Куклы (СИ)

— Как пожелаете. Но если вы передумаете…

— Подождите.

Он сам не понял, почему задержал ее.

— Возьмите у меня цветок, сударь, — все так же мягко повторила женщина, вновь погружая юношу в некую фантасмагорию…

Алекс протянул руку. Его длинные пальцы слегка подрагивали, но стального цвета глаза были полны решимости. Гладкий стебель тюльпана лег в его ладонь…

— Как я… что я теперь должен делать?

— Просто, ложась спать, подумайте о том, что хотите увидеть. Вы сами все узнаете. Прощайте.

Алекс осторожно потрогал глянцевую головку тюльпана. Прекрасный строгий бутон был красновато-черным, прохладным на ощупь.

— А цветок… не завянет?

Никто не ответил. Алекс поднял голову — женщины не было рядом.

Он долго смотрел в мрачный дверной проем. Тень пробежала по его худощавому лицу.

— Колдунья…

Глава 5. Вопросы без ответов

Серж не очень-то хотел идти на вечеринку к Марии, а на деле явился раньше всех.

Так случилось, что в тот же день в столицу неожиданно приехала Рения и с утра вызвала сына письмом.

Дом, который госпожа-врач недавно приобрела на главном Хрустальном острове, располагался недалеко от центра, между Четвертым и Пятым мостами. Сержу он был по вкусу, напоминал ему родной лес — небольшой уютный домик, матово-синий, украшенный не цветами, но северными растениями — длинными, ветвистыми… И на балконе красуются в кадках не цветочные кусты, но строгие хвойные деревья.

Серж был счастлив вновь войти в этот дом, наполненный запахом хвои, подняться по весело скрипевшей спиралевидной лесенке на второй этаж. Поцеловать изящную, но крепкую кисть материнской руки, прежде чем Рения засмеялась и запросто обняла своего старшего отпрыска.

— Как же я по тебе соскучилась, — сказала она после всех приветствий, когда сын расположился напротив в кресле у камина. И начала расспрашивать, как у него дела.

Долго говорили о том, о сем. И наконец Серж задал вопрос, который не мог не задать.

— Альсени… Ты ведь лечила ее, ты должна была хорошо ее знать. Было ли в ней что-то, чего не видели другие?

— Не могу сказать. Я ее лечила… пыталась… но знала плохо. Понимаешь, есть такие натуры, робкие и гордые, очень скрытные. Возможно, болезнь наложила на характер девочки отпечаток. Но и от природы в ней было нечто такое…

Серж опустил глаза. Он никогда не рассказывал матери о том, какое на самом деле впечатление произвела на него Альсени…

— Я понимаю, почему ты заговорил о ней, — продолжала Рения. — Мне тоже от сердца жаль эту девушку. Она не была счастливой. И не только из-за болезни. Замкнутая, немногословная… мне казалось порой, что она носит в себе еще и какую-то другую боль. Даже удивительно, какой светлой и беззаботной была при этом ее кукла.

Видимо, что-то отразилось на лице Сержа, что-то не очень хорошее, и зоркие глаза Рении это подметили.

— Что-то не так, сын?

— Да нет… то есть… кое-что, но расскажу потом. Просто скажи, а ничего не происходило необычного с этой куклой… и с самой Альсени?

— Хм, а ты спрашиваешь явно не из любопытства. Нет, я ничего не замечала. Но не забывай, я была ее лечащим врачом — не менее, но и не более.

— Спасибо, мама. Я потом… потом все тебе расскажу.

— А сейчас и не время — мне пора. Я приеду завтра на Пятый, повидаюсь с Таней. Сегодня она не смогла ко мне заехать, у нее магазинчике какие-то неотложные дела. Может быть, и в твой лесной чертог загляну… дикарь ты этакий!

Мать и сын вместе вышли на улицу. Рения быстро поймала магический экипаж, и тот плавно поплыл над светлой мостовой в сторону Четвертого моста.

А Сержу не оставалось ничего, кроме как немного прогуляться, чтобы прийти к Марии точь-в-точь к заявленному часу.

В дверях небольшого радужного домика погруженный в свои мысли Серж столкнулся с Лалиной Арабел. Средняя сестра… Он даже внутренне вздрогнул, как бывает иногда, когда что-то извне вдруг неожиданно отвечает на твои потаенные мысли. Впрочем, ничего особенного в визите Лали к Марии не было, как и в том, что она не осталась на вечеринку — черное кружевное платье изящно облегало фигурку девушки, женственной и хрупкой, как настоящая демиана. Странно было видеть это всегда веселое и жизнерадостное создание в трауре, и удивительно, что он оказался ей к лицу.

Серж учтиво, немного сдержанно поклонился Лалине. У него были хорошие манеры… мама вышколила более чем прилично.

На миг на миловидном личике девушки отразилось напряжение, но тут же сменилось радушной улыбкой.

— Сержи! — ее голосок оставался все таким же звонким, хотя она и старалась вымученно приглушать его сейчас. — Здравствуйте! Как давно мы не виделись…

С ней, да, давно. А с Альсени… Стала ли смерть сестры ударом для Лали Арабел? В ее попытках казаться печальной фальши не было, она наверняка искренне считала, что проявлять радость сейчас стыдно. Серж подумал, как и раньше: «Доброе, милое, жизнелюбивое существо». Неловко выразил соболезнования, Лали сделала грустное лицо, поправив при этом каштановый локон.

— С этим ничего не поделаешь, — сказала она вдруг очень просто. — Все мы когда-нибудь умрем. Я только надеюсь, что ее душа теперь свободна.

— Свободна? От чего? — теряя все навыки светского общения, поторопился спросить Серж.

Лалина не удивилась вопросу.

— Ну как сказать… — она сморщила хорошенький носик, раздумывая. — Всех нас порой что-то беспокоит. Все мы иногда бываем… не очень счастливы.

Слышать от этого ребенка о том, что и она бывает иногда несчастна, было не менее странно, чем видеть ее в трауре. Но Серж поверил сразу — он вообще верил каждому ее слову.

— Альсени что-то беспокоило? — продолжал он разговор, который, быть может, продолжать и не следовало.

Лали снова задумалась.

— Возможно, — ответила она все с той же подкупающей теплой простотой. — Иногда она сидела и смотрела в одну точку часами, пока Летти крутилась возле нее… Сестра была больна. Мне кажется, она была… на чем-то очень сосредоточена. И что-то тяжело переживала. Понимаете… не потому что больна. Ей чего-то не хватало. Да, определенно. Если она не сидела у себя взаперти, то блуждала по комнатам, словно призрак из сказки, который искал путь на Небо.

Милая серьезность юной демианы побуждала Сержа задавать все новые вопросы.

— И сестра не была с вами откровенной? Ничем не выражала своего беспокойства?

— Нет. Мы… честно сказать, мы не были особо дружны. Бедная Альсени… Даже удивительно, что у нее была такая беззаботная кукла!

«Опять эта кукла…»

И его мать, и сестра Альсени, заговорив о почившей девушке, повторяли друг друга… ну а что они могли еще рассказать? Но обе приплели к своему рассказу Летти.

— А где она сейчас? Кукла?

— Не знаю, — ответила Лали равнодушно. — Наверное, кто-то из слуг отнес в Музей.

У Сержа вдруг сжалось сердце. Дети, большие жестокие дети. Впрочем, разве люди не выбрасывают сломанные игрушки? А Летти должна была поломаться после смерти хозяйки, никто не усомнился в этом. Но почему Лали хотя бы не жалеет ее? Или она никогда не видела этого живого, искристого бирюзового взгляда? Или… до смерти хозяйки у Летти его и не было?

— Ваша сестра любила свою куклу? — задумчиво спросил он… просто спросил.

Лали удивилась вопросу.

— Ну… наверное. Не знаю, кукол любят все. Я свою очень люблю. А почему вы спрашиваете?

Серж пожал плечами. Если бы он знал.

Лалина, словно прочитав его мысли, улыбнулась несвойственной ей виноватой улыбкой. Сержи понял, что пора прощаться, и в ответ мягко пожал руку девушки.

Глава 6. Великие и божественные

Стены дома, где жила Мария, изнутри и снаружи были перламутровыми, поэтому Сержу всегда казалось, что, заходя к ней в гости, он погружается в глубины причудливой морской раковины. Здесь всегда было свежо, а темно-зеленые, изумрудные, салатовые расцветки штор и мебельной обивки напоминали о морских водорослях.

Мария сегодня была чудо как хороша. Густой красный цвет длинного без рукавов платья с облегающим верхом и пышной юбкой очень шел к темно-каштановым локонам и блестящим вишневым глазам. Она вся сияла как солнышко, озаряя ласковой радостью домик, напоминающий то о море, то о лесе, тронутом полуденным светом.

Из-за ярко-красных пышных оборок робко выглянуло бледное личико.

— Грегор, — звонко сказала Мария. — Поздоровайся с моим другом, господином Сержем Альвари.

Зеленоглазый мальчик с необычайной серьезностью поклонился гостю. Серж быстро к нему склонился и посмотрел в глаза. Немного затуманенные, меланхоличные… кукольные. Они не были пустыми или пугающе-холодными — просто прекрасные драгоценные камни, пусть и ярко сияющие, через которые смотрит на мир живая игрушка. Бирюзовые глаза Летти были совсем другими…

Не зная, как приветствовать куклу, Сержи осторожно пожал тоненькие гладкие пальчики.

— Не правда ли, он прелесть? — голос Марии словно золотился от детского почти восторга. — Лали он тоже очень понравился. Ты встретил Лали? Она вышла от меня только что.

— Да, встретил. Жаль, что она не смогла остаться. А Карина Арабел не прислала тебе поздравление?

— Мы почти не общаемся с Кариной. У нее, мне кажется, совсем нет друзей.

— Арабел… странная семья, — пробормотал Сержи.

— Да нет, — пожала плечами Мария. — Обычная. Но хотя они и вместе все живут, а кажется, будто каждый сам по себе…

— Вот это-то и странно. Впрочем, каждому свое.

Взяв по бокалу вина, они присели на диван и в ожидании остальных принялись болтать о разных пустяках. Маленький Грегор, устроившийся на коленях у Марии, застенчиво перебирал в пальчиках блестящую ленту ее длинного бордового пояса.

Вскоре послышались оживленные голоса гостей. Сардо Милиттэ… Милый, скромный, темные короткие волосы аккуратно зачесаны на косой пробор, крупный перстень на безымянном пальце. И какой-то черный цветок в петлице… Гортензия, что ли? Черная гортензия?

Алекс Каэрэ, подтянутый, сдержанный, во фраке с иголочки… Длинные волосы затянуты в гладкий хвост, только надо лбом наведена пышная волна.

Сардо галантно поцеловал Марии руку, преподнес какую-то прелестную коробочку. Украшение, наверное. Алекс запросто, как другу-мальчишке, пожал девушке ладонь и, что-то тихо ей сказав, протянул подарок. Серж с дивана увидел, что это деревянные часы — изумительная маленькая копия часов самой главной башни города.

Алекс выглядел очень серьезным… он продолжал о чем-то негромко говорить с Марией. А за ним следили черные глаза… большие, выразительные, полуприкрытые длинными ресницами. Прекрасные глаза прекрасной девушки. Да, пожалуй, самой красивой из «золотой четверки» была именно она, словно выточенная гениальным скульптором из белоснежного камня. Тонкая, легкая, она двигалась с пластикой балерины, и туча черных кудрей колыхалась от ее завораживающих движений. Наполнявший комнату устойчивый цветочный запах, казалось, исходил именно от нее — юной красавицы, подобной своему имени. Роза Лейн. Сопрано. Сильный голос, уникальный тембр, чистый и прохладный, который называли «льдистым», неповторимая манера исполнения. Еще одна жемчужина Королевской Академии искусств. Серж эту девушку, в общем-то, знал. И на концертах ее бывал не раз — однажды даже с Альсени. Та вообще была восторженной почитательницей этой дивы… Серж не ведал, как и многие, впрочем, что маленькая копия Розы есть и у композитора Сардо Милиттэ, зовут ее Марсела, и она — кукла.

Конечно, все сейчас хвалили Грегора, поздравляли Марию с удачей, и бедный кукольный мальчик совсем засмущался, стал искать спасения у «своей леди».

— Как ты себя чувствуешь, Грегори? — спросила его на ушко Мария.

Мальчик, кажется, не совсем понял и взглянул на хозяйку с наивным недоумением, а потом почтительно приложился розовыми губками к ее пальцу.

— Ты хочешь еще немного побыть с нами?

— Я хочу того, чего желает моя леди, — мелодично отвечал Грегор.

— Тогда оставайся здесь.

Кукольный ребенок послушно опустил глаза.

Его создательница была счастлива, похвалы ей льстили, поздравления заставляли краснеть от удовольствия… А Серж ощущал себя странно. Ему не нравился этот крошечный рыцарь. Творения кукольников, как часто называли демиан люди, вообще его не впечатляли, но этот маленький обожатель Марии казался каким-то совсем… бездушным? Мария, само собой, так не считала. А Сержу отчего-то стало не по себе. Неужели маленькая Летти так повлияла на него, что теперь всех кукол демиан он будет сравнивать с ней? И всегда в ее пользу. Альсени… только Альсени могла сотворить такое рыжее ясноглазое чудо. Только Альсени…

Но Серж также заметил и то, что Мари как будто немного встревожена. Чего-то ждет? Кого-то? Ах да, кажется, она говорила, что здесь еще будет…

Залился трелью дверной колокольчик. Услужливый Грегор тут же кинулся открывать, но поскольку он не дотягивался до дверной ручки, кто-то из слуг помог ему.

Мария просияла. А Сержи так и уставился на нового гостя во все глаза. Вошедший в гостиную юноша был похож… ни на кого он не был похож. Во-первых, так никто на островах не одевается. Какой-то балахон, серый с искристой зеленой нитью, в вырезе сияет белизной сорочка. Высокие сапоги песочного цвета с коричневой шнуровкой явно не для гостиной, а, скорее, для пешего похода. Он вообще походил бы на странника, пилигрима, если бы не волосы — очень длинные, воздушные, вьющиеся на концах. Они лились золотистыми волнами по его спине, падали на лицо, ничем не стесненные — что было совсем уж несогласно с царившими обычаями. Мужчины никогда не появлялись на людях с распущенными длинными волосами.

Его зовут… как Мария его представила? Элиот… Эмиран… Иностранец, без сомнения. Это заметно даже по оттенку его кожи. Люди и демиане страны Южного Ветра — все белокожи, люди не столь бледны, как их собратья кукольники, но не встретишь у них таких вот лиц — золотисто-теплого оттенка… золото было и в зеленом взгляде Элиота, и в его голосе, когда он заговорил… У него была золотистая родинка на левой щеке. И Сержа нисколько не удивило, когда этот парень представился, как «охотник на звезды», как называли романтичные демиане звездочетов. Попросту говоря — астроном. Не удивился бы, если б даже оказалось, что этот Элиот и сам прилетел с далекой звезды — каким-то он был вопиюще чужим. Но Марию, похоже, ничего не смущало. Напротив. Время от времени она бросала на молодого звездочета такие восхищенные взгляды, что это, наверное, не укрылось не только от Сержа. Тот встревожился за подругу. Она всегда была наивной… прямо как ее нынешняя любимая кукла. Впрочем, подумал Серж, чужие сердечные дела — потемки, влезать в них не просто невежливо, но и бесполезно. Сам он не испытывал ничего подобного, но был уверен, что здесь уже открывается территория, где чужие советы бессмысленны и никчемны — даже если очень верны.

Помнится, мать говорила, что если кто-то до одури жаждет обжечься — остается лишь прикупить средство от ожога. Обжечься… пламя… Можно ли любить вечно колеблющееся опасное пламя? Наверное, еще как можно, и не исключено, что девушки, подобные Марии, влюбляются исключительно в стихии.

…О чем-то таком думала и Роза Лейн, наблюдая, как присоединившийся к их компании Элиот Эмиран наливает себе в бокал золотого вина, красиво отпивает глоток, беспечно отвечает на вопросы новых знакомых…

Юноша-звездочет хорош собой, размышляла Роза. Этого у него не отнять, и какой-то он очень… легкий, что ли. Эта легкость ощущается в его взгляде, движениях, даже в том, как он постоянно поправляет, видимо, все-таки мешающие ему волосы. Да еще и родинка эта, какая-то младенчески-легкомысленная… Такое существо не запихнешь в рамки, никогда и нигде не удержишь силой. Ветер? Он из тех, кто походит на ветер?

— Откуда вы приехали на острова? — спросила Роза Элиота, решительно вмешавшись в его разговор с Марией. — Вы же не здесь родились, верно?

Ее мелодичный голос заставил Алекса Каэрэ вскинуть голову.

— Не здесь… наверное, — улыбка гостя была полна прелести. — Но приехал, похоже, издалека.

— Вы сами не знаете, где родились и откуда приехали? — Роза спокойно улыбалась в ответ. Ее блестящие черные глаза, умные и внимательные, доброжелательно глядели на странного юношу.

— Не знаю… Это важно? Здесь, на нашей планете. Но разве этого недостаточно? — Элиот изящной рукой описал незаконченный круг, что должно было изображать, по-видимому, «эту планету».

— Наверное, достаточно, — вмешался Алекс, — если вы мыслите исключительно категориями Вселенной. Тогда разделение здешнего мира на государства покажется и впрямь незначительной мелочью. Видимо, привычка? Вы ведь астроном, я правильно расслышал?

Элиот ответил не сразу. Он потупил взгляд, улыбнувшись себе под нос, и задумчиво накрутил на палец конец длинного блестящего локона.

— Я помню Алабесту, — ответил он наконец. — Ниэру, ее столицу. Там меня прозвали «одержимым звездочетом».

Алекс отвернулся, чтобы скрыть насмешливую ухмылку.

— Там я работал при главном Университете… — продолжал Эмиран. — А потом сел на корабль и приплыл сюда.