Куклы (СИ)

— Что же вы здесь забыли? — этот вопрос Каэрэ задал самым любезным тоном, на какой был способен.

— Я долго размышлял над картой в руках, — серьезно отвечал Эмиран. — Обычно я имею дело исключительно с картами звездного неба. Но тут решил из любопытства перелистать земной атлас.

— Нашли что-то интересное?

— Да. Карту страны Южного ветра или Восьми островов, как ее еще называют. Меня поразило, насколько очертания всех восьми напоминают в целом звезду. Столица, Хрустальный город — центр, из которого расходятся в разные стороны лучи остальных семи островов. У вас-то, наверное, не все знают, что живут на земной… вернее, надводной звезде?

— Не скажу, как много среди нас любителей рассматривать атлас, — отвечал Алекс, — но наверняка найдется куда больше любителей поэзии знаменитого Сари Мариато. Так он писал еще пять веков назад: «…и острова, как звездные лучи, даруют свет просторам океана…» Так что не только вы столь наблюдательны.

— Извините, — Элиот снова кротко улыбнулся. — Я совсем не разбираюсь в искусстве.

— А… вот оно как. А я, господин Эмиран, совсем не разбираюсь в точных науках.

Эти двое являли собой странный контраст: свободный в каждом движении улыбчивый блондин, с распахнутым воротничком и мягко льющимися по спине волосами — и напряженный, чопорно застегнутый на все пуговицы брюнет в строгом черном фраке и безупречной прической… с улыбкой, являвшей все оттенки душевных движений, кроме сердечности.

— Астрономия — самая точная наука, какую только можно представить, но и самая высокая поэзия, — серьезно возразил Элиот.

— То, что самая высокая — ничуть не спорю, — любезно отвечал писатель. — Без телескопа не разглядишь.

Элиот вдруг покраснел, глаза его зло блеснули. Мария взволнованно спустила Грегора с колен на пол и поспешила вмешаться в разговор:

— Господин Эмиран совсем недавно здесь, но уже открыл на наблюдаемой с наших земель части неба две новых звезды!

— Верно, — звездочет вновь просиял. — Одну из них я назвал Хрустальной — в честь вашей столицы, а вторую…

— А вторую? — любезно переспросил Алекс.

— Пока что не знаю… Я полагал… Скажи, — неожиданно обратился Элиот к мальчику-кукле, — на какую букву дать название новой звезде?

Мальчик строго посмотрел на астронома, потом перевел изумрудный взгляд на свою леди.

— На букву «М», сударь, — ответил он вежливо.

— Так я и думал, — кивнул Элиот.

Девушка, чуть покраснев, снова взяла куклу на руки… потом опять отпустила.

— Иди, отдохни, малыш, — шепнула она на ухо своему творению. — А мы сейчас… друзья, давайте танцевать?

— Танцы — моя любовь. Танцевать… самое прекрасное, что только может быть… после звезд, — задумчиво, нараспев, проговорил Элиот Эмиран. А потом обвел всех присутствующих ясным взором. — Да, у каждого — своя любовь.

«И своя заноза», — подумал Алекс.

В домике Марии не было большой танцевальной залы, но одна из комнат все-таки могла сгодиться для развлечения дружеской компании. Там Мария задернула шторы… и ненадолго застыла у окна, сжав ладони. Магия… То, что отличало демиан от людей, то, чем была пропитана их сущность. Дар их можно было назвать слабым по сравнению с тем, чем обладали чародеи древности. Магия, вошедшая когда-то в плоть и кровь потомков этих могучих волшебников, была чарующа, легка и неопасна. Мария разжала руки — и с ее пальцев соскользнул целый фейерверк разноцветных огоньков, закружился по маленькой зале, создавая удивительное, нежное освещение. Сержу, мало знакомому с магией, если, конечно, она не исходила от леса, показалось, что дом тихо и незаметно вплыл в иную реальность, полную сказки, загадок, отблесков надежд и водоворота желаний… опасных, быть может.

Крупный зеленый огонек мягко подплыл к Элиоту, словно привлеченный взглядом такого же цвета. Мария улыбалась… она умела, когда нужно, держать себя в руках, но сердце ее учащенно билось. Прекрасная Роза стояла рядом с ней, спокойная, уверенная в себе. Алекс Каэрэ почему-то медлил с приглашением на танец, а Элиот подошел к девушкам… и склонился перед Розой. Мария опустила глаза.

Так она стояла, не поднимая взгляда, не замечая, что мнет в пальцах кончик своего бордового пояса. Она явно не хотела смотреть на изысканное зрелище, которое представлял собой танец грациозной пары — певицы и звездочета. Атласное платье Розы — белый цветочный бутон… она сама как цветок, но не пышный, а строгий, благородный — сейчас не роза, скорее — лилия. И лилия — черная! — украшает корсаж ее платья. И движется девушка в танце — словно бутон плывет по струям ручья.

— Да полно тебе, это всего лишь танец, — услышала Мария голос Алекса Каэрэ, в котором по обыкновению сквозила легкая усмешка. — Успеешь еще с ним пообщаться. Ты же демиана, у тебя есть магия. Очаруй его.

Губы Марии дрогнули. Вишневые глаза посмотрели на молодого человека с мягким укором.

— Я не колдунья.

— Зачем же тогда вам магия? — безжалостно продолжал Алекс.

— Это просто творчество, — отвечала Мария. — Иногда даже меньше… Например, Сардо. Он демиан, но его музыка сильнее магии.

— С волшебством можно сделать куда больше, чем просто создавать живых кукол.

— Можно. Но порой это уже не магия. То есть она, но извращенная. Колдовство. Когда жестоко касаешься других, когда вторгаешься в чужую душу… Никто из колдунов хорошо не кончил. Если что-то извращается — оно погибает.

— Магия может извратиться во зло, — пожал плечами Алекс. — А что не может? Музыка может? А любовь?

Мария печально посмотрела в центр зала — на медленно кружащуюся пару. И ответила строго, качнув головой:

— Нет.

— Наивное дитя, — слабо улыбнулся Каэрэ. — Давай, что ли, потанцуем?

На второй танец Элиот пригласил-таки Марию.

«Вот так, — подумал молодой писатель, глядя на просиявшую хозяйку дома. — Много ли девушке надо для счастья…»

Тут Алекс почувствовал, как кто-то тихо тронул его за локоть.

Он уже знал, кто. Знал, не оборачиваясь. А потому и обернулся — медленно… спокойно.

— Алекс? — черные глаза Розы Лейн ярко блестели. Ее легкая рука в белой перчатке касалась его локтя нежно… нежно, в этом не было никакого сомнения. — Может быть, ты… потанцуешь со мной?

— Нет, — ответил Алекс, даже и не пытаясь прислушиваться к буре, что мгновенно перевернула все внутри него. — Я не хочу больше танцевать.

— Не хочешь? Совсем? Или не хочешь со мной?

У нее на корсаже — черная лилия. Живая. Алекс был уверен, что колдовская. Он смотрел на эту лилию — черный атлас лепестков на белом атласе платья… и цветок расплывался у него перед глазами. А у Сардо — гортензия. Черная. Но Алекс отогнал странную, неприятную мысль. Не сейчас.

— Извини, Роз. Мне нужно выпить что-нибудь.

Быстро, не оборачиваясь, Алекс вышел из танцевальной залы. Роза, подумав, уверенно последовала за ним.

Она нашла его в гостиной, где он маленькими глотками пил вино, стоя у камина. Сейчас здесь не было никого, кроме них.

Роза подошла близко — если бы Алекс захотел, мог бы коснуться ее нежно-розовой щеки, казавшейся прохладной, как бутон в утреннем саду…

— Он пригласил меня первым, — сказала девушка спокойно, без смущения глядя в серые глаза молодого человека. — Я согласилась. Он необычный, и мне с ним интересно. Вот и все.

— Да, — Алекс сделал еще глоток, выплеснул остатки вина в камин и поставил бокал на столик. — Сначала тебе было интересно с нашим общим другом, Роз, теперь со звездочетом, и это вполне естественно. И Сардо, и этот Эмиран — личности занимательные. Но при чем тут я?

Она не отводила взгляда, и эта уверенная настойчивость вдруг смутила юношу. И оттого он разозлился еще сильнее…

— Все ты понимаешь, — ответила Роза с досадой. — Ты все знаешь. Просто в своей жуткой гордости давно уже хочешь, чтобы я первая подошла к тебе. Ты такой… всегда был таким. Еще в Академии. И знаешь что… я бы подошла. Я бы первой призналась тебе в любви, Алекс Каэрэ… если бы не боялась тебя.

— Что ты сказала?

— Да. Ты сам не понимаешь, что тебе нужно. А такие люди — самые опасные. Они мечутся… и губят себя. И не только себя. Поэтому и боюсь. Как пожара. Хотя ты стараешься быть холодным и колючим, ты на самом деле — пожар. Ревнивцы — они всегда как разрушающий огонь. Просто твой пока еще не вырвался наружу из холодных стен дурацкой напускной чопорности. А этот Элиот — он ветер…

— И ты, как дитя музыки, создание воздушное, конечно же, предпочитаешь ветер.

Лицо Розы оказалось рядом с лицом юноши… очень-очень близко.

— Нет. У меня иная стихия. Меня тянет к темному огню.

И она припала к жадно раскрывшимся ей навстречу губам Алекса…

Глава 7. Башенка у Четвертого моста

Маленькая комнатка в часовой башне освещалась огоньком догорающей свечи. Где-то вверху неторопливо ворочался, с сонной ритмичностью стучал часовой механизм. За дверью раздавалось шарканье старого часовщика и его недовольное бормотание, такое же унылое, как и бесконечный монолог часов. Это была не главная башня столицы с великими часами — всего лишь небольшая древняя башенка у Четвертого моста…

Сидящая за деревянным столом немолодая женщина в черном платье лихорадочно листала слабо освещенную книгу. Ее тонкие сухие пальцы переворачивали страницу за страницей, и она едва сдерживала нетерпение. В какой-то миг возбуждение едва не сменилось горечью разочарования, но вот женщина радостно встрепенулась. Несколько слов, всего несколько слов… Со вздохом облегчения она погладила кончиками пальцев желтоватую шершавую страницу, шепотом повторяя прочитанные слова.

— Аглая, — обратился к ней вошедший отец. — Опять ты портишь глаза, читая в этакой темнотище? И что ты все бормочешь, дочка? Ты здорова ли?

— Здорова, папа, — тускло улыбнулась Аглая старику.

Треугольник. Трое лучших. Возьми то, чем дышат их души.

С каждым днем она все сильнее становится похожей на старую желтую книгу, что лежит у нее на столе. И сколько уже седины в этих некогда прекрасных черных волосах… Когда-то она была красива…

Любовь… вдохновение… и часть души. Ах да — еще немного родной крови. Вот так просто… Соединить… слить… сплавить… сотворить магический круг. Старый подвал часовой башни в ее распоряжении — как и эта комната. Там уже давно все приготовлено. Три сосуда пока пусты. Но прозрачность наполнится синевой — синева разольется, активируя круг. Еще немного подождать… Просто подождать. Сейчас ей даже не хочется спускаться в подвал, чтобы снова не признаваться себе, как ей страшно. Если ее постигнет неудача — уже ни в чем, нигде, никогда не останется смысла…

Серж вернулся в свой лес, когда роскошная россыпь небесных звезд уже проливала мягкий свет на звезду, покоящуюся на волнах океана. Один из ее лучей — прозрачный Пятый мост — остался позади, юноша снова вдыхал родные запахи свежего ночного леса и слушал такие привычные звуки…

В кои-то веки ночью окошко его домика светилось. Уходя, он оставил на столе ночник, заряженный магическим огоньком, который сам загорался, едва наступал полумрак. Подарок сестрички Тани. Серж по-доброму усмехнулся. Подумать только, он, добровольный отшельник, возвращается со светской вечеринки, а дома его кто-то ждет. Незваный и… смешной гость. Вдруг юноша заволновался. Невесть почему, но подумалось — а ну как неугомонная кукла, проделавшая путь из столицы в лес, отправилась разведать окрестности да сгинула. Глупо, конечно, но почему-то он уже чувствовал некоторую ответственность за нее. Да и жалко… вот просто жалко и все. Эх, куколка.

Он уже толкнул дверь калитки, но заметил у частокола темный клубок, залитый ярким лунным светом. Серж наклонился — ежик, так и есть.

— Ты что же, приятель, в гости ко мне пришел?

Погодите-ка… Бедняга, да он ранен. Бок разорван, цапнул кто-то.

— Значит, ты ко мне за помощью, бедолага.

Серж осторожно поднял зверька.

Приоткрыв дверь, он остановился на пороге. И сразу увидел девочку в свете ночника, стоящую на подоконнике с высоко поднятой головой. Девочку? Нет, куклу.

— Привет, куколка. Звездами любуешься?

— Не-а, — пискнула Летти. — Жду, когда к окну прилетят ночные птицы.

— И чего же ты их ждешь? — Серж положил ежика на табурет.

— Хочу послушать… — кукла склонила голову набок, словно пыталась вслушаться во что-то. — Альсени… хозяйка… любила пение птиц.

— Хорошо, — юноша кивнул, — мы сходим их послушать. А пока подойди-ка сюда.

Летти ловко спрыгнула со стола и, оказавшись рядом с Сержем, во все глаза уставилась на ежика.

— Ого, како-ой… А у нас был кот. Большой. Рыжий.

Пододвинув ночник к краю стола, лесник осветил ежа и принялся осматривать его рану.

— Ой, что это с ним?

— Да ничего страшного, — хотя Серж с мягкой улыбкой смотрел на своего пациента, предназначена эта улыбка была Летти. — Сейчас вылечим.

Приоткрыв лаковые розовые губки, кукла пристально наблюдала, как хранитель леса промывает ежику бок, мажет ранку чем-то пахучим. Зверек доверчиво позволял все это проделывать с собой.

— Ты добрый, — сказала вдруг кукла. — Сер-жи… — произнесла она напевно.

Неожиданно ее личико исказила гримаска.

— Я должна что-то сделать…

Юноша искоса взглянул на нее. Как же ему все это не нравилось… Как же он любил, когда все понятно, ясно, спокойно. Как раньше. Подождите-ка, а раньше все было ясно и спокойно?

— Ну что ты? — закончив заниматься с ежиком, Серж посадил куклу себе на колени. — Расскажи мне… что-нибудь.

— Что?

— Ну… как вы там жили с Альсени.

— Хозяйка меня любила. Ей нравилось говорить со мной. Она говорила и плакала. Иногда…

— А о чем она говорила?

Летти вновь страдальчески нахмурилась.

— Не могу вспомнить.

Лесник вновь почувствовал себя не в своей тарелке. Он привык к деревьям, еще чуть-чуть — и начнет слышать их разговоры, как старые мудрые хранители леса. Долгие, тягучие, обстоятельные разговоры… Он привык к животным и птицам, чувствовал их… Казалось, тут и вовсе не нужно слов. Но никогда в жизни он не имел дел с детьми. И с куклами. Криво усмехаясь, чтобы скрыть смущение, молодой человек нерешительно провел своей большой ладонью по рыжим волосам Летти.

— И как я могу тебе помочь?

— Не знаю. Я просто не помню. Есть что-то, что я должна вспомнить. А я не могу.

— Значит… ты не помнишь, почему все-таки пришла ко мне?