Смоль и сапфиры. Пара для герцога (СИ)

Смоль и сапфиры. Пара для герцога

Таня Нордсвей

Пролог. Чужое лицо

1365 год по Айлийскому календарю,

двенадцать лет назад

По просёлочной дороге медленно шла девочка.

Её грязная и испачканная одежда была вся в пятнах крови. Ей едва удалось унести ноги после встречи с горным львом. От него у неё осталась неглубокая ранка, которая уже покрылась тонкой коркой.

Она была худой и маленькой, и лишь её глаза горели на измождённом и осунувшемся детском личике. От долгого бега и сидения на дереве её ноги занемели, и теперь она еле их переставляла.

Девочка свернула с дороги в лес и направилась к ручью. Напилась студёной воды, вымыла своё лицо и руки. Нашла малинник и наконец утолила голод, что мучал её уже давно.

Сок от ягод приятной сладостью растекался по языку, даря неземное удовольствие. Живот девочки заурчал, и она вложила ещё горсть собранных ягод в рот.

Она направилась вдоль ручья, надеясь, что тот выведет её к деревне. Местность она знала плохо, но шла упрямо вперёд, приближаясь к природной северной границе Ладоргана — скалистому и обрывистому берегу, в чьи скалы врезался океан. Местность здесь была крайне опасная: многочисленные хищники рыскали по лесам и забирались в горы. Здесь встречались и пумы, и рыси, и медведи. И даже волки. Вот только не обычные, а гигантские, ростом выше человека раза в полтора. Такого зверя не мог завалить ни один охотник. Куда уж тут противостоять такому маленькой девочке? Вот только пока что ей везло — хищник, который явно имел желание ею отобедать вчера, отстал. И она брела дальше, охраняемая некими силами свыше. Однако её удача длилась недолго.

Мягкую поступь зверя заглушал мох, поэтому он смог подобраться совсем близко к своей жертве. Выслеживал её он очень давно и теперь, наконец, смог выждать необходимый момент. В прошлый раз девчонка ушла из его лап, но теперь он уже предвкушал свой пир.

Человечина — не оленина, тем более, когда костлявая. Но лев чуял молодую кровь, что бурлила её в венах, и это пьянило зверя. Он ждал подходящего момента, чтобы оборвать маленькую жизнь.

Тем временем девочка ни о чём не подозревая пробиралась через орешник на поляну. Ей показалось, что там кто-то есть, и что этот кто-то — не зверь. Поэтому она упрямо лезла вперёд, царапая ноги и руки. Лев не сводил с неё своих золотистых глаз, готовясь к прыжку. Каждая его мышца была напряжена, а кончик хвоста нетерпеливо подрагивал.

Он прыгнул вперёд, вгрызаясь в податливую мягкую плоть. Брызнула кровь, раздался крик.

Девочка, что вывалилась на поляну, подняла голову. Её взору открылась жуткая картина.

Хищник перелетел через неё, но на его пути встретилась другая жертва.

На траве, залитой кровью, лежало маленькое тельце. Из горла хлестала кровь, а во внутренности вгрызался огромный горный лев. Она узнала в нем того зверя, который до этого на неё нападал: у него был характерный окрас. Но несмотря на то, что вновь она обыграла смерть, зверь оставался зверем. И сейчас он пировал над телом девочки, примерно такого же возраста, как и она сама.

Вечерело.

Зверь, почуяв новую добычу, поднял на неё свои глаза. Оскалился — хищно, по-звериному. И прыгнул. Но в этот раз он целился прямо в её горло.

Девочка, стоящая у края поляны зажмурилась, ожидая быструю смерть. Но этого не произошло. А потом раздался лишь вой, хруст, и тёплые капли окропили её лицо.

Когда девочка открыла глаза, то увидела растерзанное тело льва. Оно было откинуто к дереву. Горный лев был убит, а его убийца и защитник девочки скрылся. Но она видела, как мелькнула между веток орешника волчья шерсть и как блеснули звериные глаза.

Ещё один подарок судьбы был дан девочке и за это она была благодарна. А вот той, кто лежала сейчас на холодной земле, повезло меньше. Случайность, что привела её сюда, стала для неё роковой. На её месте должна была быть другая. Но звёзды сошлись в этот вечер так, что смерть выбрала не её.

Девочка посмотрела на её лицо и запомнила черты, заменив ими свои. Уйдя с поляны, она ещё долго ощущала, будто взгляд мёртвой смотрит ей вслед с неким укором.

На поляну приходило два ребёнка и два зверя. Но из четверых остались в живых лишь двое.

***

Когда она добралась до деревни совсем стемнело. В некоторых избах горели окна, а из труб валил пар. Девочка брела, спотыкаясь в темноте, вперёд. В её маленькой головке просто не осталось места страху: после произошедшего в лесу она будто растеряла все силы. И шла только по инерции.

Она слышала женский плач и чьи-то взволнованные крики, но не обращала на это внимание. У её уже не оставалось сил ни на какую реакцию.

— Алекса!! Алекса! — казалось, будто эту Алексу искала вся деревня.

Будь девочка не такой уставшей, она бы заметила, что большая часть жителей с факелами и лампами вышли на улицы. То, когда девочку бы заметили, оставалось вопросом времени. Но пока маленькая незваная гостья оставалась незамеченной.

— АЛЕКСА! — раздался женский крик прямо за её спиной, да такой сильный, что она невольно вздрогнула и обернулась.

Ей пришлось зажмурить глаза от яркого света огня. Маленькие ладошки невольно потянулись к лицу, чтобы прикрыться от ослепляющего света. Но ей не дали этого сделать. Левую руку схватили и отвели вниз, а после подняли её подбородок так, чтобы на него падал свет.

— Алекса, слава Пяти! Ты жива! — девочку притянули к себе и обняли так крепко, что у той невольно вырвался стон. — Мы боялись, что не отыщем тебя, родная. Пойдём в дом.

С этими словами её повели куда-то. Женщина крикнула тем, кто тоже искал Алексу, что она нашлась. Девочка не сопротивлялась. Она просто хотела спать.

Её привели в тёплую избу, раздели, вымыли и накормили. Расчесали волосы деревянным гребнем и заплели в косу. Уложив спать, даже поцеловали в висок, но она уже этого не ощутила. Как только её голова коснулась подушки девочка провалилась в сон.

Утром она проснулась с первыми петухами. В избе никого не было, поэтому она могла осмотреться в незнакомом ей месте.

Дом был бревенчатым с двумя комнатами. Она спала у очага, на котором висели травы и сушился чеснок. Посередине комнаты стоял деревянный стол с тремя табуретками. На одной из них спал пушистый серый кот. Он зашипел, когда девочка подошла ближе и, спрыгнув, выбежал на улицу через приоткрытую дверь.

Справа, в углу, располагался небольшой иконостас: пять небольших иконок Пяти. Им поклонялись во всём Ладоргане, и эта деревня не была исключением.

На одной из стен девочка увидела прикреплённый на гвоздь портрет ребёнка. Он был выполнен весьма талантливо с помощью угля на куске бересты. Все черты лица передавались реалистично, и девочка долго вглядывалась в этот рисунок.

Девочка, что смотрела на неё с портрета, была Алексой. Той самой Алексой, что погибла в лесу от когтей горного льва. А та, что стояла теперь в этой избе, являлась чужой.

Но об этом не мог никто узнать. Никто бы и не догадался, что вчера отыскали не Алексу.

Теперь у неё было её лицо и её имя. И жизнь, которую она так и не прожила.

***

Теперь она звалась Алексой. Она носила её голубые платья и вплетала в волосы её ленты. Ухаживала за скотиной, кормила свиней, пекла хлеб, доила коров. Росла и гуляла с деревенскими девчонками и мальчишками.

Прошло семь лет, за которые она полноценно стала Алексой. Называла женщину, спасшую её тогда в ночи, своей матерью, а её доброго мужа— отцом. Но кошмары, настигающие её по ночам, не давали забыть ей настоящее имя. Ведь во снах её настоящие родители звали её не Алексой.

В один из прекрасных солнечных дней уходящего лета, она со своей подругой Николь и с двумя сыновьями пекаря Давидом и Джоном отправились на речку купаться. Там, стоя по пояс в воде, её в первый раз поцеловал Джон.

На обратном пути они нашли земляничник и набрали целые подолы земляники. А дома мать Алексы сделала им земляничные пироги. День был прекрасным, вот только, не успев толком заснуть, она снова провалилась в кошмар.

Беги! Она слышала, как ей кричат это вслед, пока она неслась босыми ногами по холодному мраморному полу. Беги! Беги!

Её сердце готово было выпрыгнуть из груди. Дыхание перехватило. Девушка проснулась и, толком не понимая, что происходит, выскочила из избы. Побежала куда глаза глядели. Всё дальше и дальше от уже ставшей родной деревни.

Ночь была прохладной, звёздной и… слишком тихой. Только когда она выбежала на ту самую поляну, где семь лет назад встретилась с горным львом, она остановилась. Казалось, будто прошла вечность. Но ей всё ещё мерещилось тело маленькой Алексы, лежащее на мокрой от росы траве.

Она подняла голову вверх, отвлекаясь от страшных мыслей. Ночное небо её успокоило и, когда она снова посмотрела на поляну, та была пуста. Никаких призраков прошлого. Алексы давно нет.

Она вернулась в деревню тем же путём, хорошо ей знакомым. Но уже на подходе поняла, что что-то не так.

В нескольких шагах от неё полыхал пожар. Изба практически сгорела — соседи проснулись слишком поздно. Она не могла поверить своим глазам. Горел её дом.

Ровно, как и десять лет назад, её никто не заметил. Но она слышала, что шанс того, что кто-то выживет — равен нулю. Дома у неё больше не было. Снова.

Смерть следовала за ней по пятам, но до сих пор никак не могла догнать. И девушка надеялась, что нагонит та её не скоро. Хотя и догадывалась, что, возможно, со смертью рука об руку за ней идёт и её предназначение.

Она развернулась и тихо ушла, зная, что даже если по дороге её кто-то встретит — не узнает. Алексы больше нет, как и её семьи. И им не помогли их молитвы, что они читали в старом, полуразвалившемся деревенском храме. Девушка хоть и делала вид, что молилась, но уже давно не верила в произносимые слова.

В Саяре ты либо верил в Пятерых, либо верил в Неё. Её настоящие родители тоже когда-то молились Пятерым. Вот только и настоящие, и приёмные отец с матерью были мертвы, а Пятеро так и не услышали эти молитвы. И ей они не помогли. А вот Она — да.

Возможно, дело в том, что Пятеро были мужчинами. Возможно, они не слышали молитвы девочек и женщин, хотя те продолжали им молиться. Возможно, что они, девушки, верили в них недостаточно сильно.

Но она уже не искала им оправдания. Теперь для неё их больше не было. Где были Пятеро в тот ужасный день, когда она лишилась дома в её первый раз? Почему её спасла Та, кто была под запретом и о которой не говорили вслух? Она укрыла её в тот день, преподнеся Дар. Спасла второй раз от пасти горного льва, а сейчас уберегла от пожара. Вновь подарила ей шанс на продолжение жизни, который девушка не собиралась упускать. Хоть вновь на её щеках блестели слёзы, а внутренности сводило судорогой.

Она никогда не её предавала. Не оставляла. Всегда была рядом. И Она была женщиной. В храмах Пяти говорили о Ней как о зле — именно в её время, в темноту, происходило больше всего преступлений, грабежей, насилия. Считалось, что Она покровительствует этому, закрывает на это глаза, поощряя это.

Но девушка знала, что она лишь скрывает и помогает. Поэтому шептала единственной из богов кто её слышал свою просьбу, повторяя уже позабытые за семь лет слова:

— Прошу, укрой меня снова. Покажи путь во тьме, сотканный лунным светом. Обереги мой нелёгкий путь и приведи к новому дому взамен старого. Я отдаю тебе свою веру и свою любовь.

Подняв заплаканные глаза, она увидела, как ей ободряюще мигают с небосклона звёзды. Улыбнулась, продолжив свой путь и чувствуя внутренний покой. Ночная прохлада окутывала её своими объятиями, защищая от напастей леса.

Который раз девушка поняла, что Она не была злом, каким её описывали в старых преданиях. Она помогала найти себя, найти покой, свой путь и была готова выслушать в любом месте, ведь ей не нужны были храмы — у неё было звёздное небо. И, стоя прямо на своих ногах, ты запрокидываешь голову, а не склоняешь. И ты не молишься. Ты её просишь. А Она — выслушивает и отвечает. Всегда.

Ей можно доверить свои тайны или своего возлюбленного. Можно сбежать от судьбы под её покровом, а можно наоборот, её найти. Её время — время таинств, загадок, прохлады и свободы. Она богиня всех: и дев, и юношей, и стариков, и детей. Ей не нужны подношения и льстивые клятвы. Она всё ведает и знает сама, ведь только ей можно открыться, не боясь порицания.

Она некогда Шестая богиня в пантеоне. И имя ей — Ночь.

Глава 1. Пленение

1374 год по Айлийскому календарю,

три года назад

Я иду по полю, вдыхая ни с чем не сравнимый аромат трав и цветов. Солнце уже клонится к закату, а прохладный воздух лижет щёки и мои босые ступни. Из леса по левому краю доносится пение вечерних птиц, смешиваясь с трещанием сверчков. Лето почти прошло, впереди — осень. Дождливая и холодная, но с золотыми листьями и ещё тёплыми деньками. Если всё сложится хорошо, то это время я уже буду коротать в столице, имея пристанище и тёплую пищу. Сейчас же мне необходимо добраться до ближайшего города до того, как стемнеет и на поднимающийся впереди лес опустятся сумерки.

Мой путь лежит в столицу, в которую я изначально не стремилась. Но за годы жизни в дереве я поняла, что в сельской местности выжить можно только вдвоём или семьёй, и что на одинокую девушку смотрят как минимум подозрительно, как максимум — похабно. В городе ситуация, впрочем, была не лучше, но по крайней мере я могла бы там найти более-менее постоянную работу и пристанище. Ведь приближается зима.

Моё настроение чуть улучшилось за эти дни и, по крайней мере, я уже не плачу, идя по дороге. Наверное, я выплакала уже все слёзы и теперь их просто нет. Всё-таки, терять тех, кто заменил тебе родных, очень больно.

С этим я уже сталкивалась дважды, и ещё раз я бы пережить подобное я бы просто не сумела. Меня мучает неопределённость — я осталась без гроша в кармане и без надежды на какое-либо будущее. Всё очень сложно и тяжело одновременно. Поэтому я всячески стараюсь отвлечься и не думать о том, что произошло. Ни неделю, ни двенадцать лет назад.

Мертвецы мертвы и никак не могут помочь живым. Этот урок я усвоила хорошо.

Но, как бы я ни старалась, я не могу выкинуть всё произошедшее из головы. Уже дважды теряла семью и начинала медленно верить в то, что на мне висит какой-то злой рок. И что мне уготована печальная судьба вечно быть одинокой.

Но это бремя я несу уже давно и стараюсь с ним свыкаться. Когда не с кем поделиться — сложно, но ещё сложнее, если обо мне узнают правду. То, что ни в коем случае нельзя о себе рассказывать.

У Избранных нашими богами открывается Дар. Таких людей называют Одарёнными, и часто этот Дар проявляется в то время суток, которое связано с богом, который им одарил.

Рассвет, Утро, День, Вечер и Закат. Пять богов и все мужчины.

Люди положительно относятся к тому, что ты обладаешь Даром, если тот входит в рамки их суждений об Одарённости Пяти. Тебя сразу возвеличивают до ранга святого и всячески уважают, ведь ты можешь приносить пользу.

Если у тебя Дар Рассвета, то ты — эмпат. Можешь изменять эмоции и помогать людям выходить из травматичных душевных состояний.

Если тебя одарил бог Утра, то проявляется телепатия. Такие люди крайне полезны для внутреннего дворцового круга нашего Императора.

Дар Дня несет в себе повышенную физическую силу и выносливость, а это отдельная привилегия в быту или на войне.

Вечерний Дар — убеждение. Здесь всё ясно как белый день.

И Дар Заката — провидение. Самый редкий, но самый нужный, за который многие отдали бы всё. Я, к примеру, точно бы хотела знать будущее. Вот только оно мне не ведомо, а интуиция на пару с фантазией вечно рисует в воображении лишь плохие картины.

Итак, если ты оказываешься тем счастливчиком, одарённым самими Пяти, то тебя ждёт всеобщая любовь. Такие Избранные крайне редки, поэтому в любом селении даже в дальней глуши их встречают с распростёртыми объятиями. Но не меня. Ведь моя покровительница Ночь.

Люди зачастую забывают, что и Вечерние, и Рассветные Избранные тоже являются в своём роде манипуляторами. Но отчего-то всю свою ненависть изливают на Ночных, встречающихся так редко, что их можно пересчитать по пальцам.

То, что скрывает Ночь, не ясно даже мне. Я стараюсь разобраться в своих дарованиях, но за эти года это выходило из ряда вон плохо. Возможно потому, что я полностью представлена самой себе, а возможно — я просто не желаю узнавать все грани своих возможностей.

Этот Дар словно злой рок, что спасает и губит меня одновременно. Моя жизнь полна фальши и лжи в самых важных аспектах, но без этой маски я просто не выживу. Слышат боги, как я просто хочу спокойного существования! Но, как на зло, судьба насылает мне всё новые трудности.

В горле снова встаёт ком, а мысли уносятся в то время, когда я практически забывала о своем прошлом. В июнь, когда я танцевала на деревенском празднике и водила хороводы — счастливая, живая, с горящими глазами. В какой-то момент я даже поверила, что всё будет отлично: ловила на себе взгляды Джона, мечтала о прогулках с ним по березняку и робких поцелуях, от которых пылали бы наши щёки. Думала, что могу стать той простой девчушкой, что счастливо выйдет замуж и обретёт поддержку мужа.

Сейчас, выходя на просёлочную дорогу, я понимаю только одно: я трусиха. И вечно бегу от чего-то, хоть и не всю свою жизнь, но с периодичностью точно. Ведь, спустя пять дней, мне только чётко в голову пришла мысль о том, что я могла остаться.

Да, мне пришлось бы пережить слухи и сплетни, попроситься жить в чужой дом и придумать причину того, как я спаслась и почему убежала в ночи. Вынести тяжелый период осознания того, что близких больше нет, принять поддержку Николь и попытаться преодолеть это несчастье.

Но я убежала, позорно поджав хвост и приняв это за знак свыше. Ринулась дальше в путь, хотя знала, что эта дорога приведёт меня к ещё большим проблемам.

Менять уклад жизни всегда сложно. Но ещё сложнее адаптироваться к новой реальности.

Правда, я уже бегу куда-то дальше, не разбирая дороги, и назад пути нет. Нельзя свернуться калачиком и плакать на свою судьбу. Хотела бы я хоть глазком подглядеть то, что ждёт меня в столице — смогу ли я там осесть? И для спокойствия взглянуть в прошлое.

Что-то мне подсказывает, что такой сильный пожар был не случайностью. Но кто мог спалить целую семью до тла? Соседи меня любили, разве что недолюбливала старая карга Инга, да наш кот Маркиз. Первая вечно бубнила о том, что я не на своём месте (что и было правдой), а второй всячески меня избегал. Но не могла же чисто из неприязни эта невинная старуха поджечь нашу избу? Нет, не могла.

Возможно, всё это и было случайностью, но уж слишком много таких случайностей произошли в моей жизни. Найти связующую нить этих событий я не могла — не позволяли скудные знания.

Поэтому я просто решила оставить всё как есть и идти дальше, куда дорога выведет. А она привела меня к небольшому городку, в который мы часто заезжали с приёмным отцом Эрнестом. Благодаря тому, что мы часто выезжали на ярмарки за пределы нашей деревни, я знала дорогу до столицы довольно хорошо.

Эрнест был очень любящим отцом и большим добряком. В этом городе он всегда покупал мне леденец в лавке и этим поднимал моё настроение. Денег у нас было немного, но леденец был традицией. Я до сих пор помнила его приторно-сладкий вкус.

Мелисса всегда бурчала о растрате средств, но я видела, как она совала мужу монетки перед нашим с ним отъездом. Хоть она и была довольно строгой матерью, но также меня очень сильно любила.

Она была северянкой, дочерью Вэльского купца. Однажды Мелисса с отцом остановились в деревне, где жил Эрнест, и влюбилась в него безвозвратно. Да так, что разорвала все связи с родней и переехала к жениху. С её слов, она ни разу не пожалела о своём решении, тем более, у них родилась такая замечательная Алекса. Девочка пошла вся в отца: у всех Ладорганцев были тёмные волосы и карие глаза, но бывали и исключения. А вот Мелисса в нашей деревне смотрелась чужой со своими светлыми волосами и серыми глазами.

Воспоминания о приёмной семье отвлекают меня встающими перед глазами образами родителей. И Алексы, место которой я заняла. За эти года вина за совершенный поступок притупилась, но теперь каждый раз возвращается с удвоенной силой.