— Не думаю, что захочу ещё раз смотреть всё это, — Рика выразительно взглянула на освещённую афишу. Мешанина оперы и цирка мне не по душе. Лучше уж по отдельности. Да и пьеса слабовата.
— А что скажете по поводу хозяина? По-моему, весьма импозантный тип.
— Я почему-то считала, что подобными увеселениями занимаются люди помоложе. Господину Рэйнольдсу лет семьдесят. Хотя держится он хорошо. Вы заметили, какая у него осанка?
Вилохэд ответил, что как раз на осанку внимания не обратил.
— Совершенно прямая спина, — разъяснила чародейка, — такое бывает у бывших военных, танцоров, циркачей и любителей спортивных упражнений. Не удивлюсь, что господин Рэйнольдс начинал с самых низов, если до столь почтенного возраста сумел сохранить идеальную фигуру.
Вил предложил посидеть ещё в каком-нибудь ресторанчике, но Эрика отказалась.
— Завтра на работу, — сказала она, — вспомните приказ его величества. Нужно пораньше лечь спать, чтобы завтра с новыми силами взяться за расследование. Не хочу чувствовать себя бесполезной дурой на следующем докладе.
Коррехидор хотел было что-то возразить, но сдержался, проводил чародейку до самых ворот, галантно поцеловал ручку и пожелал спокойной ночи. Рика медленно пошла к дому, слыша за спиной звук отъезжающего магомобиля. Она обдумывала, как лучше объяснить вездесущей тётке свое отсутствие в течение целого воскресного дня.
Глава 3 КОЛЬЦО С ЦВЕТКОМ САКУРЫ
Ночью Рика проснулась. Проснулась просто так, безо всякой причины, просто проснулась, и всё. Сквозь закрытые занавески проглядывала луна, на стене мерно тикали часы. Чародейке не нужно было вставать и включать свет, чтобы определить время. Она и так точно знала, что сейчас половина третьего. Перевернувшись на другой бок, Рика никак не могла понять, что столь внезапно разбудило её посреди ночи. Почему-то перед глазами встал труп господина Касла.
— Ну вот, — подумала чародейка со вздохом, — не хватало ещё сейчас думать о работе!
Вскрытие она провела тщательно, по всем правилам. Накануне специально открыла учебник и повторила всё, что он содержал о смерти от ожогов, даже с собой его брала на всякий случай. Что же мешает спать теперь? Легла на спину, закрыла глаза и попыталась отрешиться от всего на свете. Не помогло. Вспоминались следы от ожогов на теле убитого: запекшаяся почти до обугленности плоть, лопнувшие волдыри. Хотя некромаетке не приходилось никогда раньше видеть человека, умершего от ожогов, чего-то недоставало. И это что-то уплывало от понимания, но беспокоило, царапало подсознание. Потом она поняла, это была форма орудия пытки, точнее его толщина: в одних местах след был шириной около двух пальцев Рики, а в других гораздо тоньше. Это было странно. Что кочерга, что воровская фомка (а она предположила, что орудием убийства мог послужить один из этих предметов) не имели разницы в толщине. Предполагать же, будто убийца принёс с собой несколько орудий пытки и пользовался ими, было несерьёзно. Рика решила утром ещё хорошенечко всё проверить. Возможно, она ошибается, и её воображение повлияло на память. Эта мысль успокоила девушку, и она заснула.
Так как в воскресенье никто не занимался выдачей родственникам трупов, на следующее утро господин Касл всё ещё лежал на столе в прозекторской. Рика совершила все необходимые, уже ставшими привычными до автоматизма приготовления, и снова погрузилась в исследования. Действительно, следы ожогов разнились: одни были явно уже других, к тому же, то, чем они наносились разогревалось сильнее. Скорее всего, начинал убийца с более поверхностных ожогов, но не получив желаемого, вышел из себя и переключился на более горячий прут, который калился в камине.
— Безобразие, — раздался в коридоре возмущённый мужской голос, — человек умер ещё в субботу, а Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя никак не может отдать покойного в руки друзьям, дабы они смогли, наконец, начать подобающую подготовку к погребению!
— Туда нельзя, — вторил ему молодой голос с отчётливо уловимыми жалобными интонациями, — посторонним входить никак нельзя!
— А препятствовать подобающему погребению можно? — вопросил первый голос, более старший, уверенный и хорошо поставленный, такой голос бывает у людей, привыкших работать на публику: артистов, лекторов, преподавателей университета, — вот сейчас я погляжу на бездельника, которому нет дела до переживаний людей, который не удосужился за двое суток выполнить свою работу. И пускай он будет благодарен мне за то, что я не пошёл прямиком к коррехидору.
Дверь кабинета коронера резко распахнулась, пропуская внутрь осанистого господина в распахнутом дорогом пальто и заломленной назад шапке из меха бобра. За его спиной разводил руками в полнейшем бессилии дежурный — молодой парень с едва пробивающимися усиками над по-детски пухлыми губами.
— Что вы позабыли в служебных помещениях Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя? — строго вопросила чародейка, прикрыв дверь прозекторской.
— Позовите коронера, — отмахнулся от неё вошедший, — или этого бездельника нет на месте? Не мудрено, когда в организации творится чёрт знает что!
— Этот бездельник перед вами, — усмехнулась Рика, — и готов выслушать все ваши претензии.
— Не смешите меня, — отмахнулся посетитель, — ваше стремление выгородить начальника похвально, но в моём случае оно не поможет, я слишком разозлён и озабочен. С самого утра брожу по кабинетам, пытаюсь получить труп хозяина для достойного погребения, и всякий раз меня посылают в какое-то иное место: то документы не подписаны, то заявление составлено не по правилам, то ещё что-то. Необманите! Я уйду отсюда только вместе с несчастным господином Каслом!
— Забирайте, — усмехнулась чародейка, — я с закончила со вскрытием. Стажёр, — обратилась она к покрасневшему до корней волос парню в новой, ещё не успевшей помяться форме, — пойдите к Меллоуну и передайте, чтобы прислал носилки.
— Слушаюсь, мистрис коронер, — он отдал честь, — уже иду!
Обращение к Рике несколько поколебало мнение пришедшего о коронере его королевского величества, и он снова внимательно оглядел чародейку. Воспользовавшись случаем, она решила взять подписку о неразглашении причины смерти владельца варьете.
Пришедший, оказавшийся директором театра и одновременно бухгалтером, сначала скептически хмыкнул, но потом слова о деле государственной важности и упоминание Кленовой короны сделали своё дело, и господин Хемвил поставил свой размашистый росчерк на документе, который с утра передали от коррехидора.
— Действительно, — согласился он, пока осуждённые за мелкие антиобщественные проступки заключённые вытаскивали труп, упакованный в матерчатый мешок, — у нас и так дела в последнее время шли не особо хорошо, и странная смерть господина Касла сыграет скорее против, чем на пользу.
— У вашего начальника были враги? — мгновенно включилась в расследование чародейка.
— Получается, что были, — не особо весело усмехнулся Хемсвил, — иначе он был бы сейчас жив и здоров. Хотя я всегда считал его человеком бесконфликтным, рациональным и таким, знаете ли, приземлённым. Труппа у нас дружная, мы артистов не обижаем ни ролями, ни деньгами.
— Понятно, — кивнула Рика, записав в блокнот мнение директора труппы об убитом. Тут ей вспомнился черновик договора о купле-продаже, лежавший в кабинете на столе, — можете сказать, что покупать или продавать собирался господин Касл в последнее время?
— Покупать? Что вы, Акито был гол, как сокол. Куда уж покупать! Скажу прямо, хоть сама мысль о том, что собирался он сделать, мне неприятна. Боюсь, не и не мне одному. Театр наш он продать вознамерился, так как приезжий выскочка с Лунным своим цирком большие деньги сулил. Желал купить и здание, и труппу, но главное выкупить лицензию на дачу представлений.
— Поясните, — попросила девушка, — разве для вашей деятельности требуется специальное разрешение? — она была далека от всех этих театральных дел.
— Естественно, но этот нюанс известен мало кому за пределами гильдии. Вы можете гастролировать в любом городе невозбранно, если время гастролей не превышает нескольких месяцев. А для постоянной работы требуется лицензия. Стоимость её не столь уж высока, но бюрократической волокиты и соответствий множеству порой противоречивых требований в достатке. Перекупить чужую лицензию проще и спокойнее.
— У вас в «Весёлом вечере» были конфликты? — Рика отлично помнила рекомендации по расследованию убийств. Следовало проверить все возможные мотивы и всех людей, так или иначе связанных с жертвой.
— Я не берусь говорить за всю труппу, — Хэмсвил почесал гладко выбритую щёку, — но с сам Акито ни с кем вроде бы не конфликтовал. Ругань и раздоры случаются в любом коллективе, тем паче, в театральном. Не даром же нас за глаза называют «серпентарием единомышленников». Артисты — люди своенравные, нервные, не так редко с завышенной самооценкой. Но вот, чтобы убить хозяина, да ещё столь жестоко, — тут нужен повод посерьёзнее обычных производственных склок.
Чародейка была с ним согласна. Из-за рутинных рабочих разногласий человека ни пытать, ни убивать не станут. Если только кого-то абсолютно не устраивала продажа театра.
— Это очень вряд ли, — отмахнулся директор труппы, — будь владельцем Касл или кто другой, на рядовых сотрудниках это особо никак не скажется. Ну, репертуар перетрясут, распределение ролей измениться может, и всё. Распустить труппу Рэйнольдс не сможет по контракту, это обязательным пунктом в договоре о продаже прописали. Что касательно жалования артистов, так у нас в последнее время с деньгами совсем туго было, так что успешное начальство скорее в плюс пойдёт. Нет, госпожа Таками, вы можете даже не копать в этом направлении.
Рике вспомнились «ночные прослушивания», о которых упоминал управляющий убитого, и она спросила, не заставлял ли убитый актрис и претенденток к оказывать ему услуги любовного характера?
— Так было, есть и будет всегда, — уверенно заявил Хэмсвил, — обычное дело. Но Акито был не из тех, кто заставляет или принуждает. И кого принуждать-то? Нравственность наших сотрудниц? Вы шутите! Они сами ищут богатых покровителей, а уж закрутить шашни с режиссёром или владельцем театра — обычное дело. Касл пользовался, конечно, своим положением. И я пользуюсь. Но он никого не обижал и не принуждал.
— Артистки — понятно, — не унималась чародейка, — но вдруг у кого-то был не доволен муж, отец, брат? Вы не слышали о подобном?
— Нет, уверяю вас, вы ищете не в том направлении. Актёрская профессия не располагает к целомудрию.
— Вы сами в каких отношениях были с убитым? — спросила она после секундной заминки.
— Я бы не назвал нас с Акито закадычными друзьями, — заметил Хэмвил, — мы приятельствовали, общались, выпивали вместе.
— Вы не замечали чего-нибудь странного или необычного в поведении господина Касла в последнее время? — спросила Рика. Ей хотелось найти хоть малюсенькую зацепку для того, чтобы начать полноценное расследование.
— Странности? — переспросил собеседник, как обыкновенно делают люди, когда им необходимо собраться с мыслями, — особо выраженных странностей я не заметил. Разве что Акито был угнетён сильнее обычного. Он никогда особым позитивом не отличался, но вот на минувшей неделе вообще духом упал. Я подумал, что это из-за продажи заведения. Как-никак он наш «Вечер» сам двенадцать лет назад отрыл, ещё совсем молодым человеком. Я пригласил его выпить. Спросил, мол, жаль ему, наверное, со своим детищем расставаться?
Хэмсвил вздохнул и попросил стакан воды потом продолжал:
— Акито только плечами в ответ пожал и ответил, что рассматривает продажу театра как завершение некоего этапа своей жизни. Говорил что-то о намерении двигаться вперёд, о том, что пора ему, наконец, похоронить своих мертвецов, и показал мне алую бархатную коробочку. Весьма потёртую, словно он носил долго её в кармане. Там лежало обручальное кольцо из белого золота с бриллиантами, изящно оправленными в виде цветка элегантного тюльпана.
— Он собирался жениться? — удивилась чародейка. Убитый в её глазах ни возрастом, ни внешностью никак не тянул на счастливого жениха.
— Нет, — покачал головой директор труппы, — кольцо было куплено много лет назад и предназначалось его трагически погибшей невесте. Акито сказал, что в последнее время частенько стал видеть её во сне. Будто бы она не то предупредить о чём-то его хочет, не то спросить что. Вот он и решил кольцо в банк положить, потому как посчитал его некой связующей нитью между ним и его любовью из далёкого прошлого.
— Понятно, — сказала Рика, — а кто второй? Вы сказали, что господин Касл собирался похоронить мертвецов, а не мертвеца.
— Акито всегда очень мало рассказывал о своём прошлом, так, отдельные эпизоды, из которых невозможно было собрать полную картину, — грустно пожал плечами Хэмсвил, — он был скрытным человеком, никого не пускал в свою жизнь. Что в театре, где все друг у друга как на ладони, сделать непросто. Кто другой, кого он собирался похоронить, не знаю. Среди наших ходили слухи, что вместе с Акито у истоков «Весёлого вечера» стоял ещё один человек. Но что с ним стало, куда он делся, я никогда не спрашивал, а Акито не говорил. Возможно, он тоже умер, и именно он является вторым. Потеря друга и невесты — тяжёлый удар.
— С каким банком вёл дела господин Касл, — отвлекла собеседника от воспоминаний чародейка.
— С «Королевским банком кленового листа», — последовал ответ, — и личный счёт Акито, и счёта театра находится именно в нём. Мой покойных шеф отличался консервативностью во вкусах. Готов поклясться, ему бы и в голову не пришло положить кольцо в какой-либо другой банк.
В дверь деликатно постучали, и небритый парень с приятной симметрией роскошных синяков под обоими глазами вежливо поинтересовался:
— Куды покойника доставить прикажете? Мы погрузили уже. Нам ещё за дровами ехать. Господин Турада приказал срочно привезти. Так чего делать-то?
— Позволите откланяться? — вставая, проговорил Хэмсвил, — у меня из-за погребения просто голова кругом идёт.
— Конечно, — ответила Рика, — если у меня возникнут к вам вопросы, я с вами свяжусь.
Мужчина кивнул, но уже на пороге обернулся:
— Вы извините меня, мистрис Таками, за резкие слова. Смерть на людей влияет самым непредсказуемым образом.
— Знаю, знаю, — уже сама себе сказала чародейка, — кому, как ни мне этого не знать!
Не успели шаги Хэмсвила и небритого стихнуть в конце коридора, как в дверь кабинета снова постучали.
«Просто какой-то день визитов сегодня», — подумала Рика и дала разрешение войти.
Следующим посетителем оказался Турада собственной персоной. Он всякий раз, когда оказывался в кабинете коронера, оглядывался вокруг скептически-осуждающим взглядом, заводил глаза, словно поражался убогости обстановки. Всё это он проделал и в этот раз.
— Мистрис Таками, — проговорил он, разглядывая поверх головы чародейки пожелтевшие грамоты на стене. Они удостоверяли служебные успехи её предшественника, — ваш же…, ах, простите, господин коррехидор велит вам покончить с рутинными делами и собираться. Через, — он демонстративно достал золотые карманные часы, — десять минут он станет ожидать вас в своём магомобиле на улице.
На этих словах лицо его приобрело столь глумливое выражение, будто четвёртый сын Дубового клана пригласил её в Отель для свиданий.
Чародейка ожгла ненавистного Дураду взглядом и поинтересовалась, всё ли он сообщил ей, что собирался? Адъютант и личный секретарь коррехидора удержался, чтобы не поправить неправильное произнесение его фамилии, кивнул, повернулся на каблуках и удалился с гордым видом.
Рике не хотелось заставлять себя ждать, будто они и правда отправляются на свидание, она быстро собралась, надела меховую шапочку и поспешила выйти на улицу.
— Откуда ваш Дурада знает о нашей мнимой помолвке? — спросила она уже в машине.
— Видите ли, Эрика, — проговорил коррехидор в ответ, — Тимоти Турада обладает весьма тонким слухом. Я не удивлён, что кое-что из перепалки, которую вы вчера устроили в моём кабинете, дошло до его ушей. А выводы он сделал и сам.
От мысли, что она сама стала причиной сплетни, которая вот-вот начнёт гулять по Королевской службе дневной безопасности и ночного покоя, чародейке стало только обиднее.
— Я бы не советовал вам пытаться что-либо опровергать, — заметив её насупленную физиономию, сказал Вил, — сделаете только хуже. Гораздо выгоднее в глазах окружающих быть невестой Дубового клана, нежели любовницей графа Окку.
Рика собиралась было открыть рот, чтобы заявить, что не собирается приобретать ни первый, ни второй статусы, но удержалась. Вил не был виноват в сложившейся ситуации, поэтому и выплёскивать на него своё раздражение было незачем.
— Куда мы направляемся? — вместо этого спросила она, не сводя глаз с дороги.
— К господину Каслу домой.
— Там же Меллоун должен был всех опросить ещё в субботу, — возразила чародейка.
— Опросил, — подтвердил коррехидор, — ещё как опросил. То, что я вчера не слышал тех неприличных слов и пожеланий, которые непременно должен был отпускать Турада, когда читал всю эту галиматью, моё счастье. Меллоун проявил похвальное рвение, узнал много подробностей из жизни домочадцев убитого, вплоть до их дней рождений, перенесённых болезнях и сумме жалования. Вот только того, что нужно для расследования убийства, он не удосужился спросить. Утонул в огромном количестве деталей и подробностей. Турада, насколько это было возможно, систематизировал графоманский бред, но, увы, этого мало. Придётся нам самим. Вы против?
— Совсем нет, — заверила Рика, вспомнив недовольное лицо короля и обожжённый труп владельца «Весёлого вечера».
— Вот и славно. В две головы, четыре глаза и четыре уха мы обязательно что-то нароем.
— Я уже поговорила с директором труппы, — сообщила девушка не без некоторой гордости.
Ещё бы, у Вила были в распоряжении лишь невнятные показания, добытые Меллоуном, а она успела побеседовать с не последним человеком в варьете, узнала про умершего друга, невесту, банк и кольцо.
Всё это она незамедлительно выложила. Коррехидор внимательно выслушал и похвалил её за то, что она использует для расследования малейшую возможность. Пока они шли к дому, Рика засомневалась, уместен ли будет их визит в связи с предстоящей церемонией похорон, но знакомый уже управляющий объяснил, что церемония будет происходить в театре и все хлопоты господин Хемсвил взял на себя.
Они обосновались в гостиной, пригласить кого-либо на беседу в комнату, где замучили хозяина дома, было плохой идеей. Первой вызвалась молоденькая горничная. Она уже не плакала, но глаза её всё ещё оставались испуганными, да и сама девица походила на мышонка, готового в любую минуту задать стрекача. Она рассказала, что в её обязанности входит уборка дома, прислуживание за столом. Хозяин к ней не приставал.
— Что вы, что вы! — горничная покраснела до корней волос, — куда мне! К господину такие красотки приходили. Ему с фигурой нравились, — заметила он не без сожаления, — меня он даже и не ущипнул ни разочка.
Было непонятно, радуется она по этому поводу или печалится.
— Вы не заметили перемен в поведении господина Касла перед его кончиной? — спросил Вил.
Девушка подняла глаза на красивого мужчину в кресле, смутилась, затеребила край передника и отрицательно помотала головой.
— Неужели совсем ничего? — засомневался коррехидор, — припомните, такая наблюдательная девушка, как вы, непременно должна была приметить хоть что-то, что очень помогло бы мне в расследовании убийства.
Горничная задумалась, ей страшно хотелось помочь коррехидору, потом радостно проговорила:
— Было, точно было. В среду я, — она немного замялась, — яблоками объелась, и живот у меня сильно скрутило ночью. Моя матушка мне с собой в город разные полезные травы дала. От простуды, от зубов, от живота. Вот я взяла мешочек с лисьим хвостом и пошла на кухню заварить себе целебного чая. Комнаты слуг в другом конце коридора, а чёрная лестница ночью такая страшная! Темнота, да ещё ветер завывает. У нас там кусок стекла выпал, холодно, страшно, а управляющему дела нет. Правильно, это ж не господская территория! Вот я иду по коридору и слышу, как бедный господин Касл во сне разговаривает. Будто зовёт кого-то, жалобно так.
— И кого-же он звал? — подтолкнул погрузившуюся в воспоминания девушку коррехидор, — какое имя он произносил?
— Я, конечно, не подслушивала, — заявила горничная, — даже и не думала вовсе, просто мимо проходила. А имя было вроде как Эва или Иба.
— Откуда вы знаете, что господин Касл звал женщину во сне? — Рика поверх очков поглядела на горничную, — вдруг он там был не один. У вашего хозяина бывали же ночные гостьи.
— Нет, госпожа чародейка, — уверенно заявила девушка, — в тот вечер у господина Акито никого не было, это точно.
— Можно подумать, он посвящает вас в график своих «прослушиваний»! — воскликнула в сердцах чародейка.
— Может, и не посвящает, — согласилась горничная, — только, когда у него гостьи, то звуки из спальни совсем иного свойства раздаются.
Вил еле сдержал улыбку: страшненькая мышеподобная горничная подслушивает под дверью за любовными утехами своего хозяина.
— Да и когда он даму ждёт, — продолжала девушка, чуть прищурив тёмные глаза, — он велит подавать фрукты и сладости. Но в тот день ничего подобного не было. Я сама относила ему в спальню бутерброды с запечённой говядиной и чесночный соус. Понимаете, чесночный! Ни один человек в здравом уме и твёрдой памяти не станет заказывать чесночный соус, если его ждёт ночь любви.
— Господин Касл враждовал с кем-то? Ну, к примеру, он не говорил вам, что для такого-то меня всегда нет дома, не принимать и не пускать?
Девица наморщила лоб в мыслительном усилии потом сказала:
— Нет, не бывало такого. Ни разочка. Мы всех гостей принимали, чай и кофе я завсегда в гостиную подавала, ещё трубки курительные и табак. Но это только для мужчин, разумеется. Горничная разохотилась и готова была ещё что-нибудь рассказать, но рассказывать ей было нечего, поэтому пришлось уступить место кухарке.
— Давно вы служите в этом доме? — спросил Вилохэд. Они договорились, что основным дознавателем будет он, а чародейка подмечает реакции допрашиваемых и, если увидит что-то странное, включается и копает в нужном направлении.