Между нами люболь (СИ)

А затем пошла готовить хычины.

Сестра, которая — я знаю! — подслушивала из своей комнаты, немедленно выпорхнула оттуда и закружила по кухне. Верный признак, что ее распирает. Хочет сказать что-то не очень хорошее и никак не решится.

— Так тепло на улице сегодня… — сестра заходила издалека.

— Говори уже, что хотела, — я не выдержала этих суфийских танцев.

— Айлин, может, ты все-таки… ммм… подумаешь? Неплохие ведь деньги предлагают.

— Ты что, предательница своих родителей? Бесстыжая! Только деньги на уме. Папа говорил, что люди, как растения, имеют корни. Наши корни — здесь.

— Пусть пристанищем ему будет рай, иншалла! Но он же вырвал маму из родных мест?

— Вот глупая! У мамы не было корней, она сирота, росла в детском доме. А здесь пустила корни.

Наш отец в свое время работал на стройке. А еще он был талантливым художником и мог сделать любую роспись стен. Папа вместе с дядей и еще несколькими мужчинами из поселка искали подряды не только в республике, но и по всей России. Однажды их пригласили на строительство мечети в небольшой русский город.

На третий день отец поранил руку и побежал в аптеку за бинтами. Рана кровоточила, и там же, в аптеке, он попросил незнакомую девушку сделать перевязку. Этой девушкой оказалась моя мама. Любовь с первого взгляда и навсегда — прямо так, как пишут в книгах.

Несмотря на то, что все папины родственники были против женитьбы на русской, это не помешало им пожениться и обрести свое счастье.

— Отец не хотел, чтобы мы продавали землю. И мы не продадим. Невозможно! — я отвернулась от Самиры и стала раскатывать тесто.

— Аллах-Аллах! А чтобы мы нуждались, он хотел? Родителей, пусть покоятся с миром, нет рядом, а нам нужно как-то выживать. Ты могла бы даже поступить в университет, ведь это была твоя мечта.

Да, была. Мне с детства нравилось учиться, я любила читать. После смерти родителей книги были моей единственной отдушиной, не зря ведь говорят, что книги — лучший способ убежать от действительности. Но теперь не имело значения, чего я когда-то желала. Некоторым мечтам не суждено осуществиться.

— Самира, вот ты говоришь — продадим землю. После этого мы останемся без дома, без корней. А потом-то — что?

— Поедем в столицу, выучимся, станем хорошо зарабатывать, а еще лучше — найдем богатых мужей, иншалла*!

Я подкатила глаза — какой ветер в голове у этой девочки!

— Айлин, ты просто трусиха, вот и все! — продолжала Самира. — Боишься что-то менять. И почему такой настрой ужасный, что плохого в переезде? Хуже-то точно не будет! Подумай сама, что нас ждет в этой дыре? Выйдешь замуж за Ахмеда, но разве он тебе пара? Заставит уйти с работы, закроет дома, начнешь рожать по ребенку в месяц и через десять лет станешь похожей на старуху. А он будет сидеть по вечерам с друзьями и перемывать всем кости. С такой внешностью ты могла бы добиться большего! Будь у меня хоть часть твоей красоты, я стала бы моделью или актрисой…

— Да покарает тебя Аллах за такие слова, совсем совесть потеряла! — в негодовании я взмахнула руками, и мука легким облаком взлетела в воздух.

— Что я такого сказала, неправда разве? Таких глаз нет больше ни у кого! А какая кожа… — Самира подтолкнула меня к зеркалу. — Неужели сама не понимаешь, как ты прекрасна! И создана совсем не для этого Ахмеда.

Я не стала смотреть в зеркало — чего я там не видела? Глаза мне достались от мамы, и они действительно были странные — то голубые, то серо-зеленые. Отец говорил, что их цвет — словно вода в бухте, когда сквозь нее проходят лучи солнца. Видимо, папа был не только художником, но и поэтом.

А кожа… Я родилась поздно вечером, и отец, отмечавший это событие с друзьями, увидел меня уже ночью. Видимо, полнолуние и немалая порция какого-нибудь крепкого напитка сыграли свою роль — папе показалось, что моя кожа светится в темноте, потому он и назвал меня Айлин*. Но это была лишь его фантазия. Не зря же есть поговорка — «свое дитя каждому месяцем покажется».

Я вырвалась из рук Самиры:

— Эй, хватит глупостей!

Но сестра не успокаивалась.

— А посмотри на Мурата, брата Ахмеда, хорошо разве живет с женой? Каждый день ее колотит, она ходит в синяках, думаешь, Ахмед твой лучше? Совсем не лучше! И главное — ты его даже не любишь!

— Да замолчи уже! Не тебе говорить о любви!

— Ах! — теперь уже Самира подкатила глаза. — Почему это я не могу говорить?

— Ахмед — хороший человек.

— Но ты его не любишь! Просто думаешь, что он надежный. А он ненадежный. И тебя не любит. Хочет заполучить, как красивую игрушку. А так он злой. И скупердяй к тому же — ни копейки не выпросишь. Ох, наплачешься с ним!

— Каркаешь, как ворона. Рассуждаешь о том, чего не знаешь.

— А я знаю, знаю! Любовь — это когда один закрывает глаза, а другой перестает видеть. Ну скажи, разве у вас так? И близко не так!

— Это ты где такую чушь вычитала, а? Получишь сейчас у меня!

Я из кожи вон лезу, чтоб сестра могла окончить школу, а она вон какими глупостями занимается! Ну, я ей устрою! Я замахнулась скалкой и хотела стукнуть Самиру, но та пискнула и скрылась в своей комнате, закрыв дверь.

— Самира, открой по-хорошему!

— Не-а.

— Если еще когда-нибудь подобное услышу, прибью, да простит Аллах. Чтобы больше таких разговоров не было. И дом мы не продадим.

— Но Умаровы не отступят, сестра. У них — деньги, власть, сила. А что, если мы не согласимся, и они просто отберут у нас всё?

Пусть только попробуют!

— Они отстанут, — я постаралась успокоить сестру, хотя в душе всколыхнулась буря. — Я лично поговорю с Каримом Умаровым».

___________________

* Иншалла, араб. — даст Бог (а дословно — «если Бог пожелает»)

*Айлин — лунный свет.

ГЛАВА 5

«— Ты уверена, что это была хорошая идея — караулить мужчину на улице? — первый раз в жизни Ахмед смотрел на меня так сурово. — Почему не сказала мне, что идешь на переговоры? Разве это — женское дело?

Я опустила глаза. Ох, Ахмед, что тут сказать, мне и так плохо.

Ильяс Бекоев не оставлял меня в покое, а я выслеживала Карима. Наблюдала за ним почти две недели. Знала, во сколько выезжает из дома, но утром поговорить не решалась — в это время суток редко кто бывает в благодушном настроении, а тогда мне еще хотелось решить дела мирно. Во вторник, среду и пятницу он возвращался поздно, в субботу и воскресенье и вовсе не приезжал, значит, оставались понедельник и четверг. Но дела, начатые в понедельник, трудно завершаются, поэтому подходил только четверг.

В намеченный день с полудня зарядил проливной дождь, и даже густые ветви не спасали от больших навязчивых капель. Ждать прямо около входа мне казалось неприличным, и я стояла под деревьями в саду, молясь, чтоб будущая свекровь — она вместе с младшей дочерью по-прежнему приходила убирать дом, а теперь еще и готовить, — не станет выглядывать в окно.

Наконец вдалеке показался черный мерседес. Когда он притормозил около входа, я подбежала ближе.

Карим вышел из машины, разговаривая по телефону. Увидев меня, он и не подумал завершить разговор.

— Извините, — я запыхалась, но старалась говорить решительно, — Я бы хотела с вами поговорить.

— Подожди, — это он сказал в трубку. А у меня спросил:

— О чем?

— О продаже моего дома. И участка.

— Госпожа, — ответил он мне. Но произнес это так язвительно, что мне, как и в детстве, захотелось стукнуть его по голове. — Для таких переговоров есть господин Ильяс Бекоев, который получает за это деньги. Он общается с жителями поселка, я этим не занимаюсь.

— Но я… мы… разговаривали уже, но… он не понимает… — я почему-то растерялась, и речь стала сбивчивой.

— Не сошлись в цене? Значит, встретитесь еще раз. Ничем не могу помочь, — отрезал он и быстрым шагом направился в дом. Никто и никогда еще не вел себя со мной так по-хамски. Нахлынувшая злость придала мне решимости. Нет, так просто не сдамся! Я побежала за ним и, обогнав, перегородила путь.

— Погодите! Я хотела поговорить именно с вами…

— Ты что, плохо понимаешь? Или туго соображаешь?

Вот так, нелюбезный господин быстро перешел на «ты».

— Нет, но я…

— Разговор окончен, — он скривил губы и отодвинул меня с дороги — так резко, что я могла бы упасть, если б не другой человек.

Селим, сводный брат Карима. Он тоже был в машине, но почему-то вышел не сразу. А теперь незаметно приблизился и удержал меня от падения.

Карим вошел в дом и захлопнул дверь. Я старалась сдержаться, хотя слезы были готовы хлынуть, как этот ненавистный дождь. Карим отмахнулся от меня, как от назойливой мухи! Да что он возомнил о себе, этот высокомерный, этот…

— Малышка Айлин? — слова Селима немного привели меня в чувство.

— Вы… помните меня?

— Разве можно тебя забыть — самая прекрасная девушка в поселке!

Я покраснела. Селим был невысокого роста и не имел такого красивого лица, как его сводный братец, но не зря же говорят — «пусть не лицо человека, а его внутренняя сущность будет красивой». Душа у Селима была добрая. Только сможет ли он мне помочь?

Я вкратце рассказала о проблеме — Селим слушал, сосредоточенно кивая головой, а потом сказал:

— Я в этой истории ничего не решаю. Могу сделать так, чтобы брат тебя всё-таки выслушал, но… ты должна осознавать, что это — не очень хорошая затея.

— Я всё равно хочу с ним поговорить и поставить точку в этой истории! Пусть ведет стройку в обход моего дома.

Селим грустно засмеялся:

— Ты очень наивна, Айлин. Но я сделаю всё, что в моих силах, иншалла.

Так я сделала еще один шаг к бездне, и теперь Ахмед отчитывал меня за это.

— Айлин, слышишь? Больше никогда не встречайся с Умаровым за моей спиной, поняла? — еще ни разу в жизни я не видела своего будущего мужа таким злым.

В ответ я покорно кивала головой, но собиралась сделать по-своему. Не догадываясь, что получу пользы по щиколотку, беды по колено».

ГЛАВА 6

«Безусловно, нехорошо врать своему будущему мужу, но предавать память родителей — еще хуже. А Ахмед никак не хотел понять, почему я упрямилась. Зачем держать родительский дом, если вскоре я перееду к нему и сестру заберу с собой. А потом Самира тоже выйдет замуж и переедет к своему мужу. Со свадьбой столько расходов, эти деньги были бы кстати!

…Первый раз ко мне посватались в шестнадцать лет — Мустафа, рыбак из соседнего поселка. Дядя сразу же отказал — ответил, что я еще мала и обязательно должна окончить школу. В семнадцать сватов прислал богатый человек из Урсдага, но дядя и ему дал отказ.

"Davul bile dengi dengine", — сказал он после. Я никогда не понимала, что означает эта иностранная пословица, но дядя объяснил. Davul — большой барабан, denk — палка, которой ударяют по давулу, а также равновесие, баланс и пара. Так же, как каждому давулу нужна подходящая палка, чтобы зазвучать, каждый человек должен искать себе ровню. Богатый наиграется и выбросит, и никто не сможет защитить.

Только люди в поселке не поняли этого отказа. «Наверное, девушка цены себе не сложит», — говорили злые языки. И после этого какое-то время сваты обходили наш дом стороной.

Ахмед был первым, кто высказал намерение жениться на мне после смерти опекунов. Мне было уже двадцать, а Ахмед, что бы там не болтала Самира, был надежным человеком. Как когда-то и мой отец, Ахмед работал на стройке. Время от времени брал подряды и уезжал с братом на несколько недель, а то и месяцев. Ахмед сказал, что после свадьбы мы поселимся у его родителей, а потом он построит собственное жилье. Но я еще не теряла надежду уговорить его жить в нашем доме.

С Ахмедом мы никогда не оставались наедине, ничего такого. Он даже ни разу не держал меня за руку. С этим в наших местах всегда было строго. Стоило Джамиле поехать с женихом на пляж, как пошли слухи, что она нечистая, а это хуже смерти.

Давным-давно, после партии в шахматы с дядей, отец подвел нас с Самирой к шахматной доске и дал в руки по одной фигурке каждого цвета.

— Посмотрите на них внимательно. Белые фигурки — это женщины, а черные — мужчины. На черных грязи не видно, а белую может испортить даже маленькое пятно.

Я раскрыла ладонь. Фигурка в моих руках была совсем замызганной, и я торопливо положила ее обратно, на доску.

— Но можно же покрасить белые в синий цвет, чтоб они меньше пачкались! — предложила Самира.

Другой бы на месте отца отвесил ей подзатыльник, но наш папа лишь с усмешкой покачал головой, решив, что сестра еще очень мала, чтобы понимать — никто не в силах изменить правила этой игры.

А как по мне, Самира просто с детства любила противоречить, спорить и была слишком упрямой. Если что-то вобьет себе в голову, не отговоришь. «Можно подвести лошадь к воде, но даже шайтан не заставит ее пить», — говорил учитель про мою сестру. Я всегда с опасением думала, что она доведет нашу семью до беды.

А довела я.

ГЛАВА 7

«Вы хотите превратить поселок в туристическое место. Жители против, но боятся вас так же, как боялись вашего отца. И я тем более не в силах что-то изменить. Можете построить здесь гостиницы, спа-центры, теннисные корты, рестораны — но только не на моей земле. Знайте, что не всё можно купить за деньги. Свою землю я не продам. Пожалуйста, прикажите своим людям оставить меня в покое», — дома я долго готовила эту речь, старалась произносить слова громко, отчетливо, чтобы голос не дрожал. Какой я была глупой! Всё вышло совсем не так, как ожидалось.

Первым начал он:

— Ну что ж. Облегчу задачу, чтоб потом тебе не было так стыдно. Хотя… вряд ли ты знаешь, что такое «стыд».

Мы были с Каримом наедине в гостиной дома Умаровых — Селим все-таки выполнил обещание и каким-то образом уговорил брата встретиться со мной.

Сначала Карим стоял с мрачным видом около окна — будто меня и не было рядом. Весь в черном, такой безупречный снаружи и такой испорченный внутри. А я внезапно впервые в жизни осознала, что, кроме лютой неприязни, всегда испытывала к нему еще что-то, — куда более пугающее…

Что это было за чувство? Страх? Неужели в глубине души я боялась Умарова? Трудно сказать, но в тот момент это странное нечто вдруг заставило меня опустить глаза и молчать.

Я просто сидела на диване и рассматривала подол своего платья — какое ужасное малодушие! Казалось, прошла вечность, прежде чем Уваров наконец повернулся. Я с трудом заставила себя на него посмотреть.

Несколько секунд мы сверлили друг друга взглядами. Потом я не выдержала и снова опустила глаза. Но… что он после этого произнес? Стыдно? Мне? За что?

— Простите… не поняла… — пробормотала я.