Кольчугинские сыщики (СИ)

Удовлетворённая мышь забралась в карман кителя, домовой залез на несгораемый шкаф. Анжела сгребла пожитки в полиэтиленовый пакет, не забыла и герань. Пристыжённый следователь подписывал нужную бумагу.

— А печать тебе в канцелярии шлёпнут! — пискнула Степанида, довольная итогом.

* * *

Наша служба и опасна и трудна,

И на первый взгляд, как будто не видна.

Если кто-то кое-где у нас порой

Честно жить не хочет,

Значит с ними нам вести незримый бой,

Так назначено судьбой для нас с тобой —

Служба дни и ночи.

Безответная любовь хомяка

Не думала Анна Степановна Курочкина, что придется ей снова встретиться со следователем. Ухаживания уже немолодого Матузкова были ей не то, чтобы не приятны… Скорее, она смущалась. Больше от того, что соседки качали головами, а не от неуклюжих комплиментов. Не укрылось от бдительного взгляда старушек, как Матузков проводил Анну Степановну до подъезда и даже немного постоял под окнами, задрав голову.

Когда у Анны Степановны, а попросту Анечки, пропала подушечка для булавок, она не придала этому значения. Игольницу сшили детишки из кружка рукоделия, украсили бисеринками и кружевом по шву да и подарили любимому библиотекарю. Анечка поискала-поискала, но не нашла пропажи. А через неделю испачканная подушечка обнаружилась в кармане её плаща. Кто мог так глупо подшутить — Анечка не понимала, но насторожилась. Настроение у нее испортилось еще сильнее, когда кто-то стащил старинное бабушкино кольцо. Аня перерыла весь дом, но пропажа не обнаружилась. Анечка подумала, что сама ротозейка, ведь никого чужого в доме не было. Да и зачем воровать серебряное кольцо, которое представляет ценность только для самой Анечки? Затем кольцо нашлось в неожиданном месте — на клумбе между двумя увядающими кустиками осенних хризантем.

Злоключения на том не кончились, и потому Анна Степановна пришла к следователю в районный отдел милиции.

— Звучит как-то по-дурацки, но мне кажется, что в доме поселился барабашка, — смущенно призналась она.

Матузков улыбнулся и тут же спохватился. Он понимал, что такая сверхсерьёзная барышня ни за что не придет из-за пустяка. Он предложил ей чаю и начал расспрашивать. Любопытная Степанида выглядывала из-за сейфа. Домовой предпочёл на глаза не показываться.

— Я терпела-терпела, но… Теперь пропал Гоша.

— Кто такой? Жених? — нахмурился Матузков.

— Нет, это мой хомяк. Он полгода у меня живёт. Славный такой. Я его и в клетке не держала, можно сказать, что был он на свободном выгуле.

— Я не вижу связи между всеми упомянутыми событиями, — ответил Матузков и тут же спохватился, так как Анечка резко встала со стула и, путано поблагодарив «простите, я отняла у вас слишком много времени своими глупостями», выскочила из кабинета.

Матузков бросился следом, но каблучки Анечки уже дробно стучали на первом этаже здания райотдела. Вздохнув, он вернулся в кабинет.

— Эх, Матвей Иваныч, хоть ты человек и государственный, а обхождению с прекрасной половиной человечества не обучен, — со знанием дела хмыкнул домовой и пристроился на столе следователя.

— Ты болтай, да не забалтывайся, — буркнул следователь и стал допивать остывший чай.

— Ясное дело, что такая красивая и учёная девушка ни в каких барабашек не верит, ибо их не бывает. И приходила она вовсе не за этим, а за другим.

— Зачем-зачем? — вскинул брови Матузков.

— В гости она тебя приглашала, на осмотр жилища! — домовой захохотал и, довольный собой, взвился под потолок, уворачиваясь от хлопка увесистой ладони следователя.

Степанида была с суженным не согласна. Дождавшись, когда мужчины перестанут пререкаться, она вылезла из-за сейфа и изложила свою версию. По мнению хвостатой лейтенантки Анна Степановна пришла в состоянии крайнего душевного волнения, обеспокоенная постоянными несуразностями в ее доме. Совсем не смешно, когда происходят необъяснимые вещи, а вдруг они опасны. И что значит: «Барабашек не бывает?» Антинаучное предположение.

Недолго посовещавшись, вся троица решила навестить Анну Степановну, а попросту Анечку. В одиночку с барабашкой следователю справиться было очень непросто, так он и пояснил. Но Степанида подозревала, что Матузков просто трусит остаться наедине с прекрасной библиотекаршей.

— Надоть купить букет или шоколаду, — подсказал домовой.

— Зачем? — возмутился Матузков, — мы по делу идём.

— Поддерживаю мнение опытного и почти женатого мущщины, — кивнула головой Степанида и залезла в карман кителя Матузкова и уже оттуда продолжила, — с пустыми руками к красивым девушкам ходить возмутительно.

Матузков заерзал, но к рыночку свернул. Не то, чтобы он был жаден на подарки, но они к чему-то обязывали, на что-то намекали. А ему очень не хотелось выглядеть глупо, ведь он до конца не понимал: едет он к Анне Степановне по делу или к Анечке в гости. На рынке Матузков он выбрал букет белоснежных астр и торт со странным названием «Полено». Если букет понравился всей троице, то по поводу выбора кондитерского изыска мнения разделились.

Борода не унимался и посмеивался над кольчугинскими пекарями. Надо же было так непоэтично назвать торт! Он предложил отодрать от коробки ярлычок, чтобы не портить впечатления от подарка. Или подписать перед словом «Полено» уместное прилагательное, например, «любимое» или «весеннее». Матузков мрачнел, но с Бородой в споры не вступал, и коробку с тортом поставил рядом на пассажирское сиденье «Жигуленка».

Степанида предположила, что название торта свидетельствует о честности кондитеров, которые не скрывают от потребителя, что их бисквит будет черствее сухого дерева, и потому настаивала, чтобы Матузков торт Анечке не дарил, а сразу передал испорченный продукт ей, Степаниде.

Терпя насмешки, насупленный следователь прибыл к Курочкиным, благо адрес он помнил.

Анечки дома не оказалось. Дверь невысокого одноэтажного домика открыл симпатичный старичок, отрекомендовавшийся Степаном Ильичом. Это был отец милой библиотекарши. Матузков затоптался на месте, как стреноженный конь. Он не знал: войти ему или остаться. Но старичок его выручил: он побежал ставить чайник на плиту, оставив Матузкова в прихожей.

Борода вынырнул из кармана следователя и полетел на облёт владений Курочкиных, Степанида осталась при следователе. Она намеревалась подсказывать влюбленному Матузкову правила этикета и темы для светских бесед.

Степан Ильич принялся расспрашивать Матузкова об его трудной работе и о том, как они познакомились с Анечкой. Похвалил торт, отрезав себе добрый кусок. Матузков краснел и бледнел как на экзамене. Он оглядывался по сторонам, ища глазами домового, но тот куда-то запропастился. Степан Ильич догадывался, что ухажёр его дочери нервничает, и радостно сообщил, что Анечка вернется с работы через четверть часа. Почему-то Матузков от этой новости пришёл еще в большее возбуждение, встал со старинного венского стула и стал прохаживаться по комнате. Он рассматривал фотографии на стенах, акварельные рисунки, выполненные скорее старательно, чем талантливо. Трогал на полке корешки книг русской классики. Степан Ильич как мог поддерживал беседу, но вскоре понял, что это напрасный труд. И когда в прихожей зазвонил телефон, хозяин с видимым облегчением выбежал и стал разговаривать нарочито громко.

Поведение Матузкова резко изменилось, он оставил свое бесцельное блуждание и бросился к дивану. Скинув на пол две подушки, он выудил между пружин ворковавшую парочку: домового Бороду и неизвестную кривоносую особу.

Та задрыгала длиннопалыми руками и ногами, в тщетной попытке высвободиться.

— Меня-то отпусти, — миролюбиво попросил Борода и тут же шмякнулся на пол, потому что Матузкову был не интересен.

— Так, Гликерия Парамоновна, шалим? — грозно спросил Матузков, и кривоносая особа сжалась и зажмурилась.

Степанида выбралась из кармана кителя, залезла Матузкову на плечо и с изумлением вытаращилась на кикимору, а это была именно она.

— Гликерия Парамоновна, она же Сара Флигель, она же мадам Пер Жу, она же Мессалина Тютькина.

— Ну я! — неожиданно высокомерно отозвалась кикимора, — но я ничего не делала. Это всё Гоша. Нашкодил и из дома убёг. А я лишь хозяйку предупреждала, как могла.

— Аферистка, — фыркнула Степанида и бросила на Бороду взгляд, полный укоризны. И как её суженый посмел обнаружить зловредную сущность и запросто с ней шушукаться, пока все пили чай?

— Мы тут благодушествуем, чаи лимоним, а вы за нашей спиной злоумышляете? — пискнула мышь и прыгнула с плеча Матузкова прямо на макушку Бороды.

Тот закрутился, заюлил. Все оправдания сводились к тому, что он выведывал у Гликерии Парамоновны ценную информацию о вкусах и привычках хозяйки дома. С целью потом снабдить этими сведениями её неудачливого ухажёра.

Матузков пресёк пререкания и потребовал, чтобы Гликерия выложила как на духу, что происходит в доме Курочкиных. История была неожиданной и очень лиричной.

— Еще раз повторяю, что невиноватая я. Это всё Гоша. Возила его Анна Степановна на выставку домашних питомцев. И там Гоша влюбился в какую-то шатенку. От любви он перестал спать и есть, и в итоге он решился на предложение руки и сердца. Уж как я его отговаривала… Но поскольку его возлюбленная жила по соседству, аккурат через два дома, то остановить Гошу не было никакой возможности. Сначала он носил ей орехи и семечки. Никакого урона для семейного бюджета. Затем стал дарить подарки. Игольницу, а затем и колечко.

— Игольницу-то зачем? — удивилась Степанида.

— Уж больно красивая.

— Продолжай.

— Но шатенка дары отвергала. И тогда Гоша решил вообще из дома уйти. На стажировку в оперный театр.

Матузков сел на стул и самым неприличным образом заржал. При этом он отпустил кикимору, и та, воспользовавшись случаем, стала охорашиваться, приглаживая космы и расправляя цыганские юбки.

— Почему в оперный театр? — спросил Борода.

— Что ж тут непонятного? — возмутилась Степанида, — чтобы обучиться исполнению любовных серенад. Если дама не принимает земных даров, ее надо духовно обаять.

Матузков уже подвывал от смеха, представляя, как Гоша репетирует с симфоническим оркестром.

— А я стучала и гремела, чтобы привлечь внимание Анны Степановны, но она мои знаки истолковала превратно, — завершила кикимора свой рассказ.

Внезапно открылась дверь, и в комнату вошла Анечка. В пылу беседы никто не заметил, как она вернулась с работы. Анечка с удивлением смотрела на гримасы Матузкова, подозревая у него психическое неблагополучие. Видеть собеседников следователя она не могла, потому вид Матвея Ивановича шокировал и пугал её.

Матузков покраснел, раскланялся и выбежал вон, позабыв о своих сподручных. Домовой вылетел следом, а мышь юркнула между ног Анечки и выскочила из дома.

* * *

Поиски Гоши в оперном театре были долгими, но исключительно продуктивными. Он спал в кудрявом парике ведущего тенора театра. По всей видимости, он уже был сыт по горло искусством, потому что очень обрадовался печенью, которое Матузков всегда держал при себе на случай приступа Степанидиного лютого голода.

Когда Гошу вернули его счастливой хозяйке, сцена встречи была настолько трогательной, что домовой прошептал:

' Эта встреча никем не воспета,

И без песен печаль улеглась'.

Конфеты на ниточках

Анжела — бывшая практикантка следователя Матузкова осталась работать в Кольчугинском отделе. В сыскном оперативном деле она была слаба, а вот девичья стать выпускницы школы милиции руководству приглянулась. Анжелу определили в штаб, к другим таким же юным красавицам. Домовой Борода завершил ежесуточный облёт владений и принёс сплетню в клочках своей бороды.

— Аферистка, — отреагировала мышь Степанида. Она всё еще помнила, как несносная практикантка хотела заграбастать в женихи Матузкова. У Степаниды были другие виды на будущность рыжего капитана полиции. Чем ему Аня-библиотекарь не подруга? И собой хороша, и вяжет, и шьёт, и печенье печёт, а уж борщи варит…

— Степанида, ты несправедлива к Анжеле, — развёл руками Матузков, — девчонка старательная. Она шустро в документах порядок наведёт. По штабной части знаешь сколько всего знать и уметь надо?

— А то! — снова фыркнула мышь, — И подолом перед начальством мести и глазки строить — наипервейшей важности качества. Этого у неё с избытком. Тьфу!

Домовой захихикал, устраиваясь удобнее на сейфе. Ему не терпелось дослушать, чем закончится спор мелкой лейтенантки и её сурового начальника. Но тут открылась дверь, и в кабинет заглянула та самая Анжела.

— Уточняю анкетные данные, Матвей Иваныч, — сказала она чересчур сурово, помня, как её выжили из заветного кабинета, — несовершеннолетние иждивенцы появились?

— У меня? — удивился Матвей Иваныч.

— У вас! — прищурилась Анжела, — Не у меня же.

— А вам зачем знать? — продолжал недоумевать Матузков.

— Список составляю на сладкие подарки. У кого дети — тому положен кулёк с конфетами к новому году, за счёт профсоюза.

— Детей нет, Степанида только, — развел руками Матузков.

— А, — подняла Анжела вверх брови, — питомцу своему конфет сами купите.

И дверью хлопнула. Матузков вздохнул и подпёр кулаками подбородок. Он искренне не понимал, как Степанида может кому-то не нравиться? Сколько «висунов» помогла раскрыть! И в отделе стало веселее с её приходом на службу! А начальник милиции Гургенов в шутку произвел мышь в «мелкие лейтенантки»…

Обиженная Степанида смотрела в окно, улепленное снаружи белыми снежинками. Домовой гладил её по голове широкой полупрозрачной ладонью — не хотел материализоваться. Опасался, что в кабинет заглянет кто-то посторонний. Если к мышке уже привыкли, то Бороду вполне могли испугаться, всё-таки нечисть!

— Я не питомец, а сотрудник Кольчугинского отдела! — наконец сформулировала Степанида, — и не нужны мне их пайковые. Я на совесть служу. А не понимают этого только разные вертихвостки.

— А что такое новый год? Новый отчётный период? — спросил домовой и слетел с сейфа на стол следователя.

— Совершенно верно! — Матузков с широкой улыбкой поднял указательный палец правой руки вверх, — айда на рынок!

* * *

Кольчугинские зимы не баловали мягкостью. Вьюга сыпала крупку за шиворот, бросала ледяные пригоршни в лицо. Ветер обвивался вокруг бедного пешехода, норовя забраться в рукава и даже в брючины. Матузкову выдали новый тулуп в конце декабря. «Как в гробу, не повернуться», — жаловался он коллегам. Таскать на себе почти десять килограмм овчины было не так уж приятно. Тулуп стеснял движения, сидел неловко, колом, но мороз диктовал свои правила, и зампотылу был с ним согласен. Старую куртку пришлось повесить в шкаф до весны.

И хотя Матузков не любил зимнюю суету, праздничный дух декабря и всякие сюрпризы, после того, как он обзавёлся забавной компанией с хутора Кривого, пришлось изменить и отношение к новому году. Теперь были подопечные, о которых просто необходимо было заботиться.

Степанида не любила гулять по морозу, и даже боковой карман дублёнки для неё был неуютным местом, куда задувал ветер и заметал снег. Но как же усидеть в отделе на тёплом радиаторе отопления, если начальник хитро улыбается и обещает покупки? Для такого случая у мыши была припасена вязаная пушистая шапка — подарок библиотекарши Анечки.

— А Матвей Иваныч на базар меня в рукавице понесёт, оть. Потому что без женского взгляда на покупки не обойтись.

— Замёрзнешь, ить, Стешенька, — метался по подоконнику домовой, — Матвей Иваныч и без тебя управится. А вкусного мы из сухпайков натащим, сколько душеньке угодно!

— Нам, государственным людям, воровские методы непотребны! Я тебе не кикимора, чтобы довольствие расхищать! — сурово сказала Степанида и юркнула в рукавицу Матузкова. Он кряхтел и натягивал дубленку. Вокруг шеи Матузков намотал кусачий шарф, на одну ладонь натянул рукавицу, вторую с мышью внутри сунул за воротник. Степанида была довольна: её грела не только вязаная присылка от Ани-рукодельницы, но и овчина.

Домовой помахал им из окна ладошкой и загрустил.

До нового года оставалось три дня, Кольчугино преображалось на глазах. Будничная снежная улица расцветилась красными и синими пластиковыми флажками, трепетавшими на ветру. Окна домов изнутри сверкали огоньками гирлянд «Мейд-ин-Чайна». На деревянных прилавках лежали горки мандаринов, припорошённые холодной белой крупкой и всякая снедь: копчёные куры с тоскливо задранными вверх ногами, колбасы-палки и колбасы-кольца, желтые слезящиеся бруски топленого масла, румяные яблоки и соленые помидоры из бочонков. Мышь вертела головой. Её будоражили шумы и запахи. На любопытный нос падали снежинки и тут же таяли.

— Ценники кусаются! — пробормотал Матузков, отходя от прилавков. Испуганная Степанида юркнула в варежку с головой. Не очень-то хотелось быть укушенной. Издалека, как через слой ваты, доносились переборы аккордеона. Сердце Степаниды затрепетало, и она снова высунулась наружу. Каково же было её разочарование! На перевёрнутом вверх дном ящике сидел тарый знакомец, Муха. Он вырядился в нелепый красный халат, подбитый ватой, прицепил искусственную бороду на резинке. На бритой до синевы макушке красовалась вязаная лыжная шапка с помпоном. Изрядно покрасневший нос Мухи демонстрировал, что его хозяин уже не первый час распевает частушки на морозце.

«Председатель нарядился Дед Морозом для детей, счетовод — летучей мышью, и с зарплатой улетел», — наяривал Муха, подмигивая прохожим подбитым глазом. Те бросали ему в картонную коробку из-под пряников мятые деньги.

Матузков остановился. Муха разулыбался и протарабанил: «Хочешь водки, хочешь танцы, лишь бы только позитив! В коридорах обжиманцы — к нам пришел корпоратив». Матузков сделал вид, что не узнал Муху, бросил мятую купюру в коробку и двинулся дальше. Степанида не утерпела и вскарабкалась следователю на плечо.

— Давай его арестуем? — зашептала мышь на ухо Матузкову, — Это же опасный рецидивист Муха. И он явно злоумышляет. Видишь как замаскировался?

Матузков скомандовал Степаниде вернуться в варежку и сказал ей, что Муха на ответственном посту, и арестовывать его никак нельзя. По крайней мере, не сегодня.

— Идём ёлку выбирать!

— Зачем?