Успехи гражданского образования сколько ни были важны для удобства жизни, но повсюду еще строились дома из соснового леса в два или три жилья с большими крыльцами и дощатыми свислыми кровлями, а на дворах особо летние спальни и кладовые. Печи делались изразчатые, стены комнат расписывались изображениями из церковной истории. В светлицах были печи с лежанками, на коих любили покоиться ночью, или сиживали днем в зимнее время. В печных стенках делались печурки, в коих нагревали кушанье и что было надобно для хозяйства, или держали домашнюю посуду, и такие печурки заменяли часто шкафы. Петр В., построив для себя небольшой деревянный домик из трех комнат (на петербургской стороне), имел таковую же печь с печурками, в коих он ставил свой чайный прибор, разные домашние вещи и там нагревал воду. Его домик, обращенный ныне в часовню, не имеет прежней печи. В холодных местах поныне делают у нас печи с лежанками. Высота дома и обширность двора означала богатство и важность хозяина.
Избы и простота сельской жизни в самой столице
Недостаточные и простолюдины жили даже в столице в дымных избах, часто без труб или с деревянными трубами. По изготовлении кушанья гасили огонь, за чем смотрели нарочные приставы. Картина сельской жизни не изменялась долгое время в Москве: вокруг домов зеленели рощи, луга, огороды и сады; у Кремлевского дворца косили сено, и в нем красовались три больших царских сада; мельницы на реках Яузе и Неглинной довершали деревенские нравы[75].
Распространение каменных домов
Борис Годунов, любя пышность, ослепляя богатством народ и чужеземных послов, воздвигал каменные палаты и хотел распространить вкус и изящество, но его желание не исполнилось: оно начало распространяться не ранее царствования импер. Елизаветы, которая с благополучным своим правлением умела поселить вкус к изящному — с открытием Академии художеств (1758 г.). Вообще должно сказать, что до пол. XVIII в. царствовало однообразное направление в постройках не только в простом сословии, но и в боярском. Ближние люди и бояре жили в деревянных домах без украшений. В пол. XVII в. был уже отведен для царских послов каменный дом[76].
У знатных людей находились на дворах летние дома и церкви. Дома делались уже просторнее; но в окнах вставляли вместо стекол слюду, которую получали из Карелии (нынешней части Финляндии)[77].
Достоверно неизвестно, что вошло прежде в употребление в России: стекло или слюда? Хотя никаких не имеем сведений из нашей старины, однако мы думаем, что стекло, будучи вывозимо из Царьграда, употреблялось богатыми и в княжеских палатах; что недостаточные закрывали окна ставнями или залепляли пузырной кожею, как это делалось в Германии и Франции в полуобразованном их состоянии; что приобретение слюды и ее доставление, будучи сопряжено с великими трудностями по отдаленности места, сделалось известным у нас не ранее XVI в. и то в Северо-Восточной России, а в Юго-Западную не заходила тогда — в ней она поныне составляет предмет редкости.
Строение домов и изб в половине XVII века
Дома поселян и городских жителей не улучшились и в пол. XVII в.; строились, как и прежде, с высокими крышами; не сделались ни обширнее, ни красивее, и плотники наши при строении своих изб с маленькими окнами не употребляли других орудий, кроме топора, пилы и скобеля. Дома богачей и знатных особ были обширнее и выше обыкновенных. Расположение комнат было почти повсюду одинаковое. На одной половице находилась большая комната, которая разделялась на две или три части, и вся эта часть называлась светлицею. В ней окна были гораздо больше, нежели в других покоях, и по большей части выкрашенные, отчего они получили название красных окон, в противоположность волоковым, или обыкновенным. Волоковые окна находились в четвероугольных отверстиях, в кои вкладывались рамы со стеклами, или те отверстия задвигались на ночь вделанною в стену доскою — это доселе в употреблении по деревням. В светлицах делывались деревянные трубы, и эти светлицы топились из сеней. Против светлицы находилась простая комната, называвшаяся избою; между светлицею и избою были устроены теплые сени, в коих иногда находилась кладовая, именовавшаяся чуланом. В сенях жили горничные девушки, называвшиеся тогда сенными; печи делались из битой глины или муравленые, поды были кирпичные; под жилыми покоями делались подклети.
Русская деревня (Северная деревня). Художник В. Д. Поленов
В дальнем расстоянии от хором стояли конюшни, клети, спальни, терема, чердаки и бани.
Украшение покоев, сады и рыбные пруды
Внутренности каменных покоев обшивали досками в том мнении, что от этого в комнатах воздух здоровее, суше и теплее; стены ничем не окрашивали. У некоторых они были расписаны или обиты голландскою позолоченой кожею. Комнаты царицы Ирины, супруги Феодора, были расписаны великолепно: стены были изукрашены мусиею с изображением на ней Спасителя, Божией Матери, ангелов, иерархов и мучеников; на потолке лежал прикрепленный к своду лев, который держал в зубах змею с висячими на ней роскошными подсвечниками. Две царские палаты, Большая Грановитая и Золотая Грановитая, были расписаны событиями из священной и русской истории, аллегорическими изображениями добродетели и порока, времен года и явлений природы[78]. Картины, портреты и эстампы появились в это время, и первый стал употреблять боярин Арт. Серг. Матвеев, украшая ими внутренность своего дворца, который, однако, был деревянный. Почти при каждом доме находился сад, но наилучшее украшение домов составляли рыбные пруды. Двор обводился частоколом или плетнем, называвшимся тыном; ворота были вальящатые, вереи дубовые, подворотина — из доски или бревна.
Появление ягод, плодов и махровых роз
До XV в. были у нас овощи сладкие; в XVI в. встречаются во множестве орехи, малина, смородина, яблоки и вишня. Груши, сливы, дыни и арбузы только что разводились. Дыни славились отличным своим вкусом. Многие иностранцы утверждали, что за Самарою, между р. Волгою и Доном, растут дыни удивительные: они наружным видом похожи на ягненка и со всеми членами этого четвероногого животного, потому называются баранцами. Эти барашки по созре<ва>нии перекатываются с места на место в длину своего стебля, выходящего из пупа к корню, и пожирают растущую вокруг них траву. На баранцах образуется курчавая кожа, как на ягненке, из коей можно приготовлять зимнюю одежду. Олеарий даже пишет, что в Москве ему показывали несколько небольших лоскутков одеяла, сшитого из баранцев: шерсть из них была легкая и курчавая. Иностранцы долго верили, что у нас находятся животные из растительного царства, называемые естествоиспытателями зоофитами, пока ученый Кемпфер, живший в XVIII в., не объяснил, что овчины получаются не из растений, а из овец[79]. Из яблок особенно славились наливные, потому что они были нежные и прозрачные. В пол. XVII в. появились садовые и махровые розы; в начале XVIII в. появились в садах оранжереи; сады и дворы обводились уже дощатыми заборами[80].
К особенной чести наших предков должно сказать, что они были хорошие домохозяева, начиная от селянина до великого князя. Владимир Мономах в духовной к своим детям наставляет их между прочим: «В хозяйстве сами смотрите за всем внимательно, не полагаясь на отроков и тиунов, да гости не осудят ни дому, ни обеда вашего».
Пышность хором, превозносимая песнями
В старинных песнях начала XVIII в. превозносятся роскошные украшения домов, наприм. в рассказе о Соловье Будимировиче:
Изображение богатого дома новгородского купца Терентьева:
Из удалой жизни Дюка Степановича — его дом:
Описание богатства у Ставра-боярина:
Богатство Чурилы Пленковича, витязя Владимира I:
Нет сомнения, что прадеды наши завидовали роскошной жизни своих предков, а мы завидуем их простоте.
Чурило Пленкович. Художник А. П. Рябушкин
Истребление деревянных домов от пожаров
Дома, сады и дворовые места огораживались плетнем или досками, а мостовые делались из брусчатого дерева, отчего во время пожаров истреблялись нередко целые города. Приведем замечательные пожары. В 1124 г. июня 23 и 24 сгорело в Киеве одних церквей около 600; 1185 г. апреля 13 во Владимире-на-Клязьме 32 церкви; 1192 г. в июне там же истреблено 14 церквей и более 1000 домов; 1194 г. горели города Русь, Ладога и Новгород, и жители со Дня Всех Святых до Успения Богородицы должны были жить на открытом поле; 1199 г. в июле сгорело во Владимире-на-Клязьме 16 церквей и около половины города; 1212 г. в Новгороде 25 церквей и 4300 домов, а 1217 г. в мае 15 церквей; 1227 г. во Владимире-на-Клязьме обращено в пепел 27 церквей, в том числе дворец в. к. Константина Всеволодовича с его церковью и редким книгохранилищем; 1231 г. истреблена в Новгороде вся славянская часть; 1267 г. в мае вся неревская часть превращена в груду пепла; 1299 г. та же часть вновь опустошена, и тогда сгорело великое множество домов и 22 церкви; 1340 г. истреблена пожаром большая часть Новгорода; 1355 г. то же случилось с Москвою, причем весь Кремль и 13 церквей обращены в пепел; 1349 г. сильный пожар в Новгороде поглотил множество домов, восемь каменных и две деревянные церкви; 1412 г. сгорела в Твери на Волге крепость Городень с церковью Пресвятой Богородицы и княжеским дворцом; 1445 г. июля 14 почти вся Москва превращена в пепел. Не только истреблены тогда пламенем деревянные строения, но и каменные, пали даже городские стены. Множество жителей погибло в огне. Семейство великокняжеское должно было переехать в Ростов до построения дворца. Никогда огонь не свирепствовал так ужасно в Москве, как в 1547 г. Апреля 12 сгорели лавки в Китае с богатыми товарами, гостиные казенные дворы, обитель Богоявленская и множество домов от Ильинских ворот до Кремля и реки Москвы. Высокая башня, где лежал порох, взлетела на воздух с большей частью городской стены, и реку запрудило кирпичами; апр. 20 обратились в пепел за Яузою все дома, в коих жили гончары и кожевники; июня 21 вспыхнул пожар за Неглинною в страшную бурю: огонь разлился рекою и вскоре запылал Кремль, Китай и большой посад. Вся Москва представила собой зрелище необъятного пылающего костра; вверху носились черные тучи густого дыма. Рев бури, треск огня и вопль людей заглушались взрывами пороха, хранившегося в разных частях города. Царские палаты, сокровища, оружие, древние хартии, книги и иконы — все сгорело. Из Успенского собора едва успели вынести образ Св. Марии, писанный св. Петром-митрополитом, и правила церковные, привезенные Киприаном из Царьграда. Ни огороды, ни сады не уцелели; деревья обратились в уголь, трава в золу; сгорело 1700 чел., кроме младенцев. В три часа ночи угасло пламя, но развалины дымились несколько дней. Нельзя, по сказанию современников, изобразить этого бедствия. Люди бродили, как тени, среди ужасов обширного пепелища; искали детей, родителей, остатки имения, не находили и вопили в отчаянии! «Счастлив, — говорит летописец, — кто, смирясь душою, мог смотреть на небо и плакать!» Утешителей не было. Царь Иоанн IV удалился с вельможами в село Воробьево как бы для того, чтобы не слыхать народного вопля. Приближенные объявили царю, что Москва сгорела от чародейной силы злодеев, и через два дня он приехал в Кремль. Собрали граждан на площади и спрашивали: кто жег столицу? Злоумышленники отвечали: «Глинские! Их родная мать, княгиня Анна, вынимала сердца из мертвых, клала в воду и кропила ею все улицы, разъезжая по Москве». Государь с трепетом услыхал обвинение на свою бабку. Он не верил, но, видя ярость черни, спешил укрыться в церкви Успения; народ вломился за ним, убил пред его глазами родного дядю; извлекли тело из Кремля и положили на Лобном месте. Никто не унимал! Царь дрожал, добродетельная Анастасия молилась. Тогда явился Сильверст, и Москва успокоилась[83].
Прекращая сим исчисление опустошительнейших пожаров, нельзя пройти без внимания известия двух иноземцев: Олеария и Таннера. Первый говорит, что в бытность его в Москве редкая неделя проходила без пожаров; иногда ночью загорались дома в двух и трех разных местах и целые улицы выгорали[84]. Второй говорит, что в его время шесть раз горела Москва и всякий раз обращалось в пепел более 1000 домов[85]. Их известия правдоподобны: тогда дома строились близко; дерево было сухое, и пламя, обхватив один дом, распространялось быстро по прочим так, что не было возможности тушить.
Пожары, оставляя по себе следы печальных опустошений, были тогда ужасные. В наше время, когда столько придумано спасительных мер, часто деревни и города делались добычей огня. Но ни в каком году не было столько бедствий от огня, как в 1842 г. Во всех пяти частях света происходили тогда неслыханные пожары, поглощавшие многолюдные города. В России также погорело множество селений, деревень и городов; но самый большой пожар, истребивший 1375 домов, был в Казани (августа 29). 1842 год может назваться пожарным годом. В этот бедственный год огненные искры как будто бы вылетали из небесных сводов и зажигали обреченные в жертву города. Народ трепетал и молился.
Пожар в деревне. Художник Н. Д. Дмитриев-Оренбургский
Меры для предупреждения пожаров
О внутреннем устройстве городов, порядке и безопасности жилищ мы никаких не имеем сведений. Назначение же чиновников, которые надзирали за всеобщим спокойствием обывателей, появляется не ранее XV в. Наместники и воеводы были блюстителями вверенных им городов: они собирали подать, судили и решали спорные дела и наказывали нарушителей спокойствия. Иоанн III первый учредил для безопасности жителей разъезды в Москве, доверяя их знатным лоюдям. В 1504 г. устроены рогатки по улицам; каждая часть города была обведена решетками; никому не позволялось ночью ходить без надобности по городу без огня, и смотрение за внутренней безопасностью возложено было на городскую стражу, избираемую самими жителями[86]. В XVII столетии находились по разным местам улиц часовые, которые производили оклик, давали знать о пожаре и били в деревянные доски равномерно о пробитии часа, с которого времени никто не должен был ходить по городу[87]. В пол. XVII столетия издан уже наказ для городского благочиния, который касался одной Москвы. Назначенные тогда для объезда по городу Ив. Новиков и подьячий Викула Панов имели обязанностью прекращать воровство и смотреть за огнем. Во время разъезда они имели при себе пять решеточных приказчиков и с каждых десяти дворов по человеку с рогатинами, топорами и водоливными трубами; наблюдали еще, чтобы в жаркие дни не топили изб и бань и к ним прикладывали печати — и чтобы не сидели поздно с огнем. Для приготовления кушанья и печения хлебов велено делать русские печи в поварнях; у кого не было отдельных, тем приказывалось устраивать на огородах или полых местах вдали от хором и прикрывать их от ветра щитами.
Служители, кои непосредственно наблюдали за городскою чистотой и гасили огонь, назывались земскими ярышками и огневщиками. Земские ярышки носили в Москве красное и зеленое платье, а в других городах иного цвета; на груди нашивались буквы «З. Я.», означавшие их звание. При крестных ходах и выезде царя стояло готовых несколько человек с метлами и лопатами, которые, находясь впереди, мели улицу и не допускали тесниться народу. Ссорившихся или дравшихся они брали немедленно и отводили в городскую избу. Огневщики же были пожарные служители.
Заведение собственно полицейского порядка принадлежит Петру I. Он учредил в Петербурге (1718 г.) главную полицию и генерал-адъютанта Девиера назначил генерал-полицмейстером; потом учредил ее в Москве (1722 г. мая 19), дал полицмейстерскую инструкцию (в том же году дек. 10) и московского обер-полицмейстера подчинил генерал-полицмейстеру. С утверждением полиции на нее возложено непосредственное попечение о спокойствии и безопасности горожан. Таковые меры распространены впоследствии на все города в России, и полиция, дотоле неизвестная, заняла почетное место в области государственных постановлений. В наше время для содействия городской полиции учрежден еще корпус жандармов.
При появлении где-либо пожара определено было особым градским чинам, а потом стрельцам давать знать жителям битьем в доски и трещотки и звоном колоколов, приказано разламывать смежные дома или покрывать их мокрыми кожами, поливая беспрестанно водою. В половине XVII в. (1649 г. в апреле) постановлено в Москве иметь при каждых пяти дворах по одной медной водоливной трубе, а при каждом дворе по одному деревянному ведру. Впоследствии (в начале XVIII в.) заведены со стороны городской стражи пожарные трубы, постановив жителям в обязанность содействовать тушению пожара. По улучшении пожарной стражи возложена на нее обязанность гасить пожар. В начале XIX в. подтверждено, чтобы не только в городах, но в селах и деревнях иметь каждому дому по запасному ведру, а богатым людям готовую бочку с водою и чтобы все содействовали прекращению огня. Эта мера принята в таких лишь местах, где не существует пожарной стражи.
Ни одна из пожарных страж, быть может, во всей Европе, сколько мне ни случалось ее там видеть, не поступает с таким самоотвержением, как петербургская. Ужас обнимает, когда смотришь на действующих во время пожара. Сквозь пламень и ад огня пожарный служитель взлетает бесстрашно на крайнюю высоту здания: он горит! Но он не заботится об этом: ему надобно спасать несчастных. Испепеляющий жар, дым столбом, огненное облако искр охватывают его: он погиб! Нет, он спасает: на своих плечах он выносит ребенка или дряхлого старца, передает другому и вновь летит спасать, не думая ни о себе, ни о своем семействе! Товарищи его, обожженные и обгорелые, отуманенные удушливыми облаками дыма и охватываемые огнем, носят смерть в своей груди, но они ничего не видят, кроме своей обязанности. Иные, держась одной рукою на лестнице и часто вися на воздухе, схватывают другою остатки имущества несчастного; другие, не зная смерти, кроме смерти других, устремляются на огненный костер и вырывают из его вулканических челюстей вопиющих о спасении! Вот уже валятся бревна, рассыпается дом с ужасным громом, ничто не сопротивляется сокрушительной силе. Но один противится русский! Он действует бестрепетно, идет навстречу смерти и если падает под грудою развалин, то умирает с благороднейшим самопожертвованием, свойственным русскому.
Строение по плану
Несмотря на предосторожности против пожаров, сильные огни беспрестанно опустошали города. Это происходило от множества деревянных домов, строенных без плана, почти кучей; от неправильных, кривых и узких улиц, в коих никому нельзя было действовать с успехом, мгновенно охватывались части города, и все обращалось в пепел. Каменные дома появлялись изредка даже в больших городах. При построении новой столицы, Петербурга, ей стоило великих трудов выстроиться из кирпича — по недостатку в нем. Изобилие леса и удобство в доставлении его предпочиталось <по> прочности каменным зданиям. Москва же до 1812 г. строилась большею частью из дерева — пожар этого года заставил ее строиться по плану и из кирпича, хотя она издревле слыла белокаменною. О других городах нечего говорить — все из дерева. Правда, есть города, как, например, Харьков, Одесса, Тверь, Новгород, Нижний Новгород, Казань, Ярославль, Тула и еще некоторые, где распространяются каменные здания; но они составляют там роскошь, а не потребность. Много раз подтверждалось городским жителям строиться по плану и из кирпича для безопасности от огня; но эти меры не были приводимы в исполнение самими жителями по причине несостояния и нераспланировки города. В конце XVII столетия предписано уже было, чтобы строящимся в Москве выдавать пособие из Приказа Большого дворца. Указом 1681 г. окт. 23 повелевалось, чтобы все строящиеся крыли дома тесом, а поверх теса засыпали землею и укладывали дерном. Кто не мог этого сделать, тот должен был крыть дранью на подставах, дабы во время пожара легче было снимать кровлю. На палатном дворе воспрещалось строить деревянные хоромы. Жившим на большой улице и погоревшим недавно велено отпустить кирпичу в долг из Приказа Большого дворца по указной цене: по полтора рубля за тысячу, рассрочив платеж на десять лет[88]. Эти меры не изменили образа постройки. Петр I повелел при построении Петербурга всем строиться по плану, и ежели не из камня, то по крайней мере на каменном основании, и чтобы дома ставились окнами на улицу, а конюшни, сараи и другие здания — внутри двора. В 1718 г. указано то же самое в Москве; в 1722 г. поведено крыть дома железом; в селениях же и деревнях обзаводиться чистыми домиками, и запрещены в Москве черные избы без труб и с одними деревянными трубами; подтверждено иметь заливные пожарные и расписано каждому из обывателей: кому с чем являться для тушения пожара. С этого времени несравненно реже случались опустошительные пожары.
Улучшение домов содействовало перемене образа жизни
Екатерина II, распространив полезные учреждения, доставила городским и сельским жителям еще большую безопасность. Правительственные меры приводились в исполнение повсюду, и ныне большая часть городов, можно сказать, щеголяет правильностью постройки домов и улиц, чистотою города и вкусом. Даже по отдаленным деревням хоромы отличаются изяществом, убранством и некоторым образом роскошью. Жизнь сделалась везде если не блестящею, то расточительною: с нею соединилась прихоть и подражание столичному вкусу. Картины, обои, отборная мебель и фортепиано почти неразлучны в помещичьем быту. Самые избы сельские делаются гораздо чище и содержатся опрятнее. Уже выходит из употребления во многих местах держать в жилых покоях домашних животных; для них делают особые теплые на зиму отделения. В некоторых деревнях, особенно в расположенных по большим проезжим дорогам, встречаются каменные избы, выстроенные по плану, и улицы прямые и широкие или дома с высокими кровлями и широким навесом. Внутренность разделена уже на жилые покои и на приемные для гостей; окна довольно достаточной величины, до 1 1/2 арш.; у других бывают такие же, как у городских жителей. Оконницы и ставни расписаны голубою или зеленою краской, с разноцветными изображениями. Богатые и достаточные, познакомившись с выгодами гражданской жизни, живут уже в хороших избах; недостаточные и земледельцы живут вместе с семейством, часто в тесноте, как бывает везде с бедными; пол дощатый, но встречается и земляной. Наши земледельцы в сравнении с прежними годами изменили устройство самих изб: делают их просторными, с перегородками, палатами, нарами и примостками и заботятся о чистоте.
Избы из срубов
За всем тем доселе в обыкновении делать хижины из срубов. Это подало повод многим иностранцам, бывшим у нас из любопытства или по делам службы, с XVI по XIX в. писать и разглашать нелепости, что на торгах продают подвижные и перевозные дома, не рассудив о невозможности и не вникнув в сущность самого дела. Читавшие таковые описания, разумеется, верили и, быть может, еще думали, что у нас продают на рынках готовые палаты и дворцы! Делание изб из срубов происходит в лесных и приречных местах в промежутке земледельческих работ. Составляют четвероугольник из четырех бревен и связывают их в концах зарубками, называемыми венцом. Таковых венцов складывают в несколько рядов, плотно друг на друга, пока вышина будет соответствовать требуемой ширине и сбору материала для постройки. Сложенный с венцами костер называется срубом, который сплавляют потом на плотах в безлесные места и продают. По перемеченным венцам разбирают сруб и перевозят куда надобно для постройки; его могут поставить четыре человека в неделю; из него делают кроме изб хлева, амбары, овины и клети.
Курени
Во всех безлесных и степных местах существовали еще курени (землянки), которые были привольными жилищами украинских казаков, когда удальство и наездничество составляло стихию разгульной их жизни. С устройством бездомных казаков (в XIV в.), живших под особым предводительством атамана или кошевого, они ни в какие не вступали семейственные связи, жили в куренях холостыми, вне селений; служили верными защитниками окрестным городам, славились отчаянной храбростью и постоянной воинственностью.
В земле выкапывались широкие и глубокие ямы, в коих помещались от 5 до 10 человек; внутри обмазывались стены, которые укреплялись на подпорах вместе с кровлею, состоявшею из земляной насыпи, и поверх ее покрывали соломою, очеретом, травою или делали прежде верх из плетеного хвороста, а поверх его насыпали землю; кровля обрастала травою и сама кровля делалась в уровень с землею. Только были видны торчавшие деревянные трубы, а часто одни дыры, чрез кои проходил дым и обкуривал верх, отчего произошло название куреней. В курень входили по земляным ступеням; двери делались довольно крепкие, хотя маленькие; внутри затворялись деревянною задвижкой или просто притворялись; посреди куреня стояла кирпичная печь, а иногда просто раскладывали огонь, который выходил через двери; окна редко бывали, и если бывали, то курень делался повыше земли. Курени занимали пространство многолюдного города и отличались от него своими невидимыми жилищами. Предводители невидимых обитателей именовались куренными атаманами. Малороссийские казаки, будучи преследуемы польским правительством за неприсоединение их к унии, часто спасались в своих куренях, которые, по описанию иностранцев того времени, трудно было разорить, потому что все находилось в земле, и неприятелю, нападавшему на них, неминуемо предстояла собственная погибель, ибо, набегая на курени, он проваливался в них и гиб. Другие пишут, что ногайские и крымские татары, враждовав беспрестанно с казаками, гонялись за ними в их земле и не находили их там, потому что они таились в своих зарытых норах, и когда неприятель проходил мимо, тогда они, как подземные духи, вылетали из куреней, нападали на врага в тыл и истребляли его. Курени, не стоившие никаких расходов для постройки, существовали по селениям еще во время императрицы Екатерины II. В начале XIX в. стали строиться повсюду. В Великой России и во всей юго-западной ее части делают поныне землянки; но они без труб и притом это летнее жилище, выкапываемое разными промышленниками, например рыболовами, судовщиками, надзирающими за продажею вина и пр.
Не у одних малороссийских казаков существовали курени, но у волжских, донских, уральских, гребенских, одним словом, у всех тех, которые проводили воинственную жизнь и беспрестанно были подвергаемы неожиданным нападениям враждебных им неприятелей или должны были сами нападать на них: посему если враги, вторгаясь в их куренские селения, истребляли огнем, то они легко выкапывали новые подземные жилища и снова поселялись. Сокровища, скопленные ими на войне или на грабежах, прятались в потаенных ямах и в лесу, и потому в куренях ничего не находили. Скопленное богатство часто прятали на кладбищах, между гробами.
Между куренями возвышались насыпи, или курганы, которые не что иное были, как сторожевые: по ним давали знать о движении неприятелей или хищнических набегах, но в их курганах никаких не открывали сокровищ, потому что они служили маяками.
Мазанки
В Юго-Западной России строились с самых древних времен мазанки, которые впоследствии переименовались в хаты (избы); но между ними есть различие. Мазанки делались, как и ныне у горских и всех полудиких и степных жителей Кавказа, довольно незатейливо.
Украинская деревня. Художник С. Н. Васильковский
Предназначенное место для жилья огораживали плетнем; разделив внутренность на части или покои, разгораживали их другим плетнем, который состоял из хвороста или тростника, называемого в Малороссии очеретом. Плетень облепливали землею, смешанной с глиною или просто одною глиной; потом смазывали нагладко глиною и от мазания произошло название мазанок. Посреди мазанки ставилась кирпичная печь, которая топилась из сеней очеретом, кизяками (засушенным навозом) или валежником; пол бывал земляной, иногда он укрывался травою или соломою, но более всего он смазывался желтой глиною. Стены внутри и снаружи обеливали или завохривали (красили желтой глиною). Поверх земляной насыпи часто выводили соломенные крыши. В стене прорезали небольшие окошки; со стороны наружных дверей приделывали по бокам призьбы[89]; дом обгораживали тыном (плетнем); во дворе находились устройства для домашних животных и хранения хозяйственных вещей.
Хаты
Хаты строятся, как строились прежде, из леса; обмазываются глиной с обеих сторон; внутреннее расположение удобное и широкое; оно разделяется на две половины: в одной живут и готовят кушанье, а в другой принимают гостей — и это называется свитилкою (светлицею); пол вымазывают глиною; печи белят, а у богатых они делаются из кахли разноцветной (изразцов); окна довольно большие; покои очень светлые, чистые и опрятные; внутренние и наружные стены обеливаются, отчего все избы в малороссийских местах представляют издали белый город; стрехи (кровли) покрываются соломою и очеретом, у богатых же дранью или тесом; вокруг хаты делаются те же присьбы, как у мазанок; трубы бывали деревянные, ныне большей частью кирпичные. Дворы обводят плетнем или забором; домашние устройства — хлевы, амбары, конюшни и другие службы — делаются мазанками. Хаты и мазанки бывают значительно высокие; зимою они очень теплые и замечательно, что в них не заводятся тараканы, прусаки и другие нечистые насекомые, оттого что летом и зимою чистят и белят избы. При каждом хорошем дворе находится сад, состоящий из яблонь, груш, слив, вишен, дуль, чернослив, бергамота, черешни, смородины, малины, разных цветов и душистой зелени: руты (резеда), любистка, пижмы, кануфера, божьего дерева, пивонии, мяты, гвоздик, зирок (звездочек), барвинка, васильков, незабудок, нагиток, колокольчиков, бузка (сирени), бузины, калины и пр. За садом обыкновенно огород из поваренных растений, а далее левада (усадьба), засеянная коноплей, огурцами, дынями и арбузами. Если сеются одни огурцы, дыни и арбузы, то это место называется бахчою и баштаном[90], которые бывают и при нивах на полях. В иных местах левадою называют сенокосный луг и домашнее пастбище для скота и гусей. Места вне города для пастбища лошадей, овец, коров, свиней и пр. называются выгонами. В стороне от дома устроены гумно и ток. Тут же стоят в скирдах хлеб и сено в продолжение всей зимы.
Построение богатых зданий поселило расточительность
С половины XVIII в. распространились вкус и изящество не только в построении дворцов, но частных домов. Палаты богачей и вельмож изумляли иностранцев уже в царствование императрицы Елизаветы пышностью, великолепием и привлекательностью. Петербург осыпаем был похвалами и в то время от всех иноземцев и, сделавшись ныне единственною столицей в мире по своей красоте, правильности и просторности улиц, щеголеватости и роскоши зданий, обширности и величественности дворцов и по многим памятникам века и искусств, по справедливости может быть назван красавцем[91].
Из первых столичных городов в Европе, виденных мною, я могу сказать беспристрастно, что Петербург по своей обширности, правильности и изысканной чистоте — во главе первых городов, за ним Дрезден, Мюнхен, Вена, Москва, Брюссель, Лондон, Париж, потом Берлин, который во многих местах от незакрытия водопроводных каналов довольно смрадный; за ним Варшава, Бреслав, Львов и т. д.
Дома наши стали украшаться со всею изысканностью: богатые персидские ковры, превосходные произведения живописи, зеркальные стены, роскошь в мебели и столовых вещах сделались теперь необходимостью светской общежительности. Кто только малейше имеет средство блистать, истощается в бесконечно утонченной прихотями жизни.
Едва протекло у нас столетие от распространения каменных домов и ознакомления с общежительной роскошью, как уже не говорю Петербург, но вся Россия заразилась пышностью и расточительностью: каждый только думает о том, чтобы блистать, а не о том, чтобы жить и думать о будущем. Все живет настоящим, для себя, а как будут жить дети и внуки — нет надобности никому! Непомерное увеличивание роскоши — дурная примета для всякого государственного благосостояния.
О числе домов во всей России
Число домов во всех городах Европейской и Азиатской России составляет 513 370. В том числе каменных 78 170, деревянных 435 200. Отношение между сими последними, как 1 к 556. В Санкт-Петербурге каменных домов 3265, деревянных 5096; в Москве каменных 3765, а деревянных 9047. На один дом приходится в городах 9 жителей, но эта пропорция совсем другая по губерниям, а именно: в Петербургской губернии 45 жителей обоего пола на 1 дом, в Московской 21, Курляндской 19, Виленской 18, Волынской 13, Гродненской, Лифляндской и Эстляндской 12, но самую меньшую пропорцию составляют Енисейская, Костромская, Олонецкая, Тверская, Тобольская, Томская, Херсонская, Земля Донского войска, Кавказская область, Камчатское приморское управление — по 6 жителей на один дом; Грузино-Имеретинская, Пермская и Смоленская губ. и Каспийская область по 5, а Якутская область по 4 души обоего пола[92].
Улучшение городов
Если в прочих европейских владениях все строится из кирпича, то этому там причиной недостаток в лесе. У нас же пока не будут нуждаться в лесе, дотоле каменное строение не может сделаться повсеместным. Наши города то имеют преимущество пред многими европейскими, что они строятся без стеснения: улицы в них широкие и прямые, площади и рынки вместительные и содержатся в большой чистоте; мостовые хорошие и прочные, устилаются булыжником или другим крепким камнем; освещение находится во всех больших и торговых городах — одним словом, городское благоустройство соединено у нас с полезной деятельностью, и если присоединить промышленную производительность, разлитую во всех состояниях, и фабричные заведения, занимающие многие сословия, которые не только питаются от фабрик, но богатеют, то нет сомнения, что города наши скоро улучшаются. Самое число фабрик и заводов заметно распространилось в короткое время, не более в 20 лет, и ныне считается:
Хотя числа рабочих и фабрик ясно доказывают, что государство наше более земледельческое, нежели промышленное, однако нельзя не согласиться, что Россия весьма в недавнее время стала заниматься фабричными и заводскими устройствами и что едва прошло четверть столетия, как многие города до того изменили сам наружный вид, что их совершенно узнать нельзя: промышленность и торговая деятельность этому причиной. Но что будет по истечении ста лет?
III. Домоводство
Древнейшая пища
Предки наши, живя в простоте патриархальной, довольствовались весьма немногим: полусырая пища, мясо, коренья и шкуры диких и домашних зверей удовлетворяли их нужды. Наши предки долго не знали роскоши. В XI столетии они питались еще просом, гречихою и молоком; потом выучились готовить яства. Для гостей ничего не жалели, обнаруживая к ним свое радушие изобильными кушаньями.
Мед
За столом кипел мед — любимый напиток всех наших славянских племен, коего введение современно первоначальной истории славян. Северные немцы также употребляли мед, если не прежде наших единоплеменников, то и не позже их, и он в таком был у них изобилии, что в IX в. самые бедные пили мед, а богатые кобылье молоко[94]. Эдда называет мед божественным питьем. Жители Дании употребляли его в V в. вместо вина[95].
Мед был первым нашим напитком, и он делался столь крепким, что от него упивались, как от самой водки[96]. В. к. Ольга, будучи у древлян (945 г.), повелела жителям Искоростеня (ныне Коростень Волынской губ.) приготовить для нее меда, коим она хотела угостить их самих[97].
Разведением пчел не занимались тогда, они сами водились в лесах. Иностранный писатель XVI в.[98] пишет, что ему рассказывал в Риме наш посол Дмитрий, что дикого меда было у нас в таком множестве по лесам, что не было возможности проходить от пчел. Однажды, говорит он, мужик отправился в лес, и попал нечаянно на борть (улей с медом), и потонул в меде: два дня он сидел там, не могши вылезти. К счастью его, что в ту же борть полез медведь задними ногами; мужик схватил его за хвост и крикнул; медведь испугался, бросился назад и вытащил его с собою. Этот рассказ, конечно, преувеличенный, однако он подтверждает, что у нас долгое время не занимались разведением пчел, которые сами снабжали медом. Другой иноземец, Франциск да Колло, уверяет, что он сам видел леса на сто миль, в коих водились пчелы без всякого рачения людей; что только стоило пойти в лес, набрать меду и сварить напиток, который, будучи приготовлен на ягодах, был самый вкуснейший и превосходнейший[99]. И ныне во многих лесах сами водятся пчелы.
Чарка меду. Художник К. Е. Маковский
Искусству приготовления медов, их крепости, многим цветам и названиям удивлялись вообще все иностранцы. Виды медов были вишневый, смородинный, можжевельный, обарный, приварный, красный, белый, белый паточный, малиновый, черемховый, старый, вешний, мед с гвоздикой, княжий и боярский. Для лучшего вкуса и цвета выжимали из свежих вишен сок и подливали в мед. Все отзывались с великою похвалою о красном и белом меде, но отдавали преимущество красному. В жаркое время хранили в ледниках мед, пиво и брагу. Для прохлаждения клали в бокалы лед. Во многих уездах Саратовской губ., особенно в Новоузенском и Царевском, делают арбузный мед, который даже не составляет там лакомства. Берут арбуз, изрезывают его на ломти, складывают в чугунный с водою котел и кипятят долго на сильном огне, пока все не раскипит и не превратится в темно-красную жидкость; потом процеживают ее сквозь сито, сливают в посуду и хранят для употребления[100]. Узнав выгоды гражданской жизни, мы стали заниматься разведением хлебного зерна и тогда же стали печь хлебы и делать квас. В X столетии это было уже во всеобщем употреблении, и даже обливались квасом в банях[101]. Нифонт, епископ новгородский, дозволил пить монахам в праздничные дни во время поста квас и мед, а светским людям употреблять сверх кваса и меда икру и рыбу[102]. В пол. XVII столетия иностранцы находили у нас в употреблении яблочный квас[103]. В Олонецкой губ. делают квас из репы, который, как говорят, весьма приятный и вкусный.
Время введения кваса нам неизвестно. Хлебное зерно росло у нас в изобилии, но почва земли Юго-Западной России, славящаяся ныне хлебом, не была тогда превозносима иностранцами. На пространстве от Астрахани до Москвы, говорит Контарини, путешественник конца XV в., мы не находили ни леса, ни дров, чтобы сготовить для себя кушанье, и употребляли вместо дров сухой коровий навоз[104]. В Северо-Западной России водилось тогда много пушных зверей, особенно бобров[105].
Пиво и перевар
Пиво называлось прежде олуй[106]. Оно делалось крепким и было разных названий и цветов и обыкновенное черное и белое. Каждый зажиточный сам приготовлял для себя.
Перевар, древнее русское горячее, упоминается в отечественных известиях в начале XII в. (1128 г.). В. к. Всеволод, пируя с боярами, приказал выставить для народа по улицам вина, меда, перевара, овощей и всякого кушанья[107]. Перевар — то же самое, что сбитень, назывался еще взваром. Он приготовлялся из меда на зверобое, шалфее, лавровом листе, имбире и стручковом перце. Ныне употребляется сбитень между простыми людьми. Продавцы разносят его в саклах (медных чайниках), имеющих форму самовара и обернутых в холст. Другие кипятят его в самоварах, выставленных пред лавочками, или на рынках и продают маленькими стаканами. При кипячении сбитня в сосудах русские выдумали самовар, но время введения его неизвестно.
Изобилие в съестных произведениях
В великокняжение Владимира I не было недостатка ни в плодах, ни во вкусных яствах: рыба, дичь и мясо были в изобилии. Однажды на пиру его находилось триста вар (бочек) меду, и он велел развозить еще по городу в телегах хлебы, мясо, дичь, рыбу, овощи, мед и квас в бочках и угощать всех[108]. Следовательно, в конце X в. мы имели уже в Юго-Западной России плодоносные деревья.
Пир богатырей у ласкового князя Владимира. Художник А. П. Рябушкин