Умбра: будни Древнего Египта

//////////////////////////////////////////

От широко падающих через щель лучей солнечного света, прямо в лицо, просыпается Салах. На нём читался "Кислый взгляд", что заметил вовремя вошедший друг. Сонливец, оторвав свою мужественную спину от достаточно мягкой настилки, привстал, дабы прийти в полное сознание после беспокойной для него ночи. Затем спросил своего собеседника:

— Видимо…исполнилось моё пожелание? —

Конечно, — тут же ответил Махмуд — почему ты спрашиваешь?

Тот препарировал вопрос своим уклонным и бессвязным бормотанием. Его товарищ не придирался к ответу. Вскоре, собравшись, они вышли из загадочного дома, затем пошли по улицам уже наполненным людьми.

Ослепительная красавица

Каждый день, начиная с просыпающимися лучами солнца, а заканчивая его последним уходящим светом, жители Египта возвращают городскую жизнь своим живым присутствием. Местные и приезжие торговцы продавали разнообразные бытовые безделушки потенциальным покупателям, однако богатые лица обменивались товарами по добротнее: ткани, роскошные одеяния, кинжалы, огромное множество мебельного убранства для зажиточных людей.

В этом промежутке времени, стражники соблюдали абсолютную бдительность, ибо возможные плебеи, воры могли в одну секунду совершить кражу или разбойное нападение. Конечно, второе случалось реже первого, ведь намного проще слиться в толпе, проходящих мимо лавки людей, быстрыми движениями руки схватить первую попавшуюся в глаза вещь, пропажу которой, торговец мог не заметить. Но даже если заметит или к тому же позовёт стражу, то у преступника будут высокие шансы ускользнуть среди толкучки, чтобы быстро сбежать, спрятавшись среди шумных групп египтян. Чаще всего им удавалось унести с собой несколько предметов, общей стоимостью не больше одного Утена меди.

Что касается последнего (второго), то тут было всё сложнее. Такие действия как массовый грабёж и тому подобное, вызывали много лишнего шума, что провоцировало в большом радиусе от совершения незаконных поступков, неистовую панику. Инстинктивной реакцией будет расстроенная давка похожая на испуганную лань, бегущую от свирепого и голодного шакала.

Вследствие этого, группа бандитов визуально станет уязвимой в руках суровых, правосудных, первобытных исполнителей власти, как хищные звери, загнанные в тупик грозными медведями.

Герои нашего рассказа молчаливо шли друг за другом по обширным песчаным тропинкам, площадь которых не уплотнялось под присутствием на ней малого числа разнокоренного народа. Стояла засмердевшая жара, создававшая чересчур злые огненные лучи ясного, зенитного солнца вместе с “убийственно” засохшим воздухом. Такое яростное соотношение не прекращавшегося зла, казалось, могло испепелить всех живых существ по каждую сторону горизонта, уничтожить любые непринуждённо стоящие на горячей земле постройки. Возможно, даже завоевавшая себе статус самой протяжённой и величественной за многие века, египтянами, река Нил, благосклонная своей жизненной энергией, иссушилась в мгновение времени на глазах тысячи людей до последней капли живительно-пресной воды.

Наконец, они остановились в одной из ближайших харчевен, отличавшейся доступностью ценовой политики среди бедной прослойки населения. Планировка предприятия заключала в себе наличие различных элементов экстерьера, чтобы проходящий мимо человек мог понять, к какому роду деятельности принадлежит данная постройка. Что касается общей структуры здания, то оно неуклонно находилось в стандарте обычного жилищного дома.

Главной выделительной атрибутикой наружной таверны на фоне распростёртых песчаных сооружений и однотипно различных растений, посаженых по воображению перфектного садовника является большой глиняный навес, накрытый сверху плотным, хлопчатым одноцветно белым тканевым тентом, закрывавшим под ним людей от бурно палящего солнца. Эта конструкция опиралась на стену, в которой установленный проход вёл непосредственно к кухне.

Сидевшие за одним из четырёх, пустых, перпендикулярно стоявших вдоль левой и правой окраины, столов, товарищи вели активную дружескую беседу.

Вчера мы оговорили изложенные нами идеи, — полушепотом говорил Салах — и пришли к последней. Осталось лишь понять. Куда?

И не только — обескуражено добавил Махмуд

— Надо понять; как нам это провернуть, на чём отправляться в путь, сколько это займёт времени и какова…? —

Их тихий разговор прервался гостеприимным приветствием ласково приятным, звучным женским голосом, обладавшим лёгким иноязычным букетом жёсткого акцента, доносившимся рядом с ними.

Мужчины посмотрели в сторону стоящего силуэта, окутав его по вертикали своими равнодушными глазами, вдруг переменившиеся при виде покровительницы Хатор или будто дочери самой Бастет.

Характерное положение тела, а также сжатое, сдержанное по бокам хрупких бёдер руки, с прижатыми к ладоням кончики пальцев, выдавали невинную душу и искреннюю скромность этой молодой простолюдинки или рабыни. Светлая кожа гранатового оттенка бурого разлива с хаотично видневшимися грубоватыми шероховатостями, казалось, обволакивали её бывший нежный слой от неприятной жары здешних мест. По открытым участкам тела, составлявшие большую часть, можно было увидеть мягкие, узко-прямые плечи на незаметно сгорбленной осанки спины. Имевшиеся на шеи кровоподтёки, которые она в силу своей беспомощности, пыталась, не подавая этому вид или какое-то значение, прикрыть от людского глаза. Женская талия подобает типу восточной красавицы, но не характеризует её полноценность, ибо сравнима с рогатой гадюкой, хотя и имеет аккуратную стройность. Худощавые, длинные, а к тому же почти обнажённые не ухоженные ноги доходили от верхней части бедра до босых ступней, поэтому можно было без особого внимания рассмотреть их. Пышные густые пряди волос в распущенном да притом ещё слегка растрёпанном виде, доходили до грудей, прикрывая их естественный объём, оставляя лишь прилегающие чресла. Что касается нижней части одежды, то на талии девушки была надета короткая набедренная повязка из дешёвой ткани, для которой также характерным являлась обувь тростниковой выделки. Внешность лица могла привлечь взор любого юноши, а именно высокий лоб, вытянутые по ширине глаз брови, глубокие буро-цветные глаза с «кошачьим» взглядом, прямой нос и пухленькие щёчки.

Последний вопрос

Минутное молчание ввело в комичный ступор всех участников мнимого диалога. Разрешить данную ситуацию осмелился Салах, заказав одну хлебную лепёшку, тем самым отогнав недотрогу из разговора. Та же, в свою очередь, робко ушла отдавать полученный заказ.

Товарищи проводили досуг, то в раздумьях, то в банальных бытовых разговорах на темы фельетона для преодоления скуки на протяжении долго идущего времени. Однако к счастью, или скорее к несчастью, оно пролетело мимолётно, ибо Махмуд, не вовлечённый в общение с другом, тихо наблюдал за происходящими в округе событиями. Ему стало настолько не комфортно, что слова, доносившиеся от собеседника, проходили мимо как свет меж тонкого стекла. Но за взором глаза ничего интересного не наблюдалось — такая же картина, что была четверть часа назад без критических изменений. Салах заметил проявление данного безрассудства в своём друге и резко привлёк к себе его внимание:

— Не уходи в забытье без причин друг —

Своеобразная физиономия араба напомнила полудохлого осла, который с нетерпением ожидал желанного покоя. Что же могло вызвать такое состояние? Чеканя пальцами рук, Махмуд обратил на него взгляд, затем сказал вялым голосом:

Мне не было никакого дела искать её, даже если такая имеется, лишь чувствуя это… — он замолк на мгновение; потом вернулся в созидание шумного двора, а затем продолжил — Недопонимание в округе, меня ни коем местом не успокаивает

В этот момент, в заведение входит незнакомец, чтобы присесть вблизи дальнего угла стола, обращаясь к ним спиной.

Что тебя волнует? — очень тихо спросил его Салах

Тот украдкой оглянул пространство, после чего слегка приблизился к собеседнику…

Конечный рывок

Разговор собеседников прервался в мгновение ока, сделавшись похожим на гулкий шум стоячего водоёма около барельефа дремучего леса. Вместе с ним пришло беззвучие, но лишь суетливое громыхание доносилось до перепонок наших героев с горячей кухни, и еле уловимый отголосок жизни в древнейшем городе на земле. Трудно можно себе представить настолько безмерную обстановку, тем более на подступах полуденных суток, откуда настоятельно бурчал баритон каирских мужей, перемешиваясь с нежными наказами бархатистых жён. Столь жуткое, бездейственное молчание длилось ещё некоторое время, пока встревоженный Махмуд, который пугающе уставился на нивелированного гостя позади своего товарища и периодически старался отводить от него взор, дабы скрыть признаки любопытства, или скорее не дать повода для подтверждения факта слежки, обратился шёпотом к другу со следующими словами:

— Сей вельможа, чья аудиенция побеспокоила меня, всей силой кровавых глаз растаптывает прямиком твой неучтивый стан, что дурно скажет на наши животы —

После услышанного, молодая физиономия Салаха воссоздала удивлённые выражения каждого морщинистого мускула. Видимо, сын Ханбаля счёл утверждения соратника пустыми, глупыми, потому он хотел развернуться в противоположном направлении, однако другой перехватил его намеренье на полпути.

Придержись. — холодно произнёс Махмуд, держа робкой рукой своего любознателя — Любопытство твоё сделает только хуже, моё nadhir4 подсказывает нехорошие события.

Салах чувствовал, как мужественная ладонь друга со всей крепостью сжимала хилую закорку так, что вокруг этой области образовалось небольшое посинение. Видимо, он нёс в душе глубокие переживания по поводу угнетённого положения. Вскоре приятель ослабил свою хватку, и облокотился на спинку стула, сохраняя прямоту осанки, подобно стволу бамбукового дерева. Несмотря на свалившееся бремя встать на сторону Махмуда, в компании беспочвенных беспокойств, внук рыбака не выплеснул ни единого движения лица, ибо в участнике разговора, в первую очередь, коррелировал не только выпивоха да какой-нибудь собутыльник, а верная опора.

Вместе, брат. — уверенно произнёс Салах — Кто ежели не я, смогу оказаться должным для тебя по заверению старших богов

В это время незваный гость, будучи покойным на закромах пустых стволов, внезапно аккумулировался некой загадочной случайностью, которая повела фигуру своими постыдными шашками к обществу благородных из благороднейших из людей: чьи имена великолепно происходят от «хвалимый», достойны называться "благочестивый" — Махмуд и Салах.

Тот, кто сидел лицевой осью к человеку в плащевике, беспромедлительно приподнял остекленевший взор, как пугливая косуля от малейшего шороха. Другой же ощущал плохо уловимую дрожь воздушного потока у себя за спиной, то есть предугадывал перемещение некоего объекта. В отличие от араба, мужчина сохранял под своей короткой стрижкой каменное и невозмутимое выражение.

Приветствую вас, граждане священного, привечного города милостивых, карательных богов пустыни, и слуги нашего почитаемого господина — сипло промолвил пришедший собеседник

На этот раз, братья по стакану обращались всем телом на его фигуру, точнее, Салах развернулся полукругом, облокотившись об выступ деревянной лавки. Сначала, он взирал какой-то странной мимикой: глаза точились из-под себя, губы выкрутились в недотрубочку и нос уплотнил собственные крылья. Потом она переменилась на дерзкую улыбчивость, а затем разразилась тихим хохотом. Картина вырисовывала его опущенную от неуместного веселья голову с такими же падшими веками, что не могло ни вызвать смятение у импульсивного гражданина в серебристом пеплуме.

Что смешного видывал плебей в моих устах? — немного грозно, немного гнусливо промолвил пришелец в сторону задорного мужчины

Конечно, это обескураживало — кому пристало смеяться в столь драматической ситуации. Сын Ханбаля резво оживился, толи от внутренней злобы, толи вавилонского наречия, толи аморального прилагательного в его сторону. Он сознавал принадлежность этого человека, потому как наряд говорил о многом, только не о хорошем.

Ему хотелось разбранить гордого ренегата: "Как ты можешь постылеть себя, навешивая наветы на мою голову, изменник"; но вышло более мягкое словосочетание.

От того, — угрюмо начал Салах, обдавая орлиным взглядом — что мне не пристало быть услужливым какому-нибудь беспечному хозяину. Я человек, а не подсобный грызун.

Египтянин словил ехидный взгляд после окончания монолога. Если бы имелась возможность погрузиться с головой в острые шипы каирского песка, то наш герой предпринял к этому все усилиями, ибо таранить глазами — самая невыносимая вещь.

Не пустословтесь — вульгарно продолжил человек в пеплуме, лукаво чеканя каждое слово — Я, привратник и мне нужны ваши изречения. Вам видано местоположение хабиру5 или тех, кто носит сведенья?

Это что ли — озадачено переспросил Махмуд — товарищи… того самого… зятя?!

Право — незамедлительно воскликнул слуга — во имя справедливой Маат

В это мгновение на плацдарме смежных улиц озарился богатый табун дромадер6, проходящий единым строем среди крыш песчаных домов. Столь многочисленное стадо не внушало мысли о скорейшем завершении манифеста, а наоборот, навешивало цикличную картину. Наблюдения прервались монологом идиота, полным сарказма и иронии.

— Стало быть, вам на собрата тоже серпа не жалко, пусть хоть под арьергардом некоего вождя —

Мужчина на пару мгновений продавил болезненное хрипение своего низкого тембра голоса не только из-за сухости в жаркую пору, но также в преддверии всякой неортодоксальности характера привратника. Салах без стеснения обратился к нему всей конституцией тела, взгляда, непоколебимой души. Затем, набрав в рот щепотку желанного мужества, продолжил речь.

— А ты? Хватило бы тебе, раб, смелости, чтобы возвысится над собственным народом? —

Гость опешил после услышанных слов. Очевидно, ренегат не ожидал такой дерзости в свой адрес. Тогда его глаза сделались рубином злости, а дистоническая рука скрылась за пазухой плащевика. Предполагал ли отрок хлебопекаря такой исход? В тени очертился хапеш7, который изящно управлялся незнакомцем и уже маячил пред физиономией взволнованного Салаха. Наш Махмуд, сидя в стороне, лишь наблюдал за театральной мракотой.

Иллюзия недомерка

Агрессор продолжал держать кончик острого меча у рыхлой щеки египтянина, который терпеливо следил за отблеском лезвия. Он малость разился, смотрел горделиво, словно великим себя почитал, но слабости рук его подвели, а дрожь начала постылеть сполна. Несомненно, Салах не мог не заметить эту особенность, потому решил плыть по течению событий.

Не радую наглецов, — властно сказал привратник — особенно тех, кто дерзит… Но я без единого сомнения отдам за гроши, сердца сотни рабов, которые порочно уходят от истины нашего Кемета, на радость Анубиса….

Мечник оглянулся на редеющий торговый конвой и убедился, что от него оставался лишь малый хвост зевак, поэтому окружной плац сделался практически безлюдным. В этот момент, ренегат вернулся к обществу славных героев, которые, подобно истуканам, ждали дальнейшего навета. На этот раз, лицо приняло прикладистое искривление, однако прежний типаж держался с титанической перманентностью.

Как тебя именовать? — спросил гость

Назвать одно простое имя. Зачем же недомерку интересоваться такой вот вещью? Вряд ли этот человек будет спрашивать подобное, лишь бы удовлетворить своё любопытство. Или нет???

Мне думается, что это излишнее, ибо к чему утруждать услужливый разум такого выскочку, как вы — ответил Салах в сдержанном порыве.