Я влип в историю!

— Есть ещё несколько причин. К примеру, женщину хлебом не корми, но дай обсудить последние новости или посудачить о коллегах и соседях. А если по натуре я молчун?

— Что-то незаметно.

— Всё потому, что вдохновение такого рода снисходит на меня лишь в твоём присутствии, — я произнёс эти слова с улыбкой, а потом добавил: — Но должен предупредить, что это ненадолго.

— Ах вот как!

В лунном свете она выглядела не вполне реально, призрачно — казалось, вот произнесёшь не те слова или сделаешь неосторожное движение, и всё! Луна зайдёт за тучи и призрак растворится в темноте… Что ж, я ко всему готов, ну а пока небо ясное, надо радоваться тому, что есть.

Глава 10. Осиное жало

Увы, на самом-то деле, собирались тучи. Уже гораздо позже сведущие люди рассказали, что Гоша меня сдал, но этому предшествовали некие мероприятие для стимулирования его памяти. Каким образом Ося догадался, что только Гоша мог пустить слух, будто его благодетель собирается себя клонировать? Вероятно, сопоставил увлечение генетикой и ненасытное честолюбие своего любимца, а ведь раскрытие зловещего заговора могло поднять Гошин авторитет на недосягаемую высоту и способствовать политической карьере — к этому он наверняка стремился ещё в то время, когда был в свите Стародворской.

Но Гоша клялся, что он тут ни при чём — вроде бы от кого-то слышал, но вот от кого… Тут в его памяти возникал провал, и несмотря на все увещевания Оси, на обещание солидного бонуса, если будет результат, так ничего и не вспомнил. Тогда Ося пригласил гипнотизёра, однако оказалось, что путешествие по закоулкам памяти возможно только в телесериалах. Что делать? Пришлось прибегнуть к радикальным методам. Ося нанял заезжих «отморозков», те вывезли Гошу в лес, облили бензином и уже приготовились зажечь спичку… Но даже это не помогло — Гоша назвал фамилии тех, кому рассказывал про тайное намерение Оси, но даже под страхом жуткой смерти не мог вспомнить, кто внушил эту мысль ему.

И вот сидят они за столом, Гоша в купальном халате, только что из ванной, но ещё слегка попахивает. Этот запах ничем не перебить, кроме перцовой водки, и вот после третьей или пятой стопки Гоша вдруг хлопнул себя по лбу:

— Ося — это голова! Так он и сказал.

— Да кто?

— Вовчик. Это когда мы с ним выпивали.

— А потом?

— Потом ничего не помню. Вроде бы пили до утра.

— Так-так! Ну а перед этим ещё что-то было?

— Я копал…

— Ну-ну, и дальше?

Реакции никакой, поэтому Ося налил ещё по одной… Тут Гоша вспомнил всё — и про клонирование Стародворской, и про мой намёк на то, что Ося неспроста напросился курировать генетику.

Стоит ли удивляться тому, что через несколько дней я получил приглашение приехать к Осе, мол, есть очень интересная тема для романа, а издатель готов подписать контракт. Ну какой писатель устоит?

Всё получилось совсем не так, как я предполагал. Не успел переступить порог, как Ося набросился на меня с упрёками:

— Что я плохого тебе сделал, Вовчик? Зачем всё это? Гоше наплёл про какого-то клона, потом увёл у меня Ивонн. За что ты меня так ненавидишь?

— А за что тебя любить?

— Вовчик! Не я ли спасал тебя от неприятностей, давал полезные советы… Да что тут говорить, я последние портки с себя готов был снять, чтобы обеспечить тебе приличную зарплату…

Но как он крутит! Как он крутит!

— Признайся, Вовчик, разве я заслужил такое отношение к себе? Вот и в очередном сатирическом опусе наверняка представишь меня в самом неприглядном виде. Надо не иметь ни капли совести, чтобы так беспардонно поступать!

Господи, да от кого я это слышу?

Тем временем Ося с упорством, достойным восхищения, продолжал навешивать лапшу мне на уши:

— Ведь у тебя такие же, как у меня, претензии к академии наук. Кто отказался рассматривать твою версию возникновения Руси? Кто использует должностное положение в корыстных интересах? А ведь я проталкивал твои фельетоны в СМИ, рискуя потерять всё, что нажил непосильным трудом.

Он ненадолго умолк — видимо, копил злобу или формулировал новые обвинения в мой адрес. Что ж, пока есть возможность, припомним, как начиналась эта заварушка.

Если бы Ося не решил использовать достижения генетики для компрометации других претендентов на депутатский пост, ничего бы не было. Но Гоша по его приказу начал копать и выкопал… А дальше инициативу перехватили Осины конкуренты — Док составил липовый отчёт, который навёл меня на мысль, что Ося клон, ну и пошло-поехало!

Так кто же виноват в том, что случилось? Конкуренты отбивались, как могли, Док всего лишь выполнил распоряжение начальства, ну а я, следуя законам логики, пришёл к выводу, что Ося клон, и сделал остроумный ход в шахматной игре, где Гоше выпала незавидная роль на время перевоплотиться в ездовую лошадь. Иными словами, все участники этой драмы действовали единственно приемлемым в этой ситуации способом, и если кому-то не хватило ума, так это только Осе. Прежде, чем идти «на вы», надо проанализировать возможные последствия и подготовить варианты контрдействий, но Ося, как та лошадь, закусил удила и понёсся вскачь… А теперь готов обвинить меня во всех смертных грехах. Да от него любой гадости можно ожидать!

Так оно и получилось. Не успел я завершить мыслительный процесс, связанный с построением аргументированных умозаключений, как передо мной возникли трое — один в погонах представителя Следственного комитета, другой в мундире офицера МВД, ну а третий, в штатском, стоял за их спиной, словно бы он здесь совершенно ни при чём. И вот следователь, не говоря ни слова, суёт мне под нос какую-то бумажку, а роль комментатора того, что происходит, судя по всему, присвоил себе Ося:

— Вовчик! Вот что получается, когда плюёшь против ветра. Сколько раз я говорил тебе: слушайся во всём меня, если уж наследственность у тебя такая скверная…

Клеветы на родителей я вынести не смог. Собрался с силами и врезал Осе между глаз, да так, что он надолго запомнит этот день и эту последнюю, надеюсь, нашу встречу. Ну а реакция официальных лиц немного запоздала:

— Что ж, вы повесили на себя ещё одну статью, теперь уж точно суд санкционирует арест. А потому, что вы опасны для окружающих людей!

Тут же полицейский чин достал из кармана наручники, ну а дальше всё по заданной программе — протокол задержания, подписи свидетелей и дорога прямиком в СИЗО.

Понятно, что посадили в «пресс-хату» — об этом я сразу догадался, когда увидел двух громил, а третий, вертлявый и тщедушный, провоцировал меня на драку. Когда я дал ему пинка, чтобы отвязался, те двое набросились на меня, но тут случилось невероятное, словно бы на одного из рецидивистов просветление нашло:

— Постой! Так это же тот писака, что уел и Следственный комитет, и всю московскую полицию!

— Это как? — удивился этой новости подельник.

— Я когда последний срок мотал, руку повредил, так меня отправили в библиотеку книжки зэкам выдавать. Работа не пыльная, от нечего делать стал читать. Помню, начал с «Преступления и наказания», но не осилил, очень уж занудно. А потом подвернулась «Охота на министра». Шнур, вот это классное чтиво! Как писака законников там раздербанил!

— Доходяга-то при чём? — не понял Шнур и указал на меня.

— Так он и написал! — ответил мой спаситель и обратился ко мне: — Извини, братан, имени не помню, а фотку твою на обложке запомнил навсегда.

Странно, не было там моей фотографии. Но если стану отрицать… В общем, решил сделать вид, что так оно и было. Ну а затем по их просьбе устроил представление:

— Мы тебя помутузим слегка, а ты кричи, как будто убивают, иначе всем не поздоровится. Тебя засунут к отпетым уголовникам, а нас отправят в карцер, а то и добавят срок. Повод-то всегда найдётся.

Так и прожили пару дней, однако, когда Шнура вызвали на встречу с адвокатом, я задал Серому вопрос, который не давал мне покоя:

— Ну и зачем ты про мою фотку соврал? Нет её на обложке книги.

Серый как-то спал с лица, погрустнел, как будто я спросил о том, что он давно запрятал в глубины своей памяти и не хотел об этом вспоминать. Но тут уж ничего не поделаешь, придётся отвечать, а начал свою исповедь с вопроса:

— Ты меня не сдашь?

Ну сколько можно? Каин предал Авеля, я предал Осю, Гоша предал меня, теперь вот и Серый о том же самом. Но вместо прямого ответа на вопрос напомнил обстоятельства нашего знакомства:

— Я мог бы сразу уличить тебя во лжи, однако этого не сделал.

Похоже, убедил.

— Ладно, только это длинная история, — предупредил Серый и потом без всякого перехода спросил: — Тебе детективные сериалы нравятся?

— Да, по вечерам смотрю, если что-то стоящее.

— Тогда то, что я расскажу, тебя не удивит. Помнишь фильм, где чекиста внедрили в банду, состряпав против него уголовное дело? В итоге он попал на нары, но о нём забыли. Всё потому, что власть сменилась, — Серый прервал рассказ: — Влад, завари-ка чифирю, в горле пересохло, ну а я продолжу. Так вот, со мной произошла почти такая же история. Я служил за Уралом, и вот начальник управления МВД добился моего перевода в Москву, а затем предложил внедриться в банду, которая организовала переправку за рубеж нелегально нажитых капиталов. Это был тот самый генерал, который в твоём романе фигурирует под фамилией Викулов.

Я поначалу не поверил — такие совпадения случаются только в кино, но Серый назвал мне фамилии сотрудников управления и словно бы отвечая на незаданный мною вопрос, сказал:

— Меня долго готовили к внедрению, пришлось ознакомиться со многими делами, чтобы легче было ориентироваться в уголовной среде. Это было незадолго того, как устроили ту провокацию, о которой ты в романе написал.

Вот оно как!

— А потом?

— Взяли банду и меня заодно вместе с ними отправили в колонию. Дали всего три года, чтобы внедрился в другую банду, а потом генерал угодил прямо в жернова.

— Но о тебе-то почему забыли?

— В том-то и дело, что не забыли. Выдернули из колонии на допрос и стали требовать, чтобы дал компромат на сотрудников генерала. Говорят, если дашь инфу, выйдешь на свободу с чистой совестью, а откажешься, добавим тебе срок, паровозом за своим начальником пойдёшь.

— И что?

— Согласился. А кому хочется сидеть? — и развёл руками. — Потом восстановили в звании, но… Но на суде я отказался от прежних показаний, потому как не в моих правилах сдавать своих. Мол, так и так, меня заставили, объяснил, что просто физически не мог знать, какие дела творятся в управлении, поскольку день и ночь готовился к внедрению в банду, в текущей оперативной работе не участвовал.

— А дальше?

— Обвинили в даче ложных показаний, в попытке избавить преступника от заслуженного наказания и припаяли срок. Вот и сижу теперь…

— Но это беспредел!

— Ну что поделаешь? Ты вот разоблачительные романы пишешь, а что я могу?

На мой взгляд, тут что-то не стыкуется.

— Подожди, подожди! Но где же ты увидел мою фотографию?

— Сам мог бы догадаться. «Охоту на министра» ты написал в то время, когда и я, и генерал ещё были на свободе. Тогда и прочитал роман, а потом покопался в интернете, хотел узнать, кто это такой смелый. Но ничего толком не нашёл, кроме фотографии на твоём сайте.

Тут ничего странного — пусть пиарятся другие, выкладывают свои биографии в википедию, только не я. Но вот чего не понимаю:

— Как же ты согласился издеваться над сокамерником?

— Сказали, что найдут способ прибавить срок, если откажусь. Но я больше стращаю, а если бью, только в полсилы.

Да, грустная история. В жизни всё гораздо хуже, чем в кино.

А ещё через пару дней за мной пришли и повели на допрос.

Глава 11. Тихо песенку пою

Когда-то, во времена блаженной юности, на отдыхе в Крыму мы пели незатейливую песенку на стихи Михаила Анчарова. В ней есть такие слова:

Балалаечку свою

Я со шкапа достаю,

На Канатчиковой даче

Тихо песенку пою…

Не исключено, что мне придётся напевать эту песенку в течение ближайших лет. Это подозрение возникло после очередного допроса, где мне предъявили медицинское заключение о патологических процессах в моём организме, которые «чреваты окончательным помутнением рассудка», так там и написано. Да я даже диспансеризации не проходил, не говоря уж о посещении каких-то мозгоправов! Впрочем, после того, заверенного печатями отчёта, который подготовил Док, я уже ничему не удивляюсь. А вот следователь был крайне удивлён тем, что надёжный, проверенный годами метод на этот раз почему-то не сработал. Как бы Серому и Шнуру не попало за то, что не отбили почки, впрочем, они ко всему привычные, как-нибудь переживут.

Вот и следователь много чего на свете повидал, он и не таких, как я, обламывал. Стал давить, требуя признания, намекал, что за год в психиатрической клинике в овощ превращусь:

— Там такое с пациентами вытворяют, что при одном упоминании об этих методах у меня в коленях дрожь, даже аппетит куда-то пропадает. Как вам такая перспектива?

Глядя на его упитанное личико и подрастающий животик, нетрудно догадаться, что перспектива длительного голодания может заставить его не только пойти против совести, но даже родину предать. Словно бы в подтверждение моей догадки он предупредил:

— А если объявите голодовку, привяжут к кровати, резиновую трубку засунут в пищевод и будут насильно вливать вам в глотку какую-то бурду, — его всего передёрнуло, как будто сам оказался в этом положении.

Между тем, дело шло к обеду — я это понял, видя, как он украдкой поглядывает на часы, облизывая губы. И вот попытался изобразить сочувствие:

— Я ведь вас прекрасно понимаю, Влад. Сам когда-то таким был, собирался делать всё по-честному, но система обломала, и не одного меня. Помните генерала Викулова? Ему дали двадцать лет, а его заместитель выбросился из окна. Так что на снисхождение не надейтесь, здесь у каждого своя рубашка ближе к телу… Ну так как?

А затем всё снова начинал:

— Я же вам добра желаю, ну чего вы упираетесь? Ведь альтернатива заключению в психушку есть: надо только признаться в том, что оклеветали заслуженных людей и пообещать, что не намерены впредь заниматься литературным творчеством, разве что сказки для детей будете писать. Тогда можно отделаться условным наказанием и штрафом.

Какие уж тут сказки, когда словно бы живёшь в параллельном мире, где правит не закон, а власть? В общем, на сделку я не пошёл, и пусть будет то, что будет!

Вскоре состоялся суд. После вступительного слова судьи и затянувшегося на целый час чтения обвинительного заключения, эта миссия выпала на долю прокурора, слово предоставили депутату Госдумы.

— Уважаемый суд, я возмущён до глубины души! Возмущён тем, что этого субъекта не пригвоздили к позорному столбу ещё несколько лет назад, когда его пачкотня впервые появилась в интернете и на прилавках книжных магазинов. Возьмём, к примеру, его опус под названием «Писатели и стукачи». Здесь он предпринял попытку обелить доносчиков и клеветников, стараниями которых многие поэты и писатели, цвет русской литературы, оказались за решёткой. Идём дальше, читаем «Дела семейные: коррупция и кумовство». Здесь автор превзошёл самого себя, поскольку, что ни губернатор, то ворюга, что ни министр, то жулик. Автор даже попытался измазать грязью мундиры генералов МВД! А уж нас, народных избранников, он и в грош не ставит. Всё потому, что отвергает демократию как основу нашего существования. Может ли нормальному человеку такое в голову прийти? Впрочем, принимать решения придётся вам, но и мы не дремлем! Пришла пора положить конец всем этим инсинуациям и поставить под контроль свободу слова. Наша фракция намерена внести законопроект о возрождении Главлита. В планах комитета, которым я руковожу, введение обязательно модерации, то есть предварительного просмотра всех текстов, размещаемых нашими гражданами в интернете. Я закончил. Благодарю вас за внимание.

Теперь предстоят прения сторон. Когда пришла моя очередь, я применил трюк, который заранее продумал: имитируя свою речь, размахивал руками, открывал рот, даже ворочал языком, но не произносил ни слова. Я вроде бы всё делал в соответствии с требованиями УПК, то есть участвовал в прениях, старался высказать свои возражения, но никто меня не слышал. Такого в судебной практике ещё не было, возникла неувязка. Судья растерян, объявляет перерыв — видимо, решил посоветоваться с председателем суда. Дальнейшие впечатления отрывочные, как будто я не вполне контролировал себя. Попросил охранника принести воды — немного полегчало.

Потом судья полтора часа зачитывал приговор, приводя обширные цитаты из моих книг. Можно подумать, что я сам этого не знаю! А ведь публики в зале нет — заседание закрытое, якобы во избежание разглашения гостайны.

Ну вот судья наконец-то добрался до финала своей речи:

— За клевету на уважаемых людей, министров, губернаторов, руководителей госкорпораций, членов Президиума академии наук и, что совсем недопустимо, советника президента по культуре, поимённый список прилагается…

Дальше я уже ничего не слышал, поскольку всё помутилось в голове, а перед глазами возникли мерцающие точки на фоне непроглядной тьмы, словно бы планеты и созвездия пустились в какой-то дикий пляс вопреки законам физики…

Очнулся в больничной палате, надо мной склонился врач:

— Как же это вы, батенька? Ну и учудили! Никто от вас такого не ожидал. Надо же, подняли руку на святое. Да как вам такое в голову пришло? Это всё равно что пи́сать против ветра, с ними-то ничего не станется, а вы… — Тут он сочувственно погладил меня по плечу. — Выздоравливайте! — и удалился.