Помоги проекту - поделись книгой:
Сам монастырь стоит на горе, и задняя его стена практически находится над крутым обрывом, под которым протекает небольшая речка. Спереди, где горы нет (собственно, не стало ее сравнительно недавно: гору понемногу срывали, а идущую под нею дорогу подсыпали), поставлены самые мощные укрепления и расположена обширная площадь. Такие площади-эспланады всегда устраивались перед укреплениями, на дистанции выстрела из лука, а позже – из крепостных пищалей и пушек, чтобы осаждающие перед штурмом ворот не могли накапливаться за постройками; если же население и застраивало эти площади, гарнизон в случае опасности сам уничтожал их. Вход в монастырь, как и положено, устроен в воротной башне, над которой возвышается небольшая церковь. Так делалось во всех русских монастырях-крепостях: полагали, что Бог не попустит нечестивому врагу ворваться в монастырь. По углам возвышаются мощные, выдвинутые вперед круглые башни с бойницами, из которых просматривалось и простреливалось пространство вдоль стен. Стены снабжены бойницами в бруствере, прикрывавшем боевой ход по стенам, и навесными бойницами «варового боя». Все это не просто так: в начале XVII в., в период Смуты и польско-литовской интервенции гарнизон, монахи и окрестные крестьяне сумели выдержать почти годичную осаду сильной армии интервентов и отбить несколько штурмов. А затем, когда установился мир, и государство немного оправилось от потрясений, старые, построенные еще Иваном Грозным стены были надстроены вторым ярусом: всмотревшись в них, можно заметить два яруса навесных бойниц. Правда, более монастырю не пришлось участвовать в боевых действиях, но все же Петр I, напуганный стрелецким заговором в пользу сестры, царевны Софьи, счел возможным укрыться в монастыре от верных царевне стрелецких полков.
Современные исследователи русской фортификации все, в один голос, твердят о том, что к тому времени, как монастыри-крепости опоясали каменными стенами с башнями, развитие артиллерии свело их роль к нулю. В суждении таком есть свой резон. Но… не будем спешить. В нескольких десятках километров от Москвы, на берегу Оки стоит старинный Троицкий Белопесоцкий монастырь. Когда-то он прикрывал подступы к городу Кашире. К Старой Кашире: нынешняя Кашира уже в другом месте, на противоположном берегу Оки. От старых крепостных стен XVI в. мало что осталось. Разве что проездная башня с типичным коленчатым проходом, с бойницами подошвенного боя в каменных казематах. Но вот, под одной из угловых башен можно заметить нечто необычное: камень и бетон, образующие скошенный выступ над землей, и в нем две, смотрящие в разные стороны продолговатые амбразуры. Бункер. Хоть сейчас ставь в него малокалиберные противотанковые пушки или тяжелые пулеметы. Это – память о 1941 годе, когда монастырь практически оказался на лини фронта: танки Гудериана были отбиты на окраинах Каширы.
И это – не единичный случай приспособления старинного каменного монастыря к обороне в 1941 г. Немцы были остановлены на западных, северо- и юго-западных подступах к Москве. Окружить Москву с севера и востока они не смогли. Но угроза такая складывалась. И было решение приспособить уже описанную выше Троице-Сергиеву лавру к обороне: об этом вспоминают ученые, занимавшиеся реставрацией монастыря в 1940–1941 годах.
И все же определяющим фактором развития фортификации уже в XV–XVII веках стала огнестрельная артиллерия, постепенно вытесняющая метательные машины. Первоначально огнестрельные орудия использовались главным образом в обороне, и крепостные башни перестраивают под установку в них пушек и ручных пищалей. Обычно в надвратной башне устанавливали короткоствольный «тюфяк», бивший дробью (картечью) или даже камнями, а в остальных башнях – пушки стрелявшие ядрами.
Примерно с середины XV века огнестрельные орудия становятся основным оружием осажденных и осаждающих. Примерно до 1470 года оборона каменных городов была сильнее возможностей атакующей стороны. Но затем артиллерия достигла такой мощи, что могла пробить каменные стены выстрелами гигантских осадных пушек. Кроме того, возросшая дальнобойность артиллерии позволяла устанавливать их на большом удалении и у основания склона крепостного холма. Естественные преграды теперь не обеспечивали надежной защиты и штурм, поддерживаемый огнем артиллерии, стал возможным с любой стороны крепости. Чтобы противостоять артиллерийским позициям осаждающих и уничтожать их, пришлось строить и перестраивать старые крепости с учетом применения крепостной артиллерии. Башни с пушками теперь начинают равномерно распределяться по всему периметру крепости, прясла стен между ними выпрямляются, чтобы обеспечить фланкирующий обстрел подступов. Так появляются «регулярные» крепости – правильной геометрической формы, со строго симметричным расположением стен и башен.
Впервые такие крепости стали появляться в Псковской земле, например Володимер и Кобылец, построенные в 1462 году. В идеальном виде такая схема обороны отражена в квадратной крепости Ивангород, возведенной в 1492 году московским правительством на границе с Ливонским орденом. Крепости строятся треугольными (Красный, Касьянов), прямоугольными (Ивангород, Туровля, Суша), трапециевидными
(Ситна) или пятиугольными, однако все они правильной, «регулярной» формы. Лишь изредка рельеф местности диктовал неправильную, «свободную» форму. Одной из самых ранних русских крепостей «регулярного» плана, наряду с Ивангородом, был Тульский кремль, построенный в 1507–1520 годах. Он представляет в плане вытянутый прямоугольник на берегу р. Упа. Углы закреплены круглыми башнями: Ивановской (Тайнинской), Никитской, Спасской (Сплошной) и наугольной. Посредине прясел 5 квадратных башен, из которых 3 проездные. Застройка внутри кремля также была регулярной, а не раннесредневековой усложненной, с прихотливым плетением улиц и переулков.
Наибольшее выражение эта регулярность получает с появлением бастионного начертания крепостных планов: от круглых, далеко вперед выдвинутых угловых башен и полукруглых промежуточный бастей совершился переход к пятиугольным бастионам, полностью исключившим мертвое пространство у подошвы укреплений. Укрепления с бастионным фронтом, применявшиеся в Западной Европе с начала XVI века, стали известны в России столетие спустя. Первое такое начертание получил Земляной город в Москве. В 1632 году укрепления бастионного типа получают Новгород и Ростов Великий. Стратегически важные крепости в XVII веке строили земляными или дерево-земляными, бастионного типа, но монастыри продолжают развивать традиции более раннего каменного зодчества. Особенно интенсивное укрепление монастырей каменными стенами наблюдается во второй половине XVII века. Крепостную ограду монастыря в это время строят по принципам XV–XVI веков: с несколькими ярусами обороны, с прямыми стенами и фланкирующими башнями со всех сторон. А длинная задняя стена Троице-Сергиева монастыря даже снабжена, на европейский манер, уступом-кремальерой, обеспечивавшей продольный огонь. Рвы оставались чисто земляными, без каменной облицовки. От подошвы стены ров отделялся бермой, полосой земли шириной от 2 до 14 метров. Чем выше была стена, тем дальше она отстояла от рва. Позднее, когда стены стали оборудовать навесными бойницами варового боя, этот принцип перестал соблюдаться.
Массовое применение артиллерии заставило тех, кто строил крепости, подумать о том, как применить пушки к крепостным постройкам, как уберечь стены и башни от сокрушительных ударов тяжелых ядер и как спасти город от разрывов мортирных снарядов, заставить осаждающих отодвинуть свои батареи подальше от линии обороны.
Устанавливать орудия на сравнительно тонкие стены старых крепостей было просто невозможно: и сами они были громоздки, и далеко откатывались при выстреле. А будучи установленными на высоких башнях, тяжелые орудия расшатывали их стены и перекрытия, а пушечный огонь не мог накрыть ближайшие подступы к укреплениям: стволы приходилось бы направлять круто вниз, а это технически невозможно. Тяжелые ядра осадной артиллерии попадали в стены «по нормали», как говорят артиллеристы, под прямым углом, что усиливало их сокрушительное действие; наиболее при этом страдали башни с их сравнительно тонкими стенами, особенно прямоугольные. Требовалось придать стенам и башням сильный уклон внутрь, чтобы снаряды рикошетировали от их кладки вверх, а еще лучше – расположить стены укреплений под углом к линии огня, так, чтобы снаряды летели к ней по касательной. Пробовали на старых укреплениях разбирать верхние перекрытий башен и засыпать их землей, но это была полумера: все равно на небольшой площадке башни поставишь только две-три пушки. Нижние части башен и стен стали получать с конца XV века массивные каменные прикладки в виде косого цоколя, тилуса. Иногда он доходил до половины высоты стены. Он ослаблял удар пушечного ядра, рикошетировавшего вверх. В Италии даже прикладывали к старым круглым башням острый выступ, «клюв», наподобие корабельного носа. Такой выступ-нарост появился еще в пору применения таранов. В результате полукруглая бастея получала как бы пятиугольное начертание. Это был уже прообраз бастиона.
В тех случаях, когда невозможно было приспособить старые укрепления к потребностям обороны в новых условиях, на прежних высоких стенах размещали стрелков, а перед рвом насыпали низкий широкий вал с толстым бруствером для установки пушек, а перед ним рыли еще один ров. В Италии, где впервые появились такие новые постройки вокруг старых городских стен, они назывались фоссебреями.
Повсеместно получают распространение бойницы подошвенного боя, предназначенные в основном для артиллерии. Делались они с большими камерами, печурами для размещения пушек. Для облегчения прицеливания бойницы изнутри стены получили широкие полуциркульные арки с внутренней стороны. Иногда для организации ярусного огня в стенах устанавливали также бойницы среднего боя. Располагали их в шахматном порядке для большей устойчивости стены и исключения непростреливаемого пространства. Впервые этот принцип применен в стенах Смоленска в конце XVI столетия. Печуры здесь располагались в среднем в 19 метрах друг от друга. Средний бой был устроен на высоте 5 метров и доступ к его печурам осуществлялся по приставным лестницам. Каменные стены первоначально венчал глухой парапет; так, в Изборске стена 1330 года имеет еще глухой бруствер высотой 90 сантиметров. Затем парапет начинают делать с глухими зубцами, а еще позже в них стали устраивать бойницы. Сами зубцы делаются выше: например, в тульском кремле они достигают 2,5 метров высоты.
Башни снабжались нависающим выступом – обломом для ведения варового боя. Обломная часть обычно выступала за нижнюю часть стены на 15–25 сантиметров. Бойницы для ручного оружия были небольшие, почти квадратные, со стороной размером 8–10 сантиметров. Для лучшего обзора и прицеливания их щеки делали скошенными в нижней и боковых плоскостях. Для орудий прорезались амбразуры размером примерно 30×40 сантиметров. В основании башни также получали сильный скос для рикошетирования ядер. Связь между ярусами башен теперь нередко делалась по узким ходам, выложенным в толще их стен. В башнях также устраивались глубокие печуры для орудий, а амбразуры стали расширяться и менять форму, чтобы можно было высунуть ствол наружу и улучшить прицеливание. Вывод ствола наружу был необходим еще и для того, чтобы пороховой дым уходил из башни. Иногда для этого в сводах камер даже устраивались дымоотводы, выходившие наружу над бойницами, как в Нижегородском кремле.
Каменные башни также снабжаются зубчатым парапетом, вынесенным вперед от плоскости стены, с навесными бойницами варового боя. Угловые башни имели один дверной проем, выводящий на площадку и с нее – на стены. В промежуточных башнях могло быть два проема, через которые проходил боевой ход, но в Ивангороде между боевым ходом стены и проемом в башне был пониженный участок стены, через который перекидывался небольшой подъемный мост.
В конце XV века захабы перед воротами перестают устраивать. Воротные башни теперь имеют прямой, перпендикулярный стенам проезд, либо проезд, изогнутый в башне под прямым углом, либо въездная арка устраивается в боковой стене башни, или же устраивается отводная стрельница, распложенная за рвом, низкая и открытая сверху. Появляются и подъемные мосты. В каменных крепостях потайные выходы из них закрывались тонкой каменной стеной заподлицо с наружной стороной крепостной стены: в случае вылазки эта кладка разбиралась, и на врага нападали с неожиданной стороны. Остатки вылазов сохранились в крепостях Изборска и Порхова. В башнях, стоящих возле воды, устраиваются тайники, ведшие к колодцам, так что во многих городах имеются Тайничные и Водовзводные башни.
В общем, даже сейчас посмотришь на такую крепость, ужаснешься ее мощи и подумаешь: а стоило ли подступать к ее стенам, не бессмысленной ли была эта задача – взять такую твердыню штурмом.
Но… к тому времени, когда все эти комплексы так укрепились, они потеряли всякое боевое значение. Подойдя к Боровицким воротам Московского Кремля, под стеной со стороны Александровского сада (а он расположен над рекой Неглинной, прикрывавшей когда-то подступы к стене), можно увидеть высокую ступенчатую земляную насыпь. Зимами с нее на ледянках каталась московская детвора. Это – остатки новых укреплений, когда-то окружавших и Кремль, и Китай-город – земляных бастионов Петра I. После поражения под Нарвой, когда старая русская армия практически разбежалась и возникла угроза быстрого движения шведской армии Карла XII на Москву, на предполагаемом пути грозного врага пришлось спешно возводить новые укрепления. Основой для них нередко служили старые прочные стены и башни местных монастырей и кремлей в Новгороде, Пскове и иных городах, вплоть до стен Московского Кремля. Старые каменные твердыни не могли противостоять новой артиллерии, и пришлось укреплять их в соответствии с новыми требованиями.
Фортификация Нового времени
Таково было развитие крепости: от земляного вала с частоколом к бревенчатой стене, от бревенчатой стены к стене каменной или кирпичной. Но усовершенствовавшаяся артиллерия успешно громила любые крепости – и кирпичные, и гранитные. Это был только вопрос времени да количества и качества орудий. Тяжелые ядра из крупнокалиберных осадных пушек превращали в щебень высокие стены и башни, а разрывные бомбы, выпущенные из мортир, зажигали внутренние постройки и взрывали пороховые погреба. Нужные были новые средства обороны, и они были созданы.
Чугунное ядро, со страшной силой ударившее в каменную стену, дробило камень, пробивало бреши, заставляло трескаться самую лучшую кладку. Однако это же ядро, попавшее в земляную насыпь, просто вязло в ней. А взрыв бомбы лишь делал небольшую воронку в земляной засыпке порохового погреба, не пробивая его каменного свода.
И вот высокие стены и башни стали понижаться (как это произошло с Китай-городом), но зато непомерно утолщались, а главное препятствие для штурмующих стали представлять не высокие постройки, а глубокие и широкие рвы. Крепость как бы уходила в землю, а землю тогдашней артиллерий разрушить было невозможно. Понижаясь и утолщаясь, как бы расползались, расплющивались укрепления. Но одновременно расплющивалась, расползалась вширь и сама крепость. Ведь лучше всего было – не допустить обстрела укреплений, отодвинуть артиллерийские позиции осаждающих, выдвигая за пределы основного ядра крепости все новые и новые дополнительные укрепления, которые прикрывали бы это ядро от ударов.
Новая фортификация возникла в Италии на рубеже XV–XVI веков. Прежние замки строили, применяясь к условиям местности, вписывая укрепления в ландшафт и используя его особенности, как элемент обороны. В основу планировки новых укреплений легла геометрия с ее красотой пропорций и чисел. Фортификация стала наукой. Ею стали заниматься ученые – архитекторы и художники (например, один из столпов искусства Возрождения, великий Микеланджело), стремившиеся воплотить в проектах крепостей идеальные фигуры. И эта идеальная геометрия прозаических крепостей господствовала до первой четверти XIX века, до самого конца архитектурного классицизма. Нередко восхищаются четкими линиями петербургских проспектов, не зная, что создавший в 1717 году его план архитектор Леблон проектировал, в сущности, крепость овальных очертаний, окруженную множеством выступающих вперед бастионов с цепью оборонительных построек во рву и перед ним; широкие прямые проспекты должны были служить для передвижения резервов, а просторные площади – для их накопления.
Главными узлами обороны теперь стали пришедшие на смену толстым каменным стенам и высоким башням низкие широкие пятиугольные бастионы для установки многочисленных пушек. Выходящие вперед, «в поле» два его наклонных, облицованных камнем вала, «фасы», образовывали угол, так что снаряды противника, попадавшие по касательной, рикошетировали от них. Пушки, установленные на фасах бастиона, вели огонь под углом к основной линии укреплений, перекрывая доступ к двум соседним бастионам и к куртине, тонкому валу, соединяющему бастион с соседними бастионами. Под прямым углом к куртинам от фасов бастиона шли короткие фланки (фланги), огонь с которых велся вдоль куртин, «фланкируя» рвы. Естественно, что фланки соседних бастионов должны были располагаться не далее дистанции пушечного выстрела. Так сложилась система взаимной поддержки бастионов, взаимного прикрытия огнем. А модулем, так сказать, единицей расчета всего укрепления, стала дистанция пушечного огня с фланков. В результате крепость превратилась в стройную геометрическую систему, все элементы которой были взаимосвязаны. Для планировки такой крепости более всего подходили правильные фигуры: круг, эллипс, треугольник, квадрат или вытянутый четырехугольник, трапеция, пяти-, шестиугольник и т. д.
Эту, сложившуюся в Италии в эпоху Возрождения систему в XVII веке дополнили голландцы. Итальянцы делали ставку на массивность приспособленных к гористой местности каменных построек, под которыми располагались хорошо укрытые (блиндированные) казематы, а бастионный фронт растягивался до бесконечности, чтобы укрыть весь город. В равнинной, бедной камнем Голландии главным принципом стала строго выверенная взаимная поддержка множества небольших дешевых укреплений из земли и кирпича. В результате возникал очень широкий пояс внешних укреплений, как раз и позволявший «отодвинуть» осадные батареи подальше от города за бастионным фронтом. Наиболее сложный вариант голландской системы, кроме пониженного вала фоссебреи, включал в себя прикрывавшие уязвимые куртины равелины и демилюны, которые, в свою очередь, были защищены кронверками или горнверками; кронверк мог быть прикрыт двойной теналью, а впереди могли располагаться куврфасы, прикрывавшие расположенные за ними валы и повторявшие их очертания. Всего количество линий этих внешних укреплений могло доходить до семи. Маршал французского короля Людовика XIV, прославленный Себастьен Ле Претр де Вобан, довел фортификацию Нового времени до совершенства, как бы соединив итальянскую и голландскую системы. О его значении, как военного инженера-фортификатора, говорит то, что он провел 48 осад крепостей и построил или перестроил около 160 укреплений, устраивая внутренние укрепления в сомкнутых постройках для боя внутри них и для усиления их внутренней обороны. Вобан предпочитал крупные бастионы, усиленные кавальерами и снабженные орильонами. Куртины, кроме равелинов, прикрываются расположенными во рву между ними теналями. Прикрытый путь за рвом он значительно расширил и снабдил траверсами, превратив его в мощную передовую линию обороны, откуда осажденные могли совершать вылазки. Бастионы Вобан иногда вообще отделял от линии стены рвом, усиливая оборону бастионов тур-бастионами, вписанными в линию куртин. Во многих случаях, при необходимости, он дополнял эту основную систему широким набором вспомогательных построек, обеспечивавших оборону рвов и фланговый огонь вдоль валов основных укреплений. А в XVIII веке французский ученый-фортификатор Монталамбер дополнил, а в значительной мере и реформировал систему Вобана, перейдя к постройке выдвинутых за пределы крепости самостоятельных укреплений-фортов с усиленной защитой рвов блиндированными казематными постройками в них.
Надо полагать, что читатель ничего не понял из предыдущего абзаца. Это естественно: новая фортификация создавалась в Италии, Голландии, Германии, Франции, и вся ее терминология была иностранной. Нашему современнику без подробных объяснений она будет непонятна. Подробнее описывая эту систему ниже, попутно будем объяснять эти термины.
Ядром крепости была цитадель, расположенная в центре крепости или даже где-либо сбоку, примыкая к крепостным постройкам, в соответствии с условиями местности; так в замке его ядром был донжон. Это мог быть старинный замок, перестроенный и дополненный новыми укреплениями в соответствии с принципами новой фортификации, а могла быть и совершенно новая постройка. Цитадель занимала сравнительно небольшое пространство внутри крепостных обводов: ведь в крепости находились арсеналы, мастерские, магазины (так в старину назывались склады), казармы, госпитали и просто жилые дома горожан. Планировка застройки была «регулярной», с прямыми широкими улицами, ведшими к крепостным укреплениям, с просторными площадями, где могли накапливаться резервы.
Строилась крепость на «крепостном полигоне», то есть избранной и особым образом распланированной территории. Нередко так и говорят: полигональная крепость. Полигон крупной крепости представлял собой многоугольник, иногда неправильный, приноровленный к местности; в идеальных же планах ученых фортификаторов это был правильный многоугольник. Исходящие, то есть выдвинутые вперед углы полигона делили на местности ровно пополам, проводя биссектрисы («капитали»). И, ориентируясь на биссектрису, впереди угла размечали пятиугольник бастиона, выступавшего, таким образом, за периметр полигона.
На смежных углах полигона также размечались будущие бастионы, как уже было сказано, на дистанции выстрела. Так на каждом повороте будущей линии укреплений оказывался выступающий вперед бастион. А вся такая линия сложно изломанная линия называлась бастионным фронтом.
Теперь начинали само строительство. Тысячи землекопов рыли глубокие и широкие рвы и насыпали низкие толстые валы. Работа эта была дорогостоящей и огромной по масштабам, и в России для нее использовался труд каторжников. Преступников, приговоренных к каторге, отправляли на строительство крепостей. А когда это строительство закончилось, каторжников стали отправлять в Сибирь, в рудники, на соляные копи, на металлургические заводы.
Однако сама по себе земля могла осыпаться. Так что приходилось эти валы все равно облицовывать камнем. Облицовывались каменными стенами даже обе стороны крепостного рва: эскарп, прилегающий к крепостному многоугольнику и линиям бастионов, и противоположный ему контрэскарп. Они ставились на глубоких фундаментах, чтобы ни артиллерийские снаряды, попавшие под облицовку, ни подкопавшиеся под ров минеры противника не могли обрушить стенки эскарпа и контрэскарпа.
Валы куртин и бастионов не были монолитными. С внутренней стороны крепостного многоугольника под ними проходили перекрытые толстыми каменными сводами казематы, помещения для размещения солдат, боеприпасов, продовольствия, снаряжения. Выходившие в крепостной двор внутренние стенки казематов были сравнительно тонкими, в них делались проемы для дверей и окон-бойниц, из которых выглядывали пушки для обстрела противника, если он все же ворвется в крепостной двор. А затем казематы сверху засыпались толстым слоем земли с каменным мощением сверху. Эта широкая открытая боевая площадка называлась валганг. На нем устанавливались крепостные пушки. А, чтобы вкатить их на вал (все же он был много выше человеческого роста, учитывая каземат и толщину земляной засыпки), к нему со двора примыкали пологие каменные насыпи – аппарели.
Но открыто стоящие на валганге пушки могут быть сбиты артиллерийским огнем осаждающих. Поэтому передняя часть валганга была прикрыта толстым бруствером, в котором для пушечных стволов делались прорези, амбразуры. Брустверы прикрывали и пушки, и их прислугу, и стрелков, ведших ружейный огонь. Поскольку мы говорим о европейской системе фортификации, то уместнее использовать и европейскую систему мер, точнее, английскую, которая и в России применялась в технике. Так вот, толщина бруствера достигала 28 футов, почти девяти метров, а высота – 8 футов, т. е. 2,5 метра: английский фут равен 306 миллиметрам. Так как бруствер был высокий, для стрелков изнутри устраивалась приступочка – стрелковый банкет, довольно узкий – в несколько футов. Теперь стрелки, по грудь скрытые за бруствером, могли вести огонь из ружей поверх него, да и часовым, охранявшим крепость, было удобно с банкета осматривать местность. Ширина артиллерийского валганга, на котором стояли крепостные пушки, принималась в 21 фут – более 6 метров: ведь старинные пушки при выстреле от отдачи откатывались назад. Амбразуры были устроены хитро, имея в плане или V-образную, или Х-образную форму, и облицовывались внутри камнем. С одной стороны, такая форма сужала амбразуру, укрывая стрелков и артиллеристов от вражеского огня, а с другой – поворачивая ствол пушки или ружья, можно было увеличивать угол обстрела.
Когда вырастали бастионы, оказывалось, что с коротких фланков можно было вести огонь вдоль куртины, обстреливая прорвавшегося в ров противника. Это называлось фланкированием рвов. Иначе находящийся во рву противник оказывался бы в мертвой зоне, недоступной не только пушечному (пушку вниз дулом не направишь), но и ружейному огню. Из амбразур фланков и поверх бруствера со стрелковых банкетов можно было с удобством стрелять по толпящимся во рву вражеским солдатам. Два соседних бастиона фланкировали друг друга, прикрывали фланговым огнем. Иногда валы фланков делали двухъярусными: с пониженного уровня еще легче было обстреливать подступы к куртине и фланкам соседнего бастиона.
Правда, осадные орудия противника могли обрушить огонь на фланки. Поэтому в угрожающих местах бастионы получали усложненную форму: к их углам примыкали полукруглые выступы, орильоны, закрывавшие фланки от огня. А некоторые фортификаторы предлагали слегка вогнутые фланки, либо же примыкали их не под прямым углом к куртине, а несколько загибая их внутрь бастиона.
А с напольной стороны с двух фасов вели огонь, в том числе и по очень широкому рву, другие пушки и стрелки. Но не прямо в поле, а накосо. И с соседних бастионов велся такой же «косоприцельный» огонь. В результате наступающий противник попадал под перекрестный огонь с каждых двух соседствующих бастионов. А прямо вперед огонь велся с крепостных куртин между бастионами. Такой огонь назывался многослойным.
Вход во дворик бастиона, то есть внутренняя, пятая сторона этого пятиугольника, также прикрывался валом – горжей (или горжем: «горж» по-итальянски – горло). А чтобы люди могли свободно проходить в бастион, горжа была разорванной. Но это был не простой проход. Одна часть горжи, загибаясь под прямым углом, образовывала коротенький фас с внутренним казематом с бойницами. Вторая часть изгибалась сложнее: от нее вдоль прохода также под прямым углом отходил такой же, но более длинный фас, а затем снова следовал изгиб, и этот конец горжи закрывал уже сам проход. Если бы противник попробовал ворваться в бастион, то в проходе он оказался бы под обстрелом со всех сторон. Так когда-то в средневековых крепостях устраивали захабы.
Но могло быть так, что одна сторона крепостного многоугольника была слишком длинной и вынужденно прямой. Например, если она шла вдоль берега реки или озера. Бастионный фронт здесь не построишь. Тогда на углах ставились полубастионы, а часть будущей куртины, на дистанции выстрела, отодвигалась немного назад, образуя уступ – кремальеру. Иногда вся длинная стена строилась в виде системы уступов-кремальер. Так появился кремальерный фронт: часть куртины фланкировалась огнем с фланков полубастионов, часть – с кремальеры.
Могло быть и так, что слишком длинный вал был не прямым, а вогнутым: ведь крепостной полигон мог применяться к местности. Расположена крепость на внешней стороне речной луки – вот и изгиб фронта. Так вместо исходящего угла полигона получался входящий угол – теналь. Образовывался тенальный фронт. Но все равно наступающий противник попадал под двухслойный косоприцельный огонь с двух соседних куртин тенали. В тенальном фронте два равных по длине вала образуют прямой или тупой (до 120 градусов) входящий угол.
Фланки бастионов подвергались продольным выстрелам, не очень действенным. Но они, как уже говорилось, могли прикрываться орильонами. Напольные фасы обстреливались, но косоприцельным огнем, и снаряды могли рикошетить от каменной облицовки. А вот по куртине можно было вести прямой огонь. И между бастионами, перед куртиной в широком рву выдвигался углом вперед равелин из двух фасов. Строительство равелинов было предложено еще в 1564 году итальянским инженером Флориани. Строились равелины так же, как и основные валы: казематы в толще вала, бруствер, засыпка землей, каменная облицовка. С фасов равелина также велся косоприцельный огонь, так что противник оказывался под многослойным обстрелом. Равелины были немного ниже бастионов и куртин, так что падение их мало что давало ворвавшемуся противнику: открытый сзади, он оказывался под огнем с крепостных верков (так назывались все постройки) почти в упор. А дополнительно во рву сзади равелина могли ставить прикрывающую куртину теналь, о которой было сказано чуть выше.
Но и этого мало. Впереди рва насыпался пологий земляной гласис. Эта постройка была предложена еще в 1556 году итальянским же инженером Тартальей. Пологим гласис был для того, чтобы он не создавал мертвой зоны, и огонь с крепостных верков шел параллельно насыпи. Гласис более чем наполовину прикрывал крепостные валы, снаряды противника обрушивались только на бруствер, а чуть взяли прицел ниже – и снаряды зарылись в земляную насыпь гласиса.
Насыпь гласиса со стороны цитадели немного отступала от рва, кое-где в углах образуя просторные площадки – плацдармы. Этот уступ, прикрытый насыпью от выстрелов с поля, служил прикрытым путем для часовых, а на плацдармах, в укрытии от огня, накапливались осажденные для вылазок. И опять же прикрытый путь и плацдармы были предложены итальянцем Катанео в 1567 году. Правда, у итальянцев прикрытый путь вдоль гласиса был просто узенькой тропинкой. Именно Вобан, сторонник активной обороны, вылазок осажденного гарнизона для уничтожения противника, расширил прикрытый путь до уровня дороги, придумал плацдармы, да еще и перекрыл этот путь траверсами, короткими перпендикулярными валами, чтобы противник не мог «анфилировать» его, простреливать продольным огнем. Если же противник прорвался в ров, он оказывался под перекрестным огнем и с валов, и с расположенных внутри вала построек, и с прикрытого пути.
Поскольку ров мог быть очень глубоким, а эскарп слишком высоким, и его могли обрушить вражеские снаряды, так что и вал сполз бы в ров, примерно на половине высоты эскарпа в таких случаях устраивался уступ – берма. По берме могли, в относительной безопасности от выстрелов, прохаживаться часовые, охранявшие ров. А в больших крепостях и бермы прикрывались невысоким каменным бруствером для дополнительной защиты.
Но этого мало, и в 1580-х годах немецкий инженер Шпекле (Спэкле) создал фоссебрею – второй, пониженный вал, отделенный от основного вала рвом и практически полностью закрытый гласисом. Придумана была фоссебрея для старых крепостей с относительно тонкими и высокими стенами, на которых нельзя было поставить пушки. Но затем она стала использоваться и в новых крепостях. На напольных фасах фоссебреи располагались стрелки, а на фланках – артиллерия. Такое расположение сил облегчало оборону рвов и маскировку орудий: с поля их просто невозможно обстрелять настильным огнем. Зато прорыв осаждающих в ров можно было отразить огнем с фоссебреи.
Обратите внимание на то, что рву уже с XVI века, когда артиллерия стала играть очень важную роль в войнах, придается все большее значение, и все больше мер предпринимается для его обороны. Уже не стены, а очень широкий и глубокий ров стал главным препятствием для противника. Крепость как бы выворачивалась наизнанку, подобно чулку. Так, по мере развития артиллерии крепость мало-помалу как бы уходила в землю: высокие, но не слишком толстые стены превращались в невысокие, но чрезвычайно толстые валы, башни превратились в низенькие широкие бастионы, а главным препятствием становился широкий и глубокий ров. Но он мог быть слишком глубоким и широким, и обстреливать с крепостных валов было неудобно. И во рву стали размещать другие постройки, как для его лучшего обстрела, так и для прикрытия основных валов от обстрела. Непосредственно за контрэскарпом рва перед бастионами ставились открытые с тыла кувр-фасы («кривые», то есть изогнутые фасы) в виде длинного узкого укрепления, прикрывавшие фасы бастионов от разрушения артиллерийским огнем; они приспосабливались для стрелковой обороны гласиса и прикрытого пути. Имевшими ту же цель и такими же постройками, но сильнее, вооруженными артиллерией, были контр-гарды. Между куртиной и равелином ставили небольшие треугольные демилюны, соединявшиеся концами фасов и образующие напротив середины куртины тупой входящий угол; в сложных вариантах равелины концами своих фасов вклинивались в этот входящий угол, так что образовывалась многоконечная звезда с чередующимися короткими и длинными лучами. А для прикрытия эскарпов, сухих рвов и главного вала служила анвелопа – наружная вспомогательная постройка. Располагалась она непосредственно за контрэскарпом и непрерывной линией окружала один или несколько фронтов ограды. Перед ней устраивался ров такой же глубины, как главный ров ограды, но меньшей ширины и с его продольной обороной.
Внутри равелинов и других, отдельно стоящих построек, ставили небольшие сомкнутые, обычно пятиугольные редюиты («убежища»). Эти внутренние укрепления устраивались в сомкнутых постройках для боя внутри них и для усиления их внутренней обороны. Первоначально они служил убежищем для гарнизона, теснимого со всех сторон. Существовали и другие, еще реже употреблявшиеся постройки во рвах. Вобан, отделив узким рвом бастион от крепостной ограды, вписывал в нее напротив горжи бастиона возвышенное вспомогательное укрепление, тур-бастион, для обстрела бастиона, если он будет занят противником; нижний ярус тур-бастиона представлял собой каземат с амбразурами для пушек, а верхний ярус был площадкой для стрелков, прикрытых бруствером. Центральный отрезок куртины при этом немного отступал, и куртина получала небольшие казематированные фланки, с пушками, так что оборонительный фланговый огонь дополнительно усиливался. Так Вобан спроектировал «идеальную» восьмиугольную крепость Неф-Бризак.
Поделиться книгой: