— И хозяйство у них было большое, — продолжил за него Скрипач. — Кстати, укладывается в нашу версию о том, что Лийга бывшая Встречающая. В доме ей, видимо, находиться больно и неприятно, какие-то воспоминания, наверное. Может, кто-то погиб. Поэтому она после событий переселяется в мастерскую, на склон; на берег старается без особой нужды не приходить, а в доме, вернее, в том, что от него осталось…
— Селится бывший Контролирующий, у которого поехала на старости лет крыша, — закончил за него Ит. — И это тоже логично, и укладывается в рамки идеи. Конечно, остается открытым вопрос, почему он один, как это получилось, но бывает же всякое. Нет правил без исключений. Например, он мог слегка помешаться после гибели второго. Запросто.
— Что верно, то верно, — кивнул Скрипач, соглашаясь. — Пойдем? А то она там ждёт, когда мы явимся, а мы тут сидим на бревнышке, и треплемся.
— Мы отдыхаем, — возразил Ит. — Потому что у меня нога. Одна.
— Полторы, — поправил Скрипач.
— И болят обе полторы, — парировал Ит. — Ладно, идём. Ты прав, не стоит заставлять себя ждать.
Этим утром планировался второй выход в лес, на поиск каких-то особенных корней, и Лийга ещё вчера попросила Рифата прислать к ней Ита и Скрипача пораньше, утром. Они хорошо видят, сказала она, и сильно облегчают мне задачу, поэтому пусть утром придут, и мы сразу выйдем. Поедим по дороге. Итта ходит медленно, придется приноравливаться к скорости, а собрать нужно много. Сам понимаешь, чем больше соберем, тем больше заработаем. Рифат согласился. Сам он планировал нормально починить крышу, и присутствие Ита и Скрипача ему было совершенно не нужно.
— Слушай, надо спросить Лийгу про этого робота, — предложил Скрипач. — Только осторожно. Очень осторожно. Если она действительно бывшая Встречающая, то она будет знать больше, чем Рифат. И ей, скорее всего, будет не всё равно, как ему.
— Только совсем осторожно, — согласился Ит. — Не хотелось бы делать ей больно. Ты представляешь, какие воспоминания могут быть, если там действительно жила её семья, и кто-то погиб? Даже думать про это не хочу.
— Гм, — Скрипач задумался. — Как же тогда сказать-то?.. Надо, чтобы она сама выдала те воспоминания, которые для неё не очень болезненные.
— Давай скажем, что мы пошли за плавником, и увидели, что вода отошла. Если будет реакция, то хорошо. Если закроется, и не станет говорить — настаивать не будем. Может, потом когда-нибудь скажет. Когда сама захочет. Мы дадим понять, что видели робота, и нам интересно, что это такое. Дальше дело уже за ней.
Весна уже действительно ощущалась, лес постепенно, пока что несмело, скидывал с себя холодную зимнюю одурь — изменились запахи, стали меняться звуки, даже небо, кажется, посветлело, хотя и осталось пасмурным. Лийга, Ит, и Скрипач брели по краю опушки, не отходя далеко от линии деревьев, брели неспешно, чтобы Иту было комфортно идти, и смотрели внимательно себе под ноги: Лийга объяснила, что именно следует искать, и сейчас все высматривали тонкие белые корни, которые в прошлогодней траве было видно более чем хорошо. Когда поднимется молодая трава, уже ничего не найдешь, объясняла она. Это корни орфоу, кустарника такого, объясняла Лийга. Он в одном семействе с рибиром, только у него ягоды мелкие, и почти не пахнут, а вот корни обладают тонким, очень приятным ароматом, который проявляется при нагреве. Это для сладкой приправы нужно, разумеется. Сперва соберем, потом просушим, доведем в печи, смелем, и готово. Можно пускать в работу. Сколько нужно корней? Чем больше, тем лучше, конечно. У нас всего несколько дней есть, чтобы их собрать. Через несколько дней мы ничего не сумеем найти, только сейчас видны молодые корни, светлые, белые, они-то нам и нужны.
Корней, к радости Лийги, набрали много, скоро место в подвязках закончилось. Молодцы, молодцы, повторяла она, отличное зрение, мы этак за три раза управимся. Теперь руки сполоснем, и перекусим, пожалуй. А то далеко от дома отошли, ещё же обратно идти, время уже обеденное, вот и поедим, и дома сразу делом займемся, будем корни промывать.
— Мы вчера за плавником ходили, на берег пришли, а там воды нет, — сообщил Скрипач, отламывая кусок от лепешки — действовать одной рукой он научился уже очень неплохо. — Это ветер воду отогнал, да?
— Да, — кивнула Лийга. — Ветер и отлив, вместе. Так на самом деле редко бывает. Обычно отлив почти не видно, но случается, что вода действительно уходит.
— Интересно, — покивал Ит. — Там дно очень любопытно выглядит…
Лийга искоса глянула на него, и вдруг, ни с того, ни с сего, спросила:
— Вы знаете притчу о любопытной халвквине? Хотите, расскажу?
Ит и Скрипач переглянулись.
— Не знаем, — покачал головой Скрипач. — Что за притча такая?
— Она не одна, эта притча, у нас тут их было когда-то много, — Лийга задумалась. — Этакие, знаете ли, истории про одну забавную халвквину. Старинные истории. Какие-то поучительные, какие-то мудрые, какие-то смешные. Но было в них кое-что, их объединяющее. Так рассказать?
— Расскажи, — Ит оперся на костыль, сел поудобнее. — Мы давным-давно не слышали вообще никаких историй. Ну, кроме рассказа о том, как Рифат крышу чинил.
Не будет она говорить про робота, понял он. Скрипач, кажется, тоже это понял, но, памятуя об уговоре, от комментариев воздержался.
— Ну, тогда слушайте, — Лийга улыбнулась. — Жила была в одной семье, живущей в старом красивом Городе, молодая халвквина…
— Это, конечно, очень интересно, но к чему ты это рассказала? — спросил Скрипач. Лийга усмехнулась.
— Прежде всего, к тому, что любопытство не довело халвквину до добра. Если бы она не слушала глупых советов, и не задавала ненужных вопросов, она бы сумела войти в хорошую семью, и жить достойной жизнью. Но её любопытство и жажда познания привели её не к благу, а к началу пути в неизвестность, по которому ей придется всю жизнь скитаться неприкаянной. Вот и думайте, хорошо ли это, и правильно ли она поступила, не послушав отца?
— Как сказать, — Ит нахмурился. — С одной стороны да, конечно, путь она выбрала трудный. А с другой стороны, она поступила честно.
— То есть мораль о том, что лучше не задавать лишние вопросы, с вами можно не обсуждать? — прищурилась Лийга.
— Точно, — кивнул Скрипач. — Мы в этом всём на стороне халвквины. Она молодец. Домашний уют хорошо, конечно, но истина-то интереснее.
— Ну-ну, — покачала головой Лийга. — Истина интереснее? Ладно. Это я запомню. А теперь пойдемте корни мыть, да и другой работы дома полно.
— Мастерица тонких намеков, — заметил Скрипач. — До какой степени ей не хотелось отвечать, подумать только.
— Ну, в некотором смысле она ответила, — сказал Ит. — Притча даже не с двойным, а с тройным дном, ты понял? Она нас проверяла.
— Они нас постоянно теперь стали проверять, — кивнул Скрипач. — Вот только не пойму, для чего им это нужно.
— Мне кажется, что они пытаются решить, что делать с нами дальше, — Ит остановился. — Блин, как же я всё-таки быстро устаю. Пойдем, посидим.
— Ещё бы ты не устал, полдня ходили, а потом с корнями возились на улице, — Скрипач покачал головой. — Идём, конечно, рано еще тебе такие нагрузки… Ничего, подождет Рифат.
Бревно в этот раз выбрали другое, в стороне от тропинки. Сели, вытащили из подвязок лепешки, которые им дала в дорогу Лийга, отломили по куску. Почему бы не поесть лишний раз, дома будет только танели, да и масло у Рифата, кажется, кончилось.
— Рыжий, помнишь, Эри про такое говорила, и не один раз? — спросил Ит. — О том, что она пыталась общаться с кем-то, но потом, когда у женщины, с которой она общалась, появлялись дети, общение довольно быстро заканчивалось? Тебе не показалось, что в притче об этом тоже есть? Притча на самом деле не столько про выбор жениха, сколько про выбор пути — в первую очередь, познания. Халвквина имела возможность выбрать дом и семью, путь к которым находился за деревянной дверью, но она, уже осознав, насколько интересными могут быть вопросы, выбирает железную дверь.
— Ну да, — кивнул Скрипач. — Ты совершенно прав, так и есть.
— И вот что у меня получается. Первый уровень этой притчи — бытовой. Если не хочешь проблем, не спрашивай лишнего, и будет тебе счастье. Второй уровень — предостережение, там ясно дают понять: в случае выбора железной двери лёгким твой путь не будет точно. Третий уровень — выбор свободы и несвободы. Несвобода — это не плохо. Это клетка, да, но клетка-то золотая. Там счастье. А свобода — это дорога из пепла и стекла. По которой, вероятно, идти будет ох как непросто.
— Хорошо разложил по полочкам, молодец, — похвалил Скрипач. — Согласен. То есть Лийга нам сейчас предложила выбор: либо какой-то простой путь, который, по её мнению, даст нам некое благо, либо… что-то ещё.
— А теперь вывод, которого ты ждал, — усмехнулся Ит. — Да, оба они имеют отношение к сигнатуре, о которой мы с тобой знаем, и частью которой являемся, хотим мы того, или нет. Кажется, нам сейчас предложили из этой сигнатуры выйти. Вот таким образом. Через притчу. Тонко, так сказать, намекнули.
— Угу, конечно, уже бежим, — покивал Скрипач. — Особенно ты, на полутора ногах. Ит, слушай, вот честно. Если мы в этом всём оказались, то придется идти до конца, ты же понимаешь?
Ит покивал, вздохнул.
— Само собой, — согласился он. — В первую очередь из-за того, что для нас это единственный способ остаться в живых, и попытаться найти дорогу домой. Контролем мы не станем, как ты сам понимаешь.
— Не станем, — подтвердил Скрипач. — Может быть, отчасти из-за этого Лийга и рассказала нам эту притчу. Она вполне может что-то видеть и осознавать.
— Если она Встречающая, то да, может. Или это осознал Рифат, и рассказал ей, — добавил Ит. — Мы контактируем с ним больше, он наблюдает нас чаще. И, знаешь, ещё момент в этой притче, который меня царапнул, — Ит задумался. — Дорога. Дорога ведь может вести и к выходу, правда? К выходу… куда-то ещё.
— Отсюда, — жестко сказал Скрипач. — Ты бы хотел до скончания века перебирать корни и собирать плавник? Я нет. Точно нет. Нам нужно выбираться. Лечиться. Что-то решать.
— В город нам нужно, для начала, — напомнил Ит. — В тот город, который мы видели на карте. Может быть, там получится найти хоть какую-то информацию.
— Ну да, — согласился Скрипач. — Знаешь, я уже начинаю думать, что надо бы рассказать им хотя бы часть правды о нас. Может быть, это подвигнет их рассказать хоть что-то о себе.
— Сомневаюсь, — покачал головой Ит. — Очень сильно я в этом сомневаюсь. У меня ощущение, что о себе они расскажут, только если припереть их к стенке так, чтобы выхода вообще не было. Но мы не имеем ни малейшего представления о том, как это сделать.
— Вот-вот, — хмыкнул Скрипач. — Ты отдохнул? Тогда пойдем.
Рифат был дома, и, кажется, на берег этим вечером идти не собирался. Он сидел на лавочке под стеной, и скручивал очередную веревку, на этот раз — из волокон водорослей актагуса. Веревки эти получались рыхлые, непрочные, хватало их ненадолго, поэтому Рифат часто плел новые. Потому что веревки были нужны. И для ношения подвязок, служивших для переноски всего подряд, и для обуви, которая к ногам фиксировалась именно такими веревками. Даже дверь в дом Рифата была подвешена на веревочные петли. На веревки шли волокна двух видов: травяные, которые отдавала Лийга, в небольшом количестве, и из актагуса, который Рифат добывал сам.
— Добрый вечер, — поприветствовал Рифата Скрипач, подходя ближе. — За плавником пойдем?
— Нет, не сегодня, — покачал головой Рифат, не прерывая своего занятия. — Видишь, надо работу доделать.
— А работа не может подождать? — спросил Ит.
— Не может, — ответил Рифат. — Дверь держится только на верхней петле, нужно заменить нижнюю. Перетерлась. Вы хорошо помогли Лийге? — спросил он.
— Да, она довольна, — ответил Скрипач.
— Много набрали?