Помоги проекту - поделись книгой:
Кто-то, кряхтя и охая, взбирался по ступенькам. Из темной глубины появилась рука с зажженным фонарем.
Высоко держа фонарь над головой, предо мной предстала могучая женская фигура в ватнике и больших охотничьих сапогах.
— Здравствуйте! — пробасила женщина и добавила: — Приехали? По вызову’-
— Приехал, — ответил я в недоумении.
— А где ваш транспорт?
— Какой транспорт?
— Без транспорта нельзя.
— Но я… я пришел…
— То-то и дело, что ходят сюда многие.
— Многие? — переспросил я. — Значит, не я один!
— Вы что, загадочки пришли загадывать или за овощами сюда явились?
— Как за овощами?
— Лук, морковь, репа, свекла.
— Да нет же, нет!..
— Ну, будет! Если вы за овощами, то почему же без машины? И еще пустыми разговорами занимаетесь. Без машины, без тары для погрузки с базы…
— С какой такой базы?
— Как с какой базы? С этой самой! С базы Райпищеторга.
— А кто же вы? — в отчаянии воскликнул я.
— Как так — кто я? Я Анна Ивановна Черникова — заведующая базой Райпищеторга.
— Простите! Простите! Я, собственно, по поводу письма. Отсюда, — при этом я указал на картофельные поля, что виднелись вдали, — ко мне прислали письмо на крыльях бабочки. Я ищу доктора Думчева.
— На крыльях бабочки?! Чудной вы какой… — начала Анна Ивановна и вдруг сочувственно кивнула головой. — Ах! Ах! Так вы врача ищете? Заболели? Эго, голубчик, вам надобно в поселок научных работников. Там есть доктор и больница большая. Бедненький!.. Голова, видно, болит. Небось, и жар есть и мерещится вам что-то. Вот беда, проводить вас не могу — базу оставить нельзя. Сейчас за овощами приедут. Как вы врача-то найдете?
— Прощайте! — крикнул я и кинулся прочь.
Перескочив через ручей, я оглянулся: в дверях овощной базы Райпищеторга стояла Анна Ивановна Черникова. Она держала на поводке свою собаку и смотрела мне вслед.
Собака умильно виляла хвостом.
Глава 8
СТАРЫЙ СТОРОЖ ИНСТИТУТА
— Ах, случай! — скажет мой критик.
— А если бы случай не привел туда цирюльника и в это самое утро, что было бы с пьесой?
— Она бы началась брат мой, в какое-нибудь другое время…
Долго и бесцельно бродил я по пустырю и роще. А под самый вечер вернулся в город. Из городского сада доносился смех. Слышалось пение. Звучала музыка вальса.
— Степан Егорович! — вскричал я, входя в кабинет профессора. — Все вздор! Все шутка! Побывал я там, откуда, как мы думали, наш незнакомец шлет свои удивительные письма. Искал этого Думчева! И что же? Там база Райпищеторга. И больше ничего!
— Сядьте, мой друг, и расскажите подробнее, — попросил профессор.
— Нет, нет, увольте! — отказался я. — Очень устал. Все это, действительно, нелепость. Нелепость! Мне пора уезжать. Прощайте, профессор!
— Что ж, прощайте! — сказал профессор и вышел из кабинета, чтобы проводить меня до дверей.
Мы простились. Я сделал несколько шагов, но остановился.
— Григорий Александрович! — окликнул меня профессор. — Будете возвращаться о Москву — милости просим, непременно заходите.
— Хорошо, спасибо! Зайду!
— Поговорим еще немного о Думчеве, — прибавил профессор.
— О чем угодно, только не о Думчеве! — воскликнул я.
Я не заметил о темноте, как захлопнулась дверь, и прибавил: — Забудем о нем: не было нигде никогда никакого Думчева!
— Как так не было? — услышал я тихий старческий голос почти рядом с собой. — Как так не было? — повторил этот же голос из темноты.
Я вздрогнул.
— Кто это говорит?
— Это я, Андрей Варфоломеевич, сторож институтский. Вот вынес я стул сюда. Ночь теплая. Музыка. Вальсы всякие слушаю… Да, сударь мой. А почему вы утверждать изволите, что не было Думчева? Ведь был! Был такой Думчев! Только мало кто помнит его. Лет сорок — сорок пять назад жил в этом городе. Недолго здесь пожил и вдруг исчез. Я лично его знал. Вот в этом самом здании, где теперь институт, тогда гимназия была. И в ней я сторожем служил. А Думчев, Сергей Сергеевич, как приехал сюда, вот в том доме, что напротив нас, поселился. Видите? Вон тот, с башенкой, дом!
— Вижу! Вижу! Говорите, Андрей Варфоломеевич!
— Что ж тут, сударь, долго говорить, ежели в этом самом доме, что с башенкой, живет и здравствует невеста самого Сергея Сергеевича Думчева. Ждет, сердечная, до сего дня своего жениха.
— Невеста?
— Зовут ее Надежда Александровна Булай. Возраста она уже почтенного. Ну, помоложе меня лет этак на десять. Шестьдесят-то ей будет. А невеста она, так сказать, особенная. «Вечная невеста» — такую кличку очень давно дали Надежде Александровне.
— Надежда? — переспросил я. — Надя!
— Да, Надежда Александровна.
— Надежда! Значит, Надя! Ведь это имя из письма… из письма Думчева! — почти прокричал я.
— Сударь! Сударь! Уважаемый!.. — звал меня Андрей Варфоломеевич.
Но я уже ничего не слышал и не видел. Перебежал площадь и остановился у крыльца дома, указанного стариком.
Полная луна осветила белую эмалевую дощечку на дверях домика.
Я прочел: «Надежда Александровна Булай. Зубной врач. Прием все дни, кроме воскресенья».
Но в доме было темно. В дверь я не постучал.
Глава 9
В ДОМЕ С БАШЕНКОЙ
Такую любовь не видит никто.
Видит разве одна только луна, которая плывет по небу и ласково, сквозь дырявую стреху, заглядывает в заброшенный сарай.
Только взошло солнце, а я уже был у дома с башенкой. Около эмалевой дощечки — надпись, сделанная чернилами на обрывке пожелтевшей бумаги: «Звонок не звонит, прошу стучать».
Гудки парохода с моря снова напоминали мне: пора уезжать. И я, точно оправдываясь, говорил себе: «Сейчас все выясню и сегодня же уеду из этого города».
Я постучал, но дверь мне не открыли. Снова постучал — молчание.
Посмотрел на часы: шесть. «Не слишком ли рано?» подумал я и пошел бродить по улицам.
Сразу за городом начиналась степь. Из степи, уже выгоревшей на солнце, тянулись к городу двумя рядами своих каркасов недостроенные дома. Шумел и пыхтел паровозик на узкоколейке, таща платформы, груженные песком, кирпичом, блоками.
Подъезжали грузовые машины. Подъемные краны, регулируемые машинистом, сидящим в будке, забирали прямо с платформы на верхние этажи блоки, а рабочие, весело перекликаясь с машинистом и друг с другом, выкладывали на фермах каркасов ряд за рядом полые блоки. А там, далеко в степи, поднималась к небу остроугольная буровая вышка и слышался острый, резкий, пронзительный скрип лебедки.
Над морем летали чайки.
И чтоб сократить время ожидания, я пошел на вокзал. Выйдя на перрон, я упорно стал дожидаться прихода дальнего поезда и зачем-то беспокоил проходящего, по перрону дежурного по станции: скоро ли поезд?
Вот пришел дальний поезд. На тихой станции стало шумно, беспокойно. Забегали люди, зазвенели крышки чайников. Свисток поезда. И снова все кругом опустело.
На часах было девять. Теперь пора. Пора вернуться и постучать в закрытую дверь загадочного дома.
На мой осторожный стук послышался поспешный голос: «Иду, иду!»
Дверь приоткрылась. Маленькая остроносая женщина высунула голову, повязанную белесоватым, когда-то голубым платком. Быстрые, любопытные глаза внимательно поглядели на меня.
— Ага! Вы тот самый, что ехали в вагоне, где моя Зинуша проводником? Пожалуйста, заходите! Я ее разбужу.
— Нет, нет! Я пришел к зубному врачу Надежде Александровне Булай.
— К Булай? К Надежде Александровне? Пожалуйста, проходите. Присядьте вот тут. — Она указала на одинокий стул среди высоких шкафов и кованых сундуков, заполнявших длинный коридор. — Сейчас постучу.
Подойдя к какой-то двери, она постояла, к чему-то прислушалась и вернулась обратно.
— Сколько ни живу здесь, а не возьму в толк ее жизнь. Неизвестно, когда встает, когда ложится. И сейчас не пойму: спит или не спит. Больные все больше после обеда приходят.
— Что ж, — поднялся я, — приду и я после обеда.
— Видать, вы приезжий? — сказала она.
— Приезжий.
— А откуда будете? Надолго ли сюда? Часто ли к ней ходить будете?
— Не много ли вопросов сразу?
— Ах, гражданин, — сказала женщина тихо, — не от любопытства спрашиваю, а от боязни! Боюсь! Ох, как боюсь, опасаюсь я! Всего в этом доме боюсь.
— Чего же вы боитесь?
Она еще больше понизила голос и, указывая на ту дверь, к которой раньше подходила, заговорила:
— Ее боюсь…
В эту минуту дверь отворилась.
— Вот она! Ну потом, потом все расскажу вам…
На пороге стояла женщина, высокая, седая, очень гладко причесанная, в черном старомодном платье, глухо застегнутом, с буфами. На вид ей было лет шестьдесят — шестьдесят пять.
— Надежда Александровна Булай?
— Пожалуйста! — сказала она и повела меня по темному коридору. — Заходите! — Булай раскрыла дверь кабинета.
«Странный кабинет», подумал я входя.
Комната была сплошь заставлена старинными шкафчиками со множеством ящиков и ящичков, низенькими креслами, столиками с бесконечными безделушками. На стенах без всякого порядка висели гравюры и репродукции старинных картин, изображавших радостный семейный уют. Картины были в почерневших от времени золоченых рамах с отбитыми краями. У окна стояло зубоврачебное кресло, сиденье и подголовник которого были обиты малиновым бархатом, сильно потертым.
Все носило следы старины, некоторой дряхлости, но нигде не было ни пылинки.
— Садитесь в кресло, — сказала спокойно Булай.
Она неторопливо и спокойно поправила у большого зеркала в черной резной рамке свою и без того гладкую прическу.
Подошла к умывальнику и стала мыть руки.
— Надежда Александровна, я не больной!
Поделиться книгой: