Умбра: будни Древнего Египта

Глаза недомерка были ошеломлены от непрямого отказа, но он продолжал держать себя в руках. По видимому, ему не хотелось перечить собственному упрямству. Как такой плебей может кому-то уступить?

— Что ж окажи мне милость, утруди именем твоим—Переполненный гнева, египтянин хотёл отослать упрямца в далёкий «конец» пустыни. Всё же в силу вежливости, он представил своё имя.

— Салах ибн Ханбаль—

Теперь слушай — промолвил другой — тебе придётся дать мольбу за свои слова через поединок. Если конечно ты так верить в мои павлиньи перья

Адъютанту вздумалось проучить наглеца за его некорректные высказывания, которых было предостаточно, чтобы дать повод для осуществления дуэли. Из уст неприятеля эта фраза прозвучала весьма нелепо, так как имела в себе оскверняющую силу на взрослого мужчину, но никого не смутила данная несуразица. Может, сыграли эмоции, или самоуверенность, или глупость. В любом случаи, последствия могут стать печальными.

Салах двинулся на дуэлянта, пока тот смазливо стоял в ожидании новых перипетий, смело подошёл к нему впритык и сказал, имитируя игривую пылкость.

— Именем Сета это невозможно, мне нόска такόва оружия, как ваше, не по карману, потому я не стόю участия в сей роскоши—

Как бы ни пытался наш герой избежать этого мероприятия, у привратника держался весомый супротив. Он ухмыльнулся в ответ, а затем выдвинул:

— Не стоит сейчас прилежно именовать богов это ни к чему, а клинок тебе дадут мои люди. Или тебе предпочтительна секира? —

Вдруг, откуда не возьмись, пейзаж начал набрасывать новые штрихи: люди, которые всё это время представляли собой лишь «кляксы» заблудших зевак, сделались акцентным элементом однобокой картины. Их тощие глаза таращились на собеседников. Физиономии инвазивной шайки наполнялись, не то равнодушием, не то угрозой. Воздух вокруг будто бы вспыхнул огненным кольцом от лучей грозного Ра, запечатав в горячей червоточине. Обстановка накалилась до такой степени, что даже Махмуд, будучи инкогнито за столом, начал тревожно смирять незваных гостей. Его тело вскочило с лавки, подобно полоумной ослице. Он ни проронил ни слова, но страстно этого желал, как и безмерно боялся обжечься языком.

Салах тоже успел опешить от коренастого сборища, однако виду подавать не стал. Озираясь, то на соперника, то на людей снаружи, ему всё больше приходило понимание приближающегося сражения — того неизбежного исхода, который был известен лишь нашему герою.

Приму я всё в угоду вам, — ответил сын Ханбаля — пусть будет так: скрестим же братские мечи, накроем трепетом в пыли

Другой, словно не расслышав монолога противника, вышел к своему поприщу. Египтянин мельком спохватился последовать за ним, пока вдруг его не окликнул знакомый голос товарища, тем самым, пресёк попытку переступить порог харчевни. Возможно, именно эта заминка подарила жизнь другу, пусть даже на столь незначительный срок.

Ты примешь бой? — волнительно спросил араб — позволь мне отыграть весы с твоею болью, пока не поздно, распоряжаться волью

Скрывая в глубине души многогранный поток меланхоличных чувств, и такой же обильный водоворот богатства слов, он по стоически глазел сапфирами на крепость тела друга своего.

Нет, мечом к мечу с разбойным атабеком8 идти мне надо одиноко, хоть и бледнеть, и гаснуть, не вижу я божественного толка — ответил Салах

Махмуд почесал лысую холку, затем смерив товарища физиономией полной сомнения, продолжил разговор.

— Но ведь в твоём роду необременился кто-то, держать хопеш так стойко—

В единый миг паник наш человек, а отвлечённый взор его направился в песок: оценочную меру огня Кемета своего; однако также быстро прогнал забвения момент. Наконец, промолвил смертник кротко:

— Во имя бога моего, решится никогда не поздно, лишь было б времени немножко—

В ожидании неравного по силе дуэлянта, привратник стал терять всё эфемерное терпение. Он преисполнился энтузиазма зарезать столь наглого гражданина, подобно кровожадному мяснику в предвкушении большой, пахучей туши. Да обнажённый тесак прямо говорил: "Твои мне жилы распороть, как булавой орехи расколоть". С крупных плеч слетел бархатный плащ, закрывавший под ним толстый нагрудник из крокодильей кожи.

Пробил судьбоносный час. К поприщу пристал наш египтянин, — что вызвало латентное напряжение у всех собравшихся, однако исступление длилось недолго… Из толпы вышел коренастый остолоп, который крепко держал что-то в руках.

Когда разбойник протянул свою мясистую лапу, то можно было разглядеть клинок, а именно блестящее лезвие, словно зеркало под градом солнечных лучей, острие, подобно зубам кинжалозуба и дряблую рукоять. Салах заметил на нём отражение оробевших скул, отчётливо прорисовывавшихся на ковком металле. Сын Ханбаля намеривался выхватить орудие убийства, медленно протягивая ладонь вперёд, но в последний же момент, бандит выбросил его на землю, будто перед ним стояло ничтожное существо, после чего вернулся к стаду. Наклонившись, дуэлянт схватился за рукоять. В тыльные кости впился горячий песок. Острая боль колола ногтевые складки, как жало зверской пчелы. Тем временем разбойники начали выстраиваться вокруг бойцов, образовывая подобие границ предстоящей арены. Она казалась совсем маленькой для выполнения всяческих манёвров, будь то выпад назад или тем более уклонение. Эти ограничения вызывали большие трудности, ибо длинный меч давал привратнику огромное преимущество: если от колющих ударов ещё имеется мизерная возможность уйти в сторону, то рубящий не давал надежды избежать урона. Наконец, мужчина выпрямился во весь рост.

Начнём? — спросил соперник, принимая полу верхнюю боевую стойку

Закончим—ответил Салах, ринувшись рысью на плебея

Противник вовремя отскочил от мощной колющей атаки. Вторая комбинация более слабая из серии двух боковых и одного прямого не заставила себя долго ждать.

Правда успехов она не дала, а именно машущие были превосходно блокированы, последний же подвергся парированию в результате которого, наш герой получил размашистую оплеуху тыльной стороной кулака. По инерции его пошатнуло назад. В глазах завихрился окружающий мир, волны песка всплывали то вверх, то вниз. В них шумела скрежетая лира, сознание вмиг потеряло контроль над телом. Вот — момент истины — когда враг уязвим для скорейшего поражения; однако почему то, боец не воспользовался им. Может, хотел растянуть процесс? Или желал выдержать время, ради изящного добивания? Главное, что египтянин сумел сбросить с себя этот оглушительный дурман.

Теперь очередь перешла привратнику, ибо его поведение говорило само собой. Неприятель двигался, словно пантера на лакомую добычу, топоча в одну и другую стороны, ожидая идеального стечения обстоятельств. Предугадать натиск не составляло сложности, лишь бы среагировать правильно, и по возможности, дать достойный ответ. Салах упорно боялся сократить дистанцию, хотя орудие предназначалось именно для такого расклада. Чем дольше он плёлся от мамлюка, тем сильнее тот демонстрировал свой звериный оскал. На расстоянии в четверть прыжка, узорчатый хапеш черканул участок кожи возле икры. Землю обагрила первая кровь. Раненый боец ощутил ярый зуд, который понёс его вниз, но завидев приближение второго взмаха, пренебрегая болью, сломя голову ударил по лезвию противника. По всей площади, глухим эхом пронёсся звон клинков. Блокировка прошла с такой силой, что ощутимо дестабилизировала привратника. Не упуская случая, сын Ханбаля поразил здоровой ногой его колено, от чего того смачно парализовало. Ушибленное место целовало игольчатый песок.

Неплохо… так… — вырвалось у соперника в прерывистом дыхание

Другой же намеривался проткнуть недомерка насквозь, однако неведомым образом, у мурмиллона открылось шестое чувство, ибо грациозными движениями, тело врага увернулось от штыка. Ловушка Джокера неминуемо захлопнулась. В этой ситуации, казалось, они обнимаются, как отец с сыном, брат с братом. Правда, в том, что всё было липой. Под ноги участников медленно стекали капли «багровой» смолы, её консистенция напоминала сгусток тёплой энергии — живой энергии. Человек, если можно так именовать, пнул от себя египтянина. Тот упал в оцепенении, смотря на невинное, подобно телу рабыни из харчевни, небо.

Перед Махмудом выстроилась ужасная картина: казавшиеся хрупкий стан друга, лежал на песке, брызгая кровавыми слезами — ратный нож уткнулся в плоть ниже ключицы, да так глубоко, что проглядывалась лишь первая четверть клинка. Истекающий пытался извлечь острие, но гадкий сослуживец не хотел выходить.

…Да недостаточно—промолвил носитель хопеша идя к поверженному

Когда дошёл, то опустился на здоровое колено и постучал ладонью по головке рукоятки воткнутого меча со словами: "Дарю". Искривлённая физиономия Салаха выдавала закруглённые пируэты боли. Хриплый стон сдерживался до небывалых усилий, поэтому в устах раненого, агония звучала тихим гулением.

Признаюсь тебе Салах, я ожидал меньшего — сказал привратник

Томное пение скрипки трезвонил проклятый Кемет, и мелодично Нил журчал в далёкой стороне, и окрики людские убили наши шепотки. Пока сознание язвиться, нельзя припомнить ту желанную девицу, к которой так прикованы глазницы.

Теперь умри, как подобает настоящему хабиру — чеканя каждое слово, он начал делать большой замах меча

Кто знает, возможно, ли всё изменить или обратить время вспять? На этот вопрос не существует истины: "если бы", "может так". К сожалению, бессильный противостоять неминуемой гибели, лежачий выдавил последние слова:

— Мне вольно воином помирать—

Боги стали непредвзятыми свидетелями кровожадного зрелища: тяжёлого тесака, валившегося мощным рывком на предсмертное тело Салаха. В ту же секунду сын Ханбаля зажмурил загорелые веки, чтобы покинуть живой сосуд прежде, чем испытать последние муки. Перед глазами смертника пронеслась его короткая до ничтожности жизнь, а именно любящий взгляд матери Агдалии, пудренные мукой руки отца Ханбаля, золотистый румянец свежеиспечённого хлеба с душистым ароматом тмина, приятная старческая улыбка беззаботного дедушки Разима, который как никто другой отдавался с головой в своё любимое дело, и, конечно же — верный друг Махмуд — вечная заноза любого праздника. Ну вот раздался зловещий скрежет вражеского клинка…

В какой-то момент ему показалось, что явился Анубис. Казалось, перед ним дышал свирепый зверь, жаждущий проглотить, не разжевывая, увесистое сердце, однако то представлялось лишь больной иллюзией. Египтянин ощутил рядом с собой крепкое плечо мужчины, слышал тревожные акты вдоха, выдоха. Это был Махмуд. Товарищ пылко нёс драгоценного соратника к бесхозной барже, усыпанной каким-то кристаллическим пеплом. Песок, соль, или мука. Что это? Изобилие рыбацких посудин оставалось пришпорено к сухим берегам, а сами рыбаки исчезли, будто мираж. Соплеменник уложил пострадавшего на тростниковую палубу, после чего принялся возиться с вёслами: проверил их целостность, установил по удобству; затем всеми усилиями оттолкнул лодку от стоянки. Медленно, но уверенно судно поплыло по течению. Без раздумий, араб вернулся к своему кровоточащему другу. Самую серьёзную рану закрывал тот самый злободневный клинок. Первым делом пришлось латать мелкий порез — всего лишь несколько обрубков ткани и готово. Работа с последней куда сложнее: эту заразу не получиться заштопать только тряпками, здесь необходимо прижигать. Где можно взять «паяльник» в таком то месте? Сначала мужчина малость растерялся от свалившиеся задачи, всё же решение всплыло быстро, а именно расковырять поддон челнока, чтобы достать тонкий слой хорошо горючего папируса, потом разрубить часть гребка, дабы получилась плотная палка, затем примитивным методом разжечь огонь. Отправной пункт списка давался тяжело, ибо плотные брусья царапали аналогичные по размеру лапы. Когда настал черёд отрезать ручку весла, Махмуд заметил на острие изящного кукри9 остатки запёкшейся крови.

Всё получится, обязательно — проговорил он вслух, смывая в реке налипшую жидкость

Отмерил нужный отрезок и ловким тычком отделил основание от гребня. Получилось криво, но даже такой срез тоже сойдёт.

— Непременно—

Заключительный этап оказался весьма лёгким — умелые руки сослужили. Трение породило искру, искра создала пламя, пламя подарило надежду. Именно этот клочок пытался сохранить наш герой, чтобы не потух или того хуже, перешёл на спасительный плот. Мужчина поднёс нож к крошечному языку огня; бочина лезвия стала накаляться. После того как металлический сплав покрылся алым румянцем, араб голой рукой хватанул тленный комок и халатно кинул за борт. Пылающий шар проглотила лучезарная гладь. Махмуд же всей своей физиономией проигнорировал наличие ожога, потому что голову заслоняли мысли о пострадавшем друге. Он пал на колени к товарищу, грубо сорвал с него накидку, обхватил раскалённый кинжал таким образом, что одна рука сжимала рукоять, другая удерживала наконечник.

Потерпи, друг — спешно промолвил Бронзовый

Салаха обременило странное выражение лица: очи закатывались к векам, губы уныло свисали, а по коже градом катился белоснежный пот. По-видимому, организм погружал египтянина в состояние некоего холотропа, чтобы минимизировать последствия неприятной операции. Быстрыми движениями лезвие было извлечено, и рана изрыгнула сливки алой плазмы. Мясистую расщелину тут же обволокла горячая поверхность кукри. Реакция раненого, как ожидалось, сделалась притупленной.

Лишь слабое фырканье пробарабанили цианотичные уста. Теперь сын Ханбаля в безопасности. Остановилось кровотечение, значит дело в шляпе. Если конечно инфекция не заглянет на огонёк, что поможет в таком случаи?

Как такое могло произойти? — спросил Салах

Товарищи переглянулись между собой, после чего араб стал открывать все карты, пока миниатюрная баржа неслась по дельте завораживающего Нила.

ЗА НЕСКОЛЬ ЧАСОВ ДО ОПИСАННЫХ СОБЫТИЙ…

Ну вот раздался зловещий скрежет вражеского клинка — это скрестился изящный хопеш с увесистым кукри. Натиск аккумулировался с такой яростью, что привратник оказался не в силах сдержать его, и поплатился глубоким порезом на румяной щеке. Сдавленный стон издал негодяй, а сам он отпрянул как пугливая шавка. Остальные бандиты не имели возможности посодействовать своему вожаку, ибо полигон, в мгновение ока, заволокло неизвестного происхождения алебастровой пылью. В этой до боли мутно-желтоватой параше ни зги не видно: окружные дома сподобились расплывчатым силуэтам. Какова природа этого явления? Может сами боги явили сие чудо? В любом случаи, непредвиденная заминка помогла нашим героям незаметно покинуть бойню с целью добраться до нынешнего укрытия.

Эпилог

Во имя всех богов, я испытал невероятный гнев из-за страха по твоей бессмысленной кончины. — рассказывал Махмуд—В конце концов, кто будет партнёром в моём деле?

На лицах друзей выкатилась широкая до ушей улыбка, напоминавшая маску по-настоящему счастливых людей. Опасность, конечно, могла настигнуть собратьев врасплох, им было всё равно: на банк, разбойников, возможное заражение, даже ту мистическую тень, что омрачала прошлой ночью.

Из тебя ещё тот торгаш получиться—иронично проговорил Салах