и находилась под колпаком FATF.
Но, получив запрос, эксперты FATF трижды пожали плечами. Во-первых, потому, что Euro-American Corporate Services Inc. зарегистрирована в офшорном американском штате Делавэр и тут надо выяснять ее американские, а не швейцарские связи. Во-вторых, потому, что клиентами фирмы были не только физические и юридические лица из богатых нефтью арабских стран, но и террористические структуры Усамы бен Ладена и его друзей. Но тогда неясно, почему Euro-American Corporate Services не включили в черный список Буша? А не попала она туда потому, что через нее в Америку текли миллиарды «неугодных Аллаху», но угодных Америке нефтедолларов.
Примеров того, как арабские короли, нефтяные шейхи и толстосумы одной рукой вкладывают гигантские средства в американскую (и в целом западную) экономику и политику, а другой рукой поддерживают и спонсируют международный исламизм, – великое множество. А соучастниками сего предприятия из своекорыстных интересов вольно или невольно являются их западные партнеры. Налицо спайка двух, казалось бы, антагонистических сил, которая не сулит миру ничего хорошего. После террористической атаки на США в сентябре 2001 года эта тема всплыла на поверхность, вызвав множество публикаций и пересудов. Но потом всё затихло, хотя проблема осталась и решения ее и даже желания решать пока не видно.
К началу 2020 года доля исламского банкинга в совокупных банковских активах в резерве стран составила (в процентах): Иран – 100, Судан – 100, Саудовская Аравия – 70, Бруней – 65, Кувейт – 44, Малайзия – 30, Катар —28, Бангладеш – 22, ОАЭ – 20, Джибути – 20, Иордания – 18, Палестина – 17, Бахрейн – 16, Пакистан – 16, Оман – 15. Из западных стран наибольшая доля исламского банкинга в совокупных банковских активах в Великобритании (около 2 %)[128]. Но если учесть, что Лондон является крупнейшим мировым финансовым центром, то это огромные деньги, а доля исламского банкинга в Великобритании быстро растет. В бывшем СССР лидером в развитии исламских банков и банкинга является Казахстан, имевший на указанную дату 18 баллов в Индикаторе развития исламских финансов (из 150 возможных). В Кыргызстане эта цифра составила 7,5, в Таджикистане – 6,5, в Узбекистане – 2,1, в Туркменистане – 1,7, в России – 1,15[129].
Резюме
Появление и развитие исламской финансово-экономической системы обусловлено рядом объективных факторов. В XX веке исламская цивилизация вступила в новую эпоху пассионарного развития[130]. В отличие от стареющей и вымирающей европейской цивилизации это молодое и плодовитое (в биологическом смысле) сообщество наций, объединенных единством веры, языка (арабский мир) и культурно-бытовых традиций. Это растущее и набирающее силу сообщество утверждает себя в глобальном мире, осуществляя геополитическую, демографическую и цивилизационную экспансию. Впечатляющий успех исламской финансово-хозяйственной модели развития (при известных ее изъянах) связан с эпохой трансформации, которую ныне переживает исламский мир. Ее появление было объективно обусловлено. И если бы Ахмед аль-Наджар более полувека назад не придумал концепцию исламских банков и исходящей от них экономики, это сделал бы кто-то другой, потому что в том была объективная потребность. Дополнительным фактором успеха является то, что исламская финансово-хозяйственная модель, реализованная во множестве мусульманских и немусульманских стран, более справедлива в социальном плане и более здорова в плане экономическом, нежели алчно-спекулятивная западная финансовая система, оторванная от реальной экономики и плодящая кризисы.
Владельцы и менеджеры исламских банков, в отличие от западных коллег, заинтересованы в выгодных вложениях в разные сферы промышленного производства, торговлю, строительство, IT-технологии и инфраструктуру, поскольку лишь эффективные прямые инвестиции в экономику приносят им прибыль. Если бы, скажем, российские банки работали по исламской модели, то россияне давно бы имели взлет инвестиций в оборонно-промышленный комплекс, авиа- и судостроение, космическую индустрию и другие перспективные производства, многие из которых сидят на голодном пайке, тогда как жирующий на экспорте энергоносителей, цветных металлов и алюминия банковский сектор ведет паразитический образ жизни. Исламские банки позволить себе такое не могут, потому что прежде всего работают на реальную экономику, хотя через теневые схемы и участвуют в биржевых спекуляциях.
Другим важным фактором, обусловившим быстрое развитие исламских финансов, стала национализация в середине 1970‑х годов колоссальных энергоресурсов арабскими нефтедобывающими странами, рост нефтедобычи, цен на нефть[131] и вызванный этим устойчивый приток гигантских финансовых средств в казну мусульманских нефте- и газодобывающих государств, прежде всего зоны Персидского залива. Отдавать такие богатства в руки Запада нефтяные короли и шейхи боялись и потому с энтузиазмом приняли исламскую финансово-экономическую модель, уже опробованную в Египте. Созданные в Саудовской Аравии и соседних странах исламские банки и инвестфонды выработали эффективный механизм капитализации аккумулируемых валютных средств, хотя и традиционные финансовые институты при этом не отвергались. Немаловажно и другое. Финансовые активы, лежащие в обычных коммерческих банках или в банках ФРС США, западные политики могли в любой момент арестовать (как они это сделали с иранскими и ливийскими золотовалютными резервами), а средства в исламских банках и суверенных инвестиционных фондах западные правительства арестовать не могли. Это была страховка богатых мусульманских элит на случай конфликта с Западом.
Третьим фактором, давшим толчок развитию исламских финансов, является всплеск религиозного сознания полуторамиллиардной исламской ойкумены, особенно молодежи. Этот процесс называют исламским возрождением. Он отчетливо проявляется в общественно-политической жизни через рост количества разных исламских организаций, ориентированных на ислам правительств, шариатских законов, служб социальной помощи и образовательных учреждений. Следствием процесса религиозной трансформации исламского мира является рост числа исламских финансовых институтов. К сожалению, этот процесс оседлали идеологи радикального ислама и направляют его в нужном для себя русле, используя для финансирования своих целей исламские банки и фонды.
И последнее. В обозримой исторической перспективе в связи с быстрым ростом мусульманского населения исламский финансовый рынок и спрос на услуги исламских кредитных учреждений тоже будут расти. В первую очередь это касается мусульманских стран с большим населением и неразвитым исламским банковским сектором. Это также касается территорий, исторически не принадлежавших исламу, где в последнее время наблюдается значительный рост мусульманского населения. Здесь интерес к исламским финансовым институтам будет расти как вследствие роста численности мусульман (мигрантов и граждан) в этих странах, так и в связи с ростом числа немусульман, принимающих ислам. Этот процесс очевиден в Европе, где идет демографическая, религиозная и финансовая экспансия ислама. И об этом надо поговорить особо.
Часть VIII
Покорение Европы
До Второй мировой войны мусульман в Европе было немного. Албанцы и босняки компактно жили на Балканах, а в Болгарии проживали турки. Это было следствием пятисотлетнего владычества Османской империи над этими территориями, когда часть славянских балканских народов приняла ислам, а Болгарию заселили османы. Босния наряду с Албанией была одним из вилайетов Порты в Европе[132]. В других европейских странах мусульмане были экзотикой. Как правило, они работали прислугой в домах богатых колониальных чиновников или служили в специализированных воинских формированиях во Франции и Британской империи. После Первой мировой войны французские власти разрешили селиться в стране марокканским и алжирским легионерам, доблестно воевавшим с немцами, но их было немного. А вот после Второй мировой войны ситуация коренным образом изменилась. В Европу хлынули потоки мигрантов из Азии, Африки и других мест. Причин тому было несколько.
Подоплека и движущие силы процесса
Прежде всего экономические причины. В первые послевоенные десятилетия главные европейские страны переживали экономический подъем, требовавший большой рабочей силы, а ее не хватало. Особенно в Германии, потерявшей на войне значительную часть трудоспособного мужского населения. Поэтому власти ФРГ по договоренности с правительством Турции стали завозить оттуда трудовых мигрантов (гастарбайтеров), которых обеспечивали жильем, трудоустраивали, платили хорошую (по турецким меркам) зарплату и гарантировали невиданный для Турции социальный пакет. Разумеется, желающих переехать в Германию было много, и турецкие гастарбайтеры (в основном турки и курды) стали массово переселяться туда. Они выполняли низкоквалифицированную работу и трудились на разных промышленных производствах, получая при этом меньшую зарплату, чем коренные немцы. Это устраивало крупный немецкий бизнес, который, эксплуатируя гастарбайтеров, извлекал сверхприбыли. Поэтому до поры «иммигрантский конвейер» набирал обороты. На окраинах немецких городов появились кварталы дешевого жилья (HLM), заселенные гастарбайтерами, которым разрешили завозить родственников с родины. Так возникли целые турецкие районы, потом превратившиеся в настоящие гетто, жившие по своим канонам. Когда к 1970‑м годам западногерманский экономический бум заглох, эти гетто остались. В них была высокая рождаемость. К тому же запрета на въезд трудовых мигрантов в Германию не было, и они продолжали туда прибывать. Так на немецкой земле возникла многочисленная мусульманская община, живущая обособленно от остальной части немецкого общества.
Аналогичные процессы происходили и в других западноевропейских странах, куда после крушения колониальных империй хлынули потоки трудовых мигрантов. После распада Британской империи на Туманный Альбион устремились выходцы из Индии, Пакистана и Бангладеш. С распадом Французской колониальной империи часть жителей колоний, лояльных к метрополии, переехали из Индокитая и Северной Африки во Францию. Подавляющее большинство их получило французское гражданство, а их дети стали французскими гражданами по рождению. В период экономического подъема в 1960‑х годах во Францию также въехало большое число жителей бывших колоний в качестве дешевой рабочей силы. Потом к ним добавились потомки переселенцев из стран Средиземноморья и Латинской Америки, не входивших во Французскую колониальную империю (не менее 700 тысяч человек). В итоге к 2005 году численность населения, имеющего корни в одной из этих иммиграционных волн, достигла 5 млн 300 тысяч человек, что составляло около 10 % населения Франции. В Бельгию и Нидерланды переселялись выходцы из Бельгийского Конго и бывших голландских колоний, а также жители Ближнего Востока и Африки. Это были те же гастарбайтеры – дешевая наемная рабочая сила. Как малоимущие, они селились в пригородных кварталах социального жилья, построенных в 1960‑х годах. В результате эти кварталы приобрели вид «цветных пригородов» с заметным преобладанием арабо-берберского и африканского населения (в Англии это были в основном пакистанцы).
После окончания периода быстрого экономического роста и появления застойной безработицы кварталы HLM стали социально неблагополучными «мультикультурными» зонами, где более трети взрослого населения не имело работы. Притом что рождаемость в этих «зонах», походивших на гетто, была высокой, а качество жизни (образование, здравоохранение, соцобеспечение) – низким. Неолиберальные правительства во Франции и других странах, выполняя программы по сокращению государственных расходов в социальной сфере, закрыли во многих местах, заселенных мигрантами, муниципальные культурные, спортивные и образовательные центры для молодежи. А среди работодателей распространился скрытый расизм. Проведенные во Франции социологические исследования показали, что французу афро-арабского происхождения сложнее устроиться на работу, чем французу европейского происхождения. Всё это привело к усилению социальной напряженности и росту преступности в «цветных кварталах», которые со временем взяли под опеку идеологи радикальных исламистских течений и групп.
Так в самых общих чертах выглядела и к таким результатам привела экономическая миграция в Европу, начавшаяся после Второй мировой войны. Ее главными причинами были объективная потребность европейских стран в дешевой рабочей силе и заинтересованность в ней крупных промышленных компаний и работодателей, которые извлекали из низкооплачиваемого труда мигрантов сверхприбыли. Но после того как европейские страны вступили в постиндустриальную эпоху своего развития, потребность в гастарбайтерах стала падать. И тут новым стимулом для «цветной миграции» стали политические причины.
Победа СССР на гитлеровской Германией и создание альянса социалистических государств произвели огромное впечатление на европейские умы. В моде были идеи Маркса, Ленина, Троцкого, позднее – Мао Цзэдуна. Рабочий класс в капиталистических странах дружно голосовал за «свои» партии, которые называли себя коммунистическими, социалистическими, левыми. Социалисты пришли к власти во многих европейских странах и наряду с умеренно правыми партиями (христианскими демократами и др.) стали главной политической силой в Европе. Однако в 1970‑х годах эпоха промышленного капитализма, основанного на добыче полезных ископаемых, их переработке и промышленном производстве, подошла к концу. Число индустриальных рабочих, голосовавших за коммунистов и социалистов, стало сокращаться. Это возымело серьезные политические последствия: левые партии стали терять своих избирателей, а их верхушка – разлагаться. Европейские социалисты и родственные им политические силы начали искать себе новую политическую почву. И ее нашли – в лице мигрантов, которые тогда уже в большом количестве заселили Западную Европу. Мысль левых была цинична и предельно проста: чем больше будет мигрантов и чем бóльшую поддержку мы им окажем, тем больше у нас будет голосов избирателей и шансов на власть. Значит, надо широко распахнуть мигрантам двери и создать им режим наибольшего благоприятствования. Эту идею потом поддержали разного рода европейские либералы – и развернулся политически мотивированный процесс заселения Европы выходцами из Азии и Африки. Какие последствия он будет иметь для судеб целых стран и народов, этих людей не тревожило. Они решали проблему власти, поэтому их волновала судьба мигрантов.
Вот что рассказал об эволюции левых партий председатель фламандской партии Vlaams Belang[133] Том ван Грикен: «Дети «старых социалистов» превратились в буржуазную богему, которая распивала шампанское в ресторанах, лакомилась черной икрой и рассуждала о мировой революции в духе Троцкого. Они совершенно потеряли связь с действительностью и со своими избирателями. Рабочий класс и фермеры также утратили доверие к социалистам и стали голосовать за правые партии. Возникла проблема. Для сохранения власти понадобились новые избиратели. Вот тогда европейские социалисты сделали ставку на мигрантов. Они не только подлизывались к ним, обещая полную поддержку государства, но и на деле стали поощрять массовую миграцию в страну. В Бельгии был принят закон: любой человек, даже не знающий местного языка, но проживший в стране три года (пусть и нелегально!), имеет право голоса. Это немыслимо, но это сработало! Арабы в мусульманских коммунах шли голосовать, не зная ни слова на местных языках, но с бумажкой в руке с написанным именем»[134].
Выгоду этого процесса быстро поняли в Саудовской Аравии и других исламских странах и по своим причинам (мы их еще назовем) стали выталкивать мусульманскую молодежь в Европу. Главным пунктом приложения сил стала Бельгия, точнее сказать, ее южная часть – франкоязычная Валлония и столица Брюссель. Выбор был сделан в силу географического положения этой страны и особого положения там мусульман. В 1960‑х годах в Валлонии процветали традиционные отрасли экономики – добыча угля и черная металлургия. Неплохо жившие валлонцы не хотели браться за тяжелую или грязную работу, и для нее правительство Бельгии завезло из Турции и Марокко десятки тысяч гастарбайтеров. Турки обосновались очень компактно и как-то вписались в новую бытовую среду, не вынося свои конфликты за пределы общины. С марокканцами оказалось сложнее. Получив разрешение на ввоз родственников, они перевезли со своей родины целые деревни и малые города, превратив места своего проживания в Бельгии в густонаселенные гетто. Их жители сохранили свои семейные узы и соседские связи, религию и связанный с ней устои быта, не обращая внимания на тот факт, что они уже живут в другой стране.
Таким образом, к середине 1970‑х годов в Бельгии был создан плацдарм для приема новых мусульман. И когда к этому возник интерес у бельгийских левых политических сил, массовая миграция развернулась, а с нею начался процесс демографической и политической исламизации Европы. Он пришелся на время правления короля Бодуэна I[135]. Король бельгийцев и правительство Бельгии подписали важные нефтяные контракты с Саудовской Аравией, в обмен на которые страна широко распахнула двери для миграции с Ближнего Востока и других мусульманских стран, создав для мигрантов наилучшие условия жизни. Им разрешили привозить своих родственников хоть до седьмого колена, соблюдать свою религию, семейные традиции и устои быта. В Бельгию из Саудовской Аравии стали присылать имамов ваххабитского толка, а Бельгийское государство взяло на себя частичное финансирование исламских культурных, образовательных и религиозных учреждений[136], хотя официально в Бельгии религия отделена от государства. В Брюсселе была открыта первая в современной Европе соборная мечеть[137].
Валлония и Брюссель начали быстро исламизироваться. Жившие в Брюсселе фламандцы стали покидать его. Сейчас их осталось не более 70 тысяч на миллионный город, зато за последние десять лет население Бельгии за счет мигрантов выросло с 10 до 11 млн человек. В Брюсселе образовались большие районы, где не действуют ни бельгийские, ни европейские законы, а работает шариатское и криминальное право. Самый известный из них – Моленбек, превратившийся в рассадник криминала и экстремизма. Виновны в этом местные политики. Вот что поведал советник мэра Моленбека Айт Йеттинг: «Рядом с нами находится самая большая мечеть в Моленбеке, имам которой уже тридцать лет живет в Бельгии и не говорит по-французски. Он не знает страну и не хочет ее знать. Кого он воспитает? И таких имамов большинство. Главная вина за то, что Моленбек превратился в рассадник терроризма, лежит на франкоязычной Социалистической партии Бельгии. Двадцать лет социалисты правили Моленбеком, а местный мэр Филип Моро имел тесную связь с мечетями. Когда в конце восьмидесятых множество марокканцев и турок получили бельгийские паспорта, они получили и возможность голосовать. Социалисты стали немедленно заигрывать с ними. Они закрывали глаза на всё, что творится здесь. Филип Моро приходил в мечети, и имамы разрешали ему произносить пропагандистские речи прямо с кафедры (минбар). Он обещал мусульманам всё – пособия, бесплатные квартиры, лишь бы они голосовали за социалистов»[138].
В итоге Бельгия преобразилась. Столица страны и ЕС ныне больше похожа на город в Магрибе, нежели в сердце Европы. Всюду арабы, реже – выходцы из других областей Азии и африканцы. Последние 12 лет самое популярное имя среди новорожденных мальчиков – Мухаммед. Христианские церкви пустуют, а мечети заполнены. В Бельгии, как и во всем Евросоюзе, церковь отделена от государства. Христианская церковь. Зато мечети и исламские образовательные центры финансируются из госбюджета. То есть фактически ислам признан в Бельгии государственной религией! А христианские храмы? «Для того чтобы их поддерживать официально, нам придется внести христианство в конституцию страны как государственную религию, а значит, придется выйти из ЕС. А ведь именно Брюссель является столицей Евросоюза», – пояснил Том ван Грикен[139]. Налицо дискриминация людей по религиозному признаку. В Бельгии официально не празднуют Рождество, оно под запретом. Там празднуют что-то вроде зимнего карнавала, но елок не ставят, потому что мигранты их жгут. Ван Грикен по сему поводу саркастически изрек: «Мы теперь празднуем «зимний фестиваль», чтобы не оскорблять чувства верующих мусульман. Слово «Рождество» запрещено!»
Но гораздо хуже другое. Бельгия, Брюссель и особый район Моленбек превратились в мировое гнездо терроризма. Вот что сказал по этому поводу известный бельгийский политолог профессор Пьер-Эммануэль Томанн: «Террористы всегда использовали преимущества географического положения Бельгии. Маленькая богатая страна с раздутым и неповоротливым бюрократическим аппаратом, отличные дороги, большие порты, трафик оружия, снисходительная полиция. А рядом огромные города – Париж, Лондон, Амстердам, и добраться до них можно за считаные часы. А главное – никакого контроля на границах. И если вам надо спрятаться, то лучшего места не найти»[140].
С ним согласен бывший член Европарламента Филипп Клэйс: «Здесь очень привлекательная среда для международной организованной преступности. «Калашников» можно купить прямо на улице. Суды мягкие. Даже если полиция хватает преступника, то суд его отпускает: «О, давайте дадим ему еще один шанс! Он еще может исправиться. У него было тяжелое детство». Разумеется, позиция «добро пожаловать, террористы, главное, не совершайте преступлений в Бельгии» была неофициальной, но удобной, поскольку избавляла от ответственности. Начиная с убийства в 2001 году министра обороны Афганистана легендарного Ахмада-шах Масуда абсолютно все крупные мировые теракты так или иначе имели связь с Брюсселем, с районом Моленбек»[141].
Бельгия, Брюссель, Моленбек – это крайние пункты губительного процесса. Но то же самое происходит во всех развитых странах Европы, где левые и либеральные партии, борясь за своего избирателя, создают режим наибольшего благоприятствования мигрантам, подвергая шельмованию и травле всех, кто ему противостоит. Процесс идет волнообразно, но неумолимо. Европейские лидеры, не страдающие особой любовью к человечеству, упорно проводят политику массовой миграции, которая выгодна им, хоть и убийственна для их народов и стран. К левым и либералам присоединились правоцентристские партии Европы. «Мама Меркель», как называют канцлера ФРГ мигранты, широко распахнула для них двери страны, хотя она возглавляет не левую или либеральную партию, а Христианско-демократический союз. Этот феномен объясняется тем, что в процессе «мигрантизации» Европы заинтересована брюссельская евробюрократия и стоящая за ней теневая глобалистская элита, в основном англосаксонская.
Ныне в Европе за массовую «цветную» миграцию выступают около сотни неправительственных организаций (НПО), бóльшая часть которых спонсируется Евросоюзом, фондом Джорджа Сороса «Открытое общество» (за которым стоит могущественный Фонд Рокфеллеров) и вашингтонским Институтом миграционной политики. Есть даже их совместный доклад «Как частное спонсорство может содействовать размещению беженцев в ЕС?». Самые известные НПО Сороса в Европе – это «Платформа международного сотрудничества нелегальных мигрантов», выступающая за расширенный доступ беженцев к социальным услугам и юридической защите, и якобы экологическая организация Oxfan. Во многом благодаря их усилиям во время миграционного кризиса в 2015 году удалось организовать и разместить более миллиона беженцев. В каждом городе их ждали удобные помещения, их встречали волонтеры с халяльной едой и водой, игрушками, теплой одеждой.
Потоки мигрантов и беженцев из Азии и Африки направляет в Европу глобальная космополитическая элита США и ЕС – «люди Давоса», как их назвал выдающийся американский политолог и культуролог Сэмюэл Хантингтон, выдвинувший в 1990‑х годах теорию грядущего столкновения цивилизаций. По его словам, эти люди «контролируют практически все международные институты, многие правительства мира, а также значительную долю мировой экономики и военного потенциала». Они «имеют мало потребности в национальной лояльности, рассматривают национальные границы как препятствия, которые, к счастью, исчезают, и рассматривают национальные правительства как остатки прошлого, чья единственная полезная функция заключается в том, чтобы оказывать содействие их глобальным операциям».
Вот что сказал об этом бывший член Европарламента Филип Клэйс: «В Евросоюзе идет великая битва за национальный суверенитет отдельных стран. ЕС видит в массовой миграции средство контроля над своими членами. Евробюрократы ненавидят концепцию национальной идентичности. Отсюда идея засунуть в Европу как можно большее количество мигрантов и тем самым навсегда уничтожить понятие национальной идентичности и отобрать суверенитет отдельных стран, оставив им только административные функции. Чем больше будет увеличиваться миграция, тем легче для бюрократов ЕС контролировать строптивые страны, вроде Венгрии, принудить их брать определенную квоту беженцев и кормить их, даже если у венгров нет средств кормить собственных нищих»[142].
Налицо смыкание интересов брюссельской бюрократии, левых, либеральных и правоцентристских европейских партий/элит и транснациональной финансовой и политической закулисы. Этот трехглавый дракон, где главной является мировая финансовая олигархия, финансирующая послушные ей европейские партии и СМИ, внушающие европейцам фальшивые истины о толерантности и политкорректности, которые лишают людей воли к сопротивлению. Вот что сказал по сему поводу председатель бельгийской католической партии «Сивитас» Алан Эскада:
«Политкорректность – это болезнь. После терактов в Париже и Брюсселе Европарламент пытается протолкнуть расширенный закон о воссоединении семей, чтобы мигранты смогли привозить с собой не только жен и детей, но и родителей, дедушек и бабушек, кузенов, дядей. Короче, весь клан. В свою очередь, вновь прибывшие также подпадут под закон о воссоединении и потащат за собой целое село или даже племя. Миграция станет легальной и непрерывной. Налицо изменение популяции Европы. Также усиленно проталкиваются идеи о «позитивной дискриминации» коренных жителей. Раньше на гоcслужбе в Бельгии могли работать только люди с гражданством, что естественно. А сейчас хотят сделать квоты для неграждан, даже в полиции и в армии! <…> Доходит до идиотизма. Позитивная дискриминация не позволяет полицейским в Бельгии обыскивать бородатого ваххабита с рюкзаком за спиной. Его, конечно, можно обыскать, но при этом нужно также обыскать бельгийскую бабушку с сумочкой, чтобы соблюсти политкорректность! Уже давно не секрет, кто стоит за этой вакханалией миграции – Сорос и его «Открытое общество». Он добивается тотального хаоса и гражданской войны в Европе, чтобы привести к власти мировое правительство, которое якобы всех спасет»[143].
Вот в чем суть! Речь идет о мировом господстве узкой группы очень богатых и влиятельных персон, рулящих мировыми процессами из-за кулис. Исламизация и хаотизация Европы для них – это средство достижения цели, ради которой они готовы пойти на всё, хоть на развязывание в Европе гражданской войны между мигрантами и коренным населением. Для этого все средства хороши. Во время миграционного кризиса 2015–2016 годов вскрылись поразительные факты. Мэр Антверпена заявил, что полиция «слишком белая», и ее «расцветили». Бельгийский министр внутренних дел хвастался тем, что у потенциальных террористов отбирают заграничные паспорта, чтобы они не уехали в Сирию, но их при этом не сажают в тюрьму, так как они «еще не совершили преступления». Значит, они остались в Европе, чтобы готовить теракты! И такое происходит не только в Бельгии.
Отсюда неудивительно, что вскоре после прибытия в Европу полутора миллионов беженцев (в основном молодых крепких мужчин) ряд европейских стран накрыла волна невиданного террора, о которой мы еще расскажем. В Европу прибыли тысячи прошедших обкатку боем исламистских боевиков. В то же время в Бельгии и других европейских странах отменили обязательную воинскую службу. Молодые мужчины-европейцы не знают, что такое воинская дисциплина и не умеют обращаться с оружием. Они беззащитны перед пришельцами. Зато негражданам Бельгии (то бишь мигрантам) хотят разрешить служить в полиции и даже в армии, где они получат доступ к оружию. К чему это приведет, догадаться нетрудно. Но всё это лишь одна сторона медали. Есть и другая.
В массовой миграции мусульманской молодежи (прежде всего мужчин) с арабского Востока в Европу кровно заинтересованы сами арабские страны, в основном правящие режимы Саудовской Аравии и ее соседей по Персидскому заливу. Внешне там всё хорошо: нефтедоллары текут рекой, триллионные инвестиционные фонды, коренное население живет богато (за него работают мигранты из Азии и Африки), небоскребы такие, каких нет нигде. Однако у этих очень богатых стран есть две ахиллесовы пяты. Первая – избыток из-за высокой рождаемости молодой рабочей силы, которую экономика этих государств абсорбировать не в состоянии. Второй ахиллесовой пятой является авторитарная форма управления в виде разного рода семейных монархий и личных диктатур. Она закупоривает социальные лифты для подавляющей массы населения, в первую очередь молодежи. Людям дают деньги, «жирный» социальный паек, возможность жить в свое удовольствие, но лишают права на самореализацию, прежде всего политическую. Чтобы сделать политическую карьеру, молодой мусульманин, если он не принадлежит к правящему клану, вынужден любыми путями карабкаться по карьерной лестнице. Иначе пробиться к вершинам власти невозможно. Закупориваются и другие каналы для самореализации личности, что рождает недовольство значительной части мусульманской молодежи, масса которой постоянно растет, а с нею растет и давление на власть снизу.
Существенно и другое. Официальной религиозной доктриной Саудовской Аравии, Катара, Омана и ОАЭ является ваххабизм, проповедующий аскетизм, согласно Корану и заветам Пророка. Это религиозно-политическое движение возникло в XVIII веке как протест «правоверных мусульман» против непомерного обогащения племенной знати, торговцев и верхушки мусульманского духовенства. Тогда на этой почве разгорелась религиозная война. Однако и ныне погрязшая в роскоши и связях с «неверными» правящая верхушка Саудовской Аравии вовсе не придерживается заповедей аль-Ваххаба. Люди это видят, и у них это вызывает протест. Самым острым его выражением явилось «восстание махди» в декабре 1979 года, которое потрясло саудовскую монархию. Королевская семья и ее присные поняли, что в стране существует большая масса недовольных правящим режимом молодых людей. А поскольку численность молодежи быстро растет, то угроза от нее для правящего режима становится смертельно опасной. Возникала ситуация парового котла, могущего в любой момент взорваться.
Пассионарную молодежь нужно было куда-то «сплавить». Всевышний преподнес саудитам и их соседям подарок, когда в конце 1979 года советское руководство вмешалось в затяжной внутриафганский конфликт под видом оказания «интернациональной помощи» афганскому народу, хотя в мире это восприняли иначе. На «священную войну» с шурави были мобилизованы десятки тысяч молодых мусульман со всех стран. Но через десять лет война в Афганистане закончилась, и с опасной для властей молодежью, чьими кумирами стали моджахеды, вернувшиеся с афганской войны, надо было что-то делать. Ее энергию нужно было куда-то направить. Так возникла концепция геополитического джихада – идея колонизации и исламизации новых земель. Таковыми были избраны Европа и распавшиеся части СССР. Но предпринятые в 1990‑х годах попытки создать силой оружия исламские государства на Северном Кавказе и в Средней Азии провалились. А вот проект джихадизации Европы через демографическую экспансию с арабского Востока остался. Он методично воплощается в жизнь, и иначе не может быть. Потому что исламский мир переживает демографический взрыв. Средний возраст жителей мусульманских стран вследствие высокой рождаемости составляет около 25 лет. Экономически абсорбировать огромную массу молодежи эти страны не в состоянии, и они будут выталкивать «излишки» рабочей силы в Европу. Кто-то едет туда сам в поисках лучшей жизни, а кого-то намеренно отправляют на завоевание земель «неверных», как некогда папы римские направляли на завоевание гроба Господня молодых рыцарей, разбойничавших в Европе.
В этом смысле крестовые походы и джихадизация Европы – процессы аналогичные, только первый осуществлялся силой оружия, а второй идет через демографическую экспансию. Для крестоносцев походы в Святую землю Господню имели сакральный смысл, хотя они забывали (или не знали), что Иерусалим столь же сакрален для мусульман, там находится мечеть Аль-Акса – третья по значению мечеть исламского мира, связанная с жизнью пророка Мухаммеда. Поэтому, когда арабские халифы и полководцы выступали на борьбу с крестоносцами, они боролись не только за освобождение своей земли от иноземных захватчиков, но и поднимали знамя священной войны против иноверцев. Религиозным смыслом под видом национально-освободительного движения была наполнена и многовековая Реконкиста – процесс отвоевания пиренейскими христианами – в основном испанцами и португальцами – земель на Пиренейском полуострове, ранее занятых маврскими эмиратами. Главу Франкского государства Карла Мартелла, спасшего Европу от арабского нашествия в битве при Пуатье в 732 году, единодушно признали «борцом за христианство». А когда в январе 1492 года король Фердинанд II Арагонский и Изабелла I Кастильская завершили этот процесс захватом Гренады и бегством его последнего эмира, они отказались от титула монархов трех религий и провозгласили себя Католическими королями. Мусульмане и евреи, не желавшие обращаться в христианскую веру, были изгнаны из Испании, a остальным вменялось принять католичество.
Вот и сейчас под видом экономической миграции в секулярной Европе идет религиозный процесс замещения безбожной европейской цивилизации – цивилизацией, чтящей единого Бога. А чтобы придать процессу соответствующий масштаб, его идеологи и спонсоры взорвали на наших глазах огромный регион Ближнего Востока и Северной Африки. Примечателен такой факт: когда силы, восставшие против Каддафи, захватили Бенгази, то над местной ретрансляционной вышкой был поднят не ливийский, а катарский флаг. Флаг государства, которое (наряду с Саудовской Аравией) финансировало и финансирует разные экстремистские и террористические организации. В дело вмешался и Запад, потому что ситуационно совпали интересы Саудовской Аравии, Катара, США и ряда европейских стран. Хотя они ведут разную игру. Америка исповедует концепцию управляемого хаоса. Саудиты, катарцы и эмираты ведут джихад, спонсируя потоки беженцев. А вот Европа попала как кур в ощип.
Миграционным процессом, постепенно поглощающим Европу, занимаются закулисные исламские мозговые центры в Джидде и других местах. Обычно принято говорить об интеллектуальном, политическом и финансовом закулисье Запада. Известны его институты: масонские ложи, Бильдербергский клуб, Тройственная комиссия, «Большая семерка». Но такие же центры есть в исламском мире. События последних лет, связанные с «арабской весной» и переселением миллионов людей из глубин Азии и Африки в Европу, указывают на существование некоего плана исламизации Европы, ее наиболее развитой и процветающей части. Видна и методика колонизации. Главное – методом заселения и бытового прессинга захватить крупные города, остальные «сдадутся сами». Пассионарный исламский мир лепит из пластилиновой Европы то, что ему нужно, и плоды налицо. Чтобы убедиться в этом, достаточно пройтись по улицам главных западноевропейских городов и присмотреться, кто по ним ходит. Финансируют это различные гуманитарные фонды, а также Международная ассоциация исламских банков (IAIB), преобразованная в 2000 году в Генеральный совет исламских банков и финансовых институтов со штаб-квартирой в Бахрейне. Одной из функций этой организации является «обеспечение помощи в развитии, образовании и перемещении рабочей силы» как в пределах исламского мира, так и вне его. К процессу «присосались» и радикальные экстремистские и террористические организации, которые окропляют мирный джихад кровью. Вопрос о том, действуют ли они самостоятельно или под колпаком спецслужб, и не только арабских, – риторический.
Поделиться книгой: