Повелитель теней. Том 1

Повелитель теней. Том 1

Глава 1

— У меня поисково-спасательный звездолёт, а не трамвай, — раздражённо проговорила я, застёгивая клапан защитного костюма. — У меня не летают стоя, держась за петлю, свисающую с потолка. Я не могу эвакуировать пять тысяч человек на такое расстояние.

Я невольно зашипела от боли, потому что Хок, помогавший мне одеваться, слишком сильно прижал внутренний контакт к плечу.

— Извини, — пробормотал он. — Может, всё-таки лучше пойти мне?

— Расслабься, — посоветовала я, оглядываясь в поисках шлема.

Командор Проктор мрачно смотрел на меня.

— Ваше геройство ни к чему, — проговорил он. — Это ничего не изменит. Вы зря рискуете жизнью. Станция обречена. Нужно спасать людей.

— Мне надоело ваше нытьё, — процедила я сквозь стиснутые зубы.

Мне было наплевать, что рядом стоят его подчинённые. Возможно, он был прав, на его плечах лежала большая ответственность. Он отвечал за всех. Впрочем, как и я. Хок молча подал мне шлем. Перед тем, как надеть его, я невольно взглянула в сторону пульта управления реактором. Мои механики и механики станции развернули кресла в нашу сторону и пристально смотрели на меня. Взгляды их выражали одно и то же: «Должен идти я! Не командир поисково-спасательного звездолёта! Не женщина! Я — механик, я знаю начинку взбунтовавшегося реактора до последней микросхемы. Я — мужчина, наконец!»

Но они молчали. Споров не было. Я слишком устала, чтоб спорить и кому-то что-то доказывать. Я просто приказала всем заткнуться и приготовить защитный костюм и инструменты. Это была последняя попытка спасти станцию «Крузенштерн» от падения в метановый океан гигантской тёмной планеты, последняя попытка спасти труд многих тысяч и мечту миллионов землян. Если не получится, придётся снимать людей. Возможно, им придётся в течение нескольких суток полёта спать сидя или по очереди, но мы эвакуируем всех. Однако надежда ещё оставалась. Маленькая и хрупкая надежда на то, что Блуждающие Боги никогда не спят. И Воины Света моего уровня не умирают от ударных доз радиации. Ангелы, кажется, тоже.

— Это глупо, — неожиданно проговорил Проктор. — Этого никто не выдержит. Не надо так рисковать.

Он уже просто не знал, что сказать. Возможно, он считал, что, как командир станции, отвечает и за меня. Я надела шлем.

— И где этот ваш стрелок, которого отправили за помощью?

Если б я знала! Я сама беспокоилась о нём.

Хок проверил герметичность шлема и в очередной раз посмотрел на экран датчика радиации, вмонтированный в наручь. Кивнув ему, я взяла с пластиковой табуретки чемоданчик с инструментами и пошла к шлюз-камере.

У меня было время подумать, совсем немного подумать о том, что происходит. Последние несколько суток у меня не было на это ни минуты. Я не помню, когда спала последний раз. Видимо просто иногда уставший мозг на какие-то доли секунды, а, может, и на минуты отключался, чтоб скинуть накопленное напряжение.

Мне было горько, я чувствовала разочарование. Мне казалось, что всё идёт не так, как должно идти. Мы слишком уверовали в наши фантастические возможности, поверили, что можем всё, и в результате оказались на грани провала. И это только начало.

Земляне очень экспансивны, их тянет за горизонт. Они никак не могут избавиться от желания расширить сферы своего влияния, и наше Звёздное Отечество уже начинает напоминать империю Александра Македонского, слишком большую, с размытыми границами, слабыми гарнизонами на рубежах и огромными расстояниями от них до центра, не позволяющими быстро прийти на помощь в случае опасности. О ней никто не думает, вернее, её учитывают, но думают именно о новых горизонтах, о новых горизонтах Пространства, новых горизонтах науки, новых горизонтах самопознания через познание мира.

Мне тоже эта идея казалась красивой. Около трёх десятков лет назад начался суперпроект Дальней Разведывательной Флотилии, когда сотни исследовательских кораблей, оборудованных как маленькие самообеспечивающиеся планеты, разлетелись в разные стороны на поиски новых миров, новых цивилизаций, новых необитаемых планет, которые можно колонизировать. Проект удался. Потеря нескольких планетарных комплексов, отдельные поломки и гибель исследователей в процессе обследования космических объектов уложились в норму естественной убыли.

Настал новый этап проекта. Станции разлетелись слишком далеко, чтоб Земля с её многочисленными и далеко распылёнными колониями и базами могла обеспечить необходимую поддержку и защиту. Поэтому решено было создать сеть форпостных баз, огромных станций, где люди могли бы жить, работать, отдыхать и обеспечивать освоение уже очень дальнего космоса.

Три первые станции: «Беллинсгаузен», «Крузенштерн» и «Лазарев» были построены на орбите Венеры. За строительством с энтузиазмом и гордостью следило всё Человечество. Их торжественно сдали, и они с полными экипажами численностью более пяти тысяч человек каждый отправилисьсвоим ходом к местам дислокации, на самые окраины Галактики.

Кто считает, что Земля располагается как раз на окраине, тот видимо не летал в другую сторону от ядра. Мы ещё достаточно близко к центру. И если двигаться вглубь Галактики к Ядру, то всё чаще встречаешь населённые миры, цивилизации всё более развитые, всё более продвинутые в научном и духовном развитии, всё более доброжелательные. Там форпосты не нужны.

А вот в другую сторону, куда ещё далеко простираются просторы нашей родной галактики, где и звёзд, и друзей уже куда меньше, как раз и направились под звуки оркестра в сиянии фейерверков наши суперстанции. Я, как и другие, проводила их с наилучшими пожеланиями и уверенностью, что всё будет хорошо.

Я уже давно отказалась от членства в Высшем Совете Космоплавания, Генеральной Ассамблее и прочих органах Объединения Галактики, решив, что это игры для молодых. У меня семья, работа, к тому ж и о душе забывать нельзя. Потому все эти новации я воспринимала со стороны, как прочие обыватели. Правда, непомерное разрастание сферы влияния Объединения, куда Земля входит одним из самых активных Членов, я уже успела почувствовать на собственной шкуре. Эта экспансия значительно увеличила район обеспечения безопасности, возложенного на Поисково-Спасательные Флоты планет-членов, в частности на наш. И потому всё чаще наше подразделение, созданное совсем для иных целей, вынуждено подключаться к общей схеме патрулирования, в народе красиво называемом свободным поиском. Ничего красивого и свободного в этом нет. Просто целый месяц мы скачем по установленным маршрутам протяженностью в несколько парсеков, прослушивая космос на предмет сигналов бедствия и ощупывая его своими сверхчуткими радарами в поисках лишившихся связи и попавших в беду звёздных кораблей.

На исходе именно такого поиска мы и получили с Земли приказ срочно выдвинуться в систему, докуда долетел «Крузенштерн», и где с ним прервалась связь. Мы были ближе всех, и нам пришлось лететь до него на форсированной скорости двое суток.

Система красного затухающего гиганта встретила нас тревожным туманом, состоящим из газов и крупной космической пыли, перемешанной с мусором размером от куриного яйца до Луны. И едва мы вошли в эту облачность, у нас пропала связь. Мы поняли это позже, когда попытались связаться со станцией, как-то слишком низко зависшей над угрюмой планетой, утопающей в газовом тумане.

Только пристыковавшись, мы узнали, в чём дело. Эта система привлекла внимание научного руководителя станции, он убедил коллег и уломал командира ненадолго войти в неё, чтоб сделать замеры физических характеристик облачности и взять образцы взвеси. Едва станция вошла в систему, у неё отказало локационное оборудование, а заодно и связь. Видимость была слабая, и в отсутствие радаров станция столкнулась с крупным осколком разрушенной планеты, которая видимо когда-то крутилась в этой системе. Хорошо, что это была не комета, мчащаяся на всех парах.

Станция получила пробоину, вызвавшую нарушения в энергосистеме и системе жизнеобеспечения. К тому же оказались повреждены внешние маневровые двигатели. При столкновении несколько человек погибли, десятки были ранены.

Для того, чтоб залатать пробоину, к счастью, не грозившую общей жизнедеятельности станции, а также во избежание других столкновений, командование приняло решение выйти на орбиту чёрного гиганта.

То ли они не смогли из-за этого метанового океана и в отсутствие сканирующих приборов определить массу планеты и оптимальную орбиту, то ли гигант состоял из чего-то более тяжёлого, нежели другие планеты такого типа, но гравитационное поле планеты уловило станцию в свои сети и, пока ремонтники латали обшивку и наскоро чинили маневровые двигатели, успело подтянуть его ещё ближе к поверхности. При попытке вырваться из этого плена произошёл сбой внутренней системы двигательных установок, попытка запустить резервную систему при неотключённой основной привело к коллапсу, который отправил в реактор неконтролируемый сигнал, воспринятый двигательной системой, как впрыскивание ударной дозы адреналина.

Но, образно выражаясь, вместо того, чтоб сконцентрироваться и бежать, станция издала внутренний вопль, и произошёл разрыв сердечника в веретенообразном теле основного реактора. Механикам станции в сложнейших условиях ограниченного пространства удалось произвести ювелирную сварку и заделать трещину в сердечнике, но запустить двигатель они не смогли. Станция продолжала сползать в метановый океан, пока удерживаясь на низкой орбите за счёт естественной скорости вращения и лихорадочной работы резервных маневровых двигателей.

К этому моменту мы прибыли на станцию. Положение было куда хуже, чем мы ожидали. Повреждения в энергосистеме вызвали дальнейшие ухудшения в системах терморегулирования и сбои гравитационных установок. К тому же периодически отключалась вентиляция. Со всеми этими проблемами героически боролся экипаж станции, наши врачи подключились к работе местных медикологов, и, как доложил мне наш врач, состояние всех выживших удалось стабилизировать.

Но остановить падение станции в метановый океан можно было, только запустив маневренные двигатели на полную мощность. Наши механики подключились к работе местных ремонтных бригад и в течение суток восстановили внешние двигатели. Чтоб запустить их, нужно было подать энергию, а для этого необходимо было восстановить работоспособность основного реактора, но он не проявлял признаков жизни.

В какой-то момент ситуация показалась безнадёжной, но эвакуировать на нашем звездолёте пять тысяч человек было проблематично. Связи не было, видимо, ей мешала эта взвесь пылевого облака.

Я отправила за его пределы аварийный бот с наскоро смонтированным на нём гравитационным передатчиком. Стрелок Кирилл Оршанин должен был выйти из системы и передать на Землю сообщение о том, что здесь необходима срочная помощь. Он должен был вернуться через сутки-двое, но не вернулся. Я боялась, что с ним что-то случилось, но особо переживать было некогда. Мы уже втянулись в спасательные работы.

Проведя несколько видов диагностики и оценив ситуацию, мои механики выдали вердикт: спасти станцию трудно, но можно. Командор высшего класса Проктор, опытный звездолётчик с полувековым стажем работы в космосе настаивал на эвакуации экипажа. Он думал, что всё, что можно было сделать, уже сделано. Он обязан был позаботиться о своих людях.

А я думала о станции. Космические корабли для меня такие же живые существа, как и люди. Они тоже рождаются в творческих муках и напряжении сотен и тысяч людей, они обучаются, они, наконец, вылетают из гнезда, они летают в космосе вместе со своими экипажами, служа им и защищая их, и трогательно зависят от воли тех, кто внутри них. Они нередко делят с ними свою судьбу на долгие годы совместной работы или один миг смертельной вспышки.

И я чувствовала живую душу этого огромного звездолёта, прекрасного, юного, в чём-то наивного и так уверенного в своём великом предназначении служить и защищать. Он же был почти в порядке. Поломки и неисправности были устранимы, он был силён и готов к подвигам, для которых его создали. Барахлило только сердце. Но ведь сердце можно починить? Или нет?

Диагностика показала, что проблема в топливной системе. Небольшая утечка из-за сорванного клапана, даже не топлива, а всего лишь присадки, обеспечивающей увеличение энергоёмкости стандартного гелиотила в десятки раз.

Но эта присадка была сверхъедким веществом, обладающим сильной радиацией, столь сильной, что небольшое количество вытекшей жидкости отравило всё внутри кокона веретенообразного тела реактора. Нужно было устранить течь, заменить клапан и восстановить поступление присадки в топливную систему. Всего лишь, если не считать того, что роботу это сделать не под силу, а человеку идти туда смертельно опасно. Проктор решил, что он не вправе отправить туда кого-то, не вправе рисковать чьей-то жизнью. Я решила, что ради жизни форпостной станции «Крузенштерн» стоит рискнуть, но только своей жизнью.

На что я надеялась? На то, что мои регенерационные способности во много раз выше регенерационных способностей обычных людей. В теории, потому что научно подтверждённых сведений о воздествии радиации на скайрейндженов мне как-то не встречалось. К тому же я, вроде как, ангел, хотя в этом я и сама сомневалась, а, стало быть, не слишком верила в то, что это как-то поможет.

Выходя из шлюз-камеры в узкую галерею, закручивающуюся вокруг сердечника, я бросила мимолётный взгляд на отчаянно замигавший индикатор уровня радиации и свернула налево. Проходя мимо расчищенного пространства у серебристой стены кожуха сердечника, я на мгновение задержалась. Вся арматура ограждений, лестницы и перила были аккуратно срезаны, коммуникации отведены. Прямо на кожухе красивым ветвистым деревом змеились сварочные швы. Я невольно восхитилась этой работой. Если б не утечка, они справились бы сами!

Я пошла дальше. Экран на наручи уже не мигал. Он просто сиял, как гаснущий гигант, висящий в центре этой планетной системы, затерянной на периферии галактики. Это значит, что уже получена доза облучения вполне достаточная, чтоб свалить с ног слона. Я прислушалась к своим ощущениям. Ничего не болело, только липкий пот струился по телу, может, от перенапряжения нервной системы, может, и нет.

Заметив нужное ответвление, я свернула в нишу и опустилась на колени, чтоб протиснуться в шахту, обслуживающую топливопровод. Неужели те, кто строит эти звездолёты, не понимают, что тут слишком тесно в защитном костюме, даже для такой миниатюрной дамы, как я! Я поползла на четвереньках и, наконец, увидела этот повисший на металлической заклёпке клапан, из которого текла тонкой струйкой чёрная пузырящаяся жидкость, а вокруг неё волнами расходился размягчённый сверхпрочный металл. Я уныло смотрела на эту картину, понимая, что помимо запланированных действий необходимо будет залатать дыру, прожжённую присадкой в кожухе, а это ещё, как минимум, четверть часа в этой мышеловке.

Так. Я села рядом поудобнее, поставила на пол чемоданчик и откинула крышку. Теперь нужно просто сделать это. И не думать о последствиях.

Через час я уже лежала на широком столе в медотсеке «Пилигрима». Надо мной кружились объективы, и тонкие спицы дистанционных датчиков. Этот танец завораживал, и просто лежать, расслабившись, было так хорошо и приятно. Руки и ноги казались тяжёлыми, словно налитыми свинцом. В какой-то момент я поняла, что сейчас усну.

Усилием открыв глаза, я посмотрела на Джулиана. Он стоял возле медкибера, глядя на показания приборов.

— Ну что? — спросила я.

Он обернулся. Я поняла, что за эти дни он вымотался не меньше других. Его талант диагноста и хирурга оказался востребован на станции, а умение в течение долгих часов в операционной сохранять концентрацию привело к тому, что последние несколько суток он там и провёл, изредка между операциями на пару часов отключаясь на койке в ближайшей палате. Он был бледен, глаза запали и мрачно поблескивали. Наверно ему хотелось дать мне по шее. Я не сказала ему о своей эскападе. О том, что я сделала, он узнал лишь, когда я явилась в медотсек. К счастью, я дошла на своих двоих.

— Ничего, — бесцветно ответил он и выключил купол над столом.

Завораживающий танец объективов прекратился. Я нехотя приподнялась и села. Мне очень хотелось снова лечь.

— Что ничего? — осторожно спросила я.

— Ничего, — повторил он, пожав плечами. — Никаких отклонений. Всё в норме.

Я нахмурилась и потёрла лоб ладонью.

— Может, датчики заклинило, и там не было никакой радиации? — спросила я.

— А, может, тебе это всё вообще снится? — язвительно уточнил он.

В дверь кто-то решительно постучал и она тут же распахнулась. На пороге возник старший радист Антон Вербицкий, тоже бледный с тёмными кругами вокруг глаз. Он вместе со связистами станции бился над системой связи, пытаясь реанимировать её, правда, безуспешно. Однако сейчас он был возбуждён и явно обрадован.

— Дарья Ивановна! Кавалерия прибыла! Встречаем!

Кирилл всё-таки выполнил задание, и на подходе к станции была ни много ни мало мобильная ремонтная база «Милуоки» размером с хороший крейсер. Связи по-прежнему не было, но Проктору удалось, наконец, запустить реактор, включить маневровые двигатели и выровнять станцию на орбите. После этого база пристыковалась к «Крузенштерну» и ремонтники хлынули на борт, свежие, деловые и надёжные, как родная земная твердь.

— Я чего задержался-то, — объяснял Кирилл, перейдя с базы на звездолёт. — Передатчик не заработал. Я и так, и этак. Думаю, может, облако ещё влияет, отлетел дальше — ноль внимания! В общем, прикинул, вызывать помощь всё равно надо, доложить о происшествии — тоже. Запросил киберпилот, отыскал ближайшую базу с передатчиком — ригорскую. Оказалось до неё лететь трое суток. Полетел, а что делать? Они ещё не сразу допёрли, чего мне от них надо, хорошо в люк не спустили, похоже, желание было. Однако, потом всё-таки дали мне связь с Ригором, а там уж я с диспетчерами быстро договорился, и они всё нашим передали. Ребята меня накормили, спать уложили, а проснулся, уже сообщение рядышком лежит: с Новой Британии стартанула ремонтная база «Милуоки». Я хотел назад лететь, но ригорцы, оказывается, обо мне позаботились, обо всём договорились. База на полчасика вынырнула из подпространства в нескольких единицах от их посудины, и меня на боте подхватила. Так что я вернулся. Можете меня разжаловать за самоуправство.

— В следующий раз… — проворчала я и, похлопав его по плечу, добавила: — Молодец!

Всё разом закончилось. Забота о дальнейшей судьбе станции была переложена на ремонтников «Милуоки», и они со спокойной уверенностью взялись за дело.

Прощание с «Крузенштерном» было кратким и без пафоса. Мы были измотаны и сил для бурного ликования по поводу спасения станции ни у кого не было. Зато было желание выспаться. Мы с Проктором пожали друг другу руки, он, устало взглянув мне в глаза, глухо выдохнул: «Спасибо, командор». «Удачи, командор», — ответила я и вернулась на свой звездолёт. Мои ребята потихоньку перетекли следом и заняли свои места. Отстыковавшись, мы развернулись и двинулись прочь из этой захламлённой системы, искренне надеясь больше никогда сюда не возвращаться.

Только увидев на фронтальных экранах, как начала постепенно отдаляться тускло поблескивающая и постепенно тонущая в красноватом тумане станция, я, наконец, позволила себе вздохнуть с облегчением и поверить, что весь этот кошмар остался позади, и мы снова общими усилиями выполнили своё задание.

Я собиралась взяться за штурвал, чтоб начать осторожный выход из заполненной мусором системы, когда Хок развернулся в своём кресле и, взглянув на меня, тихо, но твёрдо произнёс:

— Иди спать. Мы тут разберёмся.

Посмотрев на него, я благодарно кивнула и, отодвинув штурвал, встала и вышла из отсека.

Спала я плохо. Сны сплетались из мелких обрывков и чёрно-белых кадров весьма мрачной тематики, какие-то вспышки, крики птиц и внезапное пугающее мелькание совсем близко перед глазами. Смутное пробуждение принесло скорее облегчение, чем недовольство. Я просто услышала рядом тихие звуки и почувствовала движение в каюте.

— Свет, — проговорила я хриплым со сна голосом, и потолочные панели залили спальню каюты Джулиана мягким светом. Он стоял возле шкафа и обеспокоенно смотрел на меня.

— Я всё-таки тебя разбудил, — он был в форменных брюках и белой футболке. Его рука лежала на ручке шифоньера. — Нужно было с вечера достать новую форму, но я даже не заметил, как запачкал чем-то прежнюю.

— Я сама проснулась, — пробормотала я и села, подтянув колени к груди.

Он открыл дверцу шкафа и снял с вешалки куртку. Я задумчиво наблюдала, как он надел её, застегнул «молнию», а потом провёл рукой по тёмным лентам, висящим на внутренней стороне дверцы, наконец, выбрал чёрную бархатную и, собрав длинные русые волосы в свободный хвост на затылке, перевязал его. На меня он не смотрел.

— Злишься? — спросила я.

— Смысл? — откликнулся он. Конечно, он злился, на мою жертвенность и свою беспомощность в этом деле. — Я бы поступил так же. В конце концов, ангелы не умирают от радиации, как и демоны. Спи. Рауль вполне может справиться на мостике до выхода из системы без тебя.

— Он устал не меньше меня, — заметила я.

— Он — мужчина и старпом, — безапелляционно заявил Джулиан.

Мне не хотелось вставать, но воспоминание о рваных будоражащих душу снах было неприятным. К тому же Хок устал за эти дни.

— Я пойду на мостик, — вздохнула я.

— Запрещаю, как врач. Тебе нужно отдохнуть.

— А ты не можешь подежурить рядом, как врач?

— Твоё состояние не так уж плохо. Просто нужен отдых.

— А тебе — нет?

— У меня много дел. Я должен проверить состояние экипажа, просмотреть данные биоконтроля, осмотреть каждого. Ты же их знаешь, где-то ударился, где-то потерял равновесие, где-то рука соскользнула. Поболит и перестанет, а мне потом выправлять неправильно сросшиеся рёбра и ключицы и выводить шрамы. К тому же все измотаны, нужно скорректировать рацион питания, подобрать витамины и минералы. Мне на ближайшие сутки работы хватит. А ты спи… — он нагнулся и поцеловал меня в щёку. — Будь послушной девочкой.

Я кивнула и легла. Он поправил на мне одеяло и, негромко скомандовав: «Выключить свет», вышел из комнаты. Стало тихо. Я лежала в темноте и думала, что уснуть мне всё равно не удастся.

Потом из тишины выплыл мягкий зуммер, который меня разбудил, а следом раздался щелчок, и я услышала голос Хока:

— Командор, через полчаса мы выходим из системы, и можно будет установить связь с Землёй.

— Спасибо, старпом, — пробормотала я сонно и потянулась.

Как бы там ни было, но эти несколько часов сна позволили мне немного восстановиться, и пора было возвращаться к работе.

Гулкое пространство высокого зала командного отсека вернуло меня к текущим делам. На мостике было пусто и тихо. Только экраны и пульты жили в своём привычном режиме, но кресла перед ними были пусты, кроме одного. Мой старпом Рауль де Мариньи или просто Хок, сидел на своём месте, небрежно положив правую руку на выдвинутый штурвал.

— Ну, что у нас? — спросила я, подойдя к нему, и посмотрела на экран.

Красноватая взвесь на нём была теперь едва заметна и сквозь неё уже проглядывали бледные звёзды окраины Галактики.

— Порядок, — кивнул он, — на одном участке пришлось устроить настоящий слалом между осколками, но обошлось. Несколько столкновений, которых не удалось избежать, погасили силовые щиты. Механики сейчас заканчивают полную диагностику, — он посмотрел на боковой экран на пульте. — Пока никаких отклонений не выявлено.

— Ты спал? — я села на своё место и окинула взглядом центральный пульт.

— Пару часов, когда меня сменил Кроу. Потом вернулся, парню тоже надо отдохнуть. Скоро выйдем, и придётся всех будить.

— Всех не будем. Поговорим с Землёй, выясним, что делать дальше, и поднимем только тех, кто нужен для выхода в скачок.

— Мудро, — кивнул он и вздохнул. — Вербицкого всё равно надо будить. Без него нам из этой дыры связь не установить, — он нажал на клавишу связи. — Антон, спускайся. Нужна связь с Землёй.