Помоги проекту - поделись книгой:
Минотавр вдруг запнулся и ненадолго приостановился, видимо раздумывая и над собственными словами (точнее выводами) и над тем, что ему делать дальше.
— Ну, конечно. Откуда тебе помнить? Ты, наверное, сейчас и собственного имени не помнишь, да?
Зверь снова сдвинулся с места на уже полностью парализованную жертву. И всего через несколько проделанных им вперёд шагов, с его телом начали твориться воистину шокирующие метаморфозы. Оно вдруг засветилось яркой голографической сеткой, повторяющей точный контур Минотавра, а потом взяло и после двух дрожащих вспышек рассыпалось. Точнее, отключилось.
У Дерека от увиденного и полного неверия распахнулись до максимального предела глаза. И даже челюсть отвисла.
Экзоскелет, мать твою! Это был большой экзоскелет или даже костюм, которым изнутри управлял самый обычный человек. А может и необычный, но пристёгнутый или намертво прикреплённый к сложнейшей системе управления смертоносного оружия из неизвестного сплава, который до этого скрывала самая обычная голограмма. До невероятности реалистичная голограмма.
— Откуда ты меня знаешь? — Дерек продолжал во все глаза смотреть на приближающегося монстра, ибо в данном экзоскелете он таковым и выглядел. Пусть и был помимо всего прочего одет в чёрный плотно прилегающий комбинезон из рельефной чешуи (видимо, оснащённой по всему телу импульсными датчиками). И только благодаря данной экипировке можно было определить истинные размеры пилота Минотавра, которые по своим размерам не уступали… размерам Дерека.
— А откуда тебя знают чуть ли не все жители Остиума, Дерек? — Зверь отключил искажающий голос динамик и его низкий баритон действительно показался пугающе знакомым. Впрочем, как и сама внешность пилота, помимо его приближения к нагнанной цели.
— В своё время ты здесь достаточно много где отметился. Хотя некоторые до сих пор не понимают, в чём же заключается между нами разница, продолжая называть Зверем и тебя.
Вот теперь его, похоже, закоротило окончательно, поскольку он перестал верить своим глазам. Особенно в тот момент, как Зверь над ним нагнулся вместе с надголовной конструкцией, оснащённой железными и окропленными ещё свежей и не до конца запёкшейся кровью клыками огромной механической пасти.
Но на пасть Дерек обратил своё внимание совсем ненадолго. Поскольку его сейчас больше всего волновало лицо пилота. Лицо настоящего Зверя. Молодое лицо мужчины неопределённого возраста с короткой волнистой стрижкой (почти чёрной из-за окружавшей их темноты) и со светящимися зелёным нефритом глазами. Несколько грубых шрамов и, возможно следов от чьих-то немаленьких когтей, совершенно не портили брутальной красоты «незнакомца», а даже, в какой-то степени, придавали ему дополнительного шарма и притягательности.
Но не это больше всего шокировало и потрясло до глубины души Дерека. А то, что он прекрасно знал это лицо. Он его узнавал. Потому что… Потому что это было его лицо! И, похоже, они были такой же равной друг с другом физической комплекции. Хотя Зверь и выглядел более мускулистым и не в меру раскачанным.
— Боже правый. — наконец-то выдохнул Дерек, подобно резко сдувшемуся шарику. — Но как?.. Как такое возможно?.. Что это за место, чёрт меня дери?..
Зверь криво усмехнулся, видимо оставшись удовлетворённым только что полученной им информацией.
— Это место, куда таким, как ты, лучше не попадать вовсе. Иначе однажды ты уже не сможешь отсюда выбраться, как тебе уже удавалось ранее. Если Ивар захочет тебя оставить и присвоить себе — ты уже ничем ему не сумеешь в этом помешать. Ты же столько уже раз до этого от него прятался. Хотя, конечно, лучше тебе об этом и не начинать вспоминать.
— Тогда… как я здесь очутился?..
— Видимо, опять провалился в беспамятное. Правда, тебя, скорей всего, должен волновать вопрос, как же тебе отсюда выбраться, да, бро?
И это тоже. Но, судя по ощущениям, это может произойти ещё далеко нескоро. Действие парализующего тумана начало уже потихоньку захватывать и сознание Дерека.
— А если я не хочу отсюда выбираться? Если я решил тут остаться…
Странная реакция Зверя на его слова вызвали у Дерека какие-то нехорошие предчувствия. Ведь его клон почему-то подозрительно прищурился, задумавшись в тот момент о чём-то о своём. О каких-то своих не озвученных вслух догадках.
— Только не говори, что ты пришёл сюда за Ней?
За ней? О чём это он? И почему у него от данного вопроса вдруг резко перехватило дыхание, а сердце пропустило как минимум три удара.
— А она здесь? — собственный произнесённый вопрос потряс его куда сильнее, чем слова Зверя до этого. — ОНА ЗДЕСЬ?
Зверь плотно сжал и без того не особо полные губы, а, значит, и челюсти тоже.
— Возвращайся в свой мир, Дерек. Тебе здесь делать нечего!
Да о чём он, чёрт его дери, говорит? Какой ещё свой мир?
— Ты не ответил на мой вопрос. Она тоже здесь? Я могу её увидеть?
— Только после дождичка в четверг, Дерек. Тебя очень долго тут не было. Так что постарайся не появляться здесь ещё как можно дольше. Иначе в следующий раз я уже таким добрым не буду.
И что-то в этот момент охватило Дерека. Что-то похожее на электрический кокон, ослепивший и оглушивший мужчину, подобно удару шаровой молнии. После чего, всего через пару мгновений резко оборвалось и поглотило его сознание в кромешную тьму. Правда, ненадолго. Потому что он чуть ли не сразу… проснулся…
3.4
Открыть с первого, а потом со второго раза глаза у него не получилось. И то, по ощущениям казалось, что его пытается одолеть очередной глубокий и почему-то чёрный сон. Но, когда ему всё же удалось это сделать… то ещё какое-то время Кену продолжало чудиться, словно он спит. Уж слишком всё вокруг выглядело каким-то размытым, нечётким и буквально выступающим из тёмных сумерек.
Это действие мощного успокоительного. Как ни странно, но мозг выдал нужную базу без какого-либо усилия, будто работал, как новенький процессор, без ненужных для него помех со стороны других физических действий от парализованного тела. Ведь теперь ему не приходилось тратить на них большую часть своих возможностей и той же энергии.
К тому же, Кен прекрасно помнил схожие ощущения. С ним уже происходило подобное и далеко не раз. Особенно когда его буквально вытягивали с того света и запускали ему сердце от пережитого болевого шока. Правда, тогда хватало и одного укола адреналина, но… всё равно.
— Уже проснулся, солдатик? Что-то недолго ты там проплавал.
Какая-то немолодая медсестра с короткой светлой стрижкой и в тёмно-бирюзовой форме одной из нью-йоркских больницы, нагнулась над ним и сдержанно улыбнулась. Как раз перед тем, как принялась его осматривать и ощупывать, как и светить в глаза грёбаным мини-фонариком.
— Зрачки уже почти в полной норме. Хотя голова, скорей всего, будет кружиться ещё до самого вечера. Похоже, дежурный врач, который приехал тебя «спасать», малость переборщил с дозой успокоительного. Наверное, его смутили (а может и испугали) твои габариты. Побоялся, что тебе будет маловато, и ты обязательно всех раскидаешь всех по углам, как разъярённый гризли.
— Так я… не умер? — Кен с трудом разлепил губы и кое-как сдвинул во рту распухший от сильной жажды язык.
— Только не в мою смену, солдатик. И не в моей больнице. Ты бы здесь, скорей всего и не отлеживался, если б не лошадиная доза вколотого тебе успокоительного. Крови ты успел потерять не так уж и много. Пока тут отсыпался и валялся под физраствором, она явно успела частично восстановиться и без дополнительных вливаний, хотя, конечно, ещё не полностью (если что, я шучу). Так что… Не хочу тебя разочаровывать, но, чтобы убить такого, как ты, быка нужно было резать не вены, а сразу сонную артерию.
— Вы… наверное думаете, что я просто хотел… привлечь к себе внимание, да?..
Кен даже попытался криво усмехнуться, продолжая интуитивно шарить по общей палате интенсивной терапии едва ли осознанным взглядом, но ничего такого важного вокруг себя не подмечая. Похоже, сознание ни в какую не хотело возвращаться в данную реальность. Ему даже казалось, что он до сих пор ощущал онемение с полной парализацией всего тела, какие испытал ещё совсем недавно там…
Там? Но где там? Неужели во сне?
А как же смрад пещеры? Как же тот резкий запах железа и гниющей органики, которые он ощущал до сих пор… будто их частички осели у него в носу на рецепторах обоняния и даже немного попали в рот при дыхании. А першение в горле и лёгких после долгого и беспрерывного бега по пересечённой местности?..
— Думаю, на эти вопросы тебе лучше всего ответит твой психиатр на вашей ближайшей встрече. Как правило, в тюрьмах или изоляторах режут вены немного по другим причинам.
— Меня не собирались сажать в тюрьму… По крайней мере, не сейчас.
Тонкие брови медсестры с лёгким удивлением приподнялись вверх.
— Как бы там ни было, но на моём дежурстве о всех попытках свести счёты с собственной жизнью тебе придётся пока забыть, солдатик. Хотя, мне что-то подсказывает, ты тут всё равно долго не задержишься.
Как ни странно, но медсестра оказалась права. Притом, что Кен снова ненадолго провалился в дремоту. Но в этот раз ему снился вполне обычный сон. Кажется, берег частного пляжа на Лонг-Айленде с абсолютно неузнаваемыми образами незнакомых ему людей или вообще без оных. Кроме, возможно, одного момента, когда он увидел со спины Мию… Стоявшую по щиколотку в воде в полупрозрачном летнем платье и придерживающую одной рукой большую широкополую от солнца шляпу. Ему тогда стало очень не по себе. Захотелось её позвать. Подбежать к ней, но… Что-то его опять разбудило. Может даже вполне обычное волнение. Вернее, очень сильное волнение со сводящим с ума отчаяньем…
«Мне не нужно ничего в тебе вызывать, Вудард. За рулём твоей грёбаной тачки сидел ты. В ту аварию вы попали по твоей вине и только по твоей, а значит… Мия погибла из-за тебя. Всё просто, как дважды два. И когда это до тебя наконец-то дойдёт, вот тогда ты и поймёшь всю суть произошедшего. Всё то, что ты наворотил. Вот тогда я тебе действительно не позавидую…»
Господи… Кажется, только теперь он понял, что это такое… Что это такое возвращаться в этот грёбаный мир, в котором больше не было её. Особенно после того, как только что увидел её во сне. И от чёткого осознания, что это… далеко не последний с ней сон. Будут ещё. После которых он точно не захочет больше просыпаться. А сбежать при этом от себя… от этих долбанных чувств…
Но, что, чёрт возьми было до того, как ему приснилась Мия? Какие-то странные и бессвязные то ли воспоминания, то ли сумбурные образы с какими-то вполне реальными ощущениями. Ведь ему что-то снилось после того, как он резанул вену и дождался прибытия спасительной бригады. Именно после того, как в него вкачали лошадиную дозу успокоительного, и, по всем законам классики жанра, он должен был провалиться в сплошную черноту бессознательного. Под глубоким наркозом, как правило, тоже ничего не снится, поскольку отключается даже мозг. А тут…
Видимо, дальнейший сон с Мией на пляже Лонг-Айленда, перебил все воспоминания о предыдущих видениях, как-то вытеснив их из памяти или даже отключив саму память в определённых местах. Но ощущения… Эти странные ощущения, будто он вовсе не спал, а очень даже серьёзно так активничал. Кажется, даже… бегал?
Нет, это точно какой-то бред или побочные эффекты от успокоительного, в котором точно присутствовали наркотические препараты. Отсюда и всё это. Как и его убойное состояние, поскольку от потери крови так себя обычно не ощущают.
В общем, как бы там ни было, но когда Кен проснулся во второй раз, то уже увидел себя прикованным к поручню койки за запястье правой руки полицейскими наручниками. Что вызвало в нём соответствующий приступ смеха. Он нисколько не удивится, если всему этому поспособствовал Хардинг. Правда, по всем юридическим законам штата, пока его невиновность не доказана, он, да, считается серьёзным правонарушителем, а не просто подозреваемым, на которого в полицию накатал огромную телегу пострадавший от него истец. Притом, что само дело не стоило и ломаного гроша. По сути, оно даже не должно было дойти до предварительного судебного слушанья.
Вот только Хардинг не тот человек, с которым можно было хоть о чём-то договориться. Да и стал бы он понапрасну разбрасываться угрозами, если бы действительно не собирался воплощать их в жизнь?
3.5
— Я думал, ты куда более рациональный и последовательный во всех своих решениях, в том числе и сиюминутных. Как и в дальнейших после этого действиях. Так и хочется тебя спросить, Кен. Что это вообще за нах было? Как ты мог такое сделать, не проверив изначально слова Хардинга о Мие. Ты вообще в курсе, что он так и не отключил её от системы жизнеобеспечения?
Как бы Вудард не хотел сюда идти, но, увы, против системы не попрёшь. Тем более, если сам когда-то добровольно решил стать её неотъемлемым винтиком. А, если ты однажды внедрился в неё (неважно, в каком именно месте и неважно каким элементом), она уже тебя так просто не отпустит. Она на полном основании будет считать, что ты принадлежишь ей со всеми своими потрохами, используя тебя до последнего. Пока не увидит и окончательно не убедится, что ты уже вообще ни на что не годен, даже для того, чтобы применить твои прогнившие органы в лабораторных исследованиях.
— Да… Я слышал об этом. Мне говорили. — Кен сдержанно кивнул и неосознанно почесал кончиком пальца возле носа, продолжая всё это время болезненно хмуриться.
Как это обычно (если не всегда) бывало, чувствовал он себя сейчас крайне неуютно в очень даже по-домашнему уютном кабинете доктора Адриана Меллона — круглолицего сорокапятилетнего психотерапевта, великолепного в своём деле специалиста. Правда, круглолицего не потому, что, упитанного, а, наверное из-за того, что тот имел в своих предках кого-то из монголоидных азиатов. Притом, что являлся синеглазым блондином, относительно симпатичным и чем-то (даже совсем не отдалённо) похожим на Леонардо Ди Каприо. Вот только миндалевидный разрез глаз выдавал в нём все признаки чересчур намешанной крови.
Доктор Меллон, разодетый, как всегда, с иголочки в тёмно-серый брендовый костюм, сидел в соседнем низком кресле напротив навязанного ему государством пациента, время от времени листал папку на коленях с делом Вударда и ещё реже вносил на поля медицинской карты какие-то известные лишь ему особые пометки.
— Тогда почему ты это сделал, Кен? Ты же ещё не знал тогда наверняка, что Хардинг тебе не врал. По твоим же словам, он тебя спровоцировал на данный шаг, не предъявив никаких реальных доказательств о состоянии его жены на тот момент. Ты просто взял и поверил ему? Ты ему? Своему заклятому врагу? И после этого у тебя сорвало крышу? Прости, но… — Меллон с особо подчёркнутым неверием покачал головой. — В это верится как-то с очень большим трудом. Уж кто-кто, а ты бы в жизни такого никогда не совершил, не взвесив все за и против раз двести, если не больше.
А вот здесь была не просто серьёзная засада, а самая настоящая жопа. Поскольку доктор Меллон должен был составить в качестве независимого консультанта для судебного разбирательства полный психологический портрет Вударда и подтвердить его стабильное (или же, наоборот, совершенно нестабильное) состояние. Впрочем, как и предоставить полные материалы всех их предыдущих терапевтических сеансов с подробнейшим списком прописанных Кеннету лечебных препаратов. В общем, и грубо говоря, он должен был убедить судью в том, что Кен не псих, не поехавший крышей психопат, который решил похитить чужую жену, а после неудачной с ней поездки до канадской границы, на почве тяжелейшего стресса, связанного с её потерей, резанул себе вены в полицейском изоляторе.
Картинка, надо сказать, до неприличия душераздирающая. Как и весьма шокирующая для любого незаинтересованного со стороны обывателя. Если бы Кен услышал нечто подобное о ком-то ему незнакомом, он бы точно прифигел.
А если вспомнить, в каком именно свете его преподнес в прокуратуру Нью-Йорка Николас Хардинг…
— Вы ведь хотите услышать от меня правду, да, док? Вы же всё равно знаете, когда вам врут или начинают приукрашивать действительность.
— Может только в том исключительном случае, когда пациент свято верит в собственную ложь или фантазии. Но, насколько я помню, ты подобными отклонениями никогда ранее не страдал.
— Как и поехавшей крышей тоже. Хотя посттравматическим синдромом время от времени накрывает.
— Но даже с ним ты умудрялся справляться без применения прописанных тебе препаратов. Тогда почему, Кен? Почему ты сделал это сейчас? Куда логичнее и, наверное, даже надёжнее провернуть попытку суицида после полученных на руки подтверждений об истинном состоянии Мии. В том числе и после выхода на свободу. Ты бы мог оказаться дома уже утром следующего дня, а не проваляться до самого вечера в реанимации ближайшей больницы.
То, что Вудард попал именно в ту больницу, в которой находилась Мия, Меллон благоразумно промолчал.
— Тебе так не терпелось покончить с собой, как раз после разговора с Хардингом? Ты хоть представляешь, что тебе сейчас он вменяет? Он настаивает на твоей психической нестабильности и высокой опасности для окружающих тебя людей. После этой твоей выходки, теперь он может потребовать от судьи, чтобы тебя запихнули в дурку на обследование, а то и вовсе на дальнейшее принудительное лечение. А с его-то связями и деньгами… Принудительное лечение, Кен, очень сильно отличается от добровольного. Потому что в этом случае за тебя отвечает государство, благодаря которому ты и получил все свои нынешние психотравмы.
— Я точно не псих, док. Да вы и сами это прекрасно видели. Я даже ни на кого в участке не кидался, как и не сопротивлялся «спасающей» меня бригаде врачей. Понятия не имею, на кой мне вкололи ту дозу успокоительного. Не удивлюсь, если с подачи того же Хардинга.
— Или тот врач банально испугался, когда увидел твои… впечатляющие габариты. — Меллон с явной иронией в голосе, окинул сидящего в противоположном кресле Вударда, который выглядел даже сейчас после небольшой потери веса, как чей-то родитель среди детской, а не взрослой мебели. Правда, кресло его всегда выдерживало, а вот диваном и кушеткой он почти никогда не пользовался на всех их предыдущих встречах. Наверное, боялся, что его ноги будут сильно свисать с края, и это будет выглядеть со стороны до неприличия комичным.
— Вполне возможно. Но, повторяю ещё раз, я не сопротивлялся. Я даже Мие умудрился ничего не сломать, когда делал ей искусственное дыхание и массаж сердца. Ни единого ребра. Потому что знал, что её жизнь тогда зависела только от меня. Я держал всё под контролем.
— А потом сорвался и резанул себе вены. Мы можем, конечно, ходить кругами вокруг этой темы до бесконечности, Кен, но тебе всё-таки придётся сказать, почему ты это сделал. Либо объяснить, что тебя заставило это сделать. Это один из главных вопросов, который должен составить полную, а, главное, правильную оценку твоему нынешнему состоянию.
— Мне сложно это объяснить, док… простите. — Кеннет ещё сильнее нахмурился, ненадолго скосив «смутившийся» взгляд на свои руки, которые слегка немели от всё ещё слишком сильных эмоций и кровоточащих с неиссякаемой болью душевных ран. — Со стороны это действительно выглядит так, будто я в тот момент двинулся кукухой. Тем более, я не сразу это сделал… Я целый час ещё вслушивался или… прислушивался… Но ничего не слышал, как и до прихода Хардинга. Если до его появления я ничего пока не понимал, но после разговора с ним, до меня наконец-то всё дошло. Я понял… что… Мия… мертва… Понял, потому что…
Ему всё же пришлось прерваться, поскольку новый приступ боли оказался для него непосильным. Вернее даже невыносимым. Словно кто-то резанул по лёгким изнутри со всей дури острым кинжалом, а потом сдавил вместе с трахеей мёртвой хваткой, из-за чего у него перехватило дыхание и ненадолго пропал голос. Даже руки заметно задрожали, особенно когда он поднял одну ладонь, чтобы ненадолго прижать пальцы ко рту, а потом очень быстро провести ими по резко увлажнившимся векам.
И тем тяжелее за всем этим было наблюдать даже со стороны. Со стороны доктора Меллона, прекрасно и не понаслышке знакомого с Вудардом. Видеть, как эта недавняя машина смерти под два метра ростом изо всех сил сдерживает слёзы, да и не особо-то скрывает своё истинное состояние полной беспомощности от пережитой (вернее, до сих пор переживаемой) потери… Тут и в самом деле будешь ощущать себя не в своей тарелке довольно долго.
— Потому что ничего больше не чувствовал. — Кен не сразу продолжил, но продолжил. Собравшись с силами, мыслями и несколько раз глубоко вдохнув. Подобные вещи едва ли настолько идеально сыграешь, не будучи при этом профессиональным лицедеем. Но в том-то и дело. Кен не играл. И его сорвавшийся до сиплого хрипа голос — это далеко не актёрский приём.
— Я не чувствовал её, как раньше. И чем дальше это осознавал, понимая теперь, с чем это было связано… тем всё больше и глубже впадал в панику. В какой-то момент я уже начал задыхаться. Пульс, наверное, превысил вообще все допустимые (и недопустимые, к слову, тоже) нормы, а приступ, казалось, только усиливался. Нарастал, с каждой грёбаной секундой или ударом сердца. Я не знал, как это всё прекратить… Как всё остановить… Не видел никакого выхода. А оно всё разбухало, ширилось и напирало… Сдавливало мозги буквально… Как будто меня загнали в карцер… в тесный каменный мешок без окон и дверей, из которого нет выхода и… где очень быстро начинает заканчиваться кислород.
— Вы бы могли попытаться применить одно из тех дыхательных упражнений, которым вас учили на общих терапевтических сеансах. — Меллон понимал, что должен был что-то сказать или не к месту подсказать. Правда, его собственные только что произнесённые слова показались настолько идиотскими и неуместными, что ему впервые стало стыдно за себя самого.
Но, как ни странно, Вудард даже не отреагировал на них, будто вовсе не заметил, как какое-нибудь жужжание пролетевшей только что мимо его уха маленькой мошки.
— Это всё пустые примочки, док. Сколько не дыши и не медитируй, в таком состоянии невозможно совладать с нарастающей паникой. Это как пытаться остановить снежную лавину выставленными вперёд ладонями и криком «Стоп!».
— Поэтому ты решил остановить её с помощью вскрытия вен? Решил, что так будет надёжнее? Ведь ты мог позвать кого-нибудь из полицейских. Попросить их о помощи. Чтобы они вызвали скорую и всё такое…
— А что толку от этого? Они и вызвали, но чуть позже. И необходимую в этом случае дозу успокоительного в меня вкололи. Можете расценивать это, как вам удобнее, док, но… что-то мне подсказывает, что с такими вещами не способен совладать вообще никто. Даже вы. Даже самый бесчувственный социопат. Я не поехал крышей. Я просто не сумел с этим справиться… Оно пыталось меня тогда прикончить и… не удивлюсь, если бы действительно прикончило, не резани я тогда по вене…
— После этого ты сразу успокоился? Когда понял, что вместе с утекающей из вены кровью, очень скоро утекут и все твои мучительные ощущения потери?..
Кен передёрнул плечами, поскольку сложно вспоминать самые тяжелейшие для себя минуты психического срыва. Мозг всё равно избавится от большей части воспоминаний, а может и подменит их чем-то другим, потому что он всегда будет защищаться от того, что способно его убить. Всегда!
— Не знаю… Наверное… Меня ещё долго трясло. Возможно, единственное, что и успокаивало тогда, так это мысль, что очень скоро я засну и уже больше никогда не проснусь.
— Ты и сейчас это чувствуешь? Этот приступ уже повторялся с тобой после того, как тебя выписали из больницы? Ты ведь уже знаешь, что Хардинг не соврал. Диагноз подтвердился. Мозг Мии мёртв, а значит…
— Она действительно мертва. — закончил за дока абсолютно безжизненным голосом Кен, и Меллон невольно оторопел, когда встретился со взглядом абсолютно пустых и… мёртвых зелёных глаз Вударда. — Я знаю… Я знал, что она мертва ещё до того, как меня привезли обратно в Нью-Йорк на вертолёте… вместе с ней… Да… Её сердце билось, и я даже держал её за руку всю дорогу, но… — Кен отрицательно качнул головой. — Я её больше не чувствовал. Уже тогда… не чувствовал… Хотя и надеялся. Точнее, не понимал, с чем это было связано.
— А теперь? Почему ты не предпринял очередных попыток суицида за последние дни? Сделать это у тебя дома сейчас даже куда проще и быстрее. Если вовсе не надёжнее.
И снова Кеннет ответил не сразу, поскольку на самом деле не знал ответа на данный вопрос. Кроме того, что его в этот раз что-то останавливало. Тупо останавливало… И это было связано… С тем провалом в бессознательное, когда в него вкололи лошадиную дозу успокоительного, и он пережил на той стороне нечто крайне важное и особенное. Нечто, что оставило в его подсознании, подобное тем пасхалкам, какие делают в компьютерных игровых бродилках и даже в фильмах — то ли в виде ключа, то ли двери с подсказкой или… Выходом?..
И это казалось настолько значимым и очень-очень важным, что он не переставал об этом вспоминать даже сейчас.
Обычно сны забываются едва не сразу, или ты сам моментально от них отмахиваешься. Если только они не оказываются чересчур особенными — либо не в меру яркими, красочными и подробными, либо наполненными далеко не сумбурными сюжетными линиями. Но, в любом случае, ты всё равно перестаёшь о них думать и вспоминать через какое-то время. Рано или поздно, но перестаёшь.
Только в этот раз почему-то всё было по-другому. Чем больше проходило времени и дней, тем сильнее Кену хотелось вспомнить, что же он там видел. Почему он продолжал чувствовать то, что, возможно чувствовал в том сне? И почему он был так уверен, что этот сон был связан с Мией?..
«Может потому, что ты её там ощутил? Как когда-то ощущал здесь?»
А ещё он почему-то был уверен, что есть способ туда вернуться. Только пока ещё не знал, как.
Да и куда, если так подумать, возвращаться? Или как ему теперь объяснить доктору Меллону, что из-за всего этого бреда он до сих пор ничего с собой не сделал. Впрочем, как и от принятого Хардингом решения, не отключать Мию от ИВЛ.
Если говорить начистоту, он бы сам никогда на подобное не пошёл. А то, что Ник не захотел брать на душу подобный грех, неизвестно по каким соображениям, говорило тоже об очень многом.
— Не знаю… Просто не тянет больше и… всё.
Или просто ты цепляешься за надежду — глупейшую надежду, совершенно ничем не обоснованную. Тебе кажется, что ты снова начал чувствовать Мию! Вот в чём главная проблема. Ты начал себя убеждать, что она ещё жива. И скажи ты это доку, он точно решит, что ты спятил. И тогда привет отдельная палата с зарешёченными окошками с кроваткой, оснащённой кожаными ремнями и кандалами.
— Наверное, банально эмоционально выдохся… до самой последней капли.
Поделиться книгой: